Время возвращаться домой

ГЛАВА ШЕСТАЯ "Я в весеннем лесу пил березовый сок..."

Через семь минут они уже ехали по вечерней Москве в сторону центра. Волков молча страдал от своего нелепого вида, а Лиза так же молча смотрела перед собой.

Торговый центр и впрямь работал. Правда, обувь подобрали небыстро. Лейтенантский сорок шестой оказался диким дефицитом. То, что здесь называли большими размерами, во времена Алексея было нормой. Да и вообще, он уже не раз обращал внимание на то, что будущее поколение, как правило, было на голову ниже его. А ведь он не был самым высоким в роте. Да и пузатые мальчики изрядно забавляли. Как, впрочем, и тощие девочки. И наоборот. Нормальных человеческих фигур встречалось мало. Хотя вот у Лизы вполне все на месте, но и толстой ее не назовешь. Мягонькая такая...

В конце концов, купили чудные спортивные туфли, типа теннисных. Подошва мягкая, и по размеру подошли. Только вместо шнурков хрустящие липучки. Волков немало позабавлялся, отдирая и снова прилепляя их.

Продавщица же с гордостью, как будто сама их делала, сказала:

- Настоящие "Лакост"!

Цена, правда, тоже изумила, но Лиза беспечно махнула рукой: фигня, мол.

- А где клуб? - завертел головой Волков, когда они вышли на улицу.

- Да вот же! - показала Лиза.

- Да???

Странно... Нет, Волков не ожидал красивого, в античном стиле, храма, где атланты с шахтерскими отбойниками и кариатиды в косынках звали строить светлое будущее. И не ожидал царских времен постройки губернаторского дома, отданного народом Красной армии для культурного роста. Бывал он и в бывших церквях, куда колхозная молодежь приходила на кинопередвижку. Красные же агитбригады и в поле могли выступать, и в цехах...

Но это???

Трехэтажное кубическое здание мрачно нависало над улицей. Окон в нем не было. А может, они и были когда-то, только их заделали наглухо. Над входом мигала алым надпись "!Тюрьма народов!". Восклицательные знаки с двух сторон, да. Из входа опять неслось утомительное "Ыц! Ыц! Ыц!". У входа скучали два здоровенных амбала. Им бы грузчиками на Днепрогэсе работать. На Лизу они посмотрели оценивающе, на Волкова скучающе. И пропустили внутрь.

Крутая лестница вниз...

И грохот, ударивший по ушам.

Волков аж рот открыл от увиденного. Вокруг площадки, на которой дико извивалась толпа мужчин и женщин, стояли тумбы. На тумбах до самого потолка, теряющегося в тьме, вертелись голые девушки вокруг блестящих шестов. Время от времени то на одной тумбе, то на другой вспыхивал на секунду огонь. Торопливо мигал свет, бьющий по глазам. За большим длинным столом скакал парень в наушниках и что-то там крутил. Визгливый, щемящий уши звук напоминал скрип пенопласта по стеклу. Хотелось или сбежать, или немедленно залить в себя ведро спирта.

Но Лиза не оставила лейтенанту шансов, потащив его за руку сквозь толпу потных скачущих тел. Безумные позы. Безумные движения. Безумные глаза. И это клуб? Это же дансинг из политинформаций и журнала "Крокодил". Вот она какая - буржуазная гниль.

- Аууууйййеее! - завопил вдруг парень в наушниках и ускорил ритм.

Тела заскакали еще быстрее, хотя это казалось невозможным. Одна девка, по-другому ее назвать было нельзя, вдруг упала на четвереньки, похотливо завертев задом. К ней тут же пристроился чернокожий парень. Он стащил с себя рубашку, его мышцы лоснились в свете прожекторов. Негр стал изображать яростный половой акт, время от времени шлепая девку по заднице. Та крутила головой, волосы ее подметали пол. Лиза, не обращая внимания на порнографию, тащила Волкова за собой. А он и не сопротивлялся.

В темноте у стен прятались столики. За одним из них и сидела компания девчонок, к которой прорывалась Лиза. Ее и обалдевшего Волкова компания встретила радостным криком, перебившим на мгновение визгливую музыку.

Хотя, за столиками сидели не только девчонки.

Двое походили на парней. По крайней мере, у одного была бородка. И почему-то они сидели в обнимку.

На столе сверкали отсветами бутылки, тарелки, пепельницы.

Разговаривать было совершенно невозможно. Однако это совершенно не смутило Лизу. Она тут же бросилась целоваться с подругами и что-то кричать им в уши. Что именно, лейтенант не слышал. Только ловил на себе заинтересованные взгляды. Девушки сначала смотрели в глаза, потом опускали взгляд ниже. Парни же внимания не обратили на незнакомца, продолжая поглаживать друг друга по ногам. "Педерасты", - передернуло Волкова, и он отвернулся в сторону танцевальной площадки. Там полуголый негр перекинул девку через плечо и поволок на себе. Волосы ее безвольно болтались вдоль черной спины.

"И что я здесь делаю?" - тоскливо подумал лейтенант.

В этот момент его дернули за рукав. Он оглянулся. Девушка с волосами цвета болотной тины весело махнула ему рукой: "Садись, мол!" Волков и сел на краешек красного дивана. Девушка щедро плеснула водки в широкий стакан и протянула лейтенанту. Волков поколебался, вспомнив утренний зарок. Но трезвым здесь оставаться было совершенно невозможно. Выдохнув, Алексей глотнул прохладной (надо же!) водки. Закрыл глаза...

- Яна! - вдруг заорал кто-то ему в ухо.

Волков дернулся. Оказывается, это болотная девица представилась ему. Перекрикивая бедламский грохот, он рявкнул в ответ:

- Волков!

Не, а что? В училище вырабатывали командный голос. Командиру орудия это жизненно необходимо. Попробуй-ка команды отдавать в бою. Хотя "ыц-ыц!", пожалуй, громче сорокапятки будет.

- Ты с Лисой? Или сам по себе? - опять заорала девица.

- С кем? - этак можно и горло порвать.

- С Лизаветой?

Волков понятия не имел, с Лизой он или нет, но, на всякий случай, кивнул, надеясь, что этот факт остановит безнравственность. Как бы не так...

- А я лучше, если что! Я анал люблю! А ты?

На всякий случай, опять же, Волков помотал головой. Девица расстроенно выпятила губу.

Лиза заметила поползновения болотной Яны и погрозила ей кулаком. И Волкову заодно. Тот вздохнул и с тоской посмотрел на бутылки. Яна поняла это по-своему и плеснула ему еще. Волков напрягся.

- Ты откуда?

- С Одессы!

- Откуда?

Волков махнул рукой, стараясь не глядеть на Яну.

- Пойдем потанцуем!

