Экзамены пролетели незаметно, впечатленные чиновники решили не затягивать, особенно когда девочка поинтересовалась, можно ли учиться экстерном.
— Но, мисс Грейнджер, зачем это вам? — удивился чиновник, разглядывая девочку.
— Скучно мне, — пояснило юное дарование. — Очень скучно, просто невозможно как. В медицинский хочу.
— Давайте я покажу вам, что это не так просто? — поинтересовался чиновник и протянул девочке задания для экзаменов за среднюю школу.
— Время дадите? — просмотрев по диагонали задания, поинтересовалась Гермиона.
— Да сколько угодно, — развеселился чиновник, пригласив коллег.
— Хо-ро-шо, — протянула девочка, усаживаясь за стол.
Английский Вера знала в совершенстве — пришлось выучить, сочинения писать для той, что выступала на конгрессах, было совершенно не смешным делом. Математику пришлось поднапрячься, но и на это ее хватило, история проблем не вызвала, вот только география, но тут просто повезло, поэтому уже через два часа Гермиона сдавала решенное задание.
— Знаете, коллега, — вздохнул один из чиновников. — Ей, пожалуй, действительно скучно будет.
— Значит, разрешаем экстернат, — улыбнулся веселый чиновник.
Новая Гермиона была двойственной — она отлично чувствовала себя на детской площадке, любила читать, смотреть фильмы, обожала мороженое и парк аттракционов, но как только дело касалось медицины — ребенок тут же исчезал. Первым это отметил мистер Грейнджер, приведший девочку на работу и в шутку предложивший пройти по палатам. Девочке даже выдали хирургический костюм, чтобы она походила на врачей, как выразился папа.
Гермиона кивнула и пошла переодеваться, приняв душ, чем удивила даже медсестер, не ожидавших такого серьезного отношения от ребенка. А потом был обход, который вел папа, веселящий своих коллег. Вот только коллеги сразу же отметили, что дочь начальника понимает, что говорит.
— Мальчик, шесть лет, поступил с температурой и болями, — прочитала улыбающаяся медсестра.
— Семейный анамнез собрали? — лаконично спросила Гермиона. — Анализы?
— А вот вы, мисс Грейнджер, и назначьте, — улыбнулся папа под смешки коллег, но в следующую минуту улыбки сползли с лиц.
— Где у тебя болит, малыш? — как-то очень ласково улыбнувшись, спросила девочка. — Тут? А давай мы ножку поднимем? Больно, да? Не надо плакать, смотри, сколько докторов, они тебе помогут, веришь? Вот, молодец. Теперь потерпи немножко, но говори, когда больно, — девочка начала прощупывать и нажимать. — Вот ты молодец, все хорошо будет.
— И каков же ваш вердикт, коллега? — улыбнулся один из докторов.
— Как давно температура? — хмуро спросила девочка.
— Два дня, — кратко ответила медсестра, которой почему-то совсем не хотелось шутить.
— Быстро на стол, пока до перитонита не доигрались, — жестко ответила девочка. — Папа?
— А ну-ка подвинься, — мгновенно посерьезнел мистер Грейнджер и уже через минуту скомандовал: — Срочно на стол, дочь права.
Потом, уже дома, когда Гермиона умчалась на площадку играть, мистер Грейнджер делился с супругой тем, что произошло сегодня днем. Он рассказывал, как переменилась дочь, надев костюм, как тщательно мылась, как пользовалась перчатками и с какой теплотой говорила с пациентом.
— Знаешь, любимая, не знал бы ее, подумал бы, что Мионе лет сорок, двадцать из которых она провела в больнице, — вздохнул доктор Грейнджер. — Диагност просто от бога.
— Тогда бери ее к себе и учи, — улыбнулась Эмма Грейнджер. — Талант надо развивать.
— Так на нее посмотреть — обыкновенная девчонка, — произнес Марк, обнимая супругу. — Пока дело не касается пациентов. Ты бы видела, любимая, сколько ласки и тепла…
— Значит, мы правильно воспитали дочь, есть чем гордиться, — поцеловала его жена.
Даму из «волшебной школы» встретила Гермиона, с интересом осмотрев ее сверху донизу. Дама выглядела… Пожалуй, странно — как будто с маскарада, да и выражение ее лица Гермионе не понравилось, поэтому девочка тактично поинтересовалась, с какого… Точнее, что угодно незваной гостье, что, как известно, хуже татарина.
— Меня зовут профессор МакГонагалл, — высокомерно заявила женщина. — Я должна поговорить с вашими родителями.
