Время возвращаться домой

ГЛАВА ТРЕТЬЯ "Шансы три к одному: красное, черное , ноль..."

А пахло так, как будто вокруг газовали тягачи целого артполка. К запаху сгоревшей соляры примешивался еще и запах полевой кухни. Правда, не солдатской гречкой пахло, а горелым шашлыком.

Принюхавшись еще раз, лейтенант сделал шаг вперед и...

И остолбенел.

То, что перед ним стоял автомобиль, Алексей понял. Но чтобы такой...

Плавные изгибы, низкая посадка, хищное выражение, эмн... автомобильей морды - если бы не четыре колеса, Волков решил бы, что перед ним какая-то летающая штуковина. А иначе как на такой по дорогам ездить? Между асфальтом и дном автомобиля едва руку можно всунуть. Низкий очень клиренс. На такой машине только по спортивным трекам гонять. И вон, огонек какой-то красный за стеклом горит.

Алексей никогда не испытывал тяги к автомобилям. Его интересовала не скорость, а надежность. Может быть, поэтому он выбрал пехоту, а не летное училище. Лучше лениво сидеть в засаде, чем нестись навстречу смерти. Но вот эта машина, нет, не так, МАШИНА, буквально заворожила его своей необычностью. Хотя и была покрашена в правильный, но демаскирующий цвет. Красный хорош на флаге, а не на автомобиле.

А вообще, откуда он взялся?

Стоп!

Профессор был прав? И он, лейтенант Алексей Волков, действительно в будущем? Но Шпильрейн ведь говорил, что максимум на сто пятьдесят два дня, значит должна уже быть осень, а жара такая - ни разу не осенняя. А еще он говорил за войну. Тогда почему нет светомаскировки?

Лейтенант сделал шаг вперед и коснулся красной хищной машины.

Она вдруг заверещала диким голосом и замигала огнями так, что Волков машинально отпрыгнул, споткнулся обо что-то и свалился на спину в кусты. И только ноги торчали к небу подковками сапог.

- Блядь, да заебал этот мудозвон своим велосипедом! - заорал кто-то рядом. - Я ему сейчас расхерачу ебаное корыто, сколько ж можно?

Алексей отполз вглубь кустов.

Что-то запиликало, зашуршало, и из подъезда, в котором жили - КОГДА-ТО??? - Карповы, выскочил пузан в длинных трусах до колен. Подбежав к красной машине, он резко и скрипуче, перебивая противным звуком, провел по капоту чем-то железным. А потом заорал, задрав голову к небу:

- Да ты заебал своей сигналкой!

И так же быстро уперся обратно в подъезд.

Как ни странно, через несколько секунд машина перестала верещать.

Осторожно, по-пластунски, лейтенант прополз по скверику чуть дальше. "Что-то тут не так..." - лихорадочно подумал он и утер пилоткой пот, слегка оцарапав звездочкой щеку.

Подождав несколько томительных минут, он трясущимися руками достал из коробки папиросу и торопливо закурил. Сделал несколько затяжек и тут же потушил "НОРД" об землю. Еще не хватало, чтобы его по запаху табака тут нашли.

Однако искать его никто не спешил.

Тогда он поднялся, отряхнув форму, и вышел из-за оградки, о которую так нелепо споткнулся. Да... Двор был забит автомобилями всех мастей и пород.

Длинные, высокие, тощие... Серые, зеленые, синие... Черные, конечно, преобладали. Не только количественно, но и качественно. Особенно вон тот, огромный черный - мощь на четырех колесах. Злая такая мощь, нехорошая. Танковая. Против "тридцатьчетверки", конечно, не играет, но вот с "бэтешкой" вполне мог бы потягаться, если ему, конечно, нормальное орудие воткнуть на крышу. Вполне себе самоходная артиллерийская установка. Интересно, зачем ему черное стекло? Оно бронированное, что ли?

Алексей слышал об этом, но считал подобные разработки баловством. Конечно, "Мосинку" такое стекло может быть и выдержит, но даже немецкая тридцатисемимиллиметровая пушчонка эту защиту пробьет. И будет права, между прочим. Нефиг выеживаться. Да что немцы? Нашего обычного "Максима" хватит. Колеса ж не прикрыты...

Мозг человека устроен так, что любые обстоятельства, возникающие вокруг человека, он интерпретирует в своих, только этому конкретному мозгу понятных терминах. Объяснять необъяснимое объяснимым. Таково человеческое свойство, спасительное свойство.

Вот лейтенант и объяснял, сам не подозревая, новую реальность в привычных себе терминах.

В невиданных дотоле автомобилях он нашел для себя цель, как на полигоне. Низкая и узкая машинка? Значит - скоростная, но непроходимая. Высокая и толстая? Значит - неповоротливая. Сколько же их тут...

Двор был заставлен машинами, и лейтенант пробирался между ними, как в лабиринте. Некоторые стояли прямо на газонах. Некоторые - на узких тротуарах.

Увольнять таких водителей надо. Правила, они ведь для всех одинаковы. Интересно, куда инспекторы ОРУД смотрят? А почему сами жильцы на своих водителей не жалуются, куда следует? Бардак какой-то...

Свернув в одну из арок, лейтенант еще сильнее удивился. Ворота перекрывали выход. И замок странной конструкции. На батарейках, что ли? Мигает, опять же, что-то... Навыки беспризорника не помогли его открыть. Пришлось искать другой выход.

В одной из арок в воротах была открытая дверь. Волков шагнул в нее, сделал несколько шагов и...

Нет в русском языке такого слова, чтобы описать состояние лейтенанта. Прямо перед ним сверкал огнями разукрашенный, как новогодняя елка, Кремль. Рубиновые звезды мотались отсветами на волнах Москвы-реки. А по самой реке ползла неспешная лайба, на прогулочной палубе которой пьяно скакали человеческие фигурки под какую-то идиотскую песню: "Хуто, хуторянка! Девчоночка-смуглянка!". Остальные слова лейтенант не разобрал, потому что по набережной пронеслась целая толпа бородатых мужиков на диковинных огромных мотоциклах. Грохот от мотоциклистов стоял такой, что если бы лейтенант заорал, то его никто бы не услышал.

Поправив вещмешок... О! А в вещмешке что-то булькало. Но что именно - лейтенант решил выяснить чуть позже. В каком-нибудь тайном местечке. Вот, например, там, под мостом. Большой Каменный, кажется?

Надо только перекресток перейти.

Шагнуть направо и...

Мать моя женщина!

Нет, конечно, Алеша еще в беспризорном детстве видел всяческие картинки, но такую...

На краю тротуара, совсем рядом с дорогой, стояла плоская тумба с ЭТОЙ картинкой. На картинке сидела голая женщина, которую обхватил загорелой рукой суровый мужик. Тоже голый. Женщина, широко раздвинув ноги и приоткрыв рот, манила в какой-то "рай удовольствий". Места, которыми она манила, были прикрыты вполне реалистично нарисованными белыми треугольниками.

- Охренеть, - только и смог сказать лейтенант, когда непристойная и волнующая картинка с тихим шелестом вдруг сменилась на другую. На ней лысый мужик в черных очках и с незнакомым пистолетом в руках обещал "Замочить всех в сортире!"

Между прочим, картинки были цветные.

Волкову, впервые в жизни, почему-то захотелось перекреститься. Но комсомольцам нельзя, поэтому он не стал этого делать. В итоге, он выругался - а что еще оставалось?

Алексей осторожно вышел на угол двух улиц...

Откуда-то сквозь грохот машин доносился звонкий, грубый и пьяный девичий смех.

Смешной светофор отсчитывал зеленым секунды для пешеходов. А для кого еще? Не для этих же летающих по асфальту автомобилей, которые совершенно не обращают внимания на красные и желтые сигналы. Просто несутся, куда глаза глядят.

На огромном плакате, высоко в небе, светилось яркое:

"Кредит для тех, кто понимает! Ставка ноль процентов для постоянных клиентов!" И снежинка, рядом со словом "клиенты".

Лешке, почему-то, нестерпимо захотелось выпить.