"Да твою ж..." - с тоской посмотрел на Лизу Волков. А та увлеклась беседой с подружкой и не заметила сигнал "СОС". Хотя... Разве это беседа? Перекрикивание грохота... Беседуют в беседке. А в этом клубе? Клубятся?

Болотная же вдруг схватила лейтенанта за бедро:

- А ты красивый. А я?

Волков неопределенно кивнул. И немедленно выпил. О! Со второй порции организм слегка поплыл. И это было хорошо. Тут пехотинец вдруг обратил внимание на глаза зеленой. Зрачки калибром с добрую гаубицу растеклись по всему глазу. Зачем она атропин себе закапала? Невменяемая, что ли? Или под марафетом?

- Да ну тебя, ты скучный! - опять заорала Яна. - Пусти меня!

Волков встал, выпуская девицу, и через мгновение зеленые волосы растворились в беснующейся толпе. Тем временем, мальчики-голубки начали целоваться. К горлу Волкова подкатил теплый ком тошноты.

Пришлось смотреть в потолок. Блин! Он оказался зеркальным. В сортире, что ли, спрятаться? Только где он здесь?

Перед Волковым шлепнулась на стол тяжелая кожаная папка с золотой надписью "Меню". Лейтенант повернул голову и вскочил: перед ним стоял полковник. А потом сел. Потому как полковник был неправильный. На зеленых пограничных петлицах красовались танки. А на рукаве - звезда политрука. Правда, похоже, самодельная. Под туго перетянутой талией находилась черная юбчонка, шириной напоминающая ремешок. Официантка с полковничьими шпалами - это что-то. Время победившего абсурдизма. Велимир Хлебников нервно отдыхает вместе с Маяковским.

Лейтенант кивнул. Официантка умчалась. Открыть меню... Так! На хлеб хватает. Всего десять за сухарики с сыром. И пиво за двадцать. А почему все в долларах? А какой здесь курс, кстати? Блин, и спросить неудобно...

Лейтенант оглянулся. Девки, девки. Кругом одни девки за столиками. И ни одного мужика. Не считать же за мужиков этих педерастов?

Девки, девки...

Рыжие. Завлекательные рты в яркой помаде. Глаза тоскливые.

Тоскливые девки под тоскливую музыку.

Да, музыка настолько тосклива... Она притворяется какой-то сумасшедшей, яркой, но она тоскливая внутри. В себе.

Волкова передернуло. Он отошел от стойки бара.

Внезапно на танцевальную площадку упала тишина. На полукруглую сцену с шестами выскочило странное существо. Всё в розовых перьях, с громадными очками в пол-лица и губы. Губы напоминали два огромных розовых пельменя. На кривые ножки была натянута узкая юбка. Женщина? Но оно заорало мужским хриплым голосом:

- А теперь встречаем! Эксклюзивный гость вечера! Гламур-панк-гроуп "Саддам Хусейн"!!!

В больших уродливых чашах возле сцены вспыхнули факелы. С потолка упала веревка с петлей. Из глубины сцены повалил синий дым. И опять загрохотала музыка.

На сцену выскочили три девки в восточных паранджах. Ну или как там называется покрывало с головы до ног? Девки синхронно заизгибались под музыку. По веревке спустился полуголый парень в одних шароварах и немедленно завизжал в микрофон:

-Ёоухооо! А теперь настоящий секс!

Девки мгновенно скинули паранджи, оставшись абсолютно голыми. Если не считать, конечно, веревочек на поясах и красных кусочков изоленты, прикрывавших соски маленьких грудей. Парень заскакал по сцене, безостановочно фрикционируя тазом:

- Ах, эти ноги! Ах эта попа! В тебя войду я! Нам будет клева! Возьми мой жезл! И поцелуй! И восхитись! Вот это...

Чему там было восхищаться, Волков не расслышал. И не увидел, как парень снял шаровары.

Лейтенант поднялся по лестнице на второй этаж. Он вертел головой, пытаясь найти туалет. Наконец, лавируя между столиками и телами увидел, как из одной двери вышел парень, застегивая ширинку. Волков метнулся было туда, но тут же остановился как вкопанный на пороге. Вместо ожидаемого туалета он обнаружил кровать, на которой лежала голая девушка. Она была прикована наручниками. Вокруг нее визжали и прыгали люди. Один из парней торопливо стаскивал штаны. Волков опять сплюнул и закрыл дверь.

- Где тут туалет? - проорал он сквозь рев музыки пробегавшему мимо официанту. Тот был одет в кожаные облегающие штаны и бабочку на шее. Мускулистый торс блестел то ли от пота, то ли от масла. Официант кивнул в сторону. На мгновение, глаза лейтенанта и официанта встретились.

Волков вдруг почувствовал, что не одному ему противно от происходящего.

В туалете он хмыкнул:

- Вот и встретились два отвращения.

Потом вышел из кабинки. Помыл руки. Оперся на умывальник и посмотрел в зеркало.

- Как же я хочу домой... - выдохнул он.

В этот момент открылась другая кабинка. Оттуда вышел мужчина в костюме. Мужик был лыс, трезв и стар. Он подошел к соседнему умывальнику, включил воду и с интересом посмотрел на Волкова:

- Кто же мешает домой уехать?

- Вселенная, - буркнул Волков.

- Пошлите ее к черту, молодой человек.

- Это она меня к черту послала. В самый ад.

- С девушкой проблемы? - поинтересовался лысый.

- У меня нет девушки.

- Тогда с парнем?

Волков повернулся к лысому и с чувством произнес:

- А я вот вам сейчас в морду дам.

Лысый засмеялся и сунул руки под электросушилку. Волков такие видел в "Доме на набережной".

- Извините, пошутил. Нынче такая молодежь пошла, что и не разберешь: нормальный человек или.

- Смотря что считать за норму. У себя дома я нормален. А вот в этом вашем мире я вне нормы, кажется.

- Интересный вы человек! - пристально посмотрел на лейтенанта мужчина. - Выпить хотите?

- Нет, - вспомнил свой зарок Волков.

- Я угощаю, - по-своему понял ответ лысый и протянул руку. - Герман Семенович.

- Алексей, - пожал крепкую ладонь Волков.

- Хорошее у вас рукопожатие, Алексей! - одобрительно хмыкнул Герман Семенович. - Редкое по нынешним временам. Иногда такое ощущение, что медузу пожимаешь. Пойдемте, пообщаемся.

- Да тут так грохочет...

- Это ничего. Есть места, где тише.

Через несколько минут они вошли в просторный кабинет. Там был накрыт круглый стол, вокруг которого сидели более-менее прилично одетые люди. Они неторопливо попивали коктейли из высоких стаканов, но горячо спорили друг с другом.

- А я вам говорю, что пришла пора свергать этот режим! - махала буйными кудрями рыжеволосая и курносая мадама. - Более того! Это можно было сделать еще четыре года назад! Когда мы вывели на улицы миллионы людей!

