Встретимся в раю

«Черепашки выползают по ночам»

Зима стояла мягкая. Чуть ли не каждый вечер в сводках погоды синоптики докладывали с телеэкрана, что вновь, мол, побит абсолютный рекорд температурного максимума, что такой теплой декады декабря не было последние сто восемьдесят лет… За неделю до Нового года теплынь встала невиданная — свыше пятнадцати градусов круглые сутки. На газонах зашевелилась тощая трава, набухли и выметнули клейкие чешуйки тополиные почки. Дожди и снегопады прекратились, москвичи ходили почти по-летнему: рубашка, легкая куртка да всепогодные армейские штаны.

Впервые такая зима случилась в самом начале тысячелетия, вскоре после завершения конфликта на Индостанском полуострове, а проще говоря, после Великой Азиатской войны, как именовали конфликт некоторые историки старой школы, любившие все великое. Во время трехлетнего побоища, задевшего Северо-Запад Африки и даже Индонезию, выгорели нефтепромыслы, продуктопроводы, — хранилища сырой нефти, огромные массивы тропических лесов. В атмосферу поднялись миллионы тонн пепла, укутавшего Землю в несколько слоев. Началось глобальное потепление, и уже на второй, год после того, как в Азии отгремели последние залпы, впервые в зимнюю навигацию остались практически без работы экипажи ледокольных судов Мурманского пароходства. От Кольского полуострова до острова Врангеля караваны судов ходили через Карские ворота и проливом Вилькицкого, раздвигая тяжелую черную воду, непривычно открытую в долгую полярную ночь.

Припайные льды начали вставать здесь лишь к весне, когда появилось солнце. И тогда обнаружилось, что лед на сотни километров не бело-голубой, а серо-коричневый. Едва солнце укрепилось в своем доме, ледяной панцирь вновь стал отступать к полюсу.

Катастрофически обернулось обильное выпадение пепла для льдов Антарктики — почти вся береговая линия от моря Росса до моря Уэдделла очистилась от ледяного покрова, лишь на пиках гор Элсуэрта да на вершинах Земли Мэри Бэрд сохранились языки ледников. Оползни и грязевые потоки напрочь снесли американскую научно-исследовательскую станцию «Сайпл». Но не бывает худа без добра. Неподалеку от залива Гулл аргентинцы со станции «Хелераль-Бельграно-У» обнаружили в открывшемся горном разломе целое кладбище доселе неизвестных науке динозавров, что еще раз подтвердило теорию об очень позднем в геологическом отношении оледенении шестого континента.

Подъем воды в Мировом океане вызвал затопление множества прибрежных поселений, перестали существовать целые острова и архипелаги, особенно в приэкваториальных широтах, где приливная волна была особенно высока.

Больше всего человечество донимали непредсказуемые колебания климата. Когда над Скандинавией бушевала летняя гроза — в Сахаре кружилась метель. На Северном Кавказе лопался от мороза созревающий виноград, а где-нибудь под Воронежем в конце ноября начинали выходить в трубку озимые… И все же парниковый эффект, вызванный шубой пепла в атмосфере Земли, проявлялся достаточно циклично, постепенно затухая. Сильные оттепели зимой становились в средних широтах все короче. Ученые предсказывали возвращение годового температурного оптимума уже к тридцатым годам. Если, поправлялись ученые, к тому времени не случится еще какой-нибудь глобальной неурядицы. Но до обещанных благословенных тридцатых надо было дожить, а пока в конце декабря вязкий сырой воздух пропах прелью, на обочинах дорог, на мокрых луговинах и лесных полянах поднялась, обманутая теплом, жидкая бледная трава.

Резкое потепление климата расстроило планы «Электронной игрушки». Дороги к полигону, где испытывалась продукция фирмы, развезло. Тяжелые тягачи и самоходные установки вязли на лесных проселках. Но именно в это время Александру Александровичу Сальникову, номинальному главе фирмы, и Валерию Самойловичу Клейменову, генеральному конструктору производства, загорелось, как говорится, провести испытания нового изделия, хотя сначала их рассчитывали развернуть не раньше марта.

На исходе ночи от ворот завода в Подлипках отошел небольшой автопоезд. Головным катил армейский вездеход, в котором ехали Клейменов, ведущий инженер Зотов и взвод охраны. После с небольшим интервалом двигались три длинных фургона со стандартными надписями: «Мин. удобрения. АО „Воскресенск“». Замыкал колонну тягач с пульманом, везшим испытателей и еще десяток охранников.

Через два часа Зотов доложил по радиотелефону лично Александру Александровичу, то бишь Коту, что прошли Тверь.

— Клейменов что делает? — одышливо спросил Кот. — Спит? Ладно… Видишь, Зотыч, и без вертолетов хорошо обошлись. Ну, брякни из Торжка, как там сложится.

Зотов из Торжка «брякнул», а потом — из Кувшинова. До поворота на полигон они проехали еще около сорока километров — самую тяжелую часть пути. Наспех бетонированная, вся в рытвинах и гнилых лужах, дорога заканчивалась в мертвой деревушке Купишихе. Здесь вездеход и остановился. Зотов вызвал полигон и предупредил дежурного, что поезд прибудет с минуты на минуту.

