Lin Carter. «Perchance to Dream», 1988. Цикл «Мифы Ктулху. Свободные продолжения».
Такси проехало мимо Четырнадцатой улицы и продолжило путь на юг, двигаясь между китайским кварталом и рекой. Эта часть города была темной и имела дурную репутацию — улицы были узкими, кривыми, уличные фонари тусклыми, тени более глубокими, людей все меньше, да и те, что были, двигались украдкой. Здесь обитали леванты и турки, португальцы, ласкары: отщепенцы из полусотни восточных портов. Магазинов становилось все меньше, а их вывески и окна украшали надписи на странных восточных языках. Только небеса знали, какие преступления совершаются в этих черных аллеях меж этих рушащихся многоквартирных домов…
Обо всем этом Паркеру Уинфилду было хорошо известно, и с каждым кварталом, пока такси увозило его все глубже в этот запутанный лабиринт распадающихся трущоб, его беспокойство росло. Будь проклята эта пронырливая Муриель ван Вельт, предложившая назначить встречу в той части города, которой он всегда инстинктивно избегал, находящуюся вдали от роскошных клубов и модных, дорогих ресторанов, которые были его обычной средой обитания! А так же тот таинственный человек, этот искатель странных знаний и запретных мест, имеющий смелость жить в таком адском районе!
С набережной медленно наплывал туман, когда такси остановилось у зияющего прохода в один черный переулок, чей мрак был слабо рассеян одинокой лампой, которая горела над дверью на Левант Стрит.
— Вот, приятель, номер тринадцать по Китайской аллее, — объявил водитель такси. Паркер взглянул вглубь темного узкого проулка мощеного булыжниками с явным опасением.
— Ты совершенно уверен? — вздрогнул он. Водитель коротко кивнул.
— Конечно. Номер тринадцать по Китайской аллее, между Ривер Стрит и Левант. Это будет шесть семьдесят пять.
Уинфилд бросил ему хрустящую десятидолларовую купюру и вышел из такси.
— Как, черт возьми, я смогу вернуться? — раздраженно спросил он. Водитель пожал плечами и протянул ему карточку.
— Позвони в гараж, — если здесь есть телефон, — пробормотал он, бросив сомневающийся взгляд на тусклый свет, который сиял над дверью. Затем он уехал, туман закрутился серыми завитками за его машиной. Нерешительно Паркер Уинфилд поднял воротник своего дорогого пальто, чтобы противостоять сырости и ознобу, и вошел в темный переулок. Тусклый свет уличного фонаря осветил его черты, показав испорченного молодого человека с отпечатками распутного образа жизни на лице с бледными глазами и слабым нерешительным ртом, которые даже прекрасный загар не в состоянии был скрыть.
Дом был узким и маленьким, высотой в два этажа, втиснутый между двумя более высокими кирпичными домами. Дверь, неожиданно, оказалась тяжелой плитой из полированного дуба с крепкими петлями. На маленькой латунной табличке над дверным звонком было одно слово «Зарнак». Посетитель позвонил в колокольчик и подождал, жалея о том, что позволил Муриель ван Вельт уговорить его прийти сюда.
Дверь открыл высокий мужчина в тюрбане, худой и стройный, его смуглое лицо имело ястребиные черты. Острые глаза были пронзительными, словно кинжалы, когда внимательно осмотрели Уинфилда с ног до головы.
— Вы мистер Уинфилд, — сказал человек в тюрбане на безупречном английском языке. — Входите, сагиб ждет вас.
Когда за ним захлопнулась дверь, и стальные болты скользнули на место, Уинфилд передал слуге шляпу и пальто, глядя на него с изумлением. Он представления не имел, что его может ожидать здесь, но, безусловно, не ожидал ничего подобного. В маленьком фойе была огромная бронзовая курильница на подставке из тикового дерева; тибетские картины висели на стенах, покрытых шелковой парчой; пышные персидские ковры укрывали пол под ногами.
Его пригласили пройти в небольшую комнату.
— Проходите, устраивайтесь поудобнее, сэр, сагиб примет вас через минуту, — сказал индийский слуга. Оставшись один, Уинфилд удивленно начал осматривать комнату. Мебель, очевидно, антикварной работы, стояла здесь и там, вся из тяжелого, полированного тика, инкрустированная слоновой костью или перламутром. У стен, завешанных дамасской парчой, стояли освещенные шкафы, заполненные раритетами, среди которых находились этрусские, хеттские, египетские, греческие артефакты. Ковры под ногами были из древнего Испахана, выцветшие, но все еще прекрасные. Тонкий аромат подслащивал воздух, поднимаясь ленивыми синими завитками от ухмыляющихся челюстей медного кумира.