- Не вы, а мы, Юля - поправил ораторшу высокий, криво усмехающийся блондин.

- Я и говорю, мы!

Герман Семенович не обманул. За плотно закрытыми дверями грохота слышно не было.

- Извините, господа! Позвольте представить вам Алексея... - лысый вопросительно посмотрел на лейтенанта.

- Лейтенант Волков, - представился Алексей.

- Боже, Герман, ты привел к нам убийцу! - вскочила грушеобразная и узкоглазая, пожилая дева.

- Юля, успокойся, - эта тоже оказалась Юлией. - Вы, правда, лейтенант? А откуда?

- Правда. Из Одессы!

- Ах! - всплеснула Юлия номер два. - Ну это же совсем другое дело! Милый! Милый украинец! Как у вас там, в очаге свободы и демократии на территории бывшего СССР?

- Чего? - не понял Волков.

- Ах, какой душка! Настоящий белый офицер, ах, ах!

Волков выпучил глаза и втянул воздух. Так его, лейтенанта Красной армии, еще не оскорбляли.

- Скажите, офицер, зачем ваша страна вступает в этот сталинский Таможенный союз? Неужели вам так мало было свободы? Настоящей европейской свободы?

- Глезда! - рявкнули в несколько голосов Герман Семенович, блондин и Юля номер один.

Грушевидная, еще раз ахнув, плюхнулась в кресло и влюбленно уставилась на Волкова, прижав руки к обвисшей груди.

- Присаживайтесь, - широким жестом пригласил Волкова Герман Семенович к столу. - Шмукля, плесни гостю.

Тощий и пучеглазый юноша, молчавший до сих пор, торопливо нагнулся и, пряча левую руку за спиной, плеснул в пузатый бокал коньяку. Блондин и Юля-один недоверчиво смотрели на гостя.

- Ну как у вас там, в Одессе?

- Лучше, чем у вас тут в Москве, - огрызнулся Волков.

- Чем это, интересно?

- Нет, вы, конечно, живете богаче. Машины вон какие. Эти, как их... Компьютеры. В магазинах богато. У нас, конечно, не так. Победнее будет...

- Проклятый Путин! Он держит на нефтегазовой игле не только нас, но и всю Европу! - не выдержала Юля-два. - Смотрите! Из-за него на Украине не могут себе позволить купить компьютер!

- В Украине, - поправила Юля-один.

- Конечно, конечно, - смутилась грушевидная. - Отрыжки сталинского тоталитаризма...

Волков покосился на Юлю-два, но ничего не сказал. Стерпел.

- У нас спокойно. Преступность, конечно, есть. Но мы боремся. Боремся и строим новое будущее. Ликвидировали беспризорность. Грамотность, опять же повышается. И благосостояние тоже. У вас тут... Как-то гнило. Проститутки, наркоманы, злые все как собаки. Сюда не ходи, тут не ступи. Противно тут у вас.

- Вот! Вот нам мнение независимого эксперта. Юлия Владимировна, вы записываете?

- Да, да, конечно, - Юля-раз показала маленький черный кубик Герману Семеновичу. - Скажите, Алексей, может быть вам удобнее разговаривать на исконной мове, а не на языке оккупантов?

- На чем? - испугался Волков. - На какой мове?

- Э? На украинской...

- Не, я русский предпочитаю.

- Почему?

- Да я как-то...

- И вы тоже жертва! - патетично вскинулась Юля-два.

- Чего это?

Герман Семенович откровенно хихикал в кулак.

- К чертям Украину, - вдруг вскинулся блондин. - Мы что, обсуждать проблемы хохлов пришли?

- Алеша, вы что? Вы националист? - подняла брови Юля-раз.

- А ты не знала, Леонидовна? - саркастично бросил блондин. - Сама-то на себя посмотри. "Если бы я была чеченкой, я была бы на стороне чеченцев, поскольку я русская, я на стороне русских. Примитивно называйте это животным национализмом, чем угодно".

- Что? - возмутилась патлатая. - Да я отмороженный либерал!

- Стрелка ты... Осциллографа.

- Молчи ты, уголовник!

Герман Семенович приоткрыл было рот, чтобы остановить начинающуюся ссору, но тут в комнату вошли еще двое. Один толстый, усатый, слегка перекошенный, второй с глубоко посаженными глазами душевнобольного.

- Нет, вы послушайте! - всплеснул пухлыми руками толстый. - Я написал гениальное! Это должны услышать люди! Они услышат и режим рухнет, непременно! Слушайте! Листая старую тетрадь расстрелянного либерала...

- Типун тебе на язык, Дима! - взревели хором все. Кроме Волкова, Германа Семеновича и душевнобольного.

- Нет, а вы представьте! Миша такой выходит. Весь в блестках и эполетах. И такой... Листая старую тетрадь...

- НЕТ! - опять взревели все.

- Главное, ничего менять не надо! - опять всплеснул руками толстый, склонив голову. Кудряшки его смешно запрыгали на круглой голове. - Там же все про нас, про нас!

- Не про меня, - отрывисто сказал душевнобольной. - Я не либерал. Я коммунист.

- Ой, Сережа, из вас коммунист, как из меня монашка, - жеманно улыбнулась Юля-грушеобразная.

Сережа покосился, но ничего не ответил.

- Да ладно вам, ребята! Давайте дружить! Ведь мы сегодня все... Все по одну сторону баррикад! Давайте споем, а? Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропаааасть по одиночкееее!

Она схватила одной рукой блондина, второй патлатую и начала ритмично покачиваться.

Патлатая брезгливо выдернула руку, блондин закатил глаза:

- Да, Глезда, вам самое место быть министром культуры. Через неделю вся страна эту песню строем петь будет.

- Кроме отмороженных совков! - подняла указательный палец грушевидная и захихикала. - Эх, сценаристы идут, сценаристы идут...

- Это вы к чему? - не понял толстый Дима.

- Ну... Я тоже сочинила волшебный стих. Помните, у Межирова? "Коммунисты, вперед!"? Так вот, на самом деле он говорил совсем другое, про нас народных либералов и сценаристов. Это аллюзия, метафора, если хотите. Дима, ну вы же великий поэт, вы же понимаете... Нет, вы, конечно, гениальнее, но ведь есть что-то в этом: Ах, сценаристы, вперед... - Глезда опять закатила глаза, словно собираясь упасть в обморок. Но ее опять перебили:

- Господин Волков, каково ваше отношение к Сталину? Это очень, очень важный вопрос. Это, так сказать маркер, лакмус и оселок современного человека. Любая свободолюбивая личность понимает, что палач, упырь и кровопийца... - толстый заквохтал словно глухарь на токовище, сам задавая вопросы и сам же на них отвечая. Собеседники ему не требовались, ему требовались слушатели. Ну и зрители.

- Почему же кровопийца? - перебил открывшего рот Волкова Герман Семенович.