Дожидаясь фургонов, которые отстали на разбитой бетонке, конструкторы вышли из машины размяться. Тихо и чисто было вокруг. Только что взошло солнце, и колея вездехода блестела от скапливающейся воды, словно по короткой сквозной улице просыпали две дорожки стекла. Молчали избы в разросшихся одичавших садах, молчало небо, лишь один звук нарушал тишину — тоненько поскрипывал колодезный журавль, и на этот тонкий запредельный скрип немедленно пошли Зотов с Клейменовым. Они остановились у трухлявого, сложенного из побелевших осиновых плашек колодца, Клейменов поймал истлевшую до рыжих струпьев железную цепь.

— Как пусто и печально, — огляделся он. — А все равно хорошо… Выгонят — сюда жить приеду.

— Волки заедят, — усмехнулся Зотов.

— Ничего… С ними-то я быстрее найду общий язык, чем с некоторыми нашими… общими знакомыми.

Поскольку Клейменов опекал СГБ, с Зотовым они виделись часто и успели коротко сойтись. Да и коттеджи у них в Митино стояли рядом. Клейменов чем-то напоминал Зотову старого приятеля, Лимона, — такой же нескладный, рукастый и злой на язык.

Показались фургоны. Зотов с Клейменовым смотрели, как сползают с бетонки на гравийный проселок тяжелые машины. Все три прошли хорошо. К конструкторам подбежал Рудик, шофер Зотова, доложил:

— На выезде из Высокого у машины испытателей неполадки в электропроводке. Обещают исправить не раньше чем через полчаса.

— Эх, в гроба и в надгробные рыдания! — С Клейменова мигом слетело лирическое настроение. — На неисправной технике… Вернемся — распущу главного механика!

Зотов и Клейменов были одеты так же, как остальные участники испытаний — в десантных теплых комбинезонах и кепках с наушниками. Только над кармашками слева у них светили отражающие красные треугольники — знак высшей касты технарей. Да оружия, в отличие от охраны, они не носили.

— Поехали, — сказал Клейменов. — Не будем дожидаться.

Фургоны уже благополучно скатились с откоса и теперь шли через полузатопленную пойму речки Волошин. Ее в сухое лето можно было переплюнуть, а сейчас невысокая вода скрыла луговину, и отдельные высокие кочки торчали, словно островки. Дорога в некоторых местах уходила под воду, машины проваливались по самые ступицы. Водитель головного фургона выпрыгивал из машины и брел, раздвигая тихую синюю воду, до очередного подъема — проверял дорогу.

За поймой, подсвеченной маленьким зимним солнцем, начиналось редколесье из кривых берез и немощных, пожелтевших елок. Именно здесь, между верховьями Волошин и соседней речки Большой Коши, располагался полигон «Электронных игрушек». Еще несколько лет назад местные жители ходили на болота в междуречье по клюкву, но теперь гусеницы тягачей и пневмоподушки вездеходов изодрали и намертво вдавили в развороченную почву все ягодники.

Клейменов оставил у поворота на гравийку охранника с рацией — для связи и ориентирования отставшей машины. Затем вездеход с конструкторами пустился в плавание через пойму. На увале, за редколесьем, неподалеку от давно заброшенной узкоколейки, по которой вывозили торф, стояли вагончики испытателей, передвижная электростанция, штабной блок из пенобетонных плит, тренога с тарелкой космической связи и бытовка с баней и столовой.

— Господин генеральный конструктор, — обернулся с переднего сиденья Рудик, — что-то штаб молчит. Вызов проходит хорошо, а никто не отвечает.

— Разбаловались без хозяина, — вздохнул Клейменов, — раздухарились. Либо спят, либо по бабам…

— Какие бабы! — засмеялся Зотов. — Тут в соседних деревнях, Валерий Самойлович, одни древние старушки остались.

Охранники тоже похихикали. Вездеход приближался к штабному блоку. Возле него выстроились в линию фургоны с изделиями. Зотов рассеянно глянул на машины и удивился:

— Что за черт? Почему их четыре? Мы как с тобой считали, Валерий Самойлович?

— Точно, четыре! — пригляделся Клейменов.

Водитель вездехода решил объехать автопоезд по луговине, и в тот момент, когда он свернул с разбитой дороги на целину, перед радиатором вырос черный дымный куст. Посыпались стекла, вездеход тряхнуло, и он начал заваливаться на пробитые скаты.

— Ни хрена себе! — пробормотал Клейменов. — Что тут затевается?

Вездеход заносило боком, и водитель, оскалив зубы, завертел баранку, чтобы не перевернуться. Второй горячий дымный куст вырос совсем рядом, и водитель уронил на руки залитое кровью лицо.

— Всем из машины! — крикнул Рудик, выталкивая Зотова.

Они вывалились из горящего вездехода и тут же упали, прижатые автоматной очередью. Кто-то застонал. Зотов вжался в землю. Рудик, мелькая стершимися блестящими подковками башмаков, быстро пополз в сторону, водя стволом «калашника» по горизонту. Дымом от горящего вездехода заволокло на минуту обзор, и Зотов на четвереньках понесся к Рудику. Тот уже лежал в широкой, оставшейся с осени колее от тягача. И Зотов сюда свалился, прямо в рыжую, обжигающую холодом воду. Теперь они были словно в окопчике.

