Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 5

1. Отчет Чарльза Уинслоу Кертиса, доктора медицины

Ранней весной 1949 года мне посчастливилось получить назначение в штат санатория «Данхилл» в Сантьяго, штат Калифорния, в качестве психиатра-консультанта при довольно известном Харрингтоне Дж. Колби. Назначение было волнующим и чрезвычайно многообещающим, потому что редко такой молодой врач, как я, — у которого, как говорится, еще чернила не просохли на дипломе, — имеет возможность поработать с таким выдающимся представителем психиатрической профессии, как доктор Колби.

Двигаясь на такси из Сантьяго, я наслаждался славным солнцем Южной Калифорнии и восхищался почти тропическим обилием цветущих кустарников и деревьев. Вскоре я обнаружил, что санаторий представляет собой группу красивых зданий в стиле испанской гасиенды, окруженных просторными, засаженными участками. Сады, теннисные корты и даже поляны для гольфа были здесь предусмотрены для отдыха пациентов; было также большое озеро за домом, от которого по ночам доносилось кваканье лягушек. Санаторий был одним из лучших, как мне дали понять, в этой части штата, и я с нетерпением ждал работы в таких прекрасных условиях.

Сам доктор Колби, живой и с проницательными глазами не смотря на все свои серебряные волосы, встретил меня приветливо.

— Надеюсь, вам понравится работать с нами здесь, в «Данхилле», мой дорогой Кертис, — сказал он, провожая меня в мой новый офис. — Ваши профессора в Мискатонике высокого мнения о вас; я понимаю, что ваш основной интерес к аномальной психологии — это некоторые формы острой паранойи. Один из наших новых пациентов в этой области будет довольно интересен для вас, парень по имени Хорби.

— Я уверен, что будет, доктор, — вежливо прошептал я. — Какова природа его проблемы?

— Есть что-то в лунном свете, к чему он питает стойкое отвращение, — сказал Колби. — Он совершенно не может терпеть лунный свет, и шторы в его комнате всегда должны быть тщательно закрыты. Но это не все, он спит со всеми включенными огнями, так что ни один луч лунного света не может проникнуть в его комнату.

— Это кажется довольно безобидным, — задумчиво сказал я. — В истории есть несколько случаев…

— К тому же, он очень боится ящериц, — лаконично добавил Колби.

Я пожал плечами.

— Что ж, сэр, фобические реакции на различных рептилий, безусловно, достаточно распространены…

— Не у Хорби, — сухо сказал он.

Затем с полной серьезностью и совершенно не поменяв интонации или выражения лица, он сделал самое экстраординарное заявление:

— Мистер Хорби опасается ящериц, что обитают на луне.

Прежде чем я встретился с остальной частью персонала, я познакомился с планировкой санатория и узнал распорядок, и обнаружил, что «обосновался» очень комфортно. По большей части те пациенты, которых мне выделили, страдали от удручающе обычных и заурядных расстройств. Единственным исключением был Урия Хорби: как мой начальник и сказал в день моего приезда, дело Хорби было необычным и любопытным.

Паранойя, конечно же, является психическим расстройством, характеризующимся систематизированными заблуждениями и проекцией внутренних конфликтов, которые приписываются мнимой враждебности окружающих. Таково, по крайней мере, определение учебника: я нахожу такие случаи более богатыми и менее простыми в объяснении.

Иногда параноидальные пациенты считают, что их преследуют воображаемые враги (они могут быть кем угодно от иностранных шпионов до иезуитов или какого-нибудь тайного братства мистиков). Они верят, что куда бы ни пошли, те постоянно наблюдают за ними, так же они приписывают пагубность этих теневых врагов каждой случайности или неудаче, которые могут постигнуть их.

Внешние симптомы паранойи удивительно легко различаются: склонность к ношению небрежной, неопрятной одежды, пренебрежение личной чистотой, быстрые и отрывистые формы речи, глаза, которые бегают из стороны в сторону в поисках самых темных углов комнаты, и мрачный низкий голос, чтобы скрытые уши не смогли подслушать сказанное.

