Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 5

1. Номер тринадцать

Ниже Четырнадцатой улицы между Чайна-тауном и рекой простирается постыдная область загадочных, извилистых переулков, рушащихся многоквартирных домов, гниющих причалов и заброшенных складов, сгорбившихся в упадке. Здесь обитают человеческие отбросы тысяч восточных портов: индусы, японцы, арабы, китайцы, левантийцы, турки, португальцы. Когда-то эти темные и зловещие переулки и зловонные аллеи были полем битвы войн Тонга; это было во времена легендарного детектива Стива Харрисона, который в одиночку вершил закон и правосудие белого человека вдоль Ривер Стрит.

Те дни давно прошли — но Ривер Стрит мало изменилась с тех пор. Городское восстановление еще не затронуло разлагающиеся многоквартирные дома, и закон так и не смог закрыть притоны, курильни и дешевые бары. Так же не изменилось скрытное многоголосое азиатское население, и мало кто мог догадаться, какие наркотики продаются в этих темных комнатах или какие преступления насилия и жадности совершаются в этих черных и забитых мусором аллеях.

Из-за всех этих вопросов Дона Тереза де Ривера чувствовала себя немного тревожно, и с каждым кварталом, когда такси увозило ее все глубже в запутанный лабиринт грязных трущоб, ее дискомфорт усиливался. Только неотложность ее миссии заставила ее рискнуть проникнуть в этот зловещий уголок города, вдали от тихих жилых улиц и прекрасных кафе, которые она часто посещала.

Туман наплывал с набережной, обматывая свои липкие завитки вокруг стен из гнилого старого кирпича и затемняя тусклый свет редких уличных фонарей.

Такси остановилось перед зияющим ртом черного переулка на Левант Стрит, и сумрак, который густо затенял узкую мощеную улочку, был слабо рассеян одиноким светом, который горел над дверью в нескольких шагах по улице.

— Все, леди. Номер Тринадцать по Китайской аллее, — объявил водитель, указывая большим пальцем на тусклый свет. Про себя таксист задавался вопросом, что могло понадобиться такой красивой молодой испанской женщине в этом опасном районе. У нее были деньги, это было очевидно: ни одна женщина не носила столь дорогое платье с такой небрежной элегантностью, если у нее не было богатства, воспитания и вкуса.

— Вы уверены, что это тот адрес? — пробормотала девушка.

— Да, мэм, номер тринадцать, Китайская аллея, между Левант и Ривер Стрит. Это будет шесть-семьдесят пять. Дона Тереза дала водителю десятидолларовую купюру и отказалась от сдачи.

— Как мне выбраться потом отсюда?

Он протянул ей карточку.

— Позвоните в гараж, они пришлют такси, чтобы забрать вас.

С беспокойством, терзающим ее сердце, молодая женщина вышла из такси, которое поспешно уехало, лишь туман закрутился позади. Она вошла в темный зев переулка, осторожно пробираясь по скользким булыжникам. Свет, который был ее целью, горел над единственной дверью небольшого узкого двухэтажного здания, с обеих сторон к которому прилепились большие многоквартирные дома. Маленький дом выглядел бы давно заброшенным, если бы не тот свет над дверью. Стены из крошащегося кирпича были черными от обильной грязи, и окна слепо смотрели, как глаза, терзаемые катарактой, их стекла были мутными и покрытыми жирной копотью. Дона Тереза вздрогнула и поплотнее закуталась в меховую шаль от холода, доносившегося влажным воздухом от реки.

Дверь на удивление была внушительной плитой из твердого дуба. Маленькая медная пластина над колокольчиком гласила: Зарнак. Слегка поежившись, девушка нажала на звонок. Ей не пришлось долго ждать, прежде чем та бесшумно открылась на хорошо смазанных петлях.