Он пошел вдоль "Дома правительства" прочь от набережной. На стене висели таблички "Здесь жил...". А потом шли имена. Многих лейтенант не знал. Трифонова, например, который написал что-то типа "Дом на набережной". Но некоторые... Шверник. Микоян. Тухачевский.

Враг народа Тухачевский? Памятная доска врагу народа? Это как?

Как такое могло случиться, что памятная доска врагу трудового народа висит на самом главном жилом доме страны? Ну и что, что он здесь жил? Мало ли где враги жили? Что, сейчас везде доски развешивать? Еще Колчаку доску повесить или фильм о нем снять. Или давайте памятник Николаю Кровавому поставим?

Мерзость какая.

Волков зло плюнул под доску Тухачевского.

И зашагал дальше.

Кажется, все понятно. Это не наш мир. Как он там, профессор Шпильрейн, говорил? Десять процентов? Вот и попал Алеша Волков в эти самые десять процентов.

"Вот вернусь..." Но додумать лейтенант не успел.

Прямо перед ним заманчиво сверкали витрины какого-то гастронома. Распахнутая дверь притягивала к себе. Через стекла витрин призывно блестели ряды невиданных Волковым пузырей дивного алкоголя. На прилавках розовело мясо, в зеленых ящиках цветной россыпью лежали фрукты.

Алеша торопливо сунул руку в карман. Деньги были. Но возьмут ли их здесь, в этом странном мире, где враги народа светят барельефами со стен домов, а развратные женщины распахивают ноги прямо напротив Кремля?

А что терять, с другой стороны?

Блин, надо было спросить у профессора - когда он вернется? А Лешка вернется? Вернется. Без сомнения. Нет таких крепостей, которые не смогла бы взять Красная Армия.

И он, вдохнув полную грудь вонючего воздуха, шагнул к двери магазина. Внезапно та сама по себе взяла и раздвинулась, словно оконные занавески на леске. Лейтенант от неожиданности даже шаг назад сделал. Двери тут же схлопнулись. Шаг вперед - опять раскрылись. Назад - опять закрылись. Обалдеть можно! Однако, хватит баловаться. Пора на разведку.

Внутри его встретил парень в черном, на груди которого желтыми буквами было вышито: "ОХРАНА". Парень с любопытством скользнул взглядом по лейтенанту, но ничего не сказал. Сонная девица, сидевшая за каким-то аппаратом, тоже ничего не сказала, продолжая трещать, одновременно прижимая маленькую розовую коробочку к уху.

"Ого! Однако богато тут живут люди!" Впрочем, до "Елисеевского" магазин не дотягивал по количеству продуктов. Просто было необычно - заходи, бери что хочешь. Почти как коммунизм, никогда не виданный Волковым, но про который так много рассказывали политруки. Почти, потому что если бы все было бесплатно, не стоял бы парень-охранник (фу, слово какое противное. Царское какое-то!) и сонная девица, явно за кассовым аппаратом. Автоматическим, наверное, без ручки, вишь... Некоторые продукты были незнакомы. Ну, хлеб он и в Африке хлеб. Да и прочие мясы да сыры... Колбаса, правда, вся подозрительно розово-красного цвета. Словно ее из сырого мяса делали, а не из вареного. Фрукты лежали отдельно - бери, сколько унесешь. Волков повертел персик в руках, понюхал его. Странно. Обычно ароматный фрукт пах... Ничем он не пах. Яблоки подозрительно блестели, словно сапоги, надраенные бесцветным кремом. О! Бананы! Бананы были в Одессе редкостью, хотя и не диковинкой. Все же портовый город. Только зачем они тут такие маленькие и зеленые? Рядом вот огромные и желтые лежат. Какой дурак покупает маленькие и зеленые, когда есть желтые и большие? Странно все это...

Больше подивил лейтенанта ассортимент алкоголя. Они что тут, так много пьют? Тут тебе и "уиски", и "джин", и "ром"... А водки - просто вагон. Всех размеров - от малюсенькой стограммовой, до огромной пятилитровой. И всех марок. От дореволюционной смирновской до совсем непонятных названий. Вот эта, например... "Путинка". Это что? Предупреждают, чтобы в путину алкоголизма не затянуло? Или вот... "Автомат Калашникова". Что это за автомат, Алешка понятия не имел. Но что водку называют оружием - это что? Это предупреждают, что выпил - убит?

Окончательно Волков убедился, что он вовсе не на пять месяцев вперед попал, и даже не на пять лет, и даже не на пятьдесят, когда на прилавке, на котором висела надпись "Пиво", увидел стройные банки консервов. Всех цветов и видов. От темно-красного до ядовито-зеленого. Консервированное пиво? Должно быть, гадость неимоверная. Пиво должно быть свежим. Как из бочки.

Волков взял в руки одну баночку черного цвета, повертел в руках. "Балтика номер 9". Ага. Видимо, еще восемь штук есть. Крепость... Мама моя родная! Да это же ерш! Аж девять градусов. Это они что, водку с пивом мешают? А рядом "Балтика номер ноль". В такой же, только белой консерве. А эта? А эта - ноль (!) градусов. Странно. Зачем делать пиво, в котором ноль градусов? На это квас есть. Но логика понятна - цифра на банке означает крепость. Цифра "один" - один градус. "Два" - два градуса. И так далее. Только почему-то на других банках таких цифр нет. Только названия странные - гусь, козел... Некоторые в честь городов названы - Амстердам там, например.

И в чем разница? Непонятно. Надо бы попробовать, интересно же. Конечно не убийственное "номер девять" и не бестолковое "номер ноль". А вот, например, это - черное как деготь "Туборг". Оно хоть в бутылке... Стоп!

На этикетке было четко, типографским способом, написано "50-00". Пятьдесят рублей? Однако! Дороговато тут. На пятьсот рублей лейтенантского оклада особо не разгуляешься. Да и берут ли в этом мире нормальные советские деньги? Но, как говаривал преподаватель по матану - "Революционная практика артиллерийских стрельб есть критерий истинности марксисткой теории математического анализа".

Волков решительно шагнул к девице, продолжавшей болтать фиг пойми с кем: охранник на нее никакого внимания не обращал, а больше в зале никого не было. Достал из кошелька бумажку в один червонец и протянул девице:

- Барышня, - старорежимно обратился Волков к девушке. - А вы такие принимаете?

Та внезапно перестала болтать, нажав кнопочку на розовой коробке, недовольно взяла большую бумажку в руки, повертела ее и буркнула:

- У нас тут не обменник.

Что такое "обменник", лейтенант не понял. Но продавщица заорала:

- Владь, Владь! Это что за бабки? Я таких не видала ни разу!

Лейтенант машинально повертел головой. Никаких старух вокруг он не увидал.

Охранник с румынским именем Владь лениво подошел к кассе. Взял червонец в руки, повертел, посмотрел на свет:

- Не знаю, я таких не видал. Тебе, парень, в банк надо. Там поменяют. А такие мы не возьмем. Что, совсем деревянных нет? - участливо спросил охранник.

Лейтенант опять ничего не понял, но, вздохнул, пытаясь подыграть ситуации.

- Что и гринов нет? И евров? Грины с еврами я б тебе поменял, а так - извини... - и он протянул червонец лейтенанту.

Зеленых евреев? Лехе проще было биндюжников с Пересыпи понять, чем этого Владя.

- Извините, - козырнул лейтенант и отправился к выходу.

- Стой! А ты что, артист? - крикнул ему в спину Владь.

Уже в дверях лейтенант обернулся и ответил, улыбнувшись:

- Вовсе нет, - и вышел на улицу, толкнув дверь.

А в магазине кассирша переглянулась с охраннником:

- Владь, опять что ли кино снимают?

- Наверно, - пожал плечами тот. - Тут часто киношники тусуют.

А на улице... На улице ничего не изменилось. Все так же, неслись куда-то невиданные автомобили всех мастей и пород. Все так же сияли синим, неземным светом плакаты.

Ну и куда теперь?

Дождавшись зеленого света... Блин, а где, интересно, регулировщик сидит? Совершенно не видно его будки, в которой обычно ОРУДовцы громко щелкают тумблерами светофоров. Замаскирована, что ли? А зачем? Или тут все автоматизировано, как те двери? В принципе, все просто. Таймер стоит и отмеряет необходимое время. Только как, интересно, выводятся показания секундомера на этот самый светофор? И как эти циферки меняются? Интересно, но непонятно.