Книжные полки были заставлены сотнями научных томов; Уинфилд просмотрел их рассеяно, но они были на латыни, немецком и французском языках, с неизвестными ему названиями — «Unaussprechlichen Kulten», «Livre d'Ivonis», «Cultes des Goules».
Стол, также из старого резного тика, был завален ворохом бумаг, блокнотов, заставлен книгами в кожаных переплетах. Египетские похоронные статуэтки из синего фаянса, тяжелые скарабеи из аспидного сланца, шумерские таблички с клинописными надписями использовались как пресс для бумаг. Над столом висела дьявольская маска, раскрашенная алым, черным и золотым, она словно рычала со стены, символическое золотое пламя изрыгалось из ее клыкастого рта и расширенных ноздрей. Уинфилд разинув рот уставился на нее.
— Тибетская, — сказал тихий голос позади него. — Она изображает Яму, Короля Демонов; в доисторической Лемурии ему поклонялись как Ямату, Владыке Огня.
Уинфилд вздрогнул от неожиданности и повернулся, чтобы взглянуть на своего хозяина, худого мрачного человека неопределенного возраста, одетого в золотой и пурпурный халат. Его кожа была желтоватой, его глаза были темными и чуть прикрытыми, его черные волосы украшало пятно — странная серебряная полоса, которая зигзагообразно опускалась от его правого виска.
— Вы Зарнак, я полагаю, — грубо выдохнул Уинфилд. Хозяин слегка улыбнулся. Сев за длинный, захламленный стол, он указал рукой на мраморный столик, на котором стояли резные хрустальные графины.
— По словам одного старого противника это звучит довольно неточно, я имею докторскую степень по медицине от Эдинбургского университета, докторскую степень по теологии из Гейдельберга, докторскую степень по психологии из Вены и докторскую степень по метафизике из Мискатоника, и мои гости обычно обращаются ко мне как доктор Зарнак. Пожалуйста, помогите себе с коньяком и расскажите мне, чем я могу вам помочь.
Вероятно, какое-то жуткое или ядовитое пойло, подумал Уинфилд, беря колоколообразный графин. Но с первого же глотка Уинфилду показалось, что он отпил жидкое золото.
— Имперский Токай, — пробормотал Зарнак, открывая записную книжку и доставая ручку. — Из подвалов покойного императора Франца-Иосифа. Итак: чем я могу вам помочь?
— Все эти проклятые сны, понимаете, — начал Паркер Уинфилд, развалившись в кресле. — Всегда один и тот же проклятый сон, ночь за ночью… Я погружаюсь в море: сначала вода светло-зеленая, как яркий нефрит, затем стает темнее, как бирюза, а затем как малахит. Наконец, зеленый цвет стает настолько темным, что превращается в почти черный. Я… Я вижу огромные каменные блоки, покрытые водорослями, слизью и грязью. Есть центральное здание, какой-то храм; ядовитый зеленый свет сияет через портал, приманивая меня к нему…
— У этого города во сне есть название? — спросил доктор Зарнак. Тонкий рот Уинфилда скривился:
— Конечно! Но это скорее чепуха… Арлих.
Зарнак сделал заметку своим аккуратным почерком.
— Пожалуйста, продолжайте, — сказал он мягко. Уинфилд пожал плечами.
— Это действительно все, — признался он. — Кроме того, что во сне я ужасно боюсь! И каждую ночь я приближаюсь и приближаюсь к этому зеленому освещенному порталу… пока не просыпаюсь промокший в холодном поту. И потом, я слышу пение, знаете… какая-то проклятая восточная галиматья… чистое мумбо-юмбо…
— Вы можете воспроизвести это? — спросил Зарнак. Другой кивнул, слегка вздрогнув.
— Конечно, могу: я слышал эти бессмысленные слова достаточно часто… звучит как `фух, нуг, луис, маггле, ваффле, клул, ю, арлих, ваггле, наггле, фонг.
Он замолчал, прикрыв глаза.
— Вы, должно быть, думаете, что я сумасшедший! Все так думают. Точно так же сказал мне и мой аналитик, но это всего лишь кучка шарлатанов трущихся возле моего кошелька!
