— Силантьева! Что ты делаешь?!
— Окно мою. А вы думали, вниз хочу сигануть?
— Ты мне не остри! Не отделение, а театр сатиры, иху мать.
— Вы же сами просили палату подготовить, Викентий Палыч!
— Но не окно же мыть в ноябре!
— Да через такое окно здоровый поглядит — заболеет.
— Ну ты как хочешь, а к двенадцати палата должна быть готова. И не ври потом, что это я тебя окна мыть заставил.
— Я успею, Викентий Палыч, вы не волнуйтесь.
— А я и не волнуюсь. Это ты волнуйся. И поосторожней! Сорвешься вниз, кто с тобой возиться будет?
— Вот вы и будете, — улыбнулась Алена. — Вы же у нас профессор.
— Мои услуги дорого стоят, — усмехнулся Викентий. — Тебе не по карману.
— Что ж вы мне, бесплатно не сделаете?
— Тебе… сделаю, — многозначительно пообещал завотделением.
— Викентий Палыч! Вас к телефону! — сунулась в палату Ольга.
— Кто?
— Какой-то мужчина.
— «Какой-то мужчина», — язвительно передразнил Викентий. — Сколько раз можно повторять, чтобы спрашивала, кто звонит?! Вот уволю к чертовой матери, будешь пирожками у метро торговать. Самое там тебе место. Не отделение, а театр сатиры какой-то! — гневно хлопнул он дверью.
— По-моему, он под тебя клинья подбивает.
— Да ты что, Ольга! Он же мне в отцы годится!
— Да хоть в деды. Пока у самца клин работает, он будет его подбивать.
— Ну что за глупости!
— Никакие не глупости. Он мужик что надо. Под него любая ляжет.
— Вот ты и ложись!
— А я уже лежала. Мне понравилось.
— Да ты что?! — ахнула Алена. — А мне ничего не сказала.
— Ты же не любишь такие разговоры.
— Я рассказывать не люблю, потому что… нечего, а слушать мне нравится.
— Что же ты, так и будешь до гробовой доски только слушать?
— Ладно, Ольга, ты иди, а то я и правда не успею.
— Давай помогу.
— Не надо, я сама управлюсь.
К половине двенадцатого все было готово, и Алена с гордостью распахнула перед заведующим дверь.
— Это что еще за будуар? — рявкнул Викентий. — Здесь мужик будет лежать, а не красная девица!
— А по-вашему, мужик может лежать только в луже под забором? — удивилась Алена.
— Ты не остри! — прикрикнул Викентий. — Клара Новикова. Что это за плюшевые медведи? Где ты их набрала в таком количестве?
— Ну, дарят же больные. Всего-то три штуки.
— А зачем сюда притащили?
— Он посмотрит и вспомнит о доме. Ему будет приятно.
— Боюсь, о чем, о чем, а о доме ему как раз меньше всего вспоминать захочется.
— Почему? — заинтересовалась Алена.
— Потому что тебя это совершенно не касается.
Алена поджала губы и направилась к двери.
— Вернись, Силантьева, — остановил ее Викентий. — Я еще не закончил. Сейчас сюда приедет мой товарищ с межпозвоночной грыжей. Ты пригляди за этой палатой. Ну там, загляни лишний раз. В общем, как за близким родственником. Понято? А игрушки забери. Нечего здесь пыль разводить. Домой отнеси, племянникам.
— Откуда вы знаете про племянников? — удивилась Алена.
— А я все про всех знаю — должность у меня такая. Ты это запомни на всякий случай, — усмехнулся Викентий.
Дверь открылась, и в палату вошел мужчина.
Она узнала его сразу, хотя видела только однажды мельком. Он стоял у сверкающей черной машины в распахнутой куртке и разговаривал с Викентием Палычем. Была весна со всеми присущими ей атрибутами: ослепительным солнцем, высоким синим небом, теплым пахучим ветром и тем смутным томлением в груди, которое бывает только в апреле.
Она поздоровалась севшим вдруг голосом и на мгновение встретилась с ним глазами. С тех пор придуманный герой ее будущей счастливой жизни являлся ей в образе именно этого случайного мужчины: распахнутая куртка, растрепанные ветром волосы, открытая улыбка и тонкие лучики морщинок в уголках прищуренных глаз.