Пропустив несколько циклов и, дождавшись, когда в очередной раз замигает зеленым пищащий секундомер, Волков шагнул на асфальт проезжей части.

Буквально в нескольких сантиметров от него с ревом промчался на бешеной скорости очередной мотоцикл. Гоночный, наверное. Тех, бородатых догоняет.

Нервно оглядываясь по сторонам, Алексей быстро перебежал дорогу по направлению к мосту. А потом еще одну, выйдя на гранитный берег Москвы-реки. Во всяком случае, реки, очень похожей на ту, которую лейтенант помнил. Ту, да не ту. Та была светла и неспешна. Эта - черна и забита пассажирскими лайбами. На одной из них явно было что-то не то с двигателем - грохот от нее стоял такой, что, наверное, в Кремле было слышно: "БУМ! БУМ! БУМ!". Время от времени из этого "бум-бум!" доносился писклявый девичий голос, оравший все время одно и то же слово: "Москваааааа!". Потом еще что-то, но этого было не разобрать. Неисправный двигатель не мешал пароходику без труб спокойно шлепать дальше. А люди на его палубе точно так же скакали чертиками, как и на остальных.

Алексей спустился по гранитной лестнице к самой реке. Он присел у воды, решив умыться, но тут же одернул себя. В бледном свете фонарей, который отражался на колышущейся поверхности, плавали пустые бутылки, окурки, скомканные бумаги... И труп крысы лениво терся о гранитные стены набережной.

Внезапно "БУМ!БУМ!БУМ!" на проползающем пароходе исчез. "Починили?" - мельком подумал лейтенант. Обрадоваться внезапной тишине он не успел. Громовой голос сказал вдруг по-английски: "NEW WAVE!". И снова забумкали шатуны в коленвале. Английский Алексей знал плохо, в рамках училища. Но достаточно, чтобы внять предупреждению и вовремя отпрыгнуть в сторону - новая волна действительно с силой хлестнула по ступеням.

Поднявшись наверх, Волков долго глядел уходившей вдаль лайбе и долго размышлял: зачем они пускают шум машинного отделения по внешней трансляции? Дают сигнал, что не все в порядке? Но почему тогда мимо идущие суда не реагируют на этот грохот? И почему люди на палубе не обращают внимания на бумканье? Лучше бы, право слово, музыку какую-нибудь включили. Дунаевского, например.

Шагая вдоль набережной мимо Кремля, лейтенант внезапно подумал: "А может, не стоит отходить от Дома на Набережной? Вдруг профессор его прямо сейчас вытащит? И только отсюда?" Волков оглянулся, поправив вещмешок. На доме стояла огромная, трехлучевая звезда в круге. Вернее, не совсем стояла, а медленно вертелась по часовой стрелке. Трехлучевая... В круге... Странный знак. Что-то напоминает, а что? Может быть, это символ местного государственного строя? А почему тогда на башнях Кремля старые добрые рубиновые?

Необычное чувство, уже полузабытое, вдруг кольнуло под ложечкой. Чувство опасности, выработанное за годы безпризорничества.

Вообще, города Волков не боялся. Вырос он в городах. Степи побаивался. Леса тем более. Хотя умом понимал, что нет опаснее зверя, чем человек, который способен воткнуть перо в спину, стоит только отвернуться. Но, стоя в ночном карауле, когда их училище выехало в одесские степи на сборы, тогда еще курсант Волков потел, бледнел и нервно хватался за карабин при каждом порыве легкого ветерка, при каждом странном шелесте, каждом вопле неведомого степного зверя. А в лесу еще хуже. Все время кажется, что из предрассветного тумана, из-за кривых деревьев, вдруг выйдет нечто черное и бестелесное... Что с ним, живым человеком, к тому же вооруженным карабином - укороченным вариантом трехлинейной винтовки Мосина, сделает это нечто, Волков не знал и не представлял. Кстати, был у них один случай. Правда, не в их батальоне. У соседей курсант устроил переполох, пристрелив заблудившуюся колхозную корову.

Нет... В городе привычнее, хотя и опаснее. Вы были на Привозе? Нет, вы таки не были на Привозе, если не знаете, что руки из карманов лучше не доставать. Хоть и не по уставу, но так скромные курсантские деньжата целее.

Надо отдохнуть. А где отдохнуть в незнакомом городе, если у тебя нет денег на гостиницу и нет ни одного знакомого? Правильно. На вокзале. Но до вокзала еще дойти надо. И как туда дойти, Волков совершенно не представлял. Ту Москву, конечно он помнил. И, примерно, представлял, где он находится. И еще помнил, что если идти по Садовому кольцу, то к какому-нибудь вокзалу да и выйдешь. Только есть ли в Этой Москве Садовое? И как выйти на это самое кольцо, чтобы не заблудиться в паутине московских переулков? Вот то-то же.

Можно переночевать и в коллекторе, лучше водопроводном. Там почище. Однако ночевать командиру РККА под землей - несолидно.

И еще можно под мостом. Под большим мостом всегда много закутков. Правда, от реки прохладнее. Ну ничего, ночи здесь теплые. Теплее, чем в сорок первом.

С этими думами и вошел лейтенант под брюхо Большого Каменного моста. Выходы под речные пролеты были наглухо заварены решетками. Нет, пролезть можно. Но лучше с другой стороны, там, где мост касается подбрюшьем земли. Там дует меньше. Лейтенант, воровато оглядываясь - как же, нарушил правила движения - быстро перебежал дорогу, стелившуюся вдоль реки под мостом, а потом торопливо поднялся по крупноячеистой сетке наверх. Сунул было голову в большое темное отверстие и тут же отшатнулся - из дыры вонюче пахнуло разложением. Небось крыса сдохла, а то и не одна. Спать рядом с дохлой крысой лейтенанту очень не хотелось. Вдруг в норе что-то зашевелилось, и из дыры высунулось очень странное лицо. Опухшее, словно в человека накачали десятки литров воды, а кожа вот-вот грозила лопнуть. Сизо-серый, по крайней мере так казалось в сумерках, прохрипел:

- Занято, куды прешь!

А потом расширил опухшие глаза и заорал, почему-то по-немецки:

- Glüсk! Glüсk! Glüсk! Уйди, - а дальше понесся убогий, однообразный, но русский мат.

Причем тут счастье и куда оно должно уйти, Волков не понял, но, на всякий случай, сделал несколько шагов назад.

Сизый яростно зашипел и полез из дыры.

Господи ты, боже мой!

ЭТО больше было похоже на кошмар из сна, чем на человека. Рук у этого практически не было. Вернее, были. Но страшные язвы на них обнажали кости, и гнилые куски мяса струпьями болтались на диких ранах.

Лейтенант быстро спустился обратно на тротуар, когда чудище, наконец, выползло из своего укрытия. Сил у него было, видимо, немного. Оно вдруг упало, зацепившись чудовищно распухшей ногой за ячейку сетки, нечленораздельно заорало, чавкая и плюясь, а затем вдруг оцепенело и свернулось клубком. Оно было еще живо, по крайней мере, дышало, но на лейтенанта больше не обращало внимания.

Волков передернул плечами от отвращения. А потом торопливо зашагал дальше. Что это было? Чудовищный морлок из романов англичанина Герберта Вэллса? Из "Машины времени", да. Неужели тот тоже был психроноходцем? Тогда получается, что Алешку занесло на несколько тысяч лет вперед? Но как? Шпильрейн же говорил лишь о ста пятидесяти двух днях...

Лихорадочно размышляя, лейтенант не заметил, как прошел вдоль еще одной набережной, пересек еще один мост, рядом с которым в Москву-реку впадала еще одна маленькая. Над слиянием двух рек молча и величественно светилось огромное здание. Раньше его Волков не видел, но что-то родное вдруг почудилось в этой высотке. Как будто из прошлого времени. Великан, молча и брезгливо наблюдающий за суетой людишек под ногами...