— Мои родители, во-первых, на работе, — спокойно ответила девочка. — Во-вторых, они занимаются детьми, вам, наверное, нужны наши соседи, они как раз психиатры.
— Я вернусь вечером, — заявила странная женщина и пропала с хлопком.
— Интересные у меня галлюцинации, — вздохнула девочка. — Йогурт, похоже, был просроченным.
Впрочем, вечером странная галлюцинация появилась снова. Гермиона тяжело вздохнула, нехорошо подумав о производителях йогуртов в Великобритании, решив, что совместных галлюцинаций не бывает, поэтому стоит хотя бы выслушать. Странная дама высказалась на тему того, что она профессор в школе волшебства, на что Гермиона еще раз вздохнула.
— Мадам, мне одиннадцать лет, я верю в анатомию, физиологию и гистологию, а в сказки нет, — произнесла девочка. — Придумайте что-нибудь более адекватное.
— Несносная девчонка! — услышала девочка, а потом слово, которое ей совсем не понравилось, ибо латынь она как раз знала. Но сопротивляться почему-то не могла и была вынуждена ходить везде за этой странной галлюцинацией.
Подобное состояние девочку испугало, так же, как и тот факт, что родители настаивали на том, чтобы Гермиона пошла куда-то с незнакомой и явно психически нестабильной женщиной. Да и слово, которое произнесла эта так называемая профессор, девочке совсем не понравилось. Особенно тот факт, что Гермиона после произнесения этого слова не принадлежала себе. Это сильно напугало девочку, поэтому на следующий день она уже сама вместе с отцом добралась до книжного магазина «волшебников», чтобы купить свод законов и получить консультацию.
Консультацию неожиданно пришлось получать в банке, что девочку развеселило, а вот сама суть консультации напугала.
— То есть вы хотите сказать, что в мире магии я существо третьего сорта? — поинтересовалась девочка, подытоживая все услышанное.
— Где-то близко, — ответил ей зеленокожий консультант.
— А то слово, что сказала профессор МакГонагалл? — вспомнила Гермиона.
— За это наказывают у магов, но вы магглорожденная, поэтому…
— Поня-ятно, — протянула девочка, мучительно пытаясь представить, что же делать. Почему-то ей в этот момент и в голову не пришел самый простой вариант — не приехать в школу, ведь в книге было написано…
Гермиона, так и не найдя выхода, в подавленном настроении ехала в школу, более похожую на тюрьму, судя по принудительности обучения, да и отношению к таким, как она. Предвидя, что профессор будет мстить, она только надеялась на декларируемое отсутствие физических наказаний, хотя понимала, что вода — она дырочку найдет. Поэтому надеялась, что ее знаний в медицине хватит, чтобы, если будет совсем край — так хоть отравит.
Мальчишку, который буквально висел на своей тележке, девочка увидела сразу и шла к нему, потому что ее вел инстинкт врача. Тот самый инстинкт, который заставил броситься к горящей машине, который заставлял осматривать и находить, тот, который в ней воспитали мудрые профессора и богатый опыт детского врача. Она смотрела на ребенка и понимала, что этот мальчик нуждается в помощи, прямо сейчас нуждается. И она сделает все, чтобы помочь ребенку.
— Привет, — поздоровалась Гермиона, взгляд которой уперся в кисти рук мальчика.
— Привет, — шепотом ответил он, испытывая сильную боль, что было совсем не секретом для Гермионы. Достаточно просто отличить боль от симуляции.
— Давно у тебя артрит? — спокойно спросила девочка, входя в режим «тетя доктор всех спасет».
— У меня что? — удивился мальчик. — Мне говорили, что это «психосоматика».
Девочка сказала длинную фразу не по-английски, которую ни мистер Грейнджер, ни мальчик не поняли. Единственное, что они поняли — девочка недовольна. А Гермиона была в ярости, просто в бешенстве, мечтая оторвать руки и ноги недоврачам, обрекшим ребенка на мучения.
— Папа, — командным голосом приказала Гермиона. — Ребенка на руки и за мной!
— А Хогвартс? — тихо спросил мальчик, которого взял на руки мужчина, отчего боль стала меньше.
Девочка высказалась на этот раз по-английски. Ни одного нецензурного слова не прозвучало — сплошь специальная терминология и латинские названия органов, но мистер Грейнджер понял, что с воображением у дочери тоже все в порядке, а вот Гарри не понял ничего, кроме того, что о нем вдруг заботятся.