Robert Bloch. «The Suicide In The Study», 1935. Цикл «Мифы Ктулху. Свободные продолжения».
Увидев, как он сидит в тускло освещенном кабинете, никто бы никогда не подумал, что он является колдуном нашего времени, не облаченным в каббалистические одежды серебряных и черных цветов; вместо этого они носят фиолетовые халаты. От них не требуется, чтобы их брови хмурились, их ногти росли, превращаясь в когти, а их глаза пылали, как изумрудные видения. Они также не обязательно должны быть согнуты, хитры и стары. Этот не был; он был молод и строен, почти величественно прямолинеен.
Он сидел под лампой в большой комнате с дубовыми панелями; смуглый, красивый мужчина лет тридцати пяти. Было мало жестокости и злого умысла на его проницательном лице, еще меньше безумия в его глазах; но он был колдуном, точно таким же, как тот, кто приносит человеческие жертвы в усыпанной черепами тьме запретных гробниц. Нужно было только взглянуть на стены его кабинета для подтверждения этого. Только колдун мог обладать этими трухлявыми, магическими томами чудовищных и фантастических знаний; только тауматургический адепт мог пренебречь опасностью темных тайн «Некрономикона», «Мистерий червя» Людвига Принна, «Черных обрядов» сумасшедшего Луве-Керафа, жреца Баст, или ужасных «Культов гулей» графа д`Эрлетта. Никто, кроме колдуна, не сможет получить доступ к древним рукописям, переплетенным в эфиопскую кожу, или жечь такой богатый и сладкий ладан в бережно хранимом черепе. Кто еще наполнил бы милосердно укрытую темнотой комнату любопытными реликвиями, похоронными подарками из разграбленных могил или разрушающимися от воздействия тепла свитками первобытного ужаса?
На первый взгляд это была нормальная комната той ночью, а ее обитатель нормальным человеком. Но для доказательства присущей ему странности не было необходимости заглядывать в черепа, книжные шкафы или мрачные, покрытые тенью останки, чтобы понять, кем все же был ее обитатель. Джеймс Аллингтон писал в своем тайном дневнике сегодня, и его размышления были далеки от нормы.
«Сегодня вечером я готов пройти тест. Наконец, я убежден, что расщепление личности может быть достигнуто посредством терапевтического гипноза, при условии, что может быть вызвано психическое мироощущение, способствующее такому разделу.
Увлекательный предмет это. Двойная личность — мечта человека с самого начала времен! Две души в одном теле… вся философия основана на сравнительной логике; добро и зло. Почему же тогда такое разделение не может существовать в человеческой душе? Стивенсон был только отчасти прав, когда описал доктора Джекила и мистера Хайда. Он представлял химическую метаморфозу, которая варьировалась от одной крайности к другой. Я считаю, что обе личности могут существовать, и что, когда они разделены аутогипнотической мыслью, человек может одновременно наслаждаться двумя существованиями — своим хорошим „я“ и плохим.
Они смеялись в клубе над моей теорией. Фостер — этот напыщенный старый дурак! — назвал меня мечтателем. Мечтатель? Что он, мелкий ученый-химик, может знать об основных загадках жизни и смерти? Один взгляд на мою лабораторию наполнит его душу безумием. Другие тоже; эти пишущие для черни авторы, педантичные ископаемые, которые называют себя профессорами, настоящими биологами, которые впадают в шок от упоминания моих экспериментов по синтетическому творению жизни — что они понимают? Они дрожат от мыслей о „Некрономиконе“, и готовы сжечь его, если бы это было в их власти; сжечь его, как их благочестивые предки сделали триста лет назад. Провокаторы, скептики, материалисты все! Меня тошнит от всей их глупой своры. Судьба гения — прожить жизнь в одиночестве. Хорошо, тогда я буду жить один, — но скоро они придут к моей двери и будут молить о пощаде!
Если только моя работа сегодня будет успешной! Если мне удастся загипнотизировать себя в двойственную личность, физически проявиться! Даже модемная психология утверждает, что это возможно сделать. Спиритизм имеет свои возможности. Древние стали для меня ключом к проблеме, как они это делали раньше… Альхазред знал много вещей — и этот вес знаний сводил его с ума.
Два тела! Как только я смогу достичь этого состояния по своему усмотрению, я возьму ключ к власти, которая всегда отвергалась людьми. Бессмертие, возможно; это только шаг вперед. После этого не будет необходимости скрываться, не будет необходимость выставлять мои исследования как безвредное хобби. Мечтатель, а? Я покажу им!
Интересно, как будет выглядеть другая фигура? Будет ли это человек? Возможно нечто иное — но мне лучше не думать об этом. Вполне вероятно, что это будет уродливый клиент. Я не льщу себе. Я знаю, что злая сторона моей природы, хотя и скрыта, несомненно является доминирующей. Однако существует опасность, что зло — это неконтролируемая сила в ее самой чистой форме. Она так же будет черпать силу из моего тела, — энергию, чтобы проявить себя физически. Это не должно останавливать меня. Я должен провести тест. Если он удастся, у меня будет сила — неслыханная сила — сила убивать, разрывать и уничтожать! Я добавлю сюда свою небольшую коллекцию и улажу несколько старых споров с моими скептически настроенными друзьями. После чего займусь более приятными делами.