Перейдя еще одну улицу, Алексей с усталым вздохом шлепнулся на свободную скамейку. Несмотря на поздний, впрочем, скорее уже очень ранний час, остальные скамьи были заняты парочками и компашками. На лейтенанта, одетого явно не по моде, никто не обратил внимания. И это хорошо. Общаться после встречи с морлоком лейтенанту не хотелось. Хотелось снять нервное напряжение. Сняв вещмешок и развязав его, лейтенант сунул руку внутрь. Отлично. Как раз то, что надо.

Буханка. Круг кровяной колбасы, купленный вчера утром у Киевского вокзала. Привычная овальная банка со шпротами. О! Две бутылки коньяка, которые с ребятами они взяли в "Елисеевском". Что ж. боекомплект лишним не бывает. А это... Кобура? Она же была на поясе? Когда он успел ее снять и положить в вещмешок? Так... Револьвер на месте. "Наган", между прочим, наградной! В прошлом году его лейтенанту вручил командир училища за отличные показатели боевой и политической подготовки. Жаль, без гравировки. Ничего, вернемся, сделаем самостоятельно. Прицепив кобуру на положенное место, лейтенант облегченно вздохнул. С личным оружием оно как-то спокойнее. Командир Красной Армии он или нет, в конце концов?

А теперь можно и коньячку от стресса...

Лучше теплого коньяка, только горячая водка, говаривал ротный старшина в училище. "Что имеем, то имеем, а что не имеем, то догоним и поимеем" - вспомнил вдруг некстати лейтенант еще одну любимую поговорку старшины.

Мягкая волна прокатилась по горлу, и Волков закашлялся. Прокашлявшись, торопливо закурил папиросину. Начало отпускать, но тут о себе напомнил желудок, заурчав так громко, что на соседней скамейке захихикала лобызающаяся парочка. Звуки, доносившиеся из полупрозрачной темноты, были непристойны до отвращения, в другой раз лейтенант бы сделал замечание голубкам о нарушении общественного порядка. Но это в другой раз. А сейчас он торопливо вцепился молодыми зубами в колбасу.

И только перекусив и еще раз хлебнув коньяка оценил обстановку, как следует. Небольшая площадь была густо окружена деревьями и кустами, в центре ее стоял какой-то памятник. Резонно решив, что лишних знаний не бывает, лейтенант, пересилив гудение в ногах, поднялся и зашагал к обелиску.

"Пограничникам, павшим в боях..." Дочитать он не успел. За памятником дико завизжали, раздался густой мат, перемежаемый гортанными незнакомыми Волкову словами. Расстегнув кобуру, он быстро бросился на крик.

- Эй! - крикнул лейтенант, разглядев картину, вполне знакомую еще с беспризорных времен. Какой-то мужик, яростно ругаясь, схватил за волосы невысокую девчонку, второй рукой он давил ей на макушку, стараясь поставить на колени. - А ну стой, сволочь! Отпусти девушку!

- Э, слюшай, иди своей дорогой, рюски! - прохрипел горячий кавказец.

Алексей выхватил свой "Наган" и направил его на ублюдка.

- Руки вверх!

- Э? - насильник остановился, разглядев направленный на него ствол, а потом вгляделся в странную фигуру. - Слюшай, артист, да? Иди куда шел, баран. Не видишь, я со своей женщиной разговариваю.

- Так с женщинами не разговаривают, - от ярости в горле Алексея забулькало.

Кавказец лениво отпустил девчонку и так же лениво привычным движением достал из-за пазухи короткой кожаной куртки незнакомый лейтенанту длинноствольный пистолет.

- Убери свою газовую пукалку и вали отсюда, артист! Понял, да? - акцент у кавказца словно испарился. - Считаю до трех. Раз, два...

Плач девчонки, скорчившейся у ног кавказца, заглушил выстрел.

Из пистолета Алексей стрелял не очень хорошо. Из винтовки лучше. Но с такого расстояния даже первокурсник попадет. Вот лейтенант и попал. Прямо в лоб кавказцу. Грохот выстрела разбудил сонных голубей и разогнал влюбленных, но заглушил треск лопнувшего от удара об асфальт кавказского черепа. За спиной завизжала парочка и затрещали кусты.

- Ты как? - нагнулся лейтенант к девушке.

- Ты чо, Ваху убил? - оторопело спросила она.

- И что? - удивился лейтенант. - Нападение на командира Красной армии с оружием в руках - это терроризм. Я просто обязан был уничтожить террориста на месте преступления.

- Ты совсем бахнутый, что ли? - девчонка вскочила. В свете фонарей лейтенант разглядел ее лицо: глаза широкие, как блюдца, губы синие, трясутся, лицо бледное. Хотя шок не помешал ей быстро обыскать мертвого кавказца и достать кое-что у него из карманов.

- Бежим отсюда, пока полицаи не приехали!

- Кто? - не понял Волков.

- Ты откуда свалился? Полицаи, полицаи! Бежим!

Она схватила его за руку и попыталась куда-то потащить, но лейтенант уперся:

- Ну и что? Сдам им тело бандита, оформим все, как полагается и можно домой идти. Еще и благодарность выпишут...

- Для начала тебе по почкам выпишут. А сидеть я не хочу!

- Да за что сидеть? - удивился лейтенант. - Мы же обществу...

- Ну ты и сиди со своим обществом, а я...

Но договорить она не успела. Совсем близко что-то противно закрякало.

- ...ть, менты! Дозвизделись! - в глазах девушки возник такой запредельный ужас, что, когда она побежала, помчался за ней и лейтенант, беспрестанно оглядываясь на лежащий под памятником труп и черную лужу, мирно растекавшуюся чернильным пятном по серому асфальту. Уже светало...

Догнал он ее быстро. Спортсмен, все-таки. Отличник "ГТО", кандидат в мастера спорта по легкой атлетике, первый разряд по футболу...

А вот девчонка бежала плохо. Во-первых, она была в туфлях на высоких каблуках. Во-вторых, дышала как загнанная лошадь. Хорошо, что бежали недолго и недалеко - до огромного черного автомобиля, прикорнувшего почти на тротуаре. Автомобиль приветственно взвизгнул и мигнул огнями, когда беглянка протянула руку в его сторону. Она оббежала машину и, открыв дверь, бешено заорала:

- Прыгай, что стоишь!

Ну, он и прыгнул на место рядом с водительским, где девчонка уже отчаянно нажимала какие-то кнопки.

Оглядеться он не успел, оценив только внутренние размеры машины. А они были таковы, что вполне могли посоперничать с комнатами на Молдаванке. Там последний год без пяти минут командир РККА снимал угол у шумного еврейского семейства Кацманов.

Автомобиль взревел и мощно протаранил тупой мордой теплый московский воздух.

- Ну что, погоняем? - водитель недобро улыбнулась, повернувшись к лейтенанту.

Мимо понеслись дома, улицы, встречные машины, редкие прохожие, фонарные столбы и огни, огни, огни.

- Включи музыку! - крикнула девушка.

- Я не знаю, как! - крикнул он ей в ответ, вцепившись обоими руками в кресло. Скорость была просто фантастическая.

- Ну ты лох! Первый раз, что ли на "Гелене"?

- Ага!

Она потыкала длинным ногтем, и в салоне заорала какая-то восточная музыка.

Девчонка яростно стукнула по кнопкам кулаком. Музыка внезапно заглохла.

- Ненавижу эти аллахакбары! А вот это...

Внезапно джип словно вздрогнул от совершенно другой, но тоже незнакомой музыки. По крайней мере, слова можно было разобрать:

"Нас точит семя орды. Нас гнет ярмо бусурман. Но в наших венах кипит небо славян..."

Музыка была очень странная. Непривычная. Очень непривычная. Но в некоторые моменты Алексею хотелось подпевать:

"И от Чудских берегов, до ледяной Колымы, все это наша земля. Все это - мы!"

- Кто это поет? - спросил Алексей.

Девушка ему не ответила. Ему ответил громкий голос, раздавшийся, как будто со всех сторон:

- Это Наше радио!

И снова понеслась яростная, жесткая музыка. Правда, голос уже был другой и слова тоже, но Алексей размышлял над первой песней.

Хорошая песня, строевая, можно сказать. Правда, политрук не одобрил бы. Слишком много национального, слишком мало пролетарского интернационализма.