Особенно глаза, в них паранойя может быть обнаружена даже неспециалистом. Параноидальный взгляд тусклый, остекленевший, не сфокусированный, обращенный словно бы внутрь себя, чтобы размышлять о бесконечном и жалком преследовании, — или охваченный пламенем с лихорадочным отблеском фанатика.

Когда я впервые вошел в комнату, предназначенную для Урии Хорби, я почувствовал удивление. Это был маленький мужчина в возрасте пятидесяти лет, стройный и лысый, чисто выбритый и, казалось, находящийся в полном здравии. Он сидел за маленьким складным столом, изучая страницы записной книжки, написанные (как я заметил) твердым, разборчивым почерком… в отличие от истеричных каракулей большинства случаев острой паранойи, которые я изучал.

Его лицо было скрупулезно опрятным, как и его комната. Узкая кровать была аккуратно застелена, небольшой книжный шкаф содержался в порядке и чистоте, и личные вещи на комоде и умывальнике были продуктивно разложены. Когда он поднял глаза, чтобы взглянуть на меня, я был еще больше удивлен.

У Урии Хорби был самый ясный, самым откровенный взгляд, какой я когда-либо видел у человека. Его глаза были проницательными и задумчивыми, но их невинность и откровенность были как у маленьких детей.

Его спокойный здравомысленный взгляд очень удивил меня. Чтобы скрыть свое отсутствие самообладания, я поспешил представиться. Он вежливо улыбнулся.

— Как вы поживаете, доктор Кертис? Простите меня, что не встаю: если я сделаю так, то приведу в беспорядок все эти заметки, а у меня страсть к организованности и я ненавижу беспорядок. Я знал, что вы собираетесь присоединиться к нашему маленькому социальному кругу здесь в «Данхилле». Надеюсь, это место отвечает всем вашим требованиям? Как сказал Менандр: «Джентльмен чувствует себя как дома при любых обстоятельствах», но сумасшедшему дому иногда не хватает определенных удобств.

И это был человек, который испытывал смертельный страх перед ящерицами? Человек, чей главный и самый смертоносный враг жил на Луне? Параноик, который был заключен в «Данхилл» более шести лет и считался неизлечимым?

Я с трудом мог в это поверить, но это было так…

В «Данхилле», как я вскоре обнаружил, встречи между врачом и пациентом — неформальные и неторопливые беседы, были более похожи на то, что мои современники называют «сеансом разговора», чем на обычные клинические опросы, к которым я привык. Урия Хорби был искусным и интересным собеседником. Его речь была последовательной, его мысли казались рациональными, его поведение было тихим и контролируемым.

Он был достаточно умным воспитанным человеком и получил отличное образование. Сын местного торговца, он учился за границей и много путешествовал, прежде чем поселиться в Сантьяго. Он имел научные интересы, интересовался несколькими абсурдными сферами деятельности и, хотя был поглощен природой своей особо навязчивой идеи, мог легко общаться на различные темы.

Мое любопытство в отношении этого человека росло по нескольким причинам, одной из которых было то, что он не проявлял в своем образе жизни, поведении и внешнем виде ни одну из частых тревожных черт, которые я столько раз наблюдал у других жертв паранойи. И его заблуждения о преследовании были, конечно, оригинальными.

— Почему вы боитесь ящериц, мистер Хорби? — я прямо спросил его на одной из наших первых встреч. Он посмотрел на свои сложенные руки, покривил губы, словно в раздумье, как будто тщательно подбирал необходимые слова.

— Они правили землей еще до того, как на ней появились самые первые из наших предков-млекопитающих, — ответил он серьезно. — Со временем наш род изгнал их, и они ненавидят нас за это. Кроме того, они совершенно чужды нашему виду — злобные и хладнокровные хищники, лишенные эмоций. То, что высший порядок чувств должен быть свойственен таким отвратительным рептилиям более чем отвратительно, это нечестиво.

В соответствии с правильной, даже педантичной манерой выражения мыслей, как следует из вышесказанного, его речь была совершенно бесстрастна и ясна. Какими бы страхами ни мучался человек, очевидно, что они глубоко погрузились в него.

— Мое понимание всегда заключалось в том, что у рептилий очень мало того, что мы называем интеллектом, и действуют они благодаря только рудиментарному инстинкту, — заметил я. Конечно, неразумно спорить или не соглашаться с психически больным пациентом, но я хотел сблизиться с этим человеком, если это было возможно.