В дверном проеме появился высокий мужчина, худощавый и стройный, в безукоризненной белой рубашке — какой-то индус, с его смуглым, ястребиным лицом и безупречной чалмой. Острые темные глаза, такие же острые, как кинжал, пристально взглянули на нее.

— Пожалуйста, входите, сударыня, — сказал индус с легким поклоном. — Сагиб ждет вас. Позвольте мне взять вашу шаль.

Машинально Дона Тереза вручила ему перчатки и мех, изумленно оглядывая фойе. Ни окружающая дом местность, ни его внешний вид не смогли подготовить ее к внутренней обстановке. В фойе стояла огромная бронзовая китайская горелка для благовоний на подставке из тикового дерева; тибетские рисунки и картины украшали стены, которые были завешаны муаровым шелком. Пышные персидские ковры были мягкими и густыми под ногами.

Ее пригласили в небольшое помещение и сообщили, что хозяин выйдет к ней сейчас. Когда дверь тихо закрылась за высоким слугой, Дона Тереза огляделась, ее изумление лишь возросло. Всю свою юную жизнь она была воспитана в роскоши, но не такой как здесь. Мебель антикварной работы стояла тут и там, все из резного и полированного тика, инкрустированная вставками из перламутра или слоновой кости. Стены завешаны богатой парчой, вдоль них стояли освещенные шкафы, заполненные изысканными предметами старины — этрусскими, греческими, римскими, хеттскими, египетскими — достойными любого музея. Под ногами был расстелен великолепный исфаханский ковер невероятной ценности, поблекший от времени, но все еще прекрасный. Тонкий аромат висел в неподвижном воздухе, поднимаясь синими и ленивыми завитками из улыбающихся челюстей серебряного кумира Восточной работы.

Книжные полки содержали сотни научных томов, чьи золоченые титулы были на латыни, немецком, французском языках — «Unaussprechlichen Kulten», «Liter d'lvon», «Cultes des Goules». Ни одно из названий не было знакомо ей, но они имели зловещий оттенок оккультного, ночного знания и философии.

Перед камином стоял письменный стол из тикового дерева. На нем лежало множество книг, рукописей и блокнотов, придавленных египетскими надгробными фигурками из голубого фаянса, огромные сланцевые скарабеи, вавилонские или шумерские таблички из обожженной глины с ровной клинописью. Над камином висела гротескная маска из резного и окрашенного в алые, черные и золотые цвета дерева. На ней было изображено отвратительное лицо демона с тремя яркими глазами и приоткрытыми челюстями, из которых вырывались окрашенные золотом завитки стилизованного пламени. Она смотрела на нее с изумлением, смешанным с отвращением, когда позади нее раздался тихий голос, поразивший девушку.

— Тибетская, — сказал голос. — Она изображает Яму, Короля Бесов. Некоторые говорят, что ему поклонялись в доисторической Лемурии, как Ямату, владыке огня.

Девушка быстро обернулась. Ее хозяин был высоким, стройным, смуглым, с прекрасными чертами лица, столь же бледным, как старая слоновая кость. У него были гладкие, черные волосы, с бросающейся в глаза полоской, словно из чистого серебра, которая начиналась у правого виска и зигзагами опускалась к основанию его черепа. Темные глаза были слегка прикрыты, загадочны и задумчивы. Его возраст не возможно было определить. На нем был халат из черного шелка, украшенный извивающимися золотыми драконами.

— Я Антон Зарнак, — сказал он с легкой улыбкой, — а вы мисс де Ривера. Прошу вас, успокойтесь. — Зарнак взглянул на боковой стол, нагруженный хрустальными графинами. — Может, глоток бренди?

— Нет, спасибо, — девушка отступила, опустившись в глубокое кресло. Зарнак кивнул, садясь за стол. Он открыл блокнот и достал ручку.

— Чем я могу вам помочь? — спросил он.

2. Страх ночи

Дона Тереза заломила руки.