— Вы консультировались с врачом относительно ваших снов?
Уинфилд кивнул:
— Доктор Картрайт с Парк-авеню, семейный врач, понимаете.
— Отличный человек, — пробормотал Зарнак. — Каким было его заключение?
Уинфилд резко засмеялся:
— Слишком много шампанского, слишком поздние часы, недостаточно упражнений, богатой диеты… такого рода вещи.
— Я помню, что когда вы позвонили, вы упомянули, что это мисс ван Вельт предложила вам обратиться ко мне? — задумчиво пробормотал Зарнак.
— Да, это была Муриель, — пробормотал Винфилд. — Я думал, что вы будете модным, дорогостоящим специалистом по нервам на Пятой авеню или Саттон-Плейс… почему ради всего святого вы живете в этом грязном районе? — неожиданно спросил Уинфилд.
Зарнак улыбнулся.
— Жители Ривер Стрит и его окрестностей знают, что не стоит лезть в чужие дела, поскольку каждый из них скрывает в своих сердцах свои секреты, и отсутствие любопытства в отношении своих соседей — отличный способ сохранить свою жизнь. Кроме того, у меня много ученых коллег среди азиатского населения здесь и, таким образом, доступ к таинственной и тайной информации… но позвольте мне сменить тему, если можно. Вы упомянули нефрит и драгоценные камни, могу я предположить, что вы собираете древности или редкие минералы?
Паркер Уинфилд ухмыльнулся.
— Не я! Я почти ничего не смыслю в этом. Но мой дедушка, в свое время, собирал всевозможные странные вещи со всех концов света.
— Неужели! Ваш дед родился богатым или сам создал доход семьи? — спросил Зарнак.
— Дед? Он вел торговые дела в Китае, да и по всему Тихому океану — Индонезия, Каролины…
— Понапе? — осмелился добавить доктор Зарнак.
— Может быть. Не знаю, где находятся эти Каролины, но если в Тихом океане то, там точно был дед. Приволок домой кучу разного хлама. Он хранился годами, так как мы закрыли торговый магазин и продали его. Чудной был дед и его коллекции; я распаковал некоторые из них, теперь, когда открыл новые комнаты. Была одна дополнительная комната, в которой хранились все его коллекции, больше там ничего не было.
— Как интересно! Я бы хотел нанести вам визит, просто чтобы сравнить: одну антикварную коллекцию с другой. Могу ли я зайти к вам завтра утром?
Уинфилд выглядел озадаченным.
— Я думал, вы подскажете какой-то верный способ избавиться от моих дурных снов, — пожаловался он. — Муриель говорила…
Зарнак сказал успокаивающе:
— Есть одна или две вещи, которые я мог бы попробовать, но мне нужна дополнительная информация. Я ничего не могу сделать в этот поздний час, и, кроме того, я ожидаю другого посетителя. Но позвольте мне позвонить вам завтра утром и изучить ваше место проживания. Возможно, в квартире есть что-то, что заставляет вас видеть сны о городе в море.
— Призраки, вы имеете в виду! — презрительно спросил Уинфилд. — Думаете, там водятся привидения, не так ли?
Зарнак развел руками.
— Кто может сказать, какой психический след могли оставить прежние жители? Я чувствителен к такой обстановке, дайте мне шанс помочь вам.
Он поднялся, коснулся звонка.
— Мой слуга проводит вас.
— Индус, не так ли? — спросил Уинфилд.
— Рам Сингх — раджпут, — ответил Зарнак. — Это царственный народ благородных воинов.
— Где же вы нашли такого слугу? Мой человек Руфус хорош, но я бы много дал за такого парня, как тот, что работает на вас…
Зарнак спросил без выражения:
— Вы когда-нибудь слышали об оборотнях?
Уинфилд уставился на него:
— Как в тех старых фильмах с Лоном Чейни, имеете в виду? Конечно! Но как это связано с Индией?
— В Индии есть тигры-оборотни, — сказал спокойно Зарнак. — Я смог спасти Рам Сингха от одного из них. Чтобы ответить на ваш вопрос, вы не сможете нанять раджпутского слугу, но вы можете заслужить свою пожизненную благодарность и верность. Раджпут выбирает своего хозяина, а не наоборот.
— Ваша шляпа и пальто, сэр, — сказал Рам Сингх у порога.
Когда Паркер Уинфилд ушел, Зарнак сел за свой стол, чтобы посмотреть свои заметки.