- Как? Ведь он же заморил руками Гитлера Ленинград, а Ржев? Что вы скажете про Ржев? Ведь там же полегло в русскую земельку два миллиона простых солдат, серой массы. Как скотинушку их вели на убой!

- Ну, положим, не два миллиона, а триста шестьдесят тысяч...

- Я считаю, что два миллиона, значит два миллиона! - вспыхнул толстый.

- А ведь Сталин руками и Маннергейма душил блокадный Ленинград...

- Не трогать Карла-Густава! - взвизгнула Юля-патлатая. - Он герой! Он царский генерал!

- Так ведь Путин цветы ему на могилу возлагал, - невинно заметил Герман Семенович.

Собрание оцепенело. Но, буквально, на секунду. Тут же они начали орать друг на друга.

- Это провокация, типичная гебистская провокация! - орала Юля-грушеобразная, роняя очки на стол с яствами.

- Нам надо отречься от Маннергейма, - замахал короткой рукой Шмукля. - Это позор, быть замазанным в сотрудничестве с Путиным!

- Люстрировать Финляндию! Как они могли! - гневался толстый Дима. - Я немедленно пишу поэму на сынов степей чухонцев! Сумасшедшеглазый сардонически хохотал. Волков же почувствовал тонкую грань, отделяющую разум от безумия.

- Господа! - вдруг хлопнула рукой Юля-патлатая.

Волкова опять передернуло.

- Господа, - повторила она уже тише. - Мы тут зачем собрались? Герман Семенович, гость это хорошо, мы согласны его сделать послом в свидомой Украйне, в конце концов доверим ему водрузить жовто-блакитный флаг на Спасской башне...

- На Украйне, - поправил ее блондин. - Или в? Я запутался...

- Леша! - резко развернулась патлатая к блондину. - Хватит поправлять МЕНЯ!

- Да молчу я, молчу... - поднял примирительно руки Леша-блондин.

Тут Волкова тронул за локоть Герман Семенович и подмигнул ему, кивнув на дверь.

Лейтенант послушно поднялся, поставив недопитый бокал на стол.

- Мы удалимся, господа, а вы тут продолжайте.

Повел он лейтенанта не к выходу, а к неприметной дверце в дальней стене кабинета. Вслед им завидующе посмотрели Шмукля и Глезда.

Дверь отъехала в сторону, как в купе, а потом мягко закрылась.

Звуки исчезли совсем. Только легкая вибрация пола напоминала о том, что там, внизу, все еще дико скачут пьяные люди под бешеную музыку.

- Фуууу... - облегченно выдохнул Герман Семенович и плюхнулся на диван. - Садись, бери что хочешь.

Он кивнул на стол. Там опять белели и темнели разнообразные бутылки.

- Спасибо, - отказался лейтенант. - Может быть, я уйду?

- Посиди немного. Устал я от этой... От этой дряни. Хоть с нормальным человеком поговорить.

- Я нормален, по вашему мнению?

- Вполне. Не то, что эти, - презрительно кивнул лысиной Герман Семенович.

- Кто эти люди?

- Элита! - поднял палец собеседник. - Так сказать, тайное правительство будущего. Хотят свергнуть режим, восстановить свободу, все такое.

- А что, они не свободны?

- Более чем.

- Что им тогда не хватает?

- Мозгов. И совести.

- Зачем вы меня сюда привели?

Герман Семенович поднялся с дивана, подошел к столу. Взял одну бутылку, повертел, поставил на место. Потом взял другую, опять поставил, обернулся:

- Волков Алексей Владимирович, тысяча девятьсот девятнадцатого года рождения. Родители - неизвестны. Социальное происхождение: неизвестно. Атеист. Член ВЛКСМ с 1935 года. Воспитанник трудовой коммуны имени Дзержинского. Выпускник Одесского пехотного училища имении Климента Ефремовича Ворошилова.

- Откуда вы...

- А я, мил человек, из той самой кровавой гебни.

- Откуда?

- Федеральная служба безопасности. Бывший КГБ, до этого МГБ, а в твои времена НКВД.

- Но...

- Все просто, Алеша. Когда-то мы вели твоего профессора. Как его... Шпильрейна, да? Льва Моисеевича?

- Да, но...

- В шестидесятых его дело в архив отправили. А я, когда учился, проходил архивную практику, наткнулся на его дело. Там твоя фотография из комсомольского билета была. У меня, знаешь, память на лица компьютерная. То есть, фотографическая. Он тебя посылал сюда пять раз.

- Как пять? - не понял Волков.

- А я не знаю. Это все высшие научные материи, я в них мало соображаю. Но пять раз, это точно.

- А дальше что?

- Четыре раза ты возвращался. И, судя по дневникам Шпильрейна, в смятенном и расстроенном состоянии. После чего, даже не повидавшись со своей Олей, уезжал в командировку. Где и пропадал.

- Это как, пропадал?

- Ты тут сколько времени?

- Кажется вторые или третьи сутки.

- И ни разу не поинтересовался своей судьбой?

- Нет, но я знаю о войне.

- Знаешь, что тогда спрашиваешь? Будет ваша часть биться в Белоруссии до последнего. И там, под Белостоком, ты просто пропадешь. Убили тебя или в плен взяли, где ты умер, никто не знает. И не узнает никогда. Может быть, поисковики тебя найдут потом и похоронят как безымянного солдата. А, может быть, и нет.

- Поисковики? Это... Гугель, что ли?

- О! Да ты продвинутый юзер! - засмеялся Герман Семенович. - Нет, не интернетные. Фанатики своего дела, так сказать. Ездят, ищут таких как ты в свободное от работы время.

- И находят?

- Иногда. Хрен ли вы медальоны не заполняли, а?

- У меня еще нет, в части получу...

- Заполни, Алеша. Хоть на могилку к тебе съездить потом.

Волков сглотнул. В горле пересохло. Без вести ты пропал двадцать второго числа, в воскресение. Сел на поезд и пропал. Даже до войны не доехал. А может и доехал, только в списки не успели внести. А может и внесли, только те списки сгорели.

- Страшно?

- Есть... Есть немного.

- Знать свою судьбу всегда страшно. Страшно и скучно.

- Разве в этом дело?

- Коньяку?

- Нет. Водки.

По углам таилось молчание. И только легкая вибрация в ногах.

- Жестко, я? Извини, не привык розовым соплям.

- Вы сказали, пять раз?

- Если верить дневникам Льва Моисеевича.

- Вы фамилию еле вспомнили, а имя-отчество сразу.

- Уел! - усмехнулся Герман Семенович. - Да, пять раз. И четыре раза пропал. В интернет попадешь. Можешь мои слова в базе данных "Мемориал" проверить.

- А пятый?

- А пятый... А в пятый раз тоже вернулся. И тоже пропал без вести.

- Почему тогда...