— Доктор, со мной ничего не случилось. Это мой дядя, Дон Себастьян де Ривера. Мы последние оставшиеся в живых представители старой калифорнийской семьи латиноамериканского происхождения. С тех пор, как умерли мои родители, когда я была еще ребенком, Дон Себастьян был моим опекуном и моим дорогим другом. Теперь он страдает от ужасной вещи — отвратительного проклятия — и поэтому я пришла к вам за помощью. Никто больше не сможет помочь; мой дядя запрещает это.

— В самом деле? И в чем проблема?

Дона Тереза опустила голову, скрыв блестящие темные глаза за густыми ресницами.

— Звучит смешно — он боится темноты.

Когда Зарнак ничего не ответил, молодая женщина продолжила торопливо говорить:

— Он не всегда был таким! Когда я была намного моложе, он владел огромными землями в южной Калифорнии, в округе Сантьяго. Он был владельцем ранчо, как и вся наша семья в течение многих, многих поколений. Он был высоким, сильным, настоящим человеком-львом, не боялся ни бога, ни человека, ни дьявола.

— А теперь? — мягко спросил Зарнак. Девушка подняла на него выразительные глаза.

— Теперь он старик, хотя все еще в расцвете сил, — содрогающийся трус, который прячется от темноты; изможденный, привыкший к наркотикам, скрюченный — постаревший раньше времени. Сгорбившийся, словно под тяжестью какой-то страшной и безымянной вины…

— Вы говорите, что ваш дядя боится темноты. Вы можете уточнить?

Она нервно сцепила руки.

— Это был наш священник, именно он попросил меня навестить вас — отец Ксавьер…

— Я знаю его хорошо; отличный человек и прекрасный священник. Пожалуйста, продолжайте.

— Это началось около семи лет назад. В то время я была чуть старше ребенка. Вы должны понять, доктор: наша семья имела ранчо в десять тысяч акров еще со времен первых испанцев. Мы выращивали овец, крупный рогатый скот, зерно. Мой дядя был настоящим человеком-быком; я видела, как он убил гремучую змею голыми руками; однажды он убил гризли тем, что вы называете ножом Боуи. Никогда в жизни он не испытывал горечи страха, теперь же он сжимается за закрытыми шторами, когда падает ночь, надеясь на огонь тысячи свечей, чтобы удержать ночь подальше от себя…

Зарнак ненадолго задумался.

— Ваш дядя обращался к врачам? К психиатру?

— Семейный врач назначил снадобья, тоники и длительный отдых. Мой дядя Дон Себастьян презирает аналитиков. Он считает их немногим более чем колдунами.

— Я немного больше, чем колдун, — с легкой улыбкой заметил Антон Зарнак. — Но, пожалуйста, продолжайте; расскажите мне больше. Любые детали, которые приходят на ум, могут помочь, подскажут ключ…

— Я думаю, что все это началось, когда мой дядя открыл старый индийский курган, который на протяжении столетий стоял на нашей собственности, все многие годы, что мы владели землей, — сказала Дона Тереза. — Я думаю, что он был построен племенем, называемым Мутсун, давно вымершим, по крайней мере, в Калифорнии. Именно после того вторжения в святыню древних мертвецов мой дядя начал меняться.

Какая-то настороженность мелькнула за бесстрастным взглядом Зарнака после упоминания о кургане Мутсун. Он сделал короткую записку в блокноте своей маленькой аккуратной рукой.

— Было ли что-то интересное обнаружено в кургане? — спросил он. Девушка пожала плечами:

— Я не знаю, может быть, антрополог смог бы найти там вещи, представляющие интерес или ценность. Я полагаю, это была могила какого-то старого шамана Мутсун или доктора-призрака или медика, как вы бы его назвали. Мой дядя обнаружил глиняные горшки, разбросанные бусины, скорлупу, кости. Шаман хорошо сохранился, почти как египетская мумия. Но останки, как я помню, превратились в пыль, когда открыли могилу и туда проник воздух.

