Все знания и силы

Часть 7

Закончив с Гарри, Гермиона оставила его отдыхать, дав книжку по традициям Магической Британии, объяснив, что им там еще учиться, поэтому надо понимать, «что откуда растет». Мальчик начал читать с интересом, потому что так сказала Гермиона, этой аргументации Гарри было вполне достаточно.

Девочка двинулась к своей второй уже пациентке, чтобы помочь и ей. Восьмилетняя девочка по имени Мария с ужасом смотрела на принесенный ей медсестрой поднос. Она привыкла к тому, что кушать — это очень больно[7], но, как и любой ребенок, боли совсем не хотела. Мария пыталась собраться с силами и набраться смелости, чтобы не плакать. Она уже обреченно потянулась к ложке, когда в палату вошла Гермиона. Увидев слезы на лице Марии, девочка все поняла, быстро подошла и остановила руку пациентки.

— Тебе же больно, почему ты на помощь не позовешь? — спросила Гермиона, беря ложку в свою руку.

— Нельзя, — всхлипнула Мария, наблюдая за ложкой. — За это знаешь, что будет[8]?

— В больнице? — округлила глаза от удивления девочка, начиная аккуратно кормить пациентку.

— Я не пробовала, — прошептала та, прожевав кашу. — Мне страшно…

— Страшно просить о помощи? — поинтересовалась Гермиона. — Или страшно сейчас[9]?

— Вообще страшно, — призналась девочка-пациентка. — Сначала очень страшно, а потом свет выключается.

Отметившая характерные признаки, Гермиона уверенно нажала красную кнопку, продолжая забалтывать пациентку и кормить ее, следя за тем, чтобы Мария не подавилась. В палату вбежала медсестра, удивленно взглянув на Гермиону, сразу же увидев, как напряжена дочь шефа.

— Кардиограф и реаниматолога, — спокойно попросила Гермиона. — Очень быстро, — а потом обратилась к пациентке: — А вот мы еще ложечку скушаем и расскажем, не больно ли, да?

— Да, — кивнула Мария, ойкнув, ее лицо начало синеть. Сначала совершенно незаметно, но когда в палату вошел мужчина с кардиографом, цианоз[10] уже разливался вовсю, поэтому Гермиона отложила поднос с едой и готовилась к неизбежному.

— Чего вы телитесь, — зло выплюнула девочка. — Диспноэ[11], региональный цианоз.

— Понял, — кивнул реаниматолог, нажав что-то у себя на поясе. — Отойди-ка.

— Качать один будешь? — саркастично подняла бровь девочка. — На трубу[12] осторожно, у нее коллагеноз.

В палату начали вбегать доктора в зеленых костюмах. Гермиона мудро отошла в сторону, чтобы не мешать коллегам, спасавшим жизнь девочки. В этот момент в палату вошел доктор Грейнджер, посмотрел на суету возле кровати, потом на спокойную дочь и тихо поинтересовался:

— Что случилось?

— Похоже, кардиологию у нее мы все про… — девочка запнулась, с опаской посмотрела на отца и продолжила: — Пролюбили. Скорее всего, там еще и порок сердца, потому что синкопе[13] в анамнезе[14]. Или что-то специфическое, но это надо искать.

— Найдем, — кивнул мистер Грейнджер. — Ты собирайся, через час домой поедем.

— Ага, — кивнула Гермиона. — Только Гарри надо на монитор привесить[15], не нравится мне что-то, может, пойдем, на снимок вдвоем посмотрим?

— Пойдем, конечно, — кивнул папа девочки и поинтересовался у коллег: — Ну, что там?

— Ваша дочь ей жизнь спасла, — честно ответил реаниматолог. — Еще б полчаса и все, а так — полежит на трубе, кардиологи посмотрят, все нормально будет.

— Кардиологам про хрупкость сосудов напомните, пожалуйста, — подала голос девочка. — Они-то, по идее, это знают, но напомнить не помешает.

— Договорились, — улыбнулся врач, таких подробностей не знавший[16], и повернулся к коллегам. — Ну что, поехали?

Лайза Турпин воспитывалась в приюте с тех самых пор, как ее туда сдали маггловские родственники, не пожелавшие возиться с обузой. В приюте ее сначала ломали, а когда так и не смогли, оставили в покое. Девочка росла злой, легко впадающей в бешенство и не прощающей ничего. На память Лайза не жаловалась, поэтому ее опасались — девочка могла внушать ужас. Казалось, в ее душе нет ничего светлого и доброго, но это было не так. За выстроенной броней жила маленькая светлая девочка, которой очень не хватало ласки и тепла. Только одна женщина во всем приюте это видела, только с ней Лайза была настоящей.