- Выделил пятый раз? Очень просто, лейтенант. Очень просто. В пятый раз ты вернулся очень уверенным в себе. Спокойным и, если верить Шпильрейну, очень изменившимся. Дал, зачем-то, в морду профессору и уехал на вокзал. Больше тебя никто не видел. Я пробивал тебя в архивах. Нет тебя нигде. Уехал и не вернулся.

- Вы меня арестуете? - вдруг в лоб спросил Волков.

- Зачем? - удивился Герман Семенович.

- Ну... Ну не знаю. Но я же ценный, наверное...

- Чем это?

- Я вот могу обратно вернуться и все рассказать. Наша партия и правительство примут все меры, чтобы не допустить катастрофы сорок первого.

- Сталин, ты хотел сказать?

- Конечно! И не только Сталин! Все мы напряжемся.

- Сынок, ты сядь... - Герман Семенович осторожно присел на край дивана. Волков почти упал в кресло. - Давай хлопнем. И сразу третью. Не чокаясь. У меня ведь ТАМ дед погиб, в сорок пятом. Как призвали со свадьбы, так и... Если ты ТАМ сможешь хоть что-то изменить, чтоб дед мой, да и ты сам, выжили бы... Я б лично тебе хоть ноутбук, хоть всю Ленинскую библиотеку с собой дал бы. Боже, какое же блядство пить водку из...

Он приложился к пузатому бокалу и словно воду выпил спиртное.

Волков, не отрывая взгляда от ФСБ-шника, выпил свою порцию.

- Водку надо из фляжки пить. Остальное мозгоебство. Так вот, Алеша... Ну вернешься ты в тринадцатое июня своего сорок первого. До войны девять дней. Уже отданы все приказы. Все уже готово и тетива натянута. Танки мехкорпусов уже готовы выйти на позиции... Но не выйдут. Знаешь, почему? Склады с горючим на Кавказе, а танки во Львове. И дороги забиты эшелонами с не менее важными вагонами. Запчасти там, снаряды. Ну что ты тут сделаешь? И снаряды эти... Будут раскалываться о вражескую броню. Ты сам скоро все это увидишь.

- Это же... Это же предательство!

- Предательство это лишь один из факторов. В какой стране без предателей обходилось? Вон, за стеной новенькие сидят... Тоже предатели. Главное в другом. Мы... Вы! Просто не успели. И, чтобы страна успела эвакуировать заводы на Урал, такие как ты будут гибнуть на Западе. Чтобы на Востоке выросла настоящая мощь. Эх, Лешка, жаль, ты не увидишь, как танки, построенные твоей Олей, в сорок четвертом будут мордовать фрицев. Ну, немцев, то есть. А если бы не ты, то и не было бы в сорок пятом флага над Рейхстагом. Понимаешь?

- Понимаю. И что? Я больше ничего не смогу сделать?

- Не сможешь. Вот вернулся ты в тот вечер июньский. Кремль напротив. Побежишь к Сталину?

- Да!

- И кончишь свои дни в Казанской психиатрической больнице. Кто тебе поверит? А если и поверит - кто тебя до Самого допустит? Ай, Леша. У вас хоть и социализм, но законов истории даже Сталин отменить не может. В каждом государстве есть свои кланы, свои элиты и они постоянно друг с другом борются. Вот эти, например... - ФСБшник снова кивнул в сторону двери. - Вот эти, например, всего лишь туман. Маскировка. Они делают все, причем практически бесплатно, чтобы дискредитировать западников.

- Шпионов?

- Их тоже. Тех, кто хотят Россию на свои поместья разделить. Да, Алеша, не советскую, но все же Россию.

- Великодержавный шовинизм...

- Да хрен с ними, с терминами. Ты, Леша, не знаешь, что тут было в девяностых. Твои двадцатые по сравнению с нашими девяностыми остров Утопия. У вас там, хоть надежда была. А у нас и ее уже не было. Такую страну прос... Извини. Но ничего, пришли наши к власти. Пока сил еще нет, чтобы всю шваль одним махом, по-ежовски...

- Ежов враг народа, между прочим.

- Берия тоже потом стал врагом.

- Лаврентий Павлович? - ахнул Волков.

- Работа у нас такая, у госбезопасности. Время от времени врагами становиться. Знаешь, как чехол у пылесоса, который грязь фильтрует. Рано или поздно надо эти чехлы менять. Ничего, придет время. Придет. Благодаря тебе. Так вот, если ты даже до самого доберешься. Что он успеет за неделю? Да и не он, вся страна, что успеет?

- Ну мы хотя бы успеем укрепления в предполье занять!

- Эх, Леша, Леша. Вот ты выпускник, отличник боевой и политической подготовки. А мыслишь как лейтенант.

- Я и есть лейтенант!

- Так вот, лейтенант... В предполье, говоришь, укрепления занять? А что это означает на языке политики?

- Объявление войны?

- Так точно, объявление войны. И Гитлер на весь свет разорется, что Советы объявили войну Германии. Вот тебе и козырь для заключения мира с Великобританией. И ленд-лиз пойдет уже не в СССР, а в Германию. Знаешь, что такое ленд-лиз?

- Краем глаза читал...

- Так сможем мы против Германии, Британии да еще и Штатов одновременно воевать? Не забывай еще про Японию с Востока... Ну как?

- А разве англичане пойдут на такое?

- Пойдут, пойдут. Они еще в тридцать девятом хотели пойти. И недаром месяц, по твоему времени, конечно, месяц назад Гесс прилетел к Черчиллю в гости. Слыхал о Гессе?

- Конечно, Герман Семенович!

- Ну вот, так что спаситель России - ты.

- Я тут причем?

- А ты, Алеша, маяк. Ты Вечный Огонь, который ЭТИМ, - Герман Семенович кивнул на дверь. - Так и не удалось погасить. Вы же Павки Корчагины. Ты погибнешь, мы на тебя равняться будем. Мы чем хуже? Нет, я знаю чем, но...

- Вы хотите сказать...

- Алеша, я хочу сказать, что благодаря тебе мы тут все живем. В этом поганом мире. И то, что мы его испоганили - это только наша вина. И моя, в том числе.

- Что же мне делать?

Герман Семенович снова встал и начал молча ходить по комнате.

- Что бы вы сделали на моем месте? - смотрел внимательно на ФСБшника лейтенант.

Тот долго молчал, потом выдохнул:

- По душе или по долгу?

- И так, и так.

- По душе? Вернулся бы туда, к тебе. В твой сорок первый. Там у вас... По-честному все, наверное. Как у нас, в девяносто четвертом было. Знаешь?

- Нет еще.

- Ну и не надо тебе. Но ты понял?

- Вроде бы.

- Стреляй и все. Правда, так свободнее, чем эту гниль вонючую курировать. Блевать тянет. Но, Алеша, это мой долг. Часто так бывает, когда душа и долг в разные стороны тянут. Тебе повезло. Мне нет.