— Что-нибудь еще было найдено в этой гробнице?

— Ювелирные изделия из чеканной меди — серебряные браслеты с шипами, усеянные полированной бирюзой — был странный нагрудный кулон, вырезанный из черного вулканического стекла…

— Обсидиан? Это интересно, — прокомментировал Зарнак.

— Через несколько месяцев после вскрытия кургана, мой дядя начал проявлять особые стремления, чтобы избежать темноты. В течение года он внезапно продал всю нашу землю сопернику и привез меня сюда на восток. Я надеялась, что мы переедем в Сан-Франциско, город, который мне очень нравится, но нет, мы должны были оставить просторы всего нашего континента между нами и нашим родовым домом. Мы сняли домик на прекрасной усаженной деревьями улице у бульвара Парка и с тех пор живем в уединении.

— Пока здоровье вашего дяди не пошло на убыль?

— За эти семь лет он сморщился и превратился в старика, хрупкого и страшного. Я уверена, это не физическое заболевание; семейный врач уверяет меня, что это всего лишь нервы. Как я уже упоминала, дядя отказывается консультироваться с психиатром. Даже со священником; я хороший католик, я надеюсь. Мой дядя безразличен к Церкви, он поддерживает ее, но редко посещает. Он не был на исповеди в течение многих лет, как я помню. Иногда я боюсь за его душу.

— Расскажите мне побольше о его страхе перед темнотой.

— Это звучит абсурдно и по-детски, не так ли? Но для него опасность реальна. В дневное время он достаточно нормальный, общается со мной, разговаривает, даже шутит. Но когда приближаются сумерки, дядя приказывает слугам закрыть шторы над каждым окном и зажечь весь свет. Затем он уходит в свою комнату. Она защищена от тьмы мощными электрическими лампами, установленными таким образом, что ни в одном углу не прячется тень. Он ненавидит даже тени. И он постоянно боится отключения электроэнергии; каждая комната дома содержит десятки канделябров и фонарей со свежими батареями. Страшно видеть, как взрослый человек сгибается перед ночными страхами…

— Как ваш дядя проводит время?

— В исследованиях; он копается в старых, трухлявых книгах, он пишет ученым всего мира, он постоянно общается с большими библиотеками — честно говоря, сэр, у меня нет представления о природе его исследований. Мы никогда не говорим об этом, но он ужасно боится чего-то — словно мой дядя каким-то образом вызвал гнев какого-то демона тьмы и цепляется своими хрупкими руками за свет.

Зарнак сделал небольшую пометку в своем блокноте.

— Что стало с реликвиями, обнаруженными вашим дядей в индейском кургане? — спросил он тихо.

— Они все у него. Он держит их в своих комнатах. Он держится за них, кажется, бережет их, — сказала девушка.

— Я понимаю. Есть ли что-нибудь еще, что вы можете мне рассказать?

Дона Тереза задумалась на мгновение.

— Возможно, доктор, но независимо от того имеет ли это значение или нет — во всяком случае, до того, как дядя продал ранчо, к нам приходил священник. Он был чистой индейской крови и принадлежал к расе, являющейся потомками мутсун. Я никогда не забуду, как яростно он волновался, когда обнаружил, что дядя побеспокоил курган и вынес артефакты к свету — он был словно парализован от ужаса, как будто это было святотатство или раскрытие какой-то ужасной опасности.

— Был ли там какой-то из артефактов, который, казалось, достаточно сильно встревожил его? — спросил Зарнак.

Девушка подумала:

— Да, табличка или нагрудное украшение из черного обсидиана. Я помню, как он смотрел на моего дядю, пребывая в жутком шоке, и что он сказал. Это было: «Вы осмелились вынести эту вещь на дневной свет?» А затем он начал издавать своего рода индейскую песню, повторяя одно имя или фразу снова и снова, покачиваясь в ритме звука.