Но довольно размышлений. Я должен приступать. Я закрою двери кабинета; слуги ушли в этот вечер, и никто не будет вторгаться в мою личную жизнь. Я не рискну использовать электрически управляемую машину, опасаясь некоторых неблагоприятных последствий при выходе из гипноза. Я попытаюсь вызвать гипнотический транс, сосредоточившись на этом тяжелом, полированном ноже для резки бумаг, здесь, на моем столе. Между тем, я сфокусирую всю свою волю на этом предмете, используя „Песнопения Себека“ как координатор.
Я поставлю будильник на двенадцать часов, ровно через час. Его звонок разрушит чары. Полагаю, это все, что мне нужно. В качестве дополнительной меры предосторожности я уничтожу эту запись. Если что-то пойдет не так, я бы не хотел, чтобы все мои маленькие планы были раскрыты миру.
Все пройдет так, как надо. Я часто использовал автогипноз, и я буду очень осторожен. Будет чудесным ощущением, когда я стану контролировать сразу два тела. Я с трудом могу сдерживать себя — мое тело дрожит от нетерпения и предчувствия предстоящей метаморфозы. Сила!
Хорошо. После того, как этот отчет будет превращен в пепел, я буду готов — готов провести самый большой эксперимент, который когда-либо знал человек».
Джеймс Аллингтон сидел перед тусклой лампой. Перед ним на столе лежал нож, его полированное лезвие таинственно мерцало. Только медленное тиканье часов нарушало мрачную тишину запертой комнаты.
Глаза колдуна были похожи на стекло, они сияли в лучах лампы, но были неподвижны под гипнозом. Отражение от поверхности ножа резануло его сетчатку, как огненный луч горящего солнца, но его преданный взгляд не дрогнул.
Кто знает, какая странная инверсия произошла в заколдованном мозгу мечтателя; какая тонкая трансмутация возникла из его цели? Он погрузился в сон с определенной решимостью разорвать свою душу, разделить свою личность, разрезать свое эго. Кто знает? Гипноз производит много странных вещей.
Какие секретные силы он призвал, чтобы помочь ему в его борьбе? Какой черный генезис нечестивой жизни скрывался в тенях его внутреннего сознания; какие хитрые демоны зла предоставили ему эти темные желания?
Конечно, они были. Внезапно он проснулся и почувствовал, что больше не одинок в этой темной комнате. Он почувствовал присутствие другого, там, в темноте, по другую сторону стола.
Или это было другое? Если не он сам? Он взглянул на свое тело и не смог подавить возглас изумления. Казалось, он уменьшился до менее чем четверти от своего обычного размера! Его тело было легким, хрупким, ничтожным. Мгновение он даже не мог мыслить или двигаться. Его глаза метнулись к углу комнаты, тщетно пытаясь разглядеть во мраке движение того, что там таилось.
Затем все и произошло. Из темноты появился кошмар — совершенный кошмар — чудовищная, волосатая фигура — огромная гротескная обезьяноподобная — отвратительная пародия на все человеческое. Это было черное безумие; пускающее слюни, насмешливое безумие с маленькими красными глазками, в которых плескалась древняя и злая мудрость; злобная морда и желтые клыки дополняли гримасу смерти. Это было похоже на гниющий, живой череп на теле обезьяны. Тварь была ужасной и злобной, дикой и мудрой.
Чудовищная мысль пришла на ум Аллингтону. Было ли это его второй сущностью — этот порожденный гуль, внушающий ужас проклятый труп?
Слишком поздно колдун понял, что случилось с ним. Его эксперимент преуспел, но так ужасно… Он не принял в расчет, насколько зло в его природе превышает добро. Этот монстр — эта ужасная мерзость тьмы — был сильнее, чем он, и, будучи исключительным злом, он не мог психически контролироваться его другим «я». Аллингтон теперь смотрел на него с новым страхом. Это было похоже на существо из Ямы. Все, что было грязным, непристойным и античеловеческим в его натуре, лежало за этой ухмыляющейся пародией на лицо. Зверообразное тело намекало на тени, которые ползают под могилами или прячутся в самых глубоких нишах нормальных умов. Но в этом существе Аллингтон признал безумную, атавистическую карикатуру на себя — всю похоть, жадность, безумные амбиции, жестокость, невежество; зловещие тайны его души в теле гигантской обезьяны!
Словно в ответ на его признание, существо засмеялось, и щупальца ужаса проникли в сердце колдуна.
Тварь шагнула к нему — она хотела уничтожить его, как всегда поступает зло. Аллингтон, — его крошечное тело смехотворно пыталось двигаться, но ему мешала одежда, теперь ужасно большая для его миниатюрного тела, — сполз со стула и прижался к стене кабинета. Его голос, любопытно высокий, выкрикивал безумные мольбы и бесполезные приказы приближающейся Немезиде.
Его молитвы и проклятия превратились в безумные хрипы, когда огромный зверь бросился через стол. Его эксперимент сменился местью… местью! Его сверкающие глаза смотрели, словно зачарованные, когда большая лапа схватила нож для резки бумаги, и жуткий смех наполнил ночь. Этот смех… смех! Где-то зазвонил будильник, но колдун уже не мог его услышать…
Джеймса Аллингтона нашли мертвым в своем кабинете. В груди торчал нож для резки бумаг, и это назвали самоубийством, потому что никто не мог войти в ту запертую и лишенную окон комнату.
Но это не объяснило отпечатки пальцев на ручке ножа — ужасные отпечатки пальцев — похожие на те, что могла оставить рука гигантской обезьяны.