Тем временем они свернули, куда-то нырнули, проскочили по одному двору, заставленному странными машинами, к виду которых, впрочем, Алексей уже начал привыкать, потом по такому же двору. Откуда-то сверху ласково веял ветерок. Однако окна в потолке не было. Еще одно малообъяснимое чудо...

Вид улиц постепенно стал меняться. Старинные, еще дореволюционные дома - на величественные, похожие на тот небоскреб, красные и желтые здания. За ними появились убогие и нелепые пятиэтажки, больше похожие на бараки. Те в свою очередь сменились такими же бараками, но более уютными, не такими голыми. Наконец, пошли огромные дома-кварталы, рядом с которыми даже тот самый "Дом на набережной" вспоминался маленьким.

В конце из одного переулочков наконец-то остановились:

- Выходи из машины! - приказала девчонка. Алексей подчинился. Приехали, наверное. Она закрыла машину кнопочкой, отчего та опять пискнула, и щелкнула рычажками. После чего девушка зашвырнула ключи за бетонный забор и крикнула:

- Бежим!

И помчалась вдоль этого забора. Волкову ничего не оставалось делать, как бежать за ней. Бежали долго - по переулкам-закоулкам, пока девчонка не остановилась:

- Не могу больше, в животе колет, - тяжело дыша, прохрипела девушка, согнувшись в поясе. - Тебя как зовут хоть?

- Алексей, - удивленно разглядывал лейтенант обрывки разноцветных волос на голове девушки. Осторожно коснувшись их, он участливо спросил: - Это тебя так этот..., как его?.. Ваха?

- Че? - чуть повернув голову, снизу вверх, посмотрела она.- Не, он жадный и тупой. Я сама. У него ума не хватит на стилиста деньги потратить.

Алексей опять ничего не понял, но, на всякий случай, кивнул.

- Ну что встал, пойдем? - отдышавшись, разогнулась она.

- Куда пойдем? - в ответ спросил он.

- Ты к себе, я к себе. Чего уставился? Мне шмотье собирать надо, чечены Ваху не простят. Валить надо из Москвы.

И опять выматерилась:

- Ты герой блядский, откуда взялся на мою голову?

И Алексей ответил честно:

- Из сорок первого.

- Это че за район такой? Бутово, что ли? Ну, отвечай, что молчишь?

- Из сорок первого года я.

Она помолчала, внимательно разглядывая лицо Алексея, и грустно сказала:

- Везет же мне на психов... Ты хоть красивый. Не то, что некоторые. На метро, что ли, опоздал? Так через час откроется. И поцокала каблуками в сторону дома, огромной стеной закрывшего небосклон, за которым разгоралась заря.

Лейтенант молчал, глядя ей вслед.

Она остановилась. Оглянулась.

- Ладно, Лешик, идем. Уговорил, - и засмеялась. Правда, смех ее был нервный.

Лейтенант гулко затопал сапогами.

Подъезд она открыла, приложив ключ к странному, похожему на те светофоры, замку. Тот противно запиликал, дверь открылась.

- Иди первый, я чего-то боюсь. В подъезде не шуми. И в квартире - тоже. Девки еще спят. Хотя вряд ли, сегодня же суббота. Работают вовсю.

- На хлебопекарном? - шепотом спросил лейтенант.

Девчонка негромко засмеялась:

- Ага. На хлебопекарном. Булки раздвигают.

- Зачем булки раздвигать?

- Смешной ты Лешик какой-то.

В квартиру зашли осторожно. Пахло вкусно - сладкими женскими запахами, волнующими кровь.

- Девок нет. Это хорошо... Снимай свои чоботы. Слушай, а что ты так одет странно? И портянки намотал... Со съемок, что ли?

Парень приложил голову к пилотке:

- Лейтенант РККА Волков. Алексей.

Девчонка опять засмеялась:

- Тогда я Изольда!

Потом вдруг замолчала, внимательно глядя в серо-зеленые глаза Волкова.

- Для всех Изольда. Для тебя - Таня. А фамилию я уже и не помню. Давай, Лешик, по кофейку, а потом я шмотки собирать буду.

Хозяйка метнулась к висячим шкафчикам, а Лешка внезапно, сам для себя внезапно, вдруг стал разглядывать ее со спины. Тугие синие штаны обтягивали ее, кхм... ягодицы так, что он невероятным усилием воли заставил себя отвести взгляд.

- Эээ... Я покурить, где можно?

- Да прямо здесь кури!

- Не, я на воздухе...

- Ну, тогда на балкон сходи. Тебе сахара сколько?

- Один кубик, я сладкое не люблю...

- У меня песок.

- Тогда три ложки.

- Хм... Сладкое он не любит...

Да, чудесатый мир. Прямо как у Кэролла - Волков был парень начитанный, время тратить зря не любил. Постоянно сидел в бибилиотеке. Стоя на балконе ему вдруг показалось, что вот он выпьет кофею из будущего и превратится в лилипута... Вон, сколько у них интересного, чудесного... Таня вот в этом... "Гелене"... нажала на кнопочку, окна вниз и поехали. Лешка аж вздрогнул от неожиданности. Потом она высунулась в окно и начала орать на Москву, подпевая очередной песенке нашего радио:

- Нас не догонят! Йе-хей!

Он вернулся на кухню.

- Пей, - она поставила перед Алексеем чашку. Пахло из нее вкусно. А вот вкус... Горелым отдавало. Ну, ничего. Пить можно...

- Что кривишься? Нормальный растворимый "Нескафе".

- Растворимый? Это как? Я больше к заварному привык...

- Ух ты, какой мажор! Да знаю я, что говно... Другого не держим! Денег нет! - вдруг обиделась она.

- Таня, вы не обижайтесь. Я и цикорий пил, и жареные корни одуванчиков...

- А одуванчики зачем?

- Ну, когда больше нечего...

- А...

И они замолчали. В окно воробьем стучалось утро.

- Слушай, у тебя синяки под глазами. Фиолетовые. Он тебя в лицо бил?

- Где? - всполошилась Таня. Откуда-то вытащила маленькое зеркальце. Испуганно вгляделась в отражение, потом облегченно выдохнула:

- Дурак. Это тени такие. В нашей профессии - чем ярче, тем лучше.

- А кем ты работаешь?

Она вдруг покраснела и опустила взгляд.

- Спасибо тебе, что Ваху убил. Я все равно хотела сбежать, но он не отпустил бы меня.

- Сбежать? Он был... Был муж?

Таня аж фыркнула:

- Еще чего. Чтобы я за эту волосатую обезьяну замуж вышла? Сутенер он мой был... И дилер.

- Сутенер? - удивился Алексей. Он жил в Одессе и знал, что такое проституция. Не на своем, конечно, опыте, а по слухам. Впрочем, и в беспризорном детстве проституток хватало. Некоторых удавалось вытащить из этой ямы, часть девчонок в колонии были как раз бывшими проститутками. Однако НКВД все сильнее и сильнее прижимало этот рабовладельческий пережиток прошлого. Торговать женщинами... Мерзость!

- Так ты...

- Проститутка я! Что? Противно стало? Сам чистенький, а я тварь, да?

- Ну почему же... Достоевский вот в образе Соне Мармеладовой...

- Снимай штаны, - отрезала Таня.

- Зачем? - не понял лейтенант.

- Я тебе минет сделаю. Отблагодарю за свободу, чистенький.

- Что сделаешь? - нахмурил брови Волков. - Я тебя не понимаю.

- Язычком удовлетворю, дурак! - и высунула язык.

Алешка с удивлением ткнул пальцем в ее сторону:

- Не шевелись! Замри! У тебя гвоздь в языке!

Тут замерла на мгновение и она, но, поняв о чем идет речь, громко засмеялась:

- Это пирсинг, дурак! Ты из какой деревни?

- Я из Одессы, но у нас гвозди в языке не носят... А тебе не больно?

- Мне нет, а вот мужикам дополнительная стимуляция нравится. Хочешь попробовать?

- Да что попробовать-то? - с отчаянием спросил лейтенант.