— Держите, шеф! — Рудик сунул Зотову противопехотную гранату в рубчатой рубашке. — Управитесь? Ну конечно, об чем речь… Надо как-то отрываться.

Зотов оглянулся. На миг черную пелену дыма отнесло, и он увидел Клейменова с остальными охранниками, перебравшимися под защиту замыкающего фургона. Оттуда в сторону штабного блока летели короткие очереди трассеров. Но нападающие больше не стреляли, вероятно, боялись поджечь фургон.

— Шеф! — сказал Рудик. — Есть возможность отличиться…

И показал рукой вдоль колеи. Зотов сразу понял Рудика: колея криво уходила в пологую, заросшую кустарником лощинку, примыкающую к насыпи узкоколейки. Если добраться до кустов… К тому же дым относит в ту сторону. И они осторожно поползли, прижимаясь к неровному брустверу из спекшейся грязи и рваных пластов дернины. Жив останусь, подумал Зотов, добьюсь у Кота, чтобы конструкторам на полигоне выдавали оружие. Как голый, честное слово… Одна надежда — на железную погремушку.

Они проползли половину расстояния до спасительных кустов, когда услышали вязкую тишину. Больше не стреляли. И за ними никто не гнался. Скорей всего, Зотова с Рудиком нападающие сразу потеряли из виду. И Клейменов с группой оттянул внимание.

— Боюсь, кранты ребятам, — прошептал Рудик, оглядываясь на чадящую машину.

— Тем более нам надо выбраться, — вздохнул Зотов. — Вперед.

Минут через пять, похожие на два больших кома грязи, они добрались до конца колеи. Рудик напружинился, поднимаясь на руках.

— Никаких бросков, — сказал Зотов. — Сразу засекут. Потихонечку давай…

Они медленно перевалились из колеи на луговину, доползли до поросли и осмотрелись. Отсюда, из мелкорослой ольхи и скрученных березок, видно было лишь крышу штабного блока и треногу связи. Из зоны прямой видимости они вышли и поневоле вздохнули с облегчением. Но впереди еще был подъем к насыпи, и на этом подъеме, кроме редких будыльев прошлогодней травы, ничего не могло укрыть.

— Ладно, — скрипнул зубами Рудик. — Мы еще вернемся… И тогда, Константин Петрович… Всех! Ползком!

Они с ходу перескочили насыпь и, уже не кланяясь, ринулись по изломанному подросту к недалекому синему ельнику. По насыпи ударила запоздалая одинокая очередь, пули с тонким воем ушли в спокойное небо. Перед самым ельником они угодили в разлившийся глубокий ручей, но чистая вода после ржавой жижи в колее показалась даже теплой. А когда они вломились в ельник и упали на сухое, на рыжие осыпавшиеся иглы, услышали:

— Руки за головы! Мордами вверх! Господин Зотов? Неужели это вы?

— Нет, — буркнул Зотов. — Это моя загробная тень…

Через минуту они с Рудиком оказались в центре небольшой группы охранников, а начальник полигона Чертков, с перевязанной головой, похожей на белый кокон, рассказывал:

— После последнего сеанса связи сижу у себя, вас дожидаюсь. Радист в рубке Москву ждет по расписанию. Вдруг смотрю: фургон ползет. Батюшки, откуда? Ведь только что вы из Купишихи сообщили, мол, автопоезд опаздывает. Ладно, посылаю встречать, сам в окно смотрю. Фургон останавливается прямо перед крыльцом, боковая стенка падает на манер трапа, и оттуда сыплются черти…

— Черти? — хмуро удивился Зотов.

— Истинные черти! — вздохнул начальник полигона. — Рожи черным намазаны, в руках «калашники»… И поливают эти суки от живота, патронов не жалеют. Радиста сразу убило. Ну и ребят, что на улицу вышли, троих или четверых… Тоже сразу. А я подхватился, автомат в руки — и в окно. Заметили поздно, я уже насыпь перескочил. Популяли вдогонку, вот, маленько скальп сняли.

— А что с остальной охраной полигона? — спросил Зотов, оглядывая жалкое войско Черткова.

— Не знаю, — вздохнул начальник полигона. — Первый пикет на связь не выходит. А здесь ребята со второго, самого дальнего. Услышали стрельбу и подались сюда. Меня нашли, перевязали. Троих послали в разведку. Пока не слышно. У вас, господин Зотов, нет предположений? Ну, относительно дураков, которые начали охотиться за игрушками?

— Это не дураки, — помрачнел Зотов. — И мы на сей раз не игрушки привезли. Если захватят изделия…

— Почему — захватят? — сплюнул Чертков. — Захватили. Сам видел.

— Может, попробуем отбить? — предложил Зотов.

— У меня одна голова, и та с шишкой, — сухо сказал Чертков. — И в Герои Отечества я не нанимался.

— Правильно… Ты нанимался в начальники полигона, — жестко сказал Зотов. — И в этом качестве обязан обеспечивать на полигоне порядок. Но раз у тебя генерального конструктора расстреливают, как в тире… раз начальник СКБ на брюхе ползает! Выходит, Чертков, не выполняешь ты условия контракта.

Начальник полигона ничего не сказал, только повязку потрогал.

— Ладно, — сказал Зотов. — С Москвой связаться можно?

