Всем застрявшим в лифте

ГОША & ДУСЯ…

— Серега, ты не поверишь! — начал утро мой знакомый. — Моя дихлофосина (это он жену так ласково зовет) чуть не окочурилась! Не, ты представляешь!? — он дергал меня за рукав, а в глазах светилась какая-то детская радость пополам с удивлением.

Не, я его понимаю, тут есть чему удивляться. Его «Дихлофосина» объема и здоровья такого, что случись атомная война, то на нее только и надежда. И вспашет, и родит новое поколение, и врагов при надобности разгонит. И отымеет. А уж про коня и горящую избу — тут и говорить смешно. А тут нате, чуть не окочурилась!

Помню, как-то раз она пришла к Гоше в гараж, типа подозрения свои проверить на предмет принятия Гошей в гараже водочки. А Гоша хоть и грешил изредка, но в этот день криминала не было. Пока не пришла Дуся.

Ничего не подозревая, Гожа лежал под «уазиком», поставленным на козелки, и, тихо позвякивая ключами, чевой-то там подкручивал и мурлыкал незатейливый блатнячок.

Дуся, подобно песцу, подкралась незаметно.

«Вот ведь сучонок какой! — мелькнула мыслишка в Дусиной голове, покрытой кудряшками. — Пьет под машиной, сцобако, и думает никто не догадаецца!»

Тихий звон ключей из-под машины нарисовал в Дусиной голове образ звенящей рюмки. Дуся долго думать была не приучена с детства, потому как нечем было, и, убедившись, что благоверный пьет втихаря под машиной, она слегонца врезала ему своей ножкой по его сапогу, торчащему из-под машины.

Видели, сани с бобслеистами проносятся мимо видеокамер с безумной скоростью?

В гараже видеокамер не было, но Гоша показался из-под машины столь же стремительно. Потому как намедни, подглядев в каком-то импортном кине, как ихние механики заезжают под машины на специальных досках на колесиках, он сконструировал себе такую же. Еще и подшипники солидолом смазал, дурень, чтобы лучше крутились. Вот они и закрутились.

Как бобслеист на финише, Гоша вылетел из-под «уазика» с такой скоростью, что еще продолжал ключом что-то ритмично подкручивать в воздухе, а на лице блуждала романтичная улыбка. Так с этой улыбкой он всем и запомнился, потому как в следующий момент он до половины забился под верстак и там застрял.

Как его вынимала Дуся и как извинялась, не знает никто, но как она его несла через всю автобазу на руках, будто новорожденного из роддома, видели все. Даже слепой сторож Фахим прозрел ради такого случая.

И вот эта самая Дуся чуть не окочурилась? Не верю!

— Серега! — Гоше не терпелось излить душу. — Я недавно еду в гараж, тут смотрю, из кузова переднего грузовика выпадает что-то. Что это, хрен его знает, не было времени рассматривать, думаю, возьму, потом разберусь. Выскочили с пассажиром, кое-как затолкали в машину, тяжеленная зараза оказалась, и прямиком в гараж, халяву, так сказать, осматривать.

В гараже выяснилось, что это водоочиститель. Ну знаешь, такой, воду очищать. Только немного побольше… Его, по-видимому, на нашу городскую водоочистительную станцию везли. В общем, штука промышленного масштаба.

— И тут, — Гоша понизил голос, — у меня созрела мыслишка. Дай, думаю, я его дома поставлю. И Дусе приятно, и всю жизнь с чистой водой.

От пришедшей правильной мысли у меня аж в горле запершило. Позвал корешей, выпили немного за мою светлую голову и в сумерках потащили мы с друганом это сооружение домой.

Притащили на этаж, а оно в дверь не лезет. Не, ну представь — двухметровая труба, диаметром около метра, а по бокам какие-то трубочки прикручены, вентили, задвижки. Я чо хотел, думаю домой притащу и там, в спокойной обстановке, разберусь, что куда втыкать-подключать.

Короче, кряхтя и матерясь, каким-то макаром затащили мы это чудовище в прихожку. Поставили вертикально и сели отдышаться. А оно стоит, как робот какой-то, руки-трубочки в разные стороны, ножки-задвижки. И главное — верх так загнут, что ейное жерло прямо тебе в рожу смотрит. А из него холодом веет и грядущими пилюлями от Дусеньки. При мысли о Дусе мне вдруг так страшно стало, что мы с корешем еще по одной выпили и дальше не помню.

Потом кореш рассказал. Попрощались, грит, мы с тобою. Ты разделся в коридоре. Куртку на это пугало железное натянул, шапку на изгиб жерла повесил. Носки с брюками развесил по трубочкам. В общем, не агрегат, а елка новогодняя получилась. Ну и я ушел.

— А утром, — Гошин голос впервые дрогнул, — моя Дусенька пришла со смены. Слышу, ключ в замке поворачивается. Слышу, как открывается дверь. Слышу, как Дуся выключатель в темноте нащупывает.

Потом как заорет. Не, Серег, ты знаешь, как орет Дуся? Меня волной аж с кровати скинуло. Забегаю в коридор, а она перевернутым Монбланом лежит на коврике, сердешная, что-то мычит и пальцем куда-то тычет.

Ну я посмотрел, и… Не Серег, я не дурак, я сразу понял. Вошла, значит, Дуся в дом, по привычке включила свет, а тут ей навстречу че-то такое ужасное, в моей одежке, а из пасти холодом веет. Она, баба, конечно, железная, куды там трактору, но ведь баба все-таки? Тут ее бабская сущность и подвела. Напужалася до икоты, до мычания. И глаза такие дикие, дикие. И пальчиком все на это пугало кажет. Ну я, дурак, возьми да и ляпни, дескать, это я принес.

На секунду, всего лишь на миг в ее глазах появилась какая-то мысль, и как дала она мне в ухо с положения лежа, я ажно всей головой в своего железного друга и прилетел…

Ага, кивнул головой Гоша, вот теперь ей в больничку апельсинки несу, — и он с гордостью показал авоську с оранжевыми фруктами. — Ну ладно, пошел я. Что-то жарко как-то. Он снял шапку и, поправляя свежий бинт на голове, заторопился к любимой.