Он сухо улыбнулся.

— Я понимаю, доктор Кертис, что вы никогда не сталкивались с «Некрономиконом» в рамках своих исследований, — сказал он, изменив тему, или просто мне так показалось. Я покачал головой.

— Полагаю, что нет, — откровенно признался я. — Греческая работа, думаю, теологическая?

— Перевод на греческий язык с оригинального арабского, — ответил он. — Также на латинский и елизаветинский английский. Автор, йеменский поэт восьмого века христианской эпохи, имя его Альхазред; его работа была представлена вашими коллегами в привычных науках как болезненный бред. Если бы во времена Альхазреда были приюты для душевнобольных, такие как, к сожалению, есть в наше время, я не сомневаюсь, что он был бы заперт в одном из них.

— Я так понимаю, что этот Альхазред обсуждал интеллект рептилий?

— Отвечая на ваш первый вопрос, скажу, что это работа по демонологии, а не теологии, — мрачно сказал он. — Это представляет собой теорию, составленную из документов и источников самой невероятной древности, о том, что эту планету первыми населили сущности из других миров, галактик и даже планов существования, бесчисленные эоны до эволюции человека. Природа этих существ такова, что они будут казаться богами или демонами таким незначительным существам, как мы: бессмертные, нерушимые, созданные не из материи, какой мы ее знаем, это непостижимые разумы чистого, пожирающего зла, — старше этого мира, и жаждущие обладать им…

Эти слова, произнесенные тихим, размеренным голосом, вызвали в моем теле невольную холодную дрожь, несмотря на солнечный день. Неожиданно для себя я не смог подавить эту дрожь: природа параноидальных заблуждений Хорби была в таком случае религиозной.

— В одном разделе, в первых главах книги IV, — продолжил он, — Альхазред рассказывает историю доисторического города или поселения под названием «Сарнат», который ранние люди построили в опасной близости к «серому каменному городу Ибу», где обитала раса водных нелюдей, которые поклонялись демону Бокругу в образе гигантской водяной ящерицы. Хотя Альхазред не использует термин в тех отрывках, о которых я говорю, водные существа эти известны как Тхунн'ха: они были зеленокожими, походили на жаб и были безмолвны. Они поклонялись своему богу с помощью отвратительных ритуалов…

Вспомнив слова доктора Колби, я рискнул предположить, что этот дьявольский бог Иба проживает на Луне. Неожиданно Урия Хорби побледнел и прикусил губу.

— Не он… не он, — хрипло прошептал он. — Но Тот, кому он служит…

Его голос слегка задрожал, когда он говорил, как будто он пытался подавить некоторые сильные эмоции. Ощутив волнение своего пациента, я сменил тему на этом этапе и начал расспрашивать о его детстве, пытаясь найти возможную травму.

Наши беседы на некоторое время прекратились.

2. Выдержка из записок Урии Хорби

Вт. 17-е. Молодой доктор Кертис — симпатичный парень и достаточно увлечен своей работой, но, тем не менее, слепой, упрямый невежественный дурак. Как и все. Когда моя книга будет опубликована, возможно, тогда научное сообщество признает ценность моего открытия и масштабы огромной опасности, ожидающей человечество в ближайшем будущем.

Скоро наступит лето, и лягушки снова начнут свои адские ночные серенады; я должен всеми силами стремиться к подготовке своих заметок, потому что «Назначенный час» приближается, и время для меня заканчивается… Возможно, молодой Кертис окажется полезным, по крайней мере, в одном: он, кажется, очарован моим «случаем» и проявляет жалкое стремление завоевать мое доверие. Возможно, я смогу убедить его помочь мне найти полный текст «Песнопения Зоан»; если его нет у Принна или фон Юнцта, возможно, он есть в «Cultes de Goules», хотя Дидрих клялся, что это не так. Если бы только «Некрономикон» моего отца был полон! Так, я уже давно опробовал все девять формул от Нгг до Хннрр, и знак Журик очевидно не имеет никакого отношения к ним. Что еще остается, кроме Пентаграммы Чиан и Игр Ксао? Если и они окажутся бесполезны, я еще могу использовать тринадцать формул от Йаа до Гххрр…

Но время для меня заканчивается, приближается конец цикла. Придет за мной? — он придет за всем человечеством!