— Попробую, — с облегчением сказал Чертков. — Если на первом пикете передатчик уцелел…

Он достал уоки-токи и перестроил на дистанционный ключ. Зотов пробежался пальцами по наборной дискетке. Вызов прошел хорошо, и через несколько секунд, искаженный расстоянием и атмосферными помехами, лениво отозвался Сальников.

— Кот! У нас неприятности, — сказал Зотов. — Извини, забылся… Не до приличий. Неизвестный отряд отбил изделия. Пропал Клейменов. У Черткова большие потери. Что делать?

Сальников молчал очень долго, и Зотов не выдержал:

— Алло! Ты меня слышишь?

— Слышу, — тут же отозвался Кот. — Не ори… Думаю.

Еще через минуту он сказал:

— Попробую связаться… с соседями из Торжка. Думаю, помогут. Сколько наших осталось? Десяток? Ну, целая армия! На первом пикете есть «эрэсы». Год назад завезли, но не использовали. Сожги машины, Зотов! Очень прошу — сожги. Риск минимальный. Ударьте по машинам и разбегайтесь.

— Постараемся, — сказал Зотов. — Если их еще не угнали.

Он отключил рацию и скомандовал:

— Стройся! По порядку номеров рассчитайсь!

Последним из шеренги вышел Рудик, подмигнул и доложил:

— Одиннадцатый! Расчет окончен.

— Между прочим, — буркнул из строя Чертков, — на полигоне командую я.

— Командуй, — согласился Зотов. — Бегом на первый пикет…

И они помчались по болотистому редколесью, как стадо кабанов, треща валежником и хлюпая грязью. Мелкая дрожь, охватившая Зотова после купания в колее и в ручье, вскоре прошла, от комбинезона валил пар. Удивительно, но до сих пор не болела нога, хоть ей сегодня и досталось.

— Как же так? — пристроился на бегу Чертков. — Подожжем машины… А изделия? Хрен с ними, пусть горят?

— Они не сгорят, — прохрипел Зотов. — Ты когда-нибудь видел танк Т-95?

— Видел! Страшила…

— Этот танк… перед нашим изделием — игрушка…

Неподалеку от первого пикета они остановились и выслали вперед боевое охранение. Вскоре вернулись понурые и удрученные охранники.

— Чужих нет. А наши… Сами увидите.

Потом, когда они с ящиком «эрэсов» возвращались к штабному блоку, Чертков сказал Зотову:

— Как увидел… Сразу вспомнил. При мне вот так зеки наряд покололи. Я в красноперых служил. Такая же, значит, картина. Полная тишина, и мертвые — землю хавают. Ладно… Ну, пожжем машины. А потом что?

— Начальство обещало связаться с Торжком, — вытер мокрый лоб Зотов. — Там вертолетная база «Космоатома». Вдруг успеют.

Прикрытые насыпью, они спешили к штабному блоку. Нападавшие, вероятно, не предполагали, что кто-то из охраны полигона посмеет вернуться, поэтому и не выставили постов. Зотова угнетала нереальность проиходящего. Ярко светило солнце, чавкала под ногами пахучая, почти весенняя земля. Лишь пения птиц не хватало для полной идиллии. Каких-то полчаса назад они с Клейменовым только выбирались из полузатопленной поймы… Где сейчас генеральный? Зотов не представлял, кому и для чего понадобилось отбивать «черепашки», как называли платформы в КБ. В земных условиях для них просто не было работы.

— Послушайте, Зотов, — придержал его за локоть Чертков. — Вот вы сказали… Танк, мол, перед вашими изделиями — игрушка. Куда же мы премся? Эти… черномордые давно залезли в ваши танки, и теперь у них, как понимаю, есть чем нас угостить.

— Забраться внутрь они не могут, — сказал Зотов. — Во всяком случае, не сразу… Для этого нужен электронный ключ.

Сквозь кусты заблестела тарелка связи. Осторожно покарабкались по насыпи узкоколейки. Рудик обернулся к грустному воинству и просюсюкал:

— Это есть наш последний… И решительный! Если погибну, прошу считать меня социал-демократом!

Кое-кто из охранников улыбнулся, и Зотов, собиравшийся выругать Рудика за дурачество, передумал. Он медленно раздвинул хрупкие холодные кусты и увидел прямо перед собой автопоезд. Слава Богу, не уехали… До машин было метров триста, не больше. Зотов поманил к себе охранников с «эрэсами». Они быстро изготовили к стрельбе направляющую станину.

— Шеф! — горячо зашептал Рудик. — Дайте мне… душа горит!

— Отставить, — вздохнул Зотов. — Каждый должен делать свое. Внимание! При первых взрывах — бить залпом по живой силе. И сразу отходим.

Скомандовать он не успел, потому что свистящий нарастающий вой вертолетных турбин вспорол небо. Из-за ельника, где еще недавно прятались охранники полигона, стремительно вырвался клин грузовозов и вскоре завис над штабным блоком.

— Неужели… успели из Торжка? — пробормотал Чертков.

Однако люди вокруг машин безбоязненно вышли навстречу вертолетам. Кто-то сорвал с головы шлем и размахивал им как сумасшедший.

— Не из Торжка, — вздохнул Зотов. — Это ясно.