- Да отсосу я у тебя, блин! Я по-разному умею! С заглотом, с проглотом, крылом бабочки, со льдом, с глинтвейном...

- Нет! - почти крикнул лейтенант, покраснев, когда понял, о чем идет речь. Не надо. Это... Это неправильно. Мы же едва знакомы...

- Секс - еще не повод для знакомства. Ну не хочешь, как хочешь. Не больно и хотелось. А может, попробуешь, все-таки... - лукаво стрельнула она лейтенанту.

- Таня! Ты свои бывшие мелкобуржуазные замашки брось! У тебя, можно сказать, новая жизнь начинается. Скоро твои подружки вернутся.

- Вряд ли. Если сейчас не вернулись - значит, на субботнике отрабатывают.

- Вот! Вот видишь! - вскочил с табуретки лейтенант. - Тебе надо брать пример со своих подруг! Они сейчас на субботнике, дают стране сверх плана хлебобулочные изделия...

- Ааааа! Ыыыыы! Ыххххыы! Ой, лишенько, держите меня семеро! - Таня захохотала так выразительно, что Лешка сам стал улыбаться, глядя на нее. - Булки!!! Ыыыыы! Булки они дают всей стране!!!! Вне плана! ХЫЫЫЫЫ!!!! Это точно - вне плана!

Отсмеявшись и отхрюкавшись, девушка вытерла слезы и, время от времени, фыркая как молоденькая кобылка, еле-еле произнесла:

- Ты это... Петросян малахольный... Посиди тут, покури, а я пойду собираться.

Курить Лешка не стал. В горле уже першило от папирос. Он просто положил руки на стол, посидел немного и сам не заметил, как глаза его закрылись. Лейтенант уснул, уронив голову на скрещенные предплечья.

Проснулся он оттого, что затекло тело. Долго не мог понять, как же так он в дежурке уснул, позорище! А потом вдруг все вспомнил. Вспомнил и поморщился. Потянувшись, Алексей размял тело, несколько раз присев, отжавшись... Нда... Помахать руками не позволяло пространство кухни. Оправив мятую гимнастерку, вышел из комнаты. Зашел в туалет. Сделав свои утренние дела, долго искал веревочку смыва, пока случайно не нажал серебристую кнопку на синем бачке. Любят же "эти" всяко-разные кнопочки... Затем зашел в умывальную. И снова долго разбирался, как включить воду. Вентилей не было, но над краном торчал странный рожок. Повертев этот рожок во все стороны, Алексей ничего не добился. С досады стукнул по нему, и тот вдруг фыркнул. Лейтенант облегченно сунул руки под струю воды и с воплем отпрыгнул. Из крана тек кипяток. Отпрыгивая, он случайно свернул рожок в другую сторону. Потекла холодная вода. "Ага!" - догадался Алешка. Установив переключатель посредине, он добился того, что потекла теплая вода. Умывшись, сильно пожалел, что нет зубного порошка. Выйдя на кухню, макнул палец в солонку, потом вернулся в умывальную и почистил зубы солью. Не очень приятно, но... Поколебавшись, снял портупею, стянул гимнастерку с майкой, и начал плескаться над раковиной, фыркая точно морж. Или тюлень... Не, душ он увидел, но не понял, как попасть внутрь полупрозрачной кабинки.

В тот момент, когда открылась дверь, он мурлыкал свою любимую утреннюю песню:

- Утро красит нежным светом стены древнего Кремля...

- А, это ты... - вздохнула с облегчением Таня. - А я уже напугалась. Слууушай... Какой ты красивый...

Она провела тонким пальчиком по рельефу Лешкиной груди.

- Тебе бы стриптизером работать. Такой... Неперекаченный, в меру. Девки бы от тебя визжали. Бабки бы нехилые зарабатывал. Хочешь, я тебе адресок подкину?

Вопрос Волков проигнорировал. Его интересовало другое:

- Почему вы все время про каких-то старушек говорите? - вытираясь пушистым полотенцем, спросил он, совершенно не понимая, почему глаза девочки так... Замаслянели, точно у кошки перед миской сметаны. А ведь без этих ужасных красок на лице - вполне симпатичное личико. Еще бы ей волосы в порядок привести. А то эти разноцветные короткие лохмы вызывают ужас у вестибулярного аппарата. Аж рябит в глазах и тошнит.

- Про каких про старушек?

- Ну, в магазине кричали про невиданные бабки, теперь ты говоришь, что я могу их куда-то заколачивать. Они же не гвозди!

- Бабки? Ну, бабло, бабосы, тугрики, зелень, капуста... У тебя тугрики есть?

- Тугрики? Это, кажется, в Монголии... Ааа! Это у Ильфа и Петрова! Я читал! А что, у вас монгольские деньги в ходу?

Таня укоризненно покачала головой:

- Ладно, шутник, иди отсюда, я душ приму. Впрочем, можешь мне спинку потереть.

- Спасибо, сама уж как-нибудь, - грубовато ответил Волков и вышел из умывальной.

- Леш, поставь чайник и телевизор пока посмотри, чтоб не скучать.

Язычок ее, сверкнув гвоздем, облизал мягкие губки.

Лейтенант опять ничего не понял. Или сделал вид, что ничего не понял?

Вышел на кухню. Так... Поставить чайник... А где тут чайник? Заварочного и того нет. А из чего вчера Таня наливала? Ага из вот этого черного цилиндра. Да, похож на чайник. Ишь ты, шкала какая-то сбоку. Водометр? А как крышка подцепляется?

Он повертел легкий цилиндр в руках, пальцем подцепил крышку, та приподнялась чуть-чуть. Ладно, сойдет, воды налить. Так... А как его вскипятить? Ну плиту газовую включить - много ума не надо. А этот эбонит или плексиглас не расплавится? Ну, если это чайник, то и материал, наверное, огнеупорный. Волков поставил его на огонь и почесал подбородок: осталось найти этот... Как его? Телепиздер? Посмотреть он его, конечно, посмотрит, но вот починить вряд ли сможет. Интересно, что из окружающих предметов - телепиздер? Это холодильник, это понятно. Подобные он видал, конечно. Удобная штука, почти как ледник, только леднику электричества не надо. Может вот этот параллелепипед с прозрачной стенкой? Лешка нажал на кнопочку. Прозрачная стенка открылась, загорелся свет. Внутри лежала пустая матовая тарелка. Лейтенант потрогал ее пальцем. Та покрутилась туда-сюда. Хрень какая-то, похожая на духовочный шкаф. Чем это пахнет?

Волков оглянулся! Твою мать! Чайник, поставленный на газ, вонюче задымил. Одним ударом он сбросил его в мойку, забитую грязной посудой. Заодно разбил тарелку. Фу ты! Черт, чайник спалил! Надо форточку открыть. Э? А где тут форточка?

Под потолком клубился вонючий черный дым.

Лешка подскочил к окну, дернул за ручку. Не открылось. Он повернул ручку до упора, окно вдруг отвалилось и начало медленно заваливаться на лейтенанта верхней частью. Он легко удержал его, попытался вставить обратно. Получилось. Но стоило ему сделать шаг назад, как окно опять завалилось и... И замерло, оставив большую щель.

- Ты что тут творишь? - закричала вошедшая на кухню Танька.

- Да я...

- Ирод колхозный, ты зачем чайник спалил? Фу, вонища!

- Да ты ж сказала его поставить, я и поставил...

- Бестолочь! Опездол! Ты что, первый раз электрический чайник увидел?

- Они разве такие?

- Ой, лышенько... Откуда ты свалился на меня... Да черт с ним, с чайником, все равно уже... Так! Сядь на морщину ровно и не отсвечивай.

- Тань, я, кажется, еще окно сломал...

- ГДЕ???

- Вот, - показал он рукой на отвалившееся окно.

На лице его отразилось такое отчаяние, что Танька не выдержала и захохотала:

- С окном как раз все нормально. А вот с чайником... Ладно, в кастрюльке вскипячу. Сядь, не отсвечивай и смотри телевизор.

- Ааа... А где он?

- Да вот же! - ткнула она в черный ящик с блестящей поверхностью, висевший под самым потолком.

Волков взял табуретку, забрался на нее и потянулся было к ящику.