Спустя мгновение, под линией «тарабарщины», которую его гость услышал в песнопениях в своих снах, Зарнак написал точной рукой: «Ph'nglui mglw`nafh Cthulhu R'lyeh wgah`nagl fhtagn».
Под именем города, утонувшего в море, который Уинфилд описал ему, фонетически звучащем, как «Арлих», он написал другое название: «Р`льех».
В дверях появился Рам Сингх.
— Сагиб, доктор де Грандин прибыл.
Радостное выражение появилось на его лице, когда Зарнак поднялся, чтобы поприветствовать своего старого друга.
В десять часов утра следующего дня машина остановилась перед модным многоквартирным домом на Пятой авеню, и вышел Зарнак с черным кожаным портфелем, без которого он редко покидал свой дом.
В дверях квартиры Уинфилда его встретил молодой чернокожий мужчина, аккуратно одетый в мрачный серый костюм, белую рубашку и узкий черный галстук.
— Я доктор Антон Зарнак. Думаю, мистер Уинфилд ждет меня.
Черный человек улыбнулся и открыл дверь шире.
— Конечно, мистер Уинфилд завтракает, не желаете присоединиться к нему?
Квартира была обставлена в хорошем современном вкусе, судя по всему, дорогим декоратором интерьера и не местным жителем. Мебель была из светлого дерева в шведском современном стиле, а ковер был отличным Рья. Безделушки из полированного алюминия, картины, выполненные с помощью литографии[23].
Руфус — это, наверное, было его имя — проводил Зарнака на залитую солнцем кухню для завтрака, где он нашел Паркера Уинфилда, чье лицо было более хмурым, чем раньше, с бледными, окруженными красными кругами глазами, сгорбившегося за столом. По-видимому, молодой человек побаловал себя немного алкогольным напитком после отъезда из Китайской аллеи. Он махнул лениво рукой.
— Рад видеть вас, док! Угощайтесь… У меня сегодня не так много аппетита.
Зарнак осмотрел буфет: выбрал тонкий ломтик канадского бекона, английскую сдобную булочку с девонширским маслом и клеверным медом, яйцо по-флорентийски и попросил у слуги чашку черного кофе.
— Снова были те сны прошлой ночью? — спросил Зарнак у хозяина, который угрюмо кивнул,
— Хуже, чем когда-либо, док; я приблизился к тому адскому порталу ближе, чем когда-либо прежде. Не знаю, сколько еще я смогу выносить это, прежде чем мои нервы будут полностью расшатаны. Думаете, вы сможете помочь?
— Я попробую, — сказал Зарнак.
После завтрака он попросил Уинфилда показать ему все. Квартира была роскошной, состоящей из восьми комнат, две из которых занимали повар и Руфус. С террасы открывался прекрасный вид на солнечный Центральный парк. Ни в одной из комнат Зарнак не ощутил, что холод пробирается по его нервам, что сигнализировало бы, благоразумно, о наличии злокачественных сил. Здание, как оказалось, было возведено не слишком давно, чтобы успеть приобрести психический остаток, который обычные люди называют «призраками».
Ничто из того, что видел Зарнак, не встревожило и не обеспокоило его, пока его хозяин не привел его в боковую комнату, где хранились реликвии деда Уинфилда привезенные им из южных морских путешествий. Комната была заполнена грубыми произведениями искусства, высеченными из камня или вырезанными из дерева. Большинство из них были, очевидно, антиквариатом и стоили значительных сумм денег. Зарнак очень внимательно осмотрел их.
Здесь были кусочки тканей с островов Тонга[24], украшенных странным рисунком, похожим на повторяющиеся пятиконечные звезды; любопытные лягушкоподобные идолы из дерева или камня с островов Кука; фигурки из долины реки Сепик в Новой Гвинеи с необычной кракеноподобной бахромой извивающихся щупалец; резные кулоны из раковин с Папуа, имеющие странную октопоидную форму; деревянные маски с Новых Гебрид с гривой корчащихся змей вместо волос; базальтовые изображения с острова Пасхи, являющие необычайно отвратительное сочетание лягушки и рыбы; и фрагмент лавового барельефа из Южного Индокитая, на всем этом взгляд Зарнака даже не остановился.
Его самые худшие подозрения были подтверждены. Мрачно продолжал он рассматривая экспонаты этой выставки, пока не нашел тот, который привлек его внимание. Он остановился перед ним, не спуская глаз.