3. Из отчета Чарльза Уинслоу Кертиса

Это произошло незадолго до того, как я узнал, что Урия Хорби был всю жизнь энтузиастом в области археологии и довольно талантливым, ученым в этой области, хотя и любителем. Именно это увлечение древнейшим прошлым, по-видимому, и имело некоторую связь с его нынешним состоянием.

— Разумеется, я нашел первый ключ у Альхазреда, — заметил он в ходе одной из наших ранних бесед. — В главе III книги IV… Конечно сейчас я цитирую по памяти, но моя память наиболее точна к определенным темам… с течением времени пророк возник среди людей Сарната по имени Киш: его будут помнить как Старшего Пророка, ибо Те, Кто царствует за Бетельгейзе, принесли ему откровение: «Остерегайтесь народа Иба, О, люди Сарната! которые спустились на эту землю из некоторых пещерных мест на Луне, когда человек едва вышел из слизи, и Водная тварь, которой они поклоняются грязными способами, совсем не та, о ком вы думаете, и имя Бокруг — это только маска, за которой скрывается Старший…» затем, следуя этой подсказке, я углубился в страницы фон Юнцта…

— Фон Юнцт? — спросил я. Он оборвал мои слова грубым жестом.

— Фридрих-Вильгельм фон Юнцт, немецкий оккультист, автор «Unaussprechlichen Kulten», — нетерпеливо сказал он. — Вы можете найти упоминания о нем в большинстве стандартных биографических справочных работ. Если вы когда-нибудь захотите проверить хоть что-то из того, о чем я вам рассказываю, доктор Кертис, вы обнаружите, что я ничего не придумал: все эти данные действительны и достоверны и могут быть найдены в печати.

Я притворно улыбнулся.

— Просто эти древние мифологии, похоже, имеют малое, если вообще имеют, значение для нашего времени!

Урия Хорби взглянул на меня ясным, пронзительным взглядом. Его голос был твердым и разумным, когда он заговорил:

— Странные вещи происходили на Земле давным-давно. Они до сих пор случаются… Почему федеральное правительство уничтожило кварталы, казалось бы, заброшенных многоквартирных домов в Иннсмуте, штат Массачусетс, зимой 1927–1928 годов? Почему морская подводная лодка сбросила торпеды у Дьявольского Рифа в гавани? Что на самом деле произошло в старом доме Таттла на Эйлсбери-роуд недалеко от автомагистрали Иннсмута? Какие события действительно имели место быть в лагере Нависса в Манитобе в конце 1931 года… или, если на то пошло, какова реальная история того, что произошло на Озере Рик на севере штате Висконсин в 1940 году? Почему исследователь Марш никогда не раскрывал того, что случилось со злополучной экспедицией Ястребов в районе Плато Сунг, горного региона Бирмы, когда они достигли руин Алаозара?

Я смотрел на него в замешательстве; я не знал что сказать. Некоторые из таинственных событий, о которых он говорил, были широко освещены в газетах, и даже я имел смутные воспоминания о тех вопросах, на которые он ссылался.

Слегка пожав плечами, он продолжил.

— Но в продолжении: на основании цитат из «Цилиндров Кадаферона» и «Папирусов Иларнека», которые были основными источниками Альхазреда для легенды о Сарнате, фон Юнцт делает предположение о лунном происхождении Бокруга и тех существ, которыми он командует, ими и являются Тхунн`ха. Кажется, что, когда Альхазред транскрибировал из этих очень древних источников, он работал с явно неполной копией текстов. Расширяя намек, приведенный в отрывке из «Некрономикона», который я уже цитировал вам, фон Юнцт постулирует внегалактическое происхождение Бокруга и его слуг. Вкратце, он предполагает, что они пришли сюда с Великими Древними через звездные пространства или измерениями, которые лежат между ними. Но ни одно из древних писаний, что есть в нашем распоряжении, не упоминает Бокруга в контексте Древних, что странно, хотя книги, с которыми я консультировался, печально фрагментарны и не имеют большого количества страниц, а иногда даже целых разделов.