— Вы можете вспомнить, что это была за фраза?

Молодая женщина вздрогнула:

— Я, конечно, могу! В то время это произвело на меня ужасное впечатление. Три звука, повторяющиеся снова и снова — Зу, Чи, Хан… Зу, Чи, Хан…

Зарнак сделал запись, затем встал и позвонил в колокольчик.

— Я навещу вас и вашего дядю завтра утром. Возможно, вам лучше не обращаться ко мне как к «Доктору», поскольку Дон Себастьян, по-видимому, отрицательно относится к такому; в то время как у меня есть докторская степень по психологии, я не практикующий аналитик. Лучше всего не возбуждать его эмоций. Представьте меня просто как антиквара и коллекционера-любителя древностей; вы, возможно, видели мою небольшую коллекцию, и это не будет ложью. Мой раджпутский слуга, Рам Сингх, вызовет вам такси. Доброго вечера.

Как только молодая женщина ушла, Зарнак внимательно изучил свои заметки с задумчивым выражением на своем желтом лице.

Под именем, которое она повторила, которое он записал в блокноте, он добавил короткую приписку.

Зулчекуон?

3. Черная табличка

Несмотря на темноту, — для ночи было еще достаточно рано в это время года, — Зарнаку было не слишком поздно сделать несколько телефонных звонков. От друга-антрополога, который был экспертом в культурах американских индейцев, он узнал, что племя мутсун было связано с индейцами зуни, и что их культура была темной. Мало что известно об их убеждениях, поскольку они вымерли в Калифорнии, но они, как известно, боялись демона, которого называли Зу-Че-Куон — еще меньше было известно о самом этом темном демоне. Зарнак позвонил еще одному старому другу, который работал в штате библиотеки Мискатоникского университета в штате Массачусетс, и тот порекомендовал, чтобы Зарнак проконсультировался, если вообще такое возможно, с «Книгой Иода» для получения информации об этой демонической сущности. Сам текст был неправдоподобно редок, существует только один экземпляр, как известно, да и то лишь как перевод некоего Иоганна Негуса, — в своем труде переводчик строго вычленил много страшных предметов, о которых, как он считал, будет милостью, если человечество останется в неведении.

Труд такой редкости не был в частной коллекции Зарнака, хотя здесь было много других туманных и запрещенных томов. Тем не менее, Зарнак достал огромный манускрипт, написанный несколькими разными руками на протяжении многих поколений, переплетенный змеиной кожей. Книга состояла из выдержек, скопированных из многих малоизвестных текстов, и одним из них была «Книга Иода». Цитаты были скопированы из единственной сохранившейся копии книги, хранящейся на закрытых полках Калифорнийской библиотеки Хантингтона, а переписчиком значился человек по имени Дентон, которого Зарнак знал много лет назад. Он прочитал:

Дальше продолжалось в том же духе; Зарнак читал, быстро проглядывая строки, пока в самом конце отрывка его внимание не привлекло одно место с внезапной жуткой угрозой:

Заметка рукой Дентона поясняла, что последние восемьдесят девять слов этого отрывка были удалены из копии Библиотеки Хантингтона, и были найдены в цитатах Фон Юнцта, который, очевидно, имел доступ к неизмененному тексту.

Зарнак закрыл манускрипт и поставил его на полку, нахмурив брови в глубоком раздумье.

На следующее утро доктор Антон Зарнак отправился на такси в центр города, в резиденцию Дона Себастьяна де Ривера и его племянницы. Машина подъехала к красивому зданию на тихой улочке, украшенной старыми буковыми деревьями. Когда дворецкий, очевидно латиноамериканского происхождения, ответил на звонок, Зарнак назвал себя и был приглашен в освещенную солнцем комнату, где Дона Тереза ждала его.

— Мой дядя с минуты на минуту спуститься завтракать, — сказала девушка. — Вы ведь присоединитесь к нам?