— Уродливое существо, не так ли? — спросил Паркер Уинфилд, встав рядом. — Может мне стоит пожертвовать ими, от некоторых из них меня просто бросает в дрожь.
— Я бы посоветовал вам так и сделать, — рассеянно пробормотал Зарнак. — И я мог бы порекомендовать Институт Санборн в Сантьяго, Калифорния, у них есть замечательная коллекция такого рода… искусства.
Изображение, на которое было направлено все внимание Антона Зарнака, похоже, было высечено из жадеита. Фигурка была около одиннадцати дюймов в высоту и изображала двуногое чудовище, задние лапы которого напоминали лягушачьи, передние конечности, поднятые в фактическом знаке угрозы, были покрыты присосками, перепончатые руки тянулись к зрителю. Головой изображения была извивающаяся масса псевдоподий или щупалец, среди которых можно было разглядеть один яркий глаз.
Символы, вырезанные на подставке идола, были на языке, который давно исчез из человеческого знаний; немногие люди на земле могли прочитать их. Зарнак был одним из немногих.
— Йтхогта, — выдохнул он.
— Это имя? — беспечно осведомился Уинфилд.
Зарнак мрачно кивнул.
— Я не думаю, что вам когда-либо приходилось заглядывать в книги покойного профессора Копеланда о доисторических цивилизациях Тихого океана?
Уинфилд усмехнулся.
— Только не я! К сожалению, я не любитель читать. Что такого в этом типе, что он вас так заинтересовал?
— Это нечто уникальное. Я хотел бы изучить его подробно. Могу я одолжить его на какое-то время?
— Ну… дорогой, не так ли?
— Бесценный, я должен сказать. Это, наверное, единственное в своем роде изображение на земле, к счастью для нас. По-моему мнению, вы будете спать гораздо спокойней без него и наслаждаться более здоровыми снами, — сказал Зарнак.
Уинфилд сомневался на этот счет; но все же разрешил, чтобы доктор Зарнак взял с собой это изображение и хранил его у себя, сколько пожелает.
— Дед говорил, что эта вещь была найдена местным ныряльщиком где-то в водах у острова Пасхи, — заметил он. — Может быть, было бы намного лучше, если бы она осталась на дне, а?
— Совершенно верно, — горячо сказал Зарнак. Он никогда не говорил более искренне в своей жизни.
Вернувшись на Китайскую аллею, Зарнак более внимательно осмотрел каменный образ. Он был сделан из серого камня, испещренного темно-зелеными пятнами, похожими на гриб или лишайник. Он взвесил фигурку, она был ненормально тяжелой, тяжелее свинца, гораздо тяжелее, чем любой минерал, что он знал. Фраза «звездный камень» мелькнула в его голове.
Зарнак обратился к книгам в своей библиотеке. Сначала он заглянул в тонкую, дешевую брошюру, которая носила название «Таблички Занту» и прочитал о «Великом Йтхогте», «Мерзости из Бездны», заключенном в тюрьму Старшими Богами в бездне Йхе. Затем он пролистал том фон Юнцта и нашел отрывок, который его заинтересовал:
Из отродий Ктулху только Йтхогта находится в месте, прилегающем к затонувшему Р'льех, потому что Йхе когда-то была провинцией Му, а Р'льех находился недалеко от затопленных берегов этого расколотого, ушедшего на дно континента; и Йхе и Р'льех расположены близко друг от друга, а так же среди не пронумерованных измерений, лишь три из которых известны нам.
Зарнак изучал каменный образ, используя некоторые научные инструменты в своей лаборатории. Казалось, что он обладает мощным электромагнитным зарядом — по крайней мере, при контакте с фигуркой увядали золотые листья электроскопа. Зарнак размышлял: такие изображения, как он знал, были принесены со звезд, когда земля была еще молода, они могут быть изготовлены из неземной и аномальной смеси камня и металла, что объясняет необычный вес объекта. То, что такие фигурки могут быть пропитаны мысленными волнами, которые можно записать на магнитную ленту, также было известно ему из его исследований. Был ли в этом секрет идола, или он каким-то образом служил передатчиком мысленных волн из логова ужасного родителя Йтхогты?
Все это время лягушкоподобная фигурка стояла на лабораторном столе, смотря вперед своим немигающим единственным холодным злобным глазом как у Медузы.