— Я понимаю, что эти Великие Древние являются демоническими или богоподобными чужеродными интеллектами, которых Альхазред теоретизировал, и они были первичными обитателями нашей планеты, — сказал я. Он улыбнулся.

— Именно, доктор Кертис.

И вот на этом интересном этапе, и к большому моему сожалению, санитар прервал наш разговор, потому что у одного из моих других пациентов начался приступ. Я был вынужден покинуть Урию Хорби, отложив оставшуюся часть нашего разговора на будущее времени.

Довольно интересно, что, когда я пытался подтолкнуть человека к нужным темам наводящими вопросами, я не был не сведущ в вопросах, которые его занимали. Я помнил, что действительно слышал об этом «Некрономиконе», который он цитировал и упоминал так часто: когда я был студентом в Мискатоникском университете, было несколько упоминаний об этой древней книге в местных газетах в связи с каким-то причудливым убийством или самоубийством. Я уже подзабыл все детали того дела, но кажется, что в моей старой альма-матер была копия невероятно редкой книги под замком, и она была одним из немногих высших учебных заведений в этой стране, что могли иметь подобную копию. Странно, что название арабской книги вылетело у меня из головы.

Позже в тот же день, записывая свои заметки о разговоре с Хорби, я вспомнил, что он сказал о том, что я могу проверить его слова. В течение двадцати минут я нашел краткую биографию немецкого ученого, о котором он упомянул, чьи притязания на ученую образованность казались достаточно достоверными из-за списка степеней, записанных после его имени в примечании.

Хорби, похоже, ничего не выдумал. Он наткнулся на какую-то неясную, ужасную мифологию и был поглощен ею из-за своего научного увлечения древним миром, пока, наконец, все это не стало центром его интересов.

Этот случай становился все более интригующим.

4. Выдержка из записок Урии Хорби

Пт., 21-е. Вчера вечером, размышляя о Знаке Коф, я смог увидеть Бездну Дендо. К сожалению, те, кто там живет, не могут или не смогут помочь мне в моем поиске.

Пентаграмма Чиан оказалась бесполезной для моих целей, как и Игры Ксао. Мой обозреватель в Париже транскрибировал определенный материал из «Эйбона», который, по его мнению, может существенно повлиять на сложившуюся ситуацию, и я занялся переводом со старого нормано-французского — медленная и трудоемкая работа. Но как я подозреваю, это тоже в итоге окажется бесполезным. Не имея постоянного доступа к «Некрономикону», я чувствую себя совершенно беспомощным. Мои знания о Старшем Знании настолько ужасно неполны… Я даже не знаю имени Сущности, враждебной мне, и того места, где Она пребывает. Не имея этих жизненно важных данных, я не обладаю достаточными средствами защиты: с ними я мог бы отогнать Его, или создать барьеры психической силы в манере, которой научили меня нуг-сот.

Позже: я снова использовал Знак Кофа, наблюдал мимолетные намеки на внутренний город, расположенный на двух магнитных полюсах, но безуспешно. Я попросил — умолял! — юного доктора Кертиса помочь мне получить отрывки, которые мне так нужны из Альхазреда. Добродушный глупец считает меня сумасшедшим, но может пожалеть меня и скопировать материал. Безумно, не так ли? Когда они снова спустятся, чтобы восстановить свою древнюю империю — когда земля очистится и начнется Вечное Царство — «сумасшедшие», как я, будут могущественнее, чем императоры!

5. Из отчета Чарльза Уинслоу Кертиса

Хорби попросил меня помочь ему в его работе, предоставив текст определенных ключевых отрывков из Альхазреда, к которым он не мог получить доступ. Это кажется разумным, завоевать его доверие благодаря безобидным благосклонностям, как эта. Я отправил телеграмму одному из моих профессоров в Мискатоник; ожидаю, что он сможет получить нужный материал для меня.

Хорби почти не спал в последнее время. Он жалуется на «лягушек», и это правда, в том болотистом районе за санаторием они поднимали адский хор по ночам. Однако я отказался назначать снотворное или успокоительные средства ему, как советовал доктор Колби. Все возрастающее волнение Хорби, по-видимому, объясняется его убежденностью в том, что некоторый критический период времени скоро наступит, когда «защита», которую он создал против своего страшного лунного врага, падет. То, чего он боится, произойдет тогда; что это будет, я не знаю, а он не скажет мне.