- Вы правы, Герман Семенович. Можно, я закурю?

- Кури, кури, конечно. Знаешь, я... Словно с батей поговорил. Выговорился.

Волков прикурил от зажигалки, поданной Германом Семеновичем, и встал:

- Я вернусь, конечно. Я же не останусь здесь. Не хочу. Мне тут у вас - противно.

- Понимаю. Но что если бы ты остался здесь? Что бы ты сделал? У тебя, смотри, здесь нет ничего. Ни ноутбука из будущего, ни уверенности в этом самом будущем. ТАМ же, у вас хоть уверенность есть. А у нас? Только вечные игры. Как бы ты сыграл?

Волков осекся.

- Я... Я не знаю. Не думал о таком варианте.

- Вот и я не знаю. Как же нам таких, как ты не хватает... Если б ваше поколение, да сюда... Да хоть бы тебя оставить.

- Я не могу.

- Я знаю. Будешь еще? - кивнул ФСБшник на стол.

- Нет. Я, наверное, пойду... Меня Лиза потеряла, наверное.

Герман Семенович хмыкнул:

- Такого парня терять не надо. Но вот моя визитка. Если ночевать негде будет - позвони. Мобила есть? Хоть поговорить будет с кем.

- Есть, мне Лиза дала. Вот.

Волков достал из кармана телефон и показал ФСБшнику.

- Ох ты! Двадцать восемь пропущенных! А что он у тебя на беззвучке стоит? - засмеялся тот. - Беги, сегодня тебе точно есть, где ночевать. Но ты звони, если что.

- Герман Семенович, а я тут сутенера убил, - вдруг выдал Волков.

- Да? Ну и хрен с ним. Прикроем, не волнуйся. Иди к своей Лизе.

В кабинете продолжали орать друг на друга тайные члены не менее тайного совета - или что у них там? - министров. В углу тихо щемился Шмукля, махала руками Глезда.

На вышедшего Волкова никто не обратил внимания.

За дверью на лейтенанта снова обрушился адский грохот типа "музыки".

С сожалением, он посмотрел на телефон. Да, надо было перезвонить из тишины. Эх, растыка, не догадался...

И тут экранчик снова засветился. Волков осторожно ткнул на маленькую клавишу и поднес трубку к уху:

- Але?

Но что-то расслышать было невозможно. Вопли очень инфернально укладывались на "бум-бум-бум". Лейтенант сунул телефон в карман и спустился вниз. И не успел он ступить на танцевальную площадку, как на него фурией налетела Лиза. Что она орала, Волков так и не понял, но итогом была могучая пощечина. Потом она рванула через потеющий смрад извивающихся тел к выходу из клуба. Волков побежал за ней. В спину их провожал отчаянный визг завидовавших одиноких девиц и гогот охранников.

- Лиза! Лиза, стой! - бежал он по темной улице за девушкой. Она тоже бежала, но медленнее, видимо, каблуки мешали. Наконец, возле какой-то подворотни, он догнал ее:

- Лиз, ты чего?

- Скотина! - обернулась она к парню. - Я тебе, а ты? Бросил!

- Чего бросил? Лиз, я разговаривал!

- Я тебе звонила! Раз пятьдесят звонила!

- Двадцать девять, но я занят был...

- Янкой, да? Эта тварь тебя уволокла? Скажи мне правду!

- Какая Янка?

- Не делай мне идиота! - заорала Лиза и замахнулась сумочкой.

В этот момент из подворотни взвизгнуло и засветилось синим. Из глубины двора медленно выехала светящаяся машина. По глазам ударил свет фар. Из авто вышел человек в черной форме и ласково сказал в мегафон:

- Нарушаем?

Волков и Лиза замерли в нелепых объятьях. Сумочка шлепнула девушку по спине.

- Нормальновсекомандир, - нечленораздельно ответила Лиза.

- Вижу, вижу, - на этот раз без мегафона ответил человек в черном. - Нормально так нарушаем ночной покой. Документы.

- Извините, вы кто по званию? - подал голос Волков, пытаясь прикрыть глаза рукой.

- Генералиссимус, - хмыкнул человек. - Документы давай, маньяк.

- Это мой муж, - пискнула Лиза.

- И как это противоречит маньячеству? - удивился черный. - Может, вы на пару работаете. Документики, плиз.

Звания "генералиссимус" Волков не знал. Вернее, знал, что оно у Суворова было, у Шереметева, но это же царская Россия, не советская, и, уж тем более, не эта, как ее...

Лиза полезла в сумочку дрожащими руками, вытащила оттуда платок, провела им по щекам, отчего и так размазанная тушь превратила ее лицо в маску Пьеро. Потом достала пару бумажек и протянула ее человеку из светящейся машины:

- Усы, лапы, хвост: мои документы...

- Усы, лапы, хвост и подделать можно, - ухмыльнулся черный. - И полтиннички тоже можно...

- Других нет.

- Это вы взятку должностному лицу предлагаете? А знаете, что...

- Знаю, к чему слова. Вы на портреты посмотрите. Похожи?

Черный хмыкнул:

- Ладно, похожи.

Хлопнула дверь. Черный исчез в машине. Та, погасив огни, медленно сдала назад, снова притаившись в проезде.

- Кто это был? - опустил руку на плечо девушки лейтенант.

- Полицаи... - буркнула Лиза и дернулась из объятий Волкова. Но тот даже не заметил рывка.

- Все у вас не как у нормальных людей, - вздохнул Волков. - Пойдем.

- Куда? Я с тобой никуда больше не пойду. Иди к своей Яне.

- А я и не иду никуда. Я тебя домой провожу. И... И к Яне.

- Хам!

- Я знаю, знаю, - Волков прижал голову Лизы к груди. - Я хам, свинья, скотина, кто угодно, только тише, тише...

- Не успокаивай меня... - проворчала она откуда-то из-подмышки.

- Даже не думаю. Где тут у вас таксомоторы? Тебя домой надо отвезти, ты устала.

- Я не...

Не успела она возмутиться, как он вывел ее на узкую улочку, по которой туда-сюда неслись автомобили, и махнул рукой. Тут же взвизгнул тормозами один из них:

- Командир, нам... Адрес какой?

Лиза сказала адрес.

- Это Перово, что ли? Две штуки.

- Одна, тут же недалеко, - включил одессита Волков.

- А не заблюет? - строго посмотрел шофёр на Лизу.

- Нет, она плачет.

- Плачет, блюет... Ладно, поехали. Штука двести. Но если салон испачкаете - две.

- Не вопрос. Не вопрос? - посмотрел он на Лизу и сунул руку в карман. Вроде, должно хватить.

Она молча кивнула и...

И уснула прямо на руках.