— Только для кофе, — улыбнулся Зарнак. — Я уже позавтракал. Я предпочитаю кофе черный, без сахара, пожалуйста.

Симпатичная мексиканская горничная по имени Кармелита прислуживала им. Серебряные блюда на подставках содержали пропаренный бекон, колбасы, омлет, поджаренные тосты. В охлажденном графине был налит свежевыжатый апельсиновый сок. Кофе был превосходной смесью колумбийских бобов.

Когда появился Дон Себастьян, Зарнак заметил, что хозяин дома находится в шоковом состоянии. Несмотря на свой возраст, этот человек был сморщенным, растерянным, его изможденные плечи были согнуты, как будто под невыносимым весом, на лицо он был бледен, раньше времени покрыт морщинами, глаза имел раздраженные и покрасневшие.

Дон Себастьян принял без комментариев информацию о том, что Зарнак был антикваром, интересующимся древними артефактами. Во время еды они разговаривали об артефактах американских индейцев. Хозяин дома казался патетически довольным своим посетителем, как будто до этого он был лишен нормального человеческого общества, не считая своей племянницы и слуг.

После завтрака Зарнаку показали частную коллекцию раритетов Дона Себастьяна. Здесь были некоторые прекрасные образцы серебряных изделий зуни, украшенные полированной бирюзой, миниатюрные тотемные столбики племен с северо-запада Тихого океана и экземпляры обработанных бусин, которые были бы гордостью любого музея. Зарнак невинно упомянул строителей курганов юго-запада и был, скрепя сердце, препровожден к артефактам, ради исследования которых он сюда и прибыл.

По большей части артефакты эти были безобидными: как сказала Дона Тереза, они состояли из глиняных горшков, керамических черепков, поясов из бисера и браслетов. Определенные мотивы в бисероплетении содержали зловещее значение для Зарнака, который не мало времени провел, консультируясь в справочных материалах по антропологии американских индейцев. Мумия в кургане определенно была поклонником темных подземных сил, это стало очевидным.

Черной таблички не было видно. В конце концов, Зарнак был вынужден поинтересоваться об обсидиановом кулоне, сказав (совершенно правдиво), что он слышал об этом как о нечто уникальном и любопытном. С очевидной неохотой хозяин показал этот странный предмет.

Он был неправильной формы, и вулканическое стекло, из которого он был вырезан, было странно тяжелым в руке, не естественно тяжелым. Держа черный кулон на свету, Зарнак обнаружил, что на нем высечен странный рисунок, напоминающий фигурку человека с капюшоном, окруженного раболепными, пресмыкающимися темными фигурами, жутко отталкивающего вида. Странные символы языка, неизвестного человеческой науке, окружали эмблему. Объект был уникален для опыта Зарнака, но он вспомнил еще один отрывок из «Книги Иода», который мог оказаться актуальным: «Сила и опасность скрываются в тех образах, которые Они принесли со звезд, когда Земля была только что сформирована…»

Доктор Зарнак увлек хозяина дома в разговор, крутящийся около изучения этой превосходной небольшой коллекции. Хотя изможденный, растраченный человек казался обезумевшим, даже слабым, его речь была последовательной, а его знание научных вопросов было необычным для любителя. Было очевидно, что его интеллектуальные способности не претерпели изменений. И тонкое знание Зарнаком медицины привело его к выводу, что все, что так глубоко тревожило Дона Себастьяна, было ментальным, а не физическим. Не было никаких очевидных симптомов заболевания.

Зарнак попросил и получил разрешение от хозяина сделать рисунок резьбы с черной таблички. Позже, вернувшись в свою резиденцию в номер тринадцать по Китайской аллее, он изучал загадочные образы с недоумением, сверяя текст с текстами, имеющимися в его обширной библиотеке. Текст не было написан ни на языке Тсат-йо Старшей Гипербореи, ни на языке Наакаль первобытного Му, и не имел отношения к р'льехскому языку. Слабая вероятность того, что это могли быть символы древнего языка Акло, заставила доктора Зарнака ознакомиться с некоторыми текстами невероятной редкости.