Но я узнал причину той опасности, которая, как он верит, нависла над ним. Его безымянный враг, сила, стоящая за демоном Бокругом, якобы узнал о его существовании, когда он опрометчиво опубликовал как научную монографию свой предполагаемый перевод «Папирусов Иларнека», о котором он часто упоминал, и в котором делал предположения о Сарнате и его легендарной гибели. Город, кстати, является определенно мифическим, потому что я ничего не смог найти о нем в исторических или археологических трудах. Но культ, для которого это все священно, — и, придерживаясь его точки зрения, темные божества, стоящие за этим культом — разозлились на публикацию древнего текста, который, кажется, раскрыл их религию больше, чем они могли позволить узнать общественности.

Во всяком случае, в монографии Хорби обсуждался способ использования другого демона по имени «Ктугха» против «дракона на Луне». Согласно его мнению, этот Ктугха является огненным элементалем и по своей природе находится в прямом противостоянии с такими элементалями воды, как бог-дьявол, для которого Бокруг и все обитатели города Иб — всего лишь приспешники и слуги. Демонология Альхазреда, как я полагаю, утверждает, что Древние делятся на четыре группы элементалей, все враждебные друг другу.

Хорби также объяснил мне, что у всех этих древних и злых богов есть свои тайные культы квази-человеческих или нечеловеческих приверженцев, которые еще существуют в некоторых отдаленных глухих лесах и местах. Его монография привлекла внимание культа, который поклоняется силе, стоящей за Бокругом, вот почему они и их бог придут «за» ним.

Однако есть что-то чрезвычайно правдоподобное в его навязчивой идее. Я не могу опровергнуть ее или его логику. Он самый необыкновенный человек.

6. Выдержка из записок Урии Хорби

Пн., 28-е. Уже страшно близко то Время, когда энергия Луны достигнет своего пика, а То, что находится в ней, будет на вершине Своей силы. Даже Ктугха и Пламенные Существа не могут помочь мне тогда: Кертис — моя единственная надежда.

Материал из «Эйбона» оказался бесполезным; я думаю, что информация, в которой я так отчаянно нуждалась, скорее всего, находится в третьей книге Эйбона «Папирус Темной Мудрости», которую фон Юнцт только пересказывает. Но уже поздно писать моему парижскому другу…

Энергия Д'хорна-ахн не сможет защитить меня, когда придет роковая ночь. Благодаря использованию Ритуала Серебряного Ключа я смог пообщаться с грибовидными интеллектами с Нзурла и смог бросить мимолетный взгляд на С'глхуо и Ймар. Но ничего не помогает… Обитатели Ктинги предупредили, что я не смогу призвать их силы, когда придет время, но это я уже знаю. Могущественный Йхтилл мог бы встать между мной и этим, но я никогда не был в Каркозе и не давал обет перед Старшим Троном.

Так сказано: Есть сорок восемь Акло, которые были открыты смертным, и сорок девятое, о котором люди ничего не знают и не узнают до тех пор, пока Глааки не заберет их. Если бы я мог путешествовать через обратные углы Тагх-Клатура или использовать огромные энергии Пентаграммы Пнакотика, я мог бы выжить. Но у меня мало надежды, если этот не торопящийся глупец Кертис не придет вовремя.

7. Из отчета Чарльза Уинслоу Кертиса

Томпсон из Мисатоника сегодня прислал мне длинное письмо, в том числе и материал, который Хорби попросил достать ему. Я прочитал его и не нашел в нем ничего, что могло бы быть вредным — всего лишь бред сумасшедшего и суеверного демонолога. Только ради полноты картины, я скопирую его для своих заметок по этому делу.