И подумал о непонятном упрямстве Кота. На последнем совещании тот настоял на перевозке платформ в фургонах, а не по воздуху. Да еще потребовал свести к минимуму охрану. Не надо, мол, привлекать внимание. Кажется, с этой задачей блестяще справились. Одна группа охраны перебита, другая до сих пор едет…

— Придется подождать, ребята, — сказал он охранникам с реактивными снарядами. — Бить будем по вертолетам. Как начнут машины закатывать — жарьте по «вертушкам».

Вертолеты садились на луговину неподалеку от автопоезда. Это были новые грузовозы, похожие на согнутую сосиску с тремя винтами. Несмотря на непривычные аэродинамические формы, эти машины по скорости и маневренности почти не уступали недавним армейским «горбачам» с плоскостями и убирающимися шасси. В желто-белых камуфлирующих пятнах, вертолеты еще чем-то напоминали личинок майского жука. Они уже касались земли. Беззвучно в реве их турбин заработали моторы фургонов — на солнце были видны лишь дымки первых выхлопов. Вертолеты раскрывали створки люков, выдвигали пандусы. Вот первый фургон закачался на кочках, медленно взобрался на пандус. Вертолет дрогнул…

Зотов вдруг отстраненно подумал: кто знал? Он сам, естественно, Клейменов, Кот. Мы точно знали: когда, куда и что повезут фургоны с дурацкой надписью «Мин. удобрения». Кто еще? Бригадир испытателей… Представитель «Космоатома». Кстати, именно этот представитель, белобрысый майор из отдела режима, настаивал на воздушной переброске. Иначе, предрекал он, могут произойти разного рода неожиданности. Как в воду глядел. А Кот сослался на статистику, по которой ежегодно вертолетный парк страны теряет из-за аварий в воздухе до восьми процентов машин.

— Мы не можем рисковать! — орал Кот. — Раз вертолеты падают — не можем! Представляете, что поднимется в прессе, когда наша «черепашка» свалится в дачном поясе?

Створки люка начали сдвигаться… А ведь они загружаются несинхронно, понял Зотов.

— Внимание! — обернулся он к охраннику с направляющей. — Придется бить прямо сейчас. Вмажь по груженому… Огонь!

Дымный рваный хвост потянулся к желто-белой толстой личинке. Снаряд ударил в обшивку вертолета, но почему-то не взорвался, а лишь проломил борт. Второй «эрэс» потерял направление и зарылся в землю возле треноги связи.

— Отрываемся, меняем позицию! — скомандовал Зотов.

И скатился с насыпи. За ним с шумом побежали охранники. Вовремя… Люди у вертолетов опомнились — по кустам, где только что скрывались защитники полигона, ударили очереди «Калашников». Снова поднялись на насыпь метрах в пятидесяти от прежней позиции.

— Ну, все, хана идет, — тоскливо кивнул на луговину за насыпью Чертков. — Сейчас они дадут нам проморгаться…

От вертолетов к насыпи цепью бежали черномордые. Пока не стреляли.

— Линять надо, — зашептал Чертков. — У нас два снаряда осталось! А выстрелить не дадут… Против лома нет приема!

— Молчи! — бешено сказал Зотов. — Я тебе морду разобью… потом!

Он взял у охранника направляющую. Станина как-то очень привычно легла на плечо, а прицельная рамка словно сама поймала пятнистую машину. Научился кататься на велосипеде — сроду не разучишься, удовлетворенно подумал Зотов и сказал:

— Ребята, прижмите пока этих шустрых…

Охранники ударили по цепи. Зотов снова выцелил вертолет… Снаряд фыркнул, в лицо повеяло горячей воздушной струей. Теперь снаряд попал в грузовик, уже почти скрывшийся в чреве вертолета. Полыхнул желтый огонь, и сразу показался пласт бесцветного дыма. Зотов загляделся на свою работу и опомнился, когда прямо перед носом встал фонтанчик очереди.

Опять покатились в чахлый березняк. Еще бы один подшибить, подумал Зотов на бегу. Не выдержат нервы — улетят, бросят фургоны… Теперь они вернулись на старую позицию. Последний «эрэс» ушел к вертолетам, но попал в головной фургон, на котором приехали на полигон нападавшие.

— Отобьемся — и уходим, — сказал Зотов. — Иначе сядут на хвост.

Однако черномордые, цепь которых неудержимо накатывалась на рубеж защитников полигона, вдруг развернулись и помчались к штабному блоку.

— Что-то случилось, — вытянул шею Зотов.

— Наши подошли, шеф! — закричал Рудик.

И точно — на дороге показался тягач с пульманом, из которого сыпались крохотные фигурки. Скорей всего, Коту удалось связаться с отставшей на дороге машиной. Вертолеты срывались с земли. Когда они почти ушли за горизонт, со страшным грохотом взорвался брошенный грузовоз. И наступила тишина.

Зотов только теперь почувствовал, как мучительно болит колено, и застонал.

— Неужели зацепило? — испугался Рудик.

— Сломай палку, — попросил Зотов.

И похромал с насыпи, оскальзываясь и ругаясь.

— Повеселились, — сказал рядом Чертков.

— Заткнись, трус… Дерьмо поганое! — отвел душу Зотов.

— Трус, — согласился Чертков. — А ты, хоть и начальник, а дурак… Я-то за свое боевое ранение компенсацию получу, согласно контракту. Поскольку ранение легкое — тысчонку зеленых огребу, не больше. А за что ты башкой рисковал, Зотов?