- Стоять! - взвизгнула Танька. Волков замер.

- Я говорю смотреть, не руками лезть!

- Ну я...

- Вот валенок! Ты и телевизоров никогда не видел?

- Неа, - сознался лейтенант.

- Понятно. У вас там, на сорок первом, все такие малахольные?

- Только я... - буркнул Волков.

- А, это хорошо... Иначе вы своей отсталостью весь мир можете уничтожить. Так. Держи. Вот это пульт. Дистанционный. Кнопочка "он\офф" включение. На эту клавишу жмешь и переключаешь каналы. Сидишь молча. Ничего больше не трогаешь. Понятно?

- Да, - ответил лейтенант. - А если...

- Молчи лучше, Лешик. Молчи и не мешай мне.

Волков ткнул в "он\офф". В телевизоре что-то едва слышно щелкнуло, прозрачная поверхность засветилась и...

- ...в ноль-ноль прибыл президент Украины Виктор Янукович и сопровождающие его лица. После ряда переговоров в начале июля состоится подписание документов, по которым Украина вступает в Таможенный Союз.

Картинка сменилась.

- Мы все знаем, каким трудным и непростым был путь Украины к интеграции с Таможенным Союзом. Не всем это нравилось, в том числе и в самой Украине, и в Российской Федерации. Осталось решить немногие технические вопросы, - освещаемый вспышками фотокамер говорил в десятки микрофонов невысокий лысый мужик. Лицо мужика было слегка одутловато, но говорил он спокойно и уверенно. Рядом стоял и улыбался здоровенный медведь. По другую сторону от лысого невозмутимо смотрел на Волкова какой-то не то казах, не то монгол. Возле него, не зная, куда девать руки, прищуривался под фотовспышками усатый.

- Это кто? - спросил у телевизора Волков. Ответила Танька:

- Ай, опять какие-то переговоры, херня. Переключи.

Волков и переключил. Получилось, картинка сменилась. Теперь на экране какой-то авиационный полковник стоял на вытяжку перед пехотным капитаном.

- Ой, - сказал Волков. - Это что?

- Фильм какой-то про войну. Не люблю про войну. Переключи.

- Подожди!

- А вы, лейтенант, арестованы! - сказал капитан полковнику и начал сдирать шпалы с петличек.

- Ненавижу вашу энкаведешную сволочь! - плюнул полковник-лейтенант в лицо капитану.

- Почему энкаведешную-то? - не выдержал Волков. - У него же петлицы черные. И... Ой, а почему эмблема артиллерийская?

- Ой, Леш, переключи эту мутотень. Терпеть не могу.

Картинка сменилась.

- Наши йогурты одинаково полезны для всей семьи. Раз! Освободи себя от гнета! - на экране показался нарисованный кишечник, внутри которого толкались какие-то зубастые глисты, стремительно вытесняющиеся зеленым "йогуртом" куда-то вниз, за экран.

- Еще!

- Есть!

Теперь на экране корчился какой-то клоун в перьях и очках в пол-лица:

- Чики-пуки-эй! Чики-пуки-ой! Мама, мама, я замуж выхожу! На мужиков погляжу!

В песне, если это можно было назвать песней, смысла не было. Просто какой-то набор слов, слегка рифмующихся друг с другом. Зато за спиной клоуна скакали полуголые девки, за которыми гонялись такие же полуголые мужики.

- Можно я это выключу? - пожаловался Волков. - У меня от него голова болит.

- С похмелья у тебя голова болит. Ну, выключи, хотя я тишину не люблю...

- А я люблю. В тишине думать хорошо.

- О чем думать-то? Эх, срубило меня что-то вчера. Навалилось столько всего, даже в магазин не заглянула... - пожаловалась Таня, рассматривая полупустой холодильник.

- Ты чего делать собираешься, Таня? - спросил Волков.

- Не знаю... Домой мне нельзя...

- Что значит, не знаешь? Почему нельзя?

- У меня паспорт просрочен. Впрочем, на таможне штраф заплачу деньгами и передком. А там... Нет. Нельзя. Я же маме четыре года врала, что поступила в театральное. Все хотела денег подкопить и приехать такой раскрасавицей... А деньги как песок... Тебе не понять.

- Я постараюсь...

- Да что ты постараешься, Лешик? Тебе не понять, что это такое - за ночь пятерых через себя пропустить. Иногда одновременно. А потом Ваха этот с дружками... За людей нас не считают. Вот отработаешь ночь - утром нажрешься и спать. Вечером - нюхнешь и на работу. Ты это не поймешь. Смотри!

Она вдруг задрала футболку. На мягком загорелом животе бледнели круглые пятнышки.

- Это я у Вахи пепельницей работала. Они в карты играли на мне и о живот сигары тушили. А кричать - нельзя. Убить могут. Некоторых и убивали. Слушай, а давай нюхнем! У Светки есть нычка, я знаю, где!

- Что нюхнем? Табак? Я не люблю нюхательный...

- Амфетаминчик, зая. Вот увидишь - и тебе полегчает.

Она метнулась в комнату и притащила оттуда шахматную доску. Открыла ее и вместо фигур Алеша увидел горстку белой пыли и три зеленых трубочки.

- На! Делай, как я! - она плоской карточкой сгребла пыль в узкую дорожку, жадно приложила трубочку к этой дорожке и так же жадно вдохнула, а потом облегченно выдохнула через рот.

Глаза ее заблестели, порозовело бледное лицо.

- Ты... Кокаинистка?

- Не, кокаин нынче дорог. Амфетаминчик наше все. Да это обычный энергетик. Попробуй! К нему и привыкания нет.

Лейтенант немного поколебался, задумавшись... Но вдруг вспомнил того морлока под мостом и рассказал Тане о жуткой встрече. Она ни разу не испугалась, хохотнув:

- Так это дезоморфинщик. Он на "крокодиле" сидит...

- Вы тут все сумасшедшие. На крокодилах сидите... Зачем, поясни, сидеть на крокодиле? Это же опасно. Вон, у него все руки обкусанные до костей были. Или у нее? И что, у вас крокодилов на каждом шагу продают?

- Не... Его варят, потом колют.

- Варят крокодила, а потом вареного крокодила колют? Я ничего не понимаю.

- Ну и хрен с тобой, Лешик! - вдруг рассердилась Таня. Настроение ее, и так изменчивое, стало вдруг портиться, словно летнее небо, стремительно накрываемое грозовой тучей. - Ты что расселся? Собирайся...

- Солдату собраться, что подпоясаться, - попытался пошутить Волков.

- Тогда пошел вон отсюда. Расселся тут, как в гостях. Навязался на мою голову. Че ты лыбишься, че ты лыбишься, спрашиваю?

Волков и не собирался улыбаться. Он смотрел, как искажается беспричинным гневом лицо девушки:

- Хорошо. Я уйду. А ты? Как же ты?

- Ой, вы посмотрите, какие мы заботливые! Что это вдруг, а?

Вместо ответа Волков встал и молча пошел в прихожую. Он уже наматывал портянку на правую ногу, как услышал вдруг помягчевший голос Тани:

- Подожди... Извини меня... Нашло что-то...

Она вышла из кухни и стала внимательно разглядывать лейтенанта:

- Лешик, женись на мне, а? И увези меня в свой сорок первый район.

Волков кашлянул и сипло ответил:

- Я... Я не могу, Таня.

- Потому что я шлюха?

- Нет... ты очень хорошая, но...

- У тебя там кто-то есть?

- Да.

- Красивая?

- Да.

- Красивее меня?

- Она... Она другая... И...

Он натянул правый сапог.

- Расскажи, как там у вас живется, в сорок первом?

- Хорошо. Спокойно. Лучше, чем у вас. Я плохой рассказчик, извини.