Сейчас темные волосы были коротко острижены, а губы плотно сжаты, но она все равно мгновенно его узнала, мучительно покраснела, задохнулась и даже рот открыла, потрясенная. И тут же стала похожа на румяную гуттаперчевую куклу с круглыми, распахнутыми глазами.
— Познакомься, Андрей, это Леночка, твоя палатная сестра, самая тут у нас умненькая.
— Неужели? — усомнился тот, окидывая ее хмурым, равнодушным взглядом. — Ну-ну…
И это недвусмысленное «ну-ну», оскорбительная суть которого не оставляла сомнений в оценке ее умственных способностей, немедленно отрезвила Алену. Она закрыла рот и метнулась к двери.
— Сначала заберите отсюда весь этот зверинец, — сурово приказал вновь прибывший.
Она вернулась, сгребла медведей в охапку и уже в коридоре из-за неплотно прикрытой двери услышала:
— А посимпатичней девицы у тебя не нашлось?
— Перестань, Андрей, — заступился Викентий Палыч. — Это лучшая моя медсестра. Я понимаю твое нынешнее неприятие женщин, но тебе с ней не спать, а лечиться. Она лучше всех здесь уколы делает. Так что не ищи приключений на свою задницу.
«Вот, вот», — мстительно подумала Алена. Недавнее очарование рассыпалось в прах. Герой ее девичьих грез оказался банальным женоненавистником, злобным и пошлым. А главное, тупым как сибирский валенок! Составить представление о человеке по одежке и тут же принять его за аксиому!
Можно, конечно, категорически отказаться от его палаты. Но она не сделает этого. В конце концов, больных не выбирают. Вот она и будет относиться к нему как к больному. На голову. И тогда посмотрим, кто из них умнее.
Эмоций было так много, что требовалось немедленно поделиться ими с верной подругой.
— Оль! — начала она сразу с порога. — Ты помнишь, я тебе рассказывала про мужика, который разговаривал с нашим Викентием у главного корпуса? Еще весной…
— Припоминаю.
— Его положили в отдельную палату. Только что. И Викентий поручил мне за ним приглядывать.
— Иди ты!
— Ей-богу.
— Ну, и как он?
— Редкостная сволочь. Самоуверенный, грубый хам.
— Ну, мы ему рога-то пообломаем. А заодно и копыта!
— Главное, не перестараться, чтобы он их тут у нас не отбросил, — невесело пошутила Алена.
— А чего ты, собственно, так возбудилась-то, подруга дорогая? Лица на тебе нет.
— Да сама не знаю. Дай, думаю, возбужусь…
— Но что все-таки случилось?
— Да ничего не случилось! Просто меня возмутило его отношение, вот этот отвратительный тон, знаешь, каким говорят с прислугой.
— Умный человек и с прислугой ведет себя достойно.
— Вот я об этом и говорю.
— Мужика тебе надо хорошего, вот что, — завела свою старую песню Ольга. — И никаких проблем.
— Ну что за глупости, Оль? Нашла тоже панацею…
— Ничего не глупости, — перебила та. — Живешь в дурацком вымышленном мире, придумала себе героя, а переживаешь, будто он и правда имеет к тебе какое-то отношение. А он обычный хам. Ты же не станешь обижаться на собаку за то, что она тебя на улице облаяла? Ну вот! Относись к нему как к собаке.
— Собак я люблю.
— Тогда относись как к козлу. Думаешь, он видит в тебе женщину? Ничего подобного! Ты для него даже не человек — обслуга. И надо было сразу поставить его на место.
— Вообще-то это должен был сделать Викентий Палыч.
— Силантьева! — заглянул в процедурную заведующий. — Зайди ко мне.
— Видала? — удивилась Ольга. — Стоит черта помянуть, а он уже тут как тут. Потом расскажешь.
Но рассказывать Алена ничего не стала, потому что Викентий чуть приподнял перед ней завесу над личной жизнью своего друга. И значит, это была уже чужая тайна.