Тот ничего не ответил, примеряя под мышку хлипкую березовую рогульку, сломанную Рудиком. За что рисковал? Чертков все равно не поймет — за что…

Зотов пришел в СКВ, когда «черепашки» практически были продуманы до самых крохотных узлов и деталей. Единственным слабым местом конструкции оставалась ходовая часть. Ее разработкой и занималось бюро Зотова. Еще до его прихода предлагались и отбрасывались варианты пневматические, гусеничные, червячные — они все годились лишь в земных условиях, когда можно было в случае поломки сколько угодно долго ремонтировать ходовую часть. А если гусеница слетит на Луне…

Короче говоря, нужны были такие «ноги», чтобы платформа могла оставаться на ходу при любой, самой значительной поломке. Неделю Зотов молча просидел над макетом «черепашки», а потом его осенило… Он тогда подумал почему-то о гусенице, обычной вредительнице садов и огородов, вспомнил, как перетекает ее тело через препятствие на множестве ног-ресничек. А еще через неделю он сдал в чертежах всю ходовую часть. Сам по двадцать часов в сутки висел над кульманом и своих конструкторов загнал… Дорвался, что называется, до любимого головоломного дела. Клейменов, когда увидел чертежи, только вздохнул:

— Как же, оказывается, все до глупости просто…

Ходовая часть платформы, предложенная Зотовым, представляла собой два ряда шаровых автономных опор, на которых крепились плицы, как на старых колесных пароходах. При движении опоры двигались под разным углом к осевой, и плицы держались в горизонтальном положении на любой поверхности. Два радара, как два глаза, создавали стереоскопический эффект проводки, «командуя» бортовым компьютером, который и вычислял оптимальный режим движения. Попадался, например, валун — опора просто уходила вверх и пропускала камень под собой. А потом так же поднималась следующая…

Сплав для опор и плиц нашли быстро. Несколько «черепашек» уже испытали на старых выработках под Златоустом, где они ползали чуть ли не по отвесным кручам в карьерах. Теперь предстояло проверить их в условиях сильно заболоченной местности. Зотов догадывался, к чему такая спешка. Луна с Марсом в общем-то были «раскупорены» землянами, а вот на Венере еще серьезно не высаживались… Кому-то в «Космоатоме», видимо, очень не терпелось утереть нос американцам. Хоть и братья по разуму, хоть и работали над одним проектом… Но в последнее время американцы резко свернули публикации по Венере. Они всегда сворачивали научные сообщения, когда готовились к очередному прорыву в какой-то области.

И вот теперь, если «черепашки» попадут в чужие руки… Пока только в России делают такие надежные унифицированные платформы со сверхпрочным корпусом из легких термостойких сплавов. Меняя рабочие органы, платформы можно использовать для разведочного бурения, вскрышных и карьерных работ, прокладки пульпопроводов, транспортировки грузов на любых планетах Солнечной системы. В будущем, когда в дальний космос выйдет и человек, в «черепашках» хватит места для небольшого экипажа. Усовершенствованные литиевые батареи, способные подзаряжаться даже от малого источника света, обеспечивают платформам практически вечный энергетический ресурс. Ни одна уважающая себя космическая программа не стала бы похищать «черепашки», ибо информация о работе над ними проходила достаточно широко. Так что не обострившейся конкуренцией пахнет эта авантюра с захватом платформы. «Черепашка», по сути, хоть и не очень большой, но мощный и неуязвимый танк. Даже ультразвуковая пушка стоит для дробления горных пород. В земных условиях с такой пушкой можно идти на любые стены… Остановить «черепашку» способна лишь тактическая ракета с ядерной боеголовкой. А подобные ракеты, по торжественным заверениям российских руководителей, давно переплавлены на изделия ширпотреба. Нет армии — не нужны оказались и боевые ракеты.

Между тем небольшая группа Зотова и Черткова уже подошла к штабному модулю. В жилых вагончиках возились испытатели. Их бригадир Стариков подбежал к Зотову — рукава комбинезона закатаны, на груди «калашник». Прямо «черный берет», если не знать, что Стариков из автомата может попасть лишь в стоящий автобус, и то с двух шагов.

— Ранены, Константин Петрович? — засуетился бригадир. — Врача позовите, врача!

— Отстань! — Зотов на него даже клюкой своей березовой замахнулся. — Сволочи… На испытания ведь ехали, а не к девочкам! Где генеральный?

— Разве он не с вами? — удивился Стариков.

Зотов прошел плотное облачко дыма от горящего грузовика и оказался на перепаханной луговине, неподалеку от тарелки связи. Здесь перемешались обломки чужого вертолета и транспортного фургона. Как памятник на могиле, торчал из земли вертолетный винт. Вороненая «черепашка», похожая на сигару с ножками, забралась передней частью на уцелевшее шасси погибшего грузовика, словно нацелилась стартовать в тихое небо. Зотов подошел к платформе, потрогал закопченные ребристые плицы, огляделся. Еще одна «черепашка» выглядывала из полуразвалившегося кузова другого фургона. А третьей платформы не было. Значит, чужие ее утащили, хоть Зотов до последней секунды надеялся, что «черепашку» просто не успеют погрузить в вертолет.

