Встречи с амурским тигром

Вечерние беседы

Долгими зимними вечерами, когда после трудного дня в таежной избе на широких нарах улягутся отдыхать давние друзья-охотники, о чем только не заходит разговор, какие только удивительные случаи не вспоминаются.

…В тот памятный вечер речь шла о встречах с тигром и его противоречивых повадках. Было много примеров и свидетельств бесстрашия амбы, но говорилось и о его осторожности, переходящей порою в нечто вроде трусости… Один рассказывал о благородстве царя уссурийской тайги, о том, что он с некоторых пор как бы соблюдает в отношениях с человеком нечто вроде вооруженного нейтралитета — не страшится, но и не трогает. И вслед за тем в тесном избяном сумраке звучало противоположное: мол, нагло встал полосатый поперек пути таежника или в открытую пришел прямо к жилому зимовью со столбом дыма из трубы, да не обязательно с намерением утащить собаку или за что-то наказать ее хозяина, непочтительно с ним обошедшегося, а вот взял и дерзко пришел без всякой причины. Но этого рассказчика нетерпеливо перебивает другой: «Не согласен! Для таких визитов всегда есть повод! Хотя бы в том он, что тигр всегда считает себя хозяином собственных угодий, а появившихся в них людей — бездомными пришельцами, которых, по тигриным законам, положено решительно прогонять… Особенно когда копытного зверя становится мало, а человек стреляет его без меры. И разве трудно понять неудовольствие этого мясоеда?»

…Я люблю слушать такие беседы прежде всего потому, что не раз убеждался в глубоких знаниях промысловиками повадок диких животных, их тонкой наблюдательности. В этих разговорах нередко открываю для себя что-то новое. Однажды старый потомственный охотник, отдавший таежному промыслу всю свою долгую жизнь, удивил меня своим «словом» в такой же вот долгой беседе в жилом вечернем сумраке почерневшего от долгого времени зимовья.

«Вот говорят и пишут, — шевельнул он затянувшуюся тишину, — что тигрица не подпускает к своему выводку самца, и даже отца детей своих, потому что он-де и слопать малышей горазд. Ну а чтоб помочь подруге прокормить подросших прожорливых детей — ни-ни! Куда там! Лишь ею добытое, дескать, отобрать горазд!.. Но вот слушайте… Сам видел. В бинокль с обрыва… Принес к логову под комлем громадного дерева тигр-кот непочатую косулю, положил ее прямо перед головой ко всему изготовившейся тигрицы и довольный улегся рядом с нею… И как же на него набросились примерно трехмесячные тигрята! Как заиграли с ним! За хвост теребят, о бока трутся! А он счастливо жмурится и блаженствует. Даже их мордашки облизать норовит!.. Мать начала есть косулю, котята на свеженину тоже набросились, а он глядит на них и, казалось мне, улыбается… Зимой же по следам я много раз убеждался, что этот котяра вместе с матерью детей охотился и носил добычу в логово, а к весне стал помогать ей обучать наследников охоте…»

Я на этот рассказ хотел было высказать свое уточнение, однако меня опередил более нетерпеливый слушатель: «Да что ты, дед, говоришь! Я вот сам «видел» по следам, как самец пришел в логово в отсутствие тигрицы и задавил тигрят. Всех троих! И ведь не стал есть их, задавил и ушел!» Согласился старик: «Бывает и такое, разве же я спорю… У них, у тигров, всякое случается. Как и у людей: хорошие есть отцы и плохие. Но своих деток, думается мне, тигр жизни не лишает. Давит чужих. Да и не всегда давит, а когда тигров много развелось и всем места уже не хватает… Или с кормами потяжелело… Или такое случается: оказался молодой тигр как бы верховодом над соседними тигрицами, вместо их состарившегося хозяина стал им мужем. Или погиб тот. Тогда молодой «освобождает» своих жен от детей почившего отца…»

Однако затеял я этот рассказ ради другого… Мой давний добрый приятель, занимавший важный пост в одном из солидных управлений охотничьего хозяйства, поведал при мне однажды о случившемся с ним горе. Само по себе то событие не оказалось новостью, но важно было, что свалилось оно на высокого начальника по части охраны природы и ее рационального использования.