Отрывок взят из Книги III, главы XVIII «Некрономикона», и является переводом на елизаветинский английский доктора Джона Ди, пресловутого оккультиста. В нем говорится следующее:

Но из Великих Древних, рожденных Азатотом в Прайме, не все спустились на эту Землю, потому что Тот, Кого Не Следует Называть, скрылся в темном мире около Альдебарана в Гиадах, и это были Его Сыны, которые спустились сюда вместо Него. Точно так же, Ктугха выбрал для своей обители звезду Фомальгаут и Огненные Вампиры, которые служат Ему; но, что касается Афум Жаха, Он спустился на эту Землю и пребывает в своем ледяном логове. И ужасный Валтум, который является братом Черного Тсатоггуа, Он спустился на умирающий Марс, избрав этот мир для Своего владычества; и Он дремлет все еще в Глубинах Равормоса под рассыпающимся Игнарх-Ватом; и написано, что день или ночь Валтума равны тысяче лет, отмеренных смертным людям. А что касается великого Мномкуа, Он выбрал местом Своего пребывания извилистые пещеры, которые образовались под земной корой Луны; и там Он пребывает, барахтаясь в слизистых волнах Черного озера Уббот в стигийской тьме Нуг-йаа; и именно они служили Ему, те кого именуют Тхунн'ха, чей лидер — Бокруг, который пришел в этот мир и жил в сером каменном городе в земле Мнар.

Это весь отрывок, что выписал Томпсон; дальнейшую часть, которую Хорби хотел увидеть, — то, что называется «песнопением Зоан» из книги VII — он не смог включить в свое письмо, сказав, что страницы совершенно неразборчивы.

Ну, может быть, еще не поздно донести этот материал до Хорби. Правда, уже поздний вечер, и луна поднимается, но я сомневаюсь, что он лег в кровать.

8. Выдержка из записок Урии Хорби

Ср., 30-е. Я обречен. Я потерян. Время пришло — осталось меньше часа, и все мои барьеры исчезнут. Мой дух будет вырван из моей дрожащей плоти, каким образом я даже не рискую думать, и я буду парить на черных ветрах, которые вечность дуют между звездами, безымянным призраком, потерявшимся среди стенающих толп Миллионов Избранных…

Это Кертис у двери! Возможно, еще не все потеряно; я закончу эту запись здесь и впущу его. Напишу ли я еще хоть слово в этом дневнике?

9. Из отчета Чарльза Уинслоу Кертиса

Сейчас мой долг заставляет меня описать последовательность событий, которые я не понимаю, и я пишу следующее лишь в тщетной надежде, что каким-то образом смогу разобраться в этих вопросах для моего собственного удовлетворения.

В ночь тридцатого числа, немного после восхода луны, я принес отрывки, скопированные из «Некрономикона», в комнату Хорби, который встретил меня у двери и фактически вырвал их у меня из рук. Он был в плохом состоянии, я еще не видел его настолько взволнованным, его лицо покраснело, глаза налились кровью и лихорадочно блестели, руки дрожали, как осиновый лист.

Он быстро пробежал глазами написанное, затем вскинул голову и издал пронзительный крик торжества.

— Это Мномкуа! Конечно — как я мог не знать? И место его заключения по велению Старших Богов — это Черное Озеро Уббот в заливе Нуг-йаа в самом сердце Луны! Ах, все становится ясным мне теперь… эти загадочные ссылки, которые я отыскал в старых книгах…

Внезапно он прервался, перевернув бумагу, его покрасневшие черты вновь сменила тошнотворная бледность.

— Но где же еще? Пожалуйста, Боже, Кертис, должно быть еще! Где «Песнопение Зоан», ты глупец? Как я могу направить энергию против Черного озера без этого «Песнопения»?..

— Я… я сожалею, — пробормотал я извиняющимся тоном. — Мой старый профессор в Мискатонике не смог скопировать ритуал, который вы хотели, потому что страницы в книге были не разборчивы.

Он отшатнулся с невероятным ужасом в своих глазах. Никогда я не видел, чтобы он выглядел более жалким: от его вида у меня похолодело в сердце. Затем его лицо расслабилось, его плечи опустились. Страница из письма Томпсона выпала из его ослабших пальцев, чтобы улететь в угол. Он повернулся от меня к окну, и, как бы это абсурдно не звучало, я почувствовал, что меня прогоняли. Сразу же я тактично ушел, чувствуя, что он хочет побыть наедине со своими мыслями.

Видит Боже, я хотел остаться.