Ее отец, Эдгар Турпин, был убит самим Темным Лордом, как девочке рассказали, когда громадный полувеликан привел ее в мир Магии, а ее саму этот самый Волдеморт убить почему-то не смог, сделав Девочкой-Которая-Выжила, вот только счастья ей это не принесло. Девочка с детства привыкла к тому, что вокруг одни враги, ну, кроме той женщины со странным именем, которая искренне любила Лайзу. Магический мир оказался вовсе не сказкой, чего, собственно, девочка и ожидала, поэтому молчать и плакать она не стала. Кроме того, вдруг оказалось, что у Лайзы аллергия на многие зелья, а ментальное воздействие гасится бешенством, живущим в девочке. Тут бы магам задуматься, но маги думать не любили, особенно Альбус Дамблдор.

Северус Снейп помнил, что сделали с Лили, знал, кто это сделал, поэтому не испытывал ненависти к тем, кто назывался Мародерами, потому что был их тайным консультантом. Его желание отомстить МакГонагалл с годами становилось только сильнее, поэтому страдал факультет старой кошки. С совершенно озверевшей Лайзой Северус связываться не хотел, считая, что именно героиня превратила МакГонагалл… в такое вот. Беспокоило отсутствие сына Лили в школе, но… Северус решил не дразнить гусей, напоминая о сироте тем, кто явно не был другом ребенку, а маленький артефакт говорил о том, что ребенок жив.

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор пребывал в плохом настроении, прикладывая холодный компресс к пострадавшему месту. О чем подумала девочка, когда он наставил на нее палочку, Дамблдору так и осталось непонятным, но мгновенно впавшая в бешенство Лайза сильно ушибла Великого Светлого, унеся к тому же пару колокольчиков из бороды, как она выразилась — «на память». Избранная была совершенно неуправляема, из-за чего Дамблдор склонялся к мысли о том, что Избранную надо менять и лучше кардинально. Но… Объявив себя магическим опекуном девочки, Дамблдор не мог этого сделать ни прямо, ни косвенно, Магия в очередной раз показала, что со словами в этом мире надо обращаться осторожнее.

Убедившись, что с Гарри все в порядке, Гермиона сама укрепила электроды на теле мальчика и некоторое время понаблюдала. После чего девочка, не понимая, почему она это делает, рассказала мальчику сказку и, пожелав приятных снов, отправилась к отцу. Мария, ее вторая пациентка, отдыхала в реанимации, где за ней наблюдали постоянно, поэтому у Гермионы была надежда на то, что все закончится хорошо.

Папа в задумчивости стоял у негатоскопа, рассматривая снимки Гарри. Его что-то беспокоило, но доктор не мог понять, что именно. Гермиона вошла в кабинет папы и сразу же двинулась к снимкам, прихватив с папиного стола линейку и карандаш. Не говоря ни слова, девочка принялась проводить линии прямо на снимке, отчего доктор Грейнджер сразу понял, что она имеет в виду.

— Индекс большой? — спросил он свою принцессу.

— Да, папа, надо будет восстановить электролиты, а потом пытаться понять, почему так, — кивнула девочка.

— Как у него ритм? — поинтересовался мистер Грейнджер, обнимая расслабившуюся Гермиону.

— Синусовый, но так себе, впрочем, не угрожающий, — задумчиво ответила девочка, прикрывая глаза. День был долгим, и она очень устала, все-таки это тело на такие нагрузки рассчитано не было.

— Ну и хорошо, — улыбнулся папа, погладив усталую дочь по голове. — Переодевайся и поехали домой.

— До-о-омой, до-о-омой, — пропела девочка, отправляясь в ординаторскую, чтобы переодеться.

Плюхнувшись в папину машину, девочка чувствовала себя очень утомленной, но ее мозг продолжал работу, разбирая все, что произошло сегодня. С улыбкой глядя на задумчивую дочь, мистер Грейнджер всю дорогу молчал. Только сейчас до Гермионы дошло, какой казус она теперь для магического мира — одиннадцатилетняя совершеннолетняя признанная целительница, не разбирающаяся в заклинаниях. Это означало, что эти самые заклинания надо изучить, а где их взять? «Буду читать, что в книгах об этом написано», — поняла Гермиона, отдых опять откладывался.