Таксист время от времени поглядывал на парочку, видимо, стараясь понять - насколько буйными окажутся пассажиры? После клубных тусовок разные садятся. И упитые водкой, и упоротые наркотой, но чаще и то и другое одновременно. И ведут себя... Одни в окно блюют, другие прямо тут же трахаться начинают, третьи какую-то пургу несут. Один раз такой нарик с подругой, дебильно хихикая, прямо на ходу выскочили из машины. Хорошо, водитель притормаживал перед светофором. Дебилы... А эти, вроде бы, спокойные. Хотя... Таксист машинально провел рукой по куртке - хоть и жарко, зато травматик во внутреннем кармане.

- Повтори, какой адрес?

- Э... - растерялся Волков. - Лиз, какой у нас... У тебя адрес?

Не открывая глаз, но громко и внятно девушка сказала:

- Зеленый.

- Что? - не понял Волков. - Почему зеленый?

Таксист хихикнул:

- Проспект, наверное, Зеленый. У них там, в Перово, есть такой. А номер дома?

- Лиз, какой номер дома?

- Синий... - опять внятно ответила Лизавета.

Водитель обернулся и с любопытством посмотрел на парочку:

- Понятно. Она тебя сняла и домой везет. Адрес сказать не успела. Буди давай, а то высажу на вашем Зеленом в самом начале.

- Ничего она с меня не снимала, - возмутился Волков. - Вы везите, везите, я покажу дорогу.

- Был, что ли там?

- Да вчера. Или сегодня? Запутался уже, - сказал Волков и подумал, что начинает превращаться в какого-то вурдалака, который света боится.

- Москва никогда не спит, потому и запутаться немудрено. А дорогу не надо показывать. Надо адрес помнить. Навигатор бы показал.

- Навигатор?

- Ну да. А что такого?

Волков почесал подбородок:

- Это у вас специальная служба такая есть? Показывают куда проехать? И круглосуточно? Удобно. Москва большой такой стала, без карты немудрено и заблудиться.

- Парень! Ты из какой дыры приехал?

- С Одессы я, - обиделся на "дыру" Волков.

- У вас там что, все такие - с прибабахом? Был я там у вас, правда, еще при Советской власти. Вроде нормальные люди были, юморные, конечно, но...

- Да не, - Волков понял, что сморозил очередную глупость. Только какую именно - не сообразил.

- Не водитель, что ли? - спросил таксист.

- Не... - Волков умолчал, что имеет права шофера третьего класса. Замучаешься объяснять, что сидел только за рулем полуторки. Да и зачем?

- Девки у вас там замечательные были. Особенно медички. Небось, тоже скурвились, как эти? - таксист презрительно кивнул на спящую Лизу.

- Она не скурвилась! Просто... Просто устала.

- Пить да блядовать они устали. А больше ничего и не умеют.

- Товарищ таксист, я вас попрошу так о женщине не говорить! - взвился было Волков.

Тот хмыкнул и включил радио. Какой-то нервный диктор сообщал о начавшемся процессе над каким-то бывшим губернатором каких-то белых...

- Да хрен с ним, - переключил канал таксист. - Надеюсь, новый тридцать седьмой начался.

А из радио под негромкие аккорды гитары усталый голос запел:

- Очень хочется в Советский Союз, очень хочется снова и снова...

- Это что? - спросил Волков, ткнув пальцем в радиоприемник. - В смысле, кто поет?

- "Наше Радио". А кто поет - не знаю.

- Да уж слышу, что наше...

Дальше ехали молча, только Волков приглядывался, стараясь узнать окрестности Лизиного дома. И ему это удалось. Еще бы. Командир Красной армии, все-таки. С визуальной памятью все в порядке.

Из смешных штанов Волков выгреб всю наличность. Не хватало сотни. Таксист молча ждал. Волков еще пошарил по карманам. Нашел горсть мелочи, начал пересчитывать.

- Да ты в сумке у нее посмотри! - не выдержал таксист.

- Это нехорошо, - ответил Волков.

- Что не хорошо? Мне тут до утра стоять, что ли?

Мелочи хватило как раз. Еще и пара червонцев осталось. Лейтенант протянул горсть таксисту.

Тот поморщился, но деньги взял:

- Нищеброды, блин... Пробухают все, потом копеечки у мамы с папой просят.

- У меня нет мамы. Помогите мне девушку из машины выгрузить.

- Вот еще, - фыркнул водитель. - Сам свою блядь на руках носи.

Волков вскипел и, едва удерживая себя в руках, прошипел:

- В Советский Союз вам хочется? А что вам там делать-то? Так же будете хамить всем? Вам какая разница, где жить?

- Да пошел ты! Умный, что ли? Ты, типа, в Советском Союзе живешь? Да? Оглянись! Какой, на хуй, Союз? Вокруг сраная Рашка!

- Надо же. Я и не сомневался, что вокруг вас сраная Рашка. А вокруг меня - Советский Союз. Понял?

Волков вышел из авто, обошел его и, открыв вторую дверь, кое-как вытащил почти бездыханное тело Лизаветы. Потом как куль забросил его на плечи и, пригнувшись, сказал в окно таксисту:

- Советский Союз с тебя начинается. Там где ты - там и Союз. Или вот это вот... Тьфу! Хочется им... Заколебали!

От досады Волков сплюнул под ноги и зашагал к лавочке возле подъезда.

Таксист же хмыкнул опять и долгим взглядом проводил странного парня из Одессы. Надо же... "Советский Союз с тебя начинается..." И, вроде, трезвый... Ладно, ехать пора.

Через несколько минут странный пассажир стерся из памяти таксиста - всех помнить мозгов не хватит. Но эти фразы какой-то смутной тревогой поселились в его душе.

А Волков тоже забыл о таксисте. Он уложил Лизу на лавочке, не обращая внимания на протестующее мычание. Сам же сел на бордюр и закурил. Время от времени он поглядывал на лежащую девушку, контролируя, чтобы та не свалилась на асфальт. А так пытался разглядеть небо. Неба не было. Была какая-то желто-черная хмарь, огромной полусферой накрывшая гигантский город. По хмари этой иногда пробегали синие всполохи тонких молний рекламы и чрезвычайных мигалок. То ли "Скорая" ехала на помощь, то ли в очередном гадюшнике включили свой светомет.

Да, этот мир болен.

И его надо лечить.

Но болен он какой-то придуманной болью. Фантомной. Как будто этим людям отрезали часть души и они по этой душе тоскуют, заливая тоску беготней и спиртом.

И как это лечить фантом? Временем? Разве время это универсальный лекарь? Лечит не время, лечит забвение. Но если ты потеряешь память, то будешь ли ты здоровым? Если ты потерял ногу, стоит ли отрезать голову, чтобы не болела рана? Вопросы, вопросы... Кто даст ответы?

Вдруг застонала Лиза.

Волков уронил давно потухший о пальцы окурок и вскочил.