Чадя, горела резина, и крупные хлопья сажи, как черный снег падали и падали на редкую траву и развороченную почву. Повеяло привычным запахом беды и хаоса после боя — привычным еще с Кандагара.

Зотов дохромал к испытателям, приказал Старикову:

— Окрестности прочешите. Ищите людей! Надо Клейменова найти — живым или мертвым. А ты, Рудик, свяжись с конторой, доложи обстановку.

— А мне что делать? — спросил Чертков.

— Подмываться, — сказал Зотов. — Уйди с глаз…

Рудик не успел скрыться в радиорубке — завыли вертолеты, косо падавшие на полигон. Все заняли в штабном блоке круговую оборону, приготовили к бою предназначенный для испытаний гранатомет с термитными снарядами. Четыре «горбача» заложили крутой вираж вокруг столба дыма и сели в нескольких метрах от штабного блока. По откидной лесенке на землю скатился плотный малый в черном форменном комбинезоне охраны «Космоатома», и Зотов узнал белобрысого майора из отдела режима.

— Не стрелять, свои, — облегченно вздохнул Зотов и вышел наружу.

Завидев его, майор на ходу закричал:

— Ведь предупреждал! По воздуху надо было да роту автоматчиков прихватить.

— Вот и я о том же подумал, — сказал Зотов. — Это называется — ум на лестнице. Долгонько вы от Торжка добирались.

— Не может быть! — удивился белобрысый и глянул на золотой хронометр. — Пятнадцать минут назад мы только получили сообщение из Москвы. Сразу и вылетели.

Зотов потер японский универсальный браслет о колено, очистил стеклышко индикатора от корки грязи и тоже удивился: с того момента, как они с Клейменовым перебирались через пойму разлившейся Волошин, прошло чуть больше часа. Плотное оказалось время в начале дня, очень плотное…

— Одну платформу угнали, — сказал Зотов сухо. — Есть соображения по этому поводу?

— Далеко не унесут, — засмеялся майор и достал портативную рацию. Вот, позвольте послушать…

— Две точки — тире. Две точки — тире.

— На каждой платформе стоит маячок, — объяснил майор. — В укромном, разумеется, месте. Мои люди ставили.

— Зачем? — сердито спросил Зотов. — Кто вам, черт побери, вообще разрешил подходить к изделиям?

— Извините! — нахмурился майор… — Это уже в моей компетенции — обеспечить безопасность платформ. И тут я как профессионал…

— Профессионал! — перебил Зотов. — Достаточно раздобыть частоту твоих маячков — и приходи, кума, косоротиться. Не надо даже узнавать маршрут и дату вывоза изделий. Слушай эфир — и привет! Профессионал… мать твою!

Майор угрюмо покачался на носках, сверкнул глазами и предложил:

— Давайте все-таки посмотрим, как ведут себя маячки в экстремальной ситуации…

И они пошли к «черепашкам». Майор снова включил свою рацию, покопался под шаровыми опорами платформ, показал Зотову две снятые коробочки из серого пластика:

— Вот маяки. Я их вырубаю…

Но морзянка продолжала сыпаться из рации: две точки — тире, две точки — тире.

— Все в порядке, — с облегчением сказал белобрысый.

— На нашем бортовом навигаторе по этому сигналу я могу даже пеленг взять и уже хоть сейчас организовать поиск.

— Валяй! — отмахнулся Зотов. — И еще — свяжись, будь другом, с нашей конторой, поставь в известность Сальникова. А я в баню пошел.

— Куда? — выпучил майор водянистые глазки.

— В баню… Эй, Чертков, пошуруй насчет бельишка и одежды! У меня — сорок, шестой размер. А у тебя, Рудик? Вот, у него пятьдесят четвертый. Пошли, Рудик, пусть теперь сами разбираются, профессионалы. Мы с тобой и так сверх жалованья потрудились.

— Константин Петрович! — вякнул за спиной бригадир испытателей. — Умоляю, покажитесь врачу…

— Да, господин Зотов, я должен вас осмотреть, — откликнулся из штабного блока врач группы. — Мне не нравится ваша нога.

— А мне не нравятся ваши потные руки, — отрезал Зотов и похромал, опираясь на Рудика, к бытовке.

Белобрысый майор, бригадир испытателей, начальник полигона и врач сумрачно смотрели вослед начальнику СКБ и его оруженосцу, пока они не скрылись за дверью бытового блока.

— Зотов вообще-то неплохой человек, — сказал Стариков в пространство. — Но очень задается. Грубый, людей не жалеет.

— А они все такие, бывшие коммуняки, — ощерился Чертков и сплюнул. — Попался бы он мне в девяносто пятом…

— Заткнись, ты, говорун! — вдруг обернулся к Черткову белобрысый. — Моли Бога, что это я тебе не попался в девяносто пятом. Давно бы ты уже всех червей на кладбище обслужил. Смирно! Как стоишь перед офицером?

Майор обошел окаменевшего Черткова и забрался в вертолет.

«Горбачи» снялись с луговины и растаяли в небе. Зотов с Рудиком возились с батареями — котел разогревали. Через несколько минут в крохотном, на два лежака, банном отсеке можно было раздеться. А вскоре чистый жар ударил по ноздрям, окошко легким туманом заволокло, вода в баке зашумела. Рудик нацедил ковшик, макнул палец и со стоном наслаждения вылил воду на голову.