Фигурка необъяснимо казалась живой. Казалось, что этот серо-зеленый минерал наполнен жизненной энергией, и усики его слегка шевелятся, милосердно скрывая его отвратительный вид, казалось, фигурка мерцает, когда смотришь на нее краем глаза.
Наконец, закончив свои заметки, Зарнак встал и подошел к стальному шкафу у дальней стены, верхний ящик которого он открыл маленьким ключом. Он достал оттуда поднос накрытый черным бархатом, на нем лежало множество интересных предметов в форме пятиконечных звезд. Некоторые из них были вырезаны из твердого минерала серого или зеленого цвета. Нижний ряд был из керамики коричевого цвета, обожженной в печи и покрытой глазурью. Эти последние были изготовлены для Зарнака его другом-скульптором в Сиэтле, и сам Зарнак освятил их, напитав силой, используя старую формулу, которую он обнаружил у Клитануса.
Задумавшись, он взвесил звездный амулет Старших Богов на ладони своей руки, в то время как его взгляд скользил по каменному изображению. Интересно было бы узнать, настолько статуэтка Йтхогты пропитала ум Паркера Уинфилда своим злокачественным и зловещим влиянием, и будут ли сны продолжаться даже без присутствия идола в качестве своего рода «проводника».
Так же интересно было бы узнать, что произойдет, когда один из звездных камней попадет в физический контакт с фигуркой Извне…
Сон начался так же, как начинались все сны до этого: он медленно опускался сквозь светящуюся воду, которая тускнела и темнела вокруг него, превращаясь в самый кромешный мрак, освещенный только жутким изумрудным сиянием, исходящим от руин. Он смутно осознавал подавляющее давление со стороны многих тонн воды над ним, влажного холода, полной беспомощности…
Паркер Уинфилд чувствовал, как его тело плыло без его воли над мрачной картиной упавших каменных блоков, которые были покрыты бледной травой и толстым слоем слизи… крошащееся каменное здание было все ближе и ближе. Странное зеленое свечение набирало силу, пульсируя, как биение какого-то огромного сердца…
Теперь в своем сне он плыл вверх над покрытыми мхом грязными толстым ступеням из камня; и вскоре огромный портал предстал перед ним, огромная, немыслимая древность, скрывающая Бога, известного как ужасная ненормальность, как чудовищный обитатель глубин…
Портал открылся: пульсирующее зеленое сияние ударило Паркеру Уинфилду прямо в лицо, ослепив его, — затем все вокруг наполнилось нездоровым светом, и он попытался увидеть источник этого яркого сияния, которое, казалось, располагалось на огромном и странно угловатом кресле…
Затем вспышка яркого чистого золотого света очистила его сон!
Уинфилд проснулся, тяжело дыша, весь в холодном поту, его руки тряслись, как ветви ивы на ветру. Он осмотрелся вокруг диким и затуманенным взглядом, видя только свою собственную темную спальню, и больше ничего. Волна облегчения накрыла его, смывая остатки ночного страха,
Зазвонил телефон. Ватными руками Уинфилд схватил аппарат.
— Да?
— Это доктор Зарнак, — послышался знакомый голос. — У вас были снова те морские сны?
— Конечно, и еще хуже, чем раньше, хотя все закончились совершенно иначе…
Зарнак внимательно выслушал описание ночного кошмара своего клиента. Время от времени он делал небольшие, аккуратные заметки в блокноте на столе перед ним. Когда Уинфилд закончил свой рассказ, он сказал:
— Очень хорошо. Я считаю, что изолировал и искоренил источник инфекции, если это можно так назвать. Вы больше не будете видеть сны, или, скорее, те сны, которые вы будете видеть отныне, будут только здоровыми грезами нормального сна… ах, да, еще минутку. Я с сожалением сообщаю вам, что жадеитовая фигурка из коллекции артефактов вашего деда получила серьезные повреждения во время процесса тестирования, и я не смогу ее вам вернуть. Да, очень хорошо. Вы отправите остальную часть коллекции в Институт? Прекрасно. Доброго дня вам.
Зарнак положит телефонную трубку, сделал последнюю заметку в своем блокноте, встал и тихо вышел из комнаты.
На асбестовой подставке поверх небольшого стального листа и фарфоровой пластины, на которой раньше был установлен жадеитовый идол, покоился теперь лишь звездный камень среди кучки тонкой серой золы. Резкий запах озона парил в воздухе.
Так было намного лучше… и случай этот, в конце концов, имел счастливый конец.