Девушка приподнялась, кое-как открыла глаза, обвела мутным взглядом окружающее... И ее немедленно вырвало.

- Твою мать! - с чувством выругался лейтенант. Черт, надо было ее сразу домой вести. То есть, нести. Так. Ключи. Где у нее ключи? В сумочке. Так, а где сумочка? И опять твою мать! Блин, сумочку в машине оставил, вот растыка! С досады Алексей ударил кулаком по спинке скамейки, от чего Лизу шатнуло и опять вырвало.

В этот момент во двор медленно въехала машина, ослепив глаза синим светом фар.

- Блин! Опять мусора! Да что такое! - простонал Волков, схватившись за голову.

Машина подъехала к подъезду и остановилась. Нет, не милиция. То есть, не полиция, конечно. Открылось окно, оттуда высунулся давешний таксист.

- Держи, одессит. Вы сумочку оставили.

- Спасибо, - удивленно сказал Волков.

- Ты проверь, ничего не пропало?

- А я знаю? Это ж не мое. А барышня в сознание только-только приходить начала.

- Да я вижу, - поморщился водитель, посмотрев на лужу возле скамейки.

- Сколько я вам должен? - вздохнул Алексей.

Таксист пожал плечами:

- Да ладно. В одной стране живем, - и первый раз улыбнулся за вечер.

Машина умчалась в московскую тьму.

Волков же проверил сумку. Ключи, телефон, кошелек - все было на месте.

Лизу же продолжало мучительно рвать, хотя, вроде бы, уже было нечем.

- Потерпи, родная, - вздохнул он, опять взвалил бездыханное тело на плечи и пошел к входной двери. Сумочку зажал в зубах за длинные ручки. Дернул дверь. Не открылась. Хотел ругнуться, не смог: рот занят.

- Лиз, как это открывать? - тоскливо промычал он.

Ответом было:

- Буээээ... - и теплая жидкость по спине.

- Тьфу! - передернуло парня.

И тут Волков вспомнил, как позавчера у Тани дверь открывал. Так, так... А что у нас на связке? Брелок в виде кошки и металлическая таблетка. Вот ее мы и прижмем к такой же, но на двери...

Дверь пропищала, что-то щелкнуло... Есть! Обрадованный лейтенант вошел с ношей во двор. Вошел. Пригнувшись, чтобы не ударить девушку о потолок. Хотя, судя по ее состоянию, хуже не будет. Клин, опять же, клином...

До этажа доехали без приключений, если не считать очередных арий Риголетто в исполнении Елизаветы.

Закрыв входную дверь в квартиру, Волков, не снимая обуви. Метнулся в ванную, где, так недавно, сам принимал душ. Так, воды холодной набрать. Стащил с себя рубашку, повертел в руках, сунул под ванну. Теперь на кухню, чайник поставить...

- Лиза, только не в туфли!

Ой, как хорошо, что некоторые умеют промазывать!

- Так, а ну иди сюда.

Лиза приоткрыла один глаз, посмотрела на голый торс Волкова:

- Ты меня насиловать собрался, что ли?

- С ума сошла? - рявкнул лейтенант. - Нет!

- Жаль... - вздохнула Лиза и закрыла глаз.

- Вот бабы! - ругнулся лейтенант. - Вот-вот в ящик сыграет, а все о любви думает. Дура! Делать мне больше нечего!

Кое-как втащил в ванную комнату. Поставил на ноги. Стоять она отказывалась принципиально.

- Сама разденешься? Или помочь?

Она опять открыла глаз и пьяно хихикнула:

- Помочь! Ик!

И тут Волков вскипел. Практически, одновременно с чайником. Обхватил ее за талию, сунул как куклу в ванну с холодной водой.

- Аааааа! - запищала она, а потом грязно заругалась на лейтенанта и начала его колотить по плечам, пытаясь выбраться из ледяной воды. Однако силы были не равны. Одной рукой он удерживал ее, второй держал над головой душевой раструб. Лиза визжала, царапалась, материлась, но, тихонечко, оживала.

- Инквизитор! Зараза! Сволочь! Я кричать буду!

- Ты и так кричишь! - рявкнул на нее Волков, смывая с лица косметику.

- Ты мне всю одежду испортил!

Лейтенант выключил воду:

- Теперь сама давай.

- Халат принеси...

- Где он?

- В моей комнате...

В комнате Лизы царил бардак. То там, то тут валялись лифчики и прочие дамские предметы. Халат был небрежно брошен на расправленную широкую кровать. Когда Волков вернулся, она продолжала сидеть в ванне, ее трясло, по лицу сползали черные потеки туши.

- Отвернись, - капризно сказала она.

- Еще чего, - грубо ответил Волков и вышел из ванной. Через несколько минут там снова зашумела вода. Он откинулся на диване, заложив руки за голову и принялся ждать. Ждать пришлось долго. Девчонки вообще ничего не умеют быстро делать. Однажды ему пришлось ждать подружку возле общежития медицинского училища целый час. Едва танцы не закончились... Вот и сейчас Лиза просидела в душе добрых минут сорок.

Выскочила, завернувшись в халат, и, не глядя на Волкова, прошмыгнула в свою комнату.

Лейтенант покачал головой: девки... Потом прилег было на диван, но тут его внимание привлек тихо жужжащий компьютер. Что там говорил энкаведешник Герман Семенович? Ой, не энкаведешник, а этот, как их... А не важно. Чекист. База данных "Мемориал"?

Волков сел в удобное кресло, шевельнул мышкой. Вспыхнул экран. Страничка нашлась моментально. Так... Ввести имя, фамилию, отчество, год рождения, звание... Кнопочка "Поиск"...

База выдала сразу трех Волковых Алексеев Владимировичей. Все трое одного года рождения - девятнадцатого. И все - лейтенанты.

Один из Волковых погиб в ноябре сорок третьего под Киевом. На другого целых три похоронки. Июнь сорок первого, октябрь сорок первого, май сорок сорок четвертого. Жаль, фотографий нет. А вот третий... Третий самый странный. На него никаких документов нет. Просто пропал без вести. Ни даты, ни места. Ничего. И кто из них - ты? Пожалуй, надо съездить в этот Волоколамск. Место захоронения известно. Может быть, там фотография есть, на памятнике? По второму сложнее. Как его искать? По всем трем похоронкам придется ездить. Может, вспомнит кто из местных? С третьим же какая-то танковая засада. А, может быть, именно его тут вообще нет? Может быть, он так и не вернулся туда, в сорок первый? Может быть, он так и остался здесь? Нет. Такого быть не может. Он не может бросить свою страну, свою Родину, своих друзей, своих сверстников, своего товарища Сталина в такой беде. Это ж получится, что он дезертир. Сбежал в комфортное будущее из войны. Какой он после этого советский человек? Нет, он вернется. Обязательно вернется.