Это исследование привело его в конечном итоге к копии книги Отто Достмана «Остатки забытых империй», опубликованной в Берлине в 1809 году издательством «Drachenhaus Press». В ней он обнаружил пресловутые «Таблицы Акло» и сравнил любопытные крючковатые и скошенные символы с теми, которые срисовал с черной таблички из кургана: они были одинаковыми.

В переводе он прочитал:

Затем он изучил те части «Livre d'lvon», в которых описывается Властелин Тьмы, и внезапно осознал острую опасность, в которой Дон Себастьян де Ривера жил ежедневно после раскопок кургана мутсунского шамана

Свет — даже искусственный — держит Темного на расстоянии и не дает Ему обрушить свой гнев на смертных. Только в часы тьмы Он может нанести удар и убить, чтобы Самому отомстить за осквернение древних реликвий, которые никогда не должны были оказаться под светом яркого дня. Что за извращенная жадность заставила Дона Себастьяна цепляться за черную обсидиановую табличку, которая несла ему постоянную опасность все эти годы; и это в тот сезон года, когда чрезмерное злоупотребление электричеством, вместе с внезапными электрическими штормами, часто приводит к сбоям электропитания…

Взволнованный этими открытиями, которые казались зловещими, Зарнак позвонил в дом Дон Себастьяна и его племянницы. Какая-то неприятность на линии оставила их место жительства временно недоступным для телефонной связи. Зарнак подошел к окну и отбросил тяжелые шторы: ночь упала, и небо было мрачным и серым, там мерцали молнии. Радио предупредило о внезапных и неожиданных электрических штормах, которые могут парализовать части города с кратковременной потерей электроэнергии в определенных районах.

Зарнак снял халат, надел пальто и взял тонкий черный чемоданчик, который он редко использовал ночью или днем. Затем он позвонил своему раджпутскому слуге и заказал такси.

4. Тварь тьмы

Машина, казалось, вечно пробивалась сквозь потоки плотного движения в центр города, и все это время серое небо, опухшее от серых грозовых туч, угрожающе наступало, и языки молнии мерцали в его темной массе. В любой момент один разряд может нанести удар по линии электропередач, что приведет к короткому, но смертельному для Дона Себастьяна отключению электричества.

Наконец такси остановилось перед внушительным фасадом резиденции де Ривера на тихой, усаженной деревьями улице Парк Авеню, и Зарнак выбрался наружу, поспешно оплатив счет водителю. Его повторный звонок в конечном итоге добился ответа, представшего в форме Доны Терезы. Ее блестящие глаза расширились при виде доктора Зарнака; она быстро открыла дверь.

— Все в порядке? — резко спросил он. Она беззвучно кивнула, затем объяснила, что предупреждения по радио о временном отключении электроэнергии привели ее дядю в исступление от страха и что все слуги зажгли множество свечей в его комнатах по мере возможности.

— Веди меня прямо к своему дяде, я умоляю тебя! Я должен взять с собой черную табличку, чтобы нейтрализовать ее…

Они поднялись по лестнице и вошли в комнаты, где жил Дон Себастьян. На каждой столешнице стояли серебряные канделябры, уставленные тонкими свечами, и все электрические лампы горели на полную мощность. Комната была настолько ярко освещена, что даже тени в дальних уголках были рассеяны. Сам Дон Себастьян был в ужасном состоянии, его руки дрожали, слюна собиралась по углам рта. Казалось, он почти не заметил присутствия Зарнака, настолько он был взволнован.

Кармелита и другие слуги отправились искать дополнительные свечи в каком-то хранилище в подвале, когда Зарнак принялся умолять Дона Себастьяна позволить ему позаимствовать обсидиановый кулон в эту ночь, но обезумевший пожилой человек едва ли мог услышать слова своего гостя и совсем не обратил на них внимания.