«Видит Бог, — тихо начал он, — скажу вам правду. Двадцать лет я был ярым сторонником безоговорочной охраны тигров и за всякое поползновение на них старался наказать построже. Собаку задавил и съел? И другую? Ну что же, судьба их такая. Ты, мол, знаешь ведь, что тигр не терпит псов, как и всю волчью родову, состоящую в вечной вражде с родовой кошачьей, а собачатину дюже уважает… Разве можно ставить жизни собаки и тигра на одну полку? Закон для кого писан? Отчего во всех Красных книгах значится тигр, а пес — ни в одной?.. Но пришел срок и мне потерять преотличнейшую лайку, самим выращенную, воспитанную, обученную и натасканную… Любимым другом всей семьи ставшую… И скажу честно: увидь я того тигра в минуты охоты на собаку или вскоре после того, застрелил бы, не раздумывая. Только тогда я вспомнил мудрую восточную поговорку: «Волк остается волком, если он и не съел твою овцу». Но послушайте все по порядку.

В феврале это случилось. Собрались мы втроем охотничий участок одного из нас проведать да, на весну глядя, «разоружить». И взяли с собой мою лайку, засидевшуюся в городской квартире. Пусть, мол, порезвится да разомнется. На уазике поехали. По лесовозной дороге до нужного места добрались уже поздним вечером, потом с километр долго пробивались по закипевшему в наледях ключу… А пока разгрузились, избу обогрели, поужинали — ночь опустилась. Прикрутили огонь в лампе, улеглись, и потянулись беседы «за жизнь» нашу окаянную. И вдруг пес мой, успевший всласть набегаться и блаженно дремавший под нарами, высунул голову, уставился на черноту окошка и заворчал этак странно. Вроде бы и с предупреждением, и с опаской. Поворчал и опять улегся. А через несколько минут снова подал тот необычный голос. Выглянул я за дверь, посветил фонариком, послушал онемевшую темень — никого…

Уже за полночь, досыта наговорившись, решили мы спать, а на сон грядущий дать собаке прогуляться… Все вышли. Постояли. Поговорили. Позевали минут пять. Позвал я лайку — тишина. Подождал с минуту, предположив, что вздумал пес поразмяться основательнее, и опять покликал — ни его, ни голоса. И тут слышу взволнованный голос: «Идите-ка сюда! Поглядите!.. Ах ты, нахалюга!» Подошел к говорившему под окно избушки и на нетронутом снегу увидел совершенно свежие отпечатки тигриных лап. Они ясно свидетельствовали о том, что полосатый несколько раз подкрадывался к окну и, вполне возможно, преспокойно нас разглядывал. Именно в те минуты собака ворчала…

Руки мои опустились, и горло моментально пересохло от мысли: «Все, нет больше друга моего». Выстрелил в одну сторону и в другую в ничтожной надежде на то, что все же примчится на выстрелы, чему был обучен, мой четвероногий дружище. Но нет, не дождался. А «парные» тигриные следы, которые увидел я в луче фонарика, были пропечатаны и вокруг избы, и у навеса, и на лыжнях, уходивших в тайгу в разных направлениях.

Все прояснилось с рассветом. Та самая тигрица, с пяткой шириною в девять сантиметров, с глубоким поперечным шрамом на подошве правой передней лапы, что в прошлые годы на этом таежном участке задавила и съела трех лаек, заслышав прикатившую автомашину, вышла на ее след по ключу, а с наступлением темноты притопала прямехонько к зимовью. Обследовала все вокруг него, в том числе и автомашину, в окно заглядывала бесцеремонно и подолгу — аж снег под лапами замокрел. И терпеливо ждала удобного момента, чтобы поймать собаку.

Схватила она лайку и задавила, не стесняясь трех мужиков, в десятке метров от них, да так профессионально задавила, что та и голос подать не успела. И спокойно ушла с добычей по каменно наторенной лыжне. И ведь столь невозмутимо уходила, что даже шагу не прибавила при наших криках и выстрелах.

В ярости я встал на лыжи, схватил карабин и, бог знает на что надеясь, споро помчался по следам бандитки… Та шла по лыжне метров пятьсот, потом свернула и поперла снежной целиной. И все время уходила без остановок, но спешила спокойно. И понял я, что поторапливалась она с добычей к логову с тигрятами.

Ей-богу, не окажись у меня в то утро неотложных дел, да будь я там один, не связанный обязанностями с коллективом, добрался бы до логова и порешил бы и ее, и котят. Шел ведь и чуть не плакал, потому что пес был не просто другом и помощником, но членом всей моей семьи».

Помолчал рассказчик, повздыхал, клубя сигаретным дымом, и закончил быль выводом:

«С тех пор я разбираюсь с протоколами о самовольных отстрелах тигров при защите от них собак или же из мести за содеянное зло со знанием дела и при определенном снисхождении…»