Действительно... Как рассказать о ТОЙ Москве? Где широкие улицы пустынны, где люди смеются, а не оглядываются, где милиционер - первый помощник, где нет выстрелов, где в парках играют духовые оркестры, где с вышек ОСОАВИАХИМа прыгают мальчишки... Там не сидят на вареных крокодилах и не нюхают всякую дрянь. Нет, конечно, еще кое-где есть бандиты и те же проститутки, но это пережитки прошлого или, как говорил политрук, "отрыжки капитализма". Советская власть беспощадно борется с этим. Не должно быть грязи в стране рабочих и крестьян. И постепенно эту грязь вычистят из самых темных углов нашего общего дома - нашей Родины, нашего Союза. Вдруг Алексей понял, чем он, Оля, Островко, Сюзев, Гошка Еременко отличаются от Тани... Лейтенант верил в будущее, верил будущему и приближал его в полную меру своих сил и возможностей. А проститутка Таня не верит, словно бы кто-то жестокий и хитрый выключил ее веру. Живет одним моментом, отчего невероятно зла, напряжена и отчаянна. У нее нет будущего...

- Ну, я пойду? - вздохнул Алексей.

- Подожди.

Таня метнулась в комнату и через мгновение вернулась:

- Вот. Сходи в магазин, он за углом. Принеси жрачки и бухла в дорогу. Я пока соберусь тут. Прости меня, - и, виновато, улыбнувшись, протянула лейтенанту какую-то красную купюру.

- Бухла?

- Да, водки какой-нибудь.

- У меня коньяк есть. Почти две бутылки. Могу поделиться.

- Нет, сейчас не хочу. Это в дорогу. Пригодится. Поедешь со мной?

- Этого хватит на хлеб? - вместо прямого ответа, спросил Алексей. - Прости, я не разбираюсь в ваших деньгах.

- Хватит, еще и останется. Да. Сигарет мне еще возьми. "Вирджинию Суперслимз".

- Я не запомню такое!

- А ты постарайся.

Он уже вышел на площадку, когда, стоя в дверях, Таня окликнула его:

- Ты меня не обманешь?

- Зачем?

- Просто...

- Я не обману.

- Возьми ключ.

И тихо закрыла дверь.

Волков поправил вещмешок и стал спускаться вниз. По пути вытащил Танькину купюру и стал ее разглядывать.

На одной стороне было написано "Пять тысяч рублей". Для верности еще три раза добавлено было цифрами "5000 5000 5000" в разных углах. В центре картинка: длинный мост, переброшенный через широкую реку, уводил дорогу к облакам на горизонте. На переднем плане стоял столб с парусником наверху. Красивая картинка... С другой стороны стоял какой-то царский офицер или адмирал (хрен их разберешь!) с эполетами на фоне той же широкой реки. "Хабаровск" - была подписана картинка. А вверху надпись: "Билет банка России".

И что-то вдруг щелкнуло в голове Алексея. Все стало понятно и улеглось на свои места. Это - не будущее. Такого будущего не может быть у страны Советов. Это какая-то другая страна, в которой не было Великой революции, не было Маяковского, не было Стаханова, не было Днепрогэса, не было Ленина, не было Сталина, в конце концов. Здесь у Украины свой президент, у России, то есть Российской Федерации, свой. Это какая-то невозможно перпендикулярная страна, в которой нет места лейтенанту Волкову.

За этими размышлениями Алексей постепенно спустился к двери подъезда. Толкнул ее, но та не открылась. Поднажал. Фиг. Тут вспомнил, что Таня ночью прикладывала куда-то брелок на ключах. Хм... И куда тут тыкать? О! Вот огонек красный горит. Волков приложил металлический кругляш к огоньку. Не сработало. А если чуть ниже, к кнопочке? Опять ничего. А если нажать на эту кнопочку?

Дверь вздрогнула и противно запищала. Любят же они, здешние, эти противные пищалки...

Когда Алеша вышел из дома, старухи на скамейке резко замолчали. Знал он эту породу... Они знают все, не хуже, а порой и лучше НКВД. От их подслеповатых, но зорких глаз и глухих, но острых ушей ничего не скроется. И вести себя с ними надо соответствующе:

- Здравствуйте, - вежливо приложил руку к пилотке лейтенант.

В совиных глазах старух мелькнуло любопытство. Но они ему даже не кивнули. Четыре пары глаз синхронно проводили Волкова, буравя ему спину острыми взглядами. Да... Тут даже бабушки не такие, как у нас. Наши бы обязательно поздоровались и еще порасспрашивали бы о чем-нибудь.

Магазин действительно был за углом.

Быстро понабрав хлеба, упакованного в прозрачную пленку (полезное изобретение, кстати!), несколько банок тушеного мяса, он застрял перед витриной с консервированным пивом. Очень хотелось попробовать какого-нибудь, но времени не было. Ну, не на улице же пить, честное слово... А магазины тут, похоже, круглосуточные. Так что вечером, перед сном, и попробуем. Взял, на всякий случай, бутылку водки, долго размышляя, чем "Кедровая специальная" отличается от "Кедровой очищенной". Взял очищенную. И еще сок в смешных бумажных коробках.

На кассе попросил сигарет Тане:

- Мне еще "Вирджинию"... Эту... "Суперслизь", вот.

- Чего? - не поняла кассирша, с любопытством оглядывая Волкова.

- Ну, такие тонкие пахитоски...

- Пахитоски... Слово-то какое... С ментолом или простые?

- Не знаю, - пожал плечами Волков. - А посоветуйте и мне что-нибудь. Покрепче только.

- "Кэптен Блэк" возьмите. Есть вишневые, шоколадные...

- Шоколад надо есть, а не курить, - ответил лейтенант. - Папиросы какие-нибудь.

- Тогда "Беломор".

Вышло все вместе на тысячу рублей. Сдачу Волков аккуратно сложил в нагрудный карман, а продукты сунул в вещмешок, туда же и шуршащий пакет, который зачем-то сунула ему кассирша.

- Спасибо, не надо, я не просил, - отказался было Волков, но кассирша недоуменно посмотрела на него:

- Это бесплатно. Берите.

"Пакетно-шуршащий коммунизм" - невесело усмехнулся Волков, выходя из магазина.

В нем было прохладно, откуда-то сверху дул свежий ветерок, как в машине покойного Вахи. А вот на улице не по-майски жарило солнышко, вскарабкавшееся под самый зенит.

Мимо пронесся очередной автомобиль, оглушая окрестности "бум-бум" музыкой. Краем глаза Волков успел отметить, что машина похожа на тот "Гелен". К машинам он уже привык. Правда, удивляло то, что все они были похожи друг на друга, отличаясь лишь размерами да фарами. Интересно, а зачем они днем ездят с включенным светом? И не жалко им аккумуляторов?

Завернув за угол, подошел к подъезду. Старухи снова замолчали и стали таращиться на него. Он улыбнулся им, но ответной улыбки не последовало.

Дверь открылась с первой попытки. Это радовало. Все -таки не такой уж и отсталый... Хотя в чем особая отсталость? Кнопки нажимать и медведя можно научить. А ты попробуй за несколько секунд рассчитать в уме траекторию полета пули с учетом плотности воздуха и с поправкой на скорость ветра. Ну и кто у нас дурнее паровоза? А вот чайник жалко, да...

На лестничной площадке Таниного этажа Волкова кольнуло в сердце. Что-то не так. Дверь была приоткрыта. А ведь Таня ее закрывала...

Лейтенант осторожно шагнул в дверь, расстегнув кобуру. Тишина...

- Таня! - почему-то вполголоса сказал он.

Ответом опять была та же тишина. Тяжелая тишина, давящая...

Он положил пакет на пол и заглянул на кухню - никого.

Шагнул в комнату...

Таня лежала на кровати, раскинув руки. Она уже сняла свой бесстыдный халатик, натянула синие обтягивающие штаны, а вот верх надеть не успела. Маленькие ее грудки дерзко смотрели в потолок. Туда же, куда и пустые, остекленевшие глаза. Маленькая дырочка во лбу и медленно краснеющее под ее затылком белоснежное белье со смешными медвежатами.

Волков сглотнув, сделал шаг назад. Одно дело - убивать врага. Например, такого бандита, как Ваху. Первый раз, что ли? Первый был лет десять назад, под Харьковом, когда в групповой драке он резанул одного из местных. После чего и попал в исправительную колонию к Антону Семенычу.

А вот чтобы так... Чтобы девочку. Пусть и дурную, глупую, но девочку... Ведь только что, минут пятнадцать назад, разговаривали...

И - все.

Нет больше девочки. И не будет.