— Субординацию не блюдешь, сынок, — добродушно проворчал Зотов.

— Напротив! — засмеялся Рудик. — На себе проверяю — вдруг кипяток? А вообще в бане все равны, потому что голые.

Смыли верхнюю грязь, повалялись расслабленно. Хорошо угрелись. У Зотова вроде и колено перестало болеть. А вся утренняя беготня по ледяной воде под пулями показалась дурным сном. Вдруг телохранитель зотовский, розовый и огромный, словно паленный на сало боров, сказал со своего лежачка:

— Я знаю, кто платформу уволок, шеф! Это работа большевиков. Они всегда так: тщательная подготовка за счет внедренных агентов или информаторов, а потом налет — нахальный, большими силами, на прекрасной технике.

— Зачем им «черепашка»? — вздохнул Зотов. — Нет, Рудик, большевики тут ни при чем. И потом, честно говоря, я мало верю в их существование.

— Счастливый вы человек, Константин Петрович! — засмеялся Рудик. — Не верю — и шабаш… Должно быть, любили в детстве спрятаться: закрыл ручками глазки — и никто не видит.

Зотов промолчал — именно так он в детстве и прятался…

— На последнем инструктаже рассказывали, — продолжал Рудик, — что даже в СГБ раскрыли группу большевиков. На высоких постах, между прочим, сидели… Подозревают, что большевики и газопровод в прошлом году рванули в Сыктывкаре. Они же отбили у японцев транспорт с колымским золотишком. Не слышали? Ну, известная история… Вот будет смеху, если они из подполья вылезут и снова власть захватят. Глядишь, вас назначат министром. Уж не забудьте про меня, ладно? Охрану организую — первый сорт!

— Скорей всего, меня не министром назначат, а повесят как ренегата, — сказал Зотов мрачно. — Я ведь пошел в услужение к реакции и капиталу. А вообще, твоя догадка не хуже прочих…

Действительно, подумал он, кто из всех нынешних экстремистских сил способен так организованно провести захват? Если бы даже машина с испытателями и охранниками пришла вместе с автопоездом на полигон… У нападавших все равно был эффект внезапности, и располагали они, судя по всему, достаточной огневой мощью. Кроме того, новейшие грузовозы-вертолеты не по карману обычной, пусть и богатой, банде. Не задумываясь, налетчики взорвали подбитую «вертушку», чтобы в чужие руки не попал бортовой комп. Так это надо понимать. Иначе заложенный в программу маршрут, будто ниточка, выведет на «гнездо». За налетом стоит, конечно же, мощная и организованная сила. Может, мафия?

— А как насчет нашей родимой «козы ностры»? — спросил Зотов. — У нее ведь деньжат хватает…

— Вот именно! — живо откликнулся Рудик. — Она бы просто купила платформу. На заводе в кулечек бы завернули! Нет, наша мафия — самая деликатная в мире. Очень тихо работает, потому и не попадается. Стрельба вообще не в ее правилах. Тем более в таких масштабах. Своих мафиози гасят тихо и быстро — подручными средствами. А тут «калашники», гранатомет… Нет, Константин Петрович, это большевики, помяните мое слово.

Открылась дверь, потянуло холодом. Невидимый в клубах пара Чертков сказал подобострастно:

— Константин Петрович, дорогой! Я вам одежду принес. Все как приказали. Связь восстановили. Александр Александрович велел передать, что вылетел на полигон. Вскорости будет.

Когда Зотов с Рудиком, воспрянувшие и умиротворенные, в теплых чистых комбинезонах, выбрались из бани — обломки на луговине уже догорели. Лишь кислый запах гари еще витал в воздухе. Два охранника сносили обломки в кучу. А Чертков успел накрыть стол — икорка, соленые рыжики, водочка, чай с лимоном. Зотов нацедил водки в пустой стакан и залпом выпил.

— А мне? — с обидой сказали от двери.

Зотов оглянулся. Перепачканный и окровавленный Клейменов подошел к столу, ухватил бутылку и поискал глазами тару. Зотов, не удивляясь, подтолкнул свой стакан.

— Зацепило, что ли, Валерий Самойлович?

— Нет, — рассеянно оглядел себя Клейменов. — Это я Шурика тащил, охранника. Умер мальчишка, можно сказать, у меня на руках. В деревне пока оставили. Возле колодца. Ну, упокой, Господи, душу раба новопреставленного Александра! Рассказывай, Зотов.

И Зотов коротко рассказал генеральному конструктору обо всем, что произошло после нападения на вездеход.

— Дождемся Сальникова, — решил Клейменов. — Боюсь, придется сворачивать испытания. Пойду-ка и я помоюсь… Руки кровью пахнут — неприятно, брат…

Он ушёл, а Зотов с Рудиком неторопливо, молча гоняли чаи до рясного пота, пока не застонал за окном зеленый стремительный «кентавр», на котором, наконец, прилетел Сальников. Охраняли его лучше, чем секретные изделия, — целый взвод с «калашниками» наперевес высыпал из вертолета и взял Кота в плотное кольцо. А когда Сальников вошел в кабинет начальника полигона — охранники буквально заткнули собой дверь.

— Хлеб-соль, — буркнул