И тогда это случилось.

Внезапно электрические огни ослабели и умерли. Дон Себастьян вскрикнул, как обреченная душа, и спрятался в углу. Дона Тереза подбежала, чтобы успокоить его, а Зарнак бросился к окнам и разорвал тяжелые занавески. Везде — и вверх и вниз по улицам — огни в окнах затухали, а уличные фонари гасли один за другим. Произошло временное отключение электроэнергии.

Порыв ледяного, зловонного воздуха пробился сквозь разорванные шторы, необычно суб-арктический для местной знойной температуры.

Свечи потухли все сразу, как будто были одновременно задуты неким гигантом!

Зарнак прыгнул к своему черному чемодану и открыл его. Он достал оттуда любопытный предмет, напоминающий волшебную палочку. Наконечник был трубкой из меди с сердечником из намагниченного железа, а стержень был с любопытным талисманом из серо-зеленого камня, похожим на пятиконечную звезду. Когда свет умер в густом мраке, слабое зеленоватое сияние замерцало и засияло вокруг звездообразного камня.

В одном из углов комнаты тени закружились, сворачиваясь и уплотняясь.

Холодный пот покрыл аскетическое лицо Зарнака. Он размахивал палочкой с камнем-звездой, яркость которой усиливалась, но когда он сунул палочку в облако извивающихся теней, темнота впитала тусклый свет, который не смог ее разогнать. Дон Себастьян вскрикнул!

Зарнак отчаянно посмотрел в открытое, незащищенное окно. Фомальгаут злобно сиял как тусклый глаз над горизонтом, едва заметный сквозь пелену мрака. Он попробовал свое последнее средство:

Три раза он повторил грубые вокабулы этого странного заклинания, и все это время темная тварь сгущалась и становилась все более реальной в дальнем углу комнаты, пока не стала достаточно осязаемой.

В это мгновение искры золотого огня замерцали в ткани бытия, как кружащееся облачко светлячков. Их яркость была мала, чтобы осветить непроницаемый мрак, но они согрели воздух. Затем раздался шорох гигантских невидимых крыльев…

Затем загорелись огни, ослепительные, яркие!

Отключение было лишь временным, слава богу. Кружащее облако бледных золотых искр исчезло, когда Зарнак освободил их. Тяжелый сгусток тьмы в углу сжался; Зарнак двинулся к нему, размахивая стержнем с камнем-звездой. Массивная тьма, которая была Зулчекуоном, исчезла, оставив только ледяной зловонный воздух.

Зарнак, взявший себя в руки, повернулся, чтобы увидеть Дону Терезу, которая опустилась на колени в противоположном углу комнаты, баюкая на руках неподвижное тело своего дяди, и плакала. Лицо у него было белое, как молоко, искаженное в отвратительной гримасе ужаса. Зарнак быстрым шагом пересек комнату, опустился на колени, быстро осмотрел замершую фигуру. Нет ни дыхания, ни пульса, ни сердцебиения; старик был мертв.

Полиция прибыла с каретой скорой помощи и медицинским экспертом. Зарнак взял на себя задачу кратко объяснить, что Дон Себастьян страдал от невротического страха перед тьмой. Не было никаких признаков преступления. Медицинский эксперт диагностировал причину смерти как массивный сердечный приступ. Полиция была удовлетворена этим. Работники скорой помощи в длинных белых халатах поместили труп на носилки.

Наблюдая за ужасным выражением чистого ужаса проступившего на лице мертвеца, доктор пробормотал:

— Похоже, я должен записать это как «умер от страха».

Зарнак, который стоял, обняв дрожащую, рыдающую Дону Терезу, позволил себе маленькую, мрачную шутку:

— Нет, доктор. Я бы сказал «умер от мрака», — пробормотал он.