В ту ночь, когда я уже разделся и готовился отойти ко сну, один из служащих позвонил мне, чтобы сказать, что Хорби громко поет или молится, и что он боится, что это может помешать другим пациентам.

— Если только они смогут услышать его сквозь этот адский лягушачий хор с болота, — сказал я иронически.

— Да, доктор. Но могу ли я дать ему снотворное?

— О, думаю да. Спокойный ночной сон не повредит ему. Он выглядит более обезумевшим, чем обычно. Позвоните мне, если он откажется сделать это, — сказал я. Санитар согласился и повесил трубку.

Чувствуя какое-то смутное предчувствие или, возможно, простое беспокойство, я подошел к окну. Лягушки надрывались в полный голос, и луна стояла высоко, глядя на нас несчастных смертных словно гигантское око холодного белого огня. В ее сиянии я видел болотные омуты за зданием, сверкающие, как зеркала.

Краем глаза я заметил, что что-то выходит из воды и через тростники поднимается на задний двор. Что-то черное, огромное и мокрое, движущееся в лунном свете странной, косолапой, прыгающей походкой. Я моргнул, протер глаза, и это нечто исчезло. Вероятно, собака с одной из соседних ферм, подумал я. Но лужайка сверкала от чего-то скользкого! Это было похоже на слизкий след, оставленный садовым слизнем…

Спустя несколько мгновений я был потрясен ужасным отчаянным криком — криком невыразимого ужаса, такой звук, вероятно, звучит в самых глубоких безднах Ада.

Я выскочил в зал, где внезапно было полно бегущих людей. Я последовал за ними без слов. Крики продолжались и продолжались.

Но лягушки перестали кричать в те мгновения, когда начал кричать Хорби.

Да, это был Хорби. Мы ворвались в его комнату, чтобы взглянуть на сцену абсолютного хаоса. Шторы были сорваны с окна, а стекла лежали разбитые на тысячу ледяных осколков на ковре, который был пропитан слизью и водой. Холодный лунный свет торжественно лился через открытое окно.

Лицом вниз посреди осколков лежал Урия Хорби, мертвый, как камень. Его лицо застыло, словно маска невероятного страха, и я надеюсь, что никогда больше не увижу подобное выражение человеческого лица.

На его теле не было следов.

В углу комнаты сидел на коленях, склонившись лицом к полу, дежурный, который пришел, чтобы успокоить его. Человек страдал от ужасного шока. Он что-то бессвязно лепетал, его сломанная речь чередовалась с приступами идиотского, ужасного хихиканья. Он жевал и выплевывал страницы из рукописей и журналов Хорби. Они были так же затоптаны, разорваны и покрыты какой-то странной зеленоватой слизью, которая разъедала бумагу, как разбавленная кислота.

— Что здесь произошло? — спросил доктор Колби, схватив санитара за плечо и встряхнув. Тот посмотрел на него туманным взглядом, повернув к нему свое бледное залитое потом лицо. Слюна пачкала его губы и стекала по его подбородку.

— …Было что-то в лунном свете, двигаясь скачками через газон, — пробормотал он слабым голосом. — Оно… взобралось на стену и прорвалось через окно… Оно прыгнуло на мистера Хорби… Это было похоже… это было как…

Затем он снова начал свое ужасное хихиканье. Колби уставился на меня, потрясенный. Я отвел взгляд.

— Боже, какая вонь — этот запах! — пробормотал кто-то. Это было правдой. Вся комната провоняла соленой морской водой, стоячей и покрытой пеной с грязью. Это было неописуемо.

— Что ты думаешь обо всем этом, Кертис? — спросил меня вполголоса Колби, когда мы покинули комнату.

— Я не знаю, что и думать, — сказал я тихо.

— И я тоже, — вздохнул он. — Но это была ночь, которой так боялся Хорби, ночь, когда его тайный демон был полон сил. Я верю, что в его истории что-то есть.

— Я не знаю, сэр, — сказал я. Но я соврал. Потому что я знал. Мномкуа свершил свою месть…

С тех пор я обнаружил, что тоже избегаю лунного света, он заставляет меня чувствовать себя тревожно. И я читал «Некрономикон». В поисках «Песнопения Зоана», возможно, я не знаю.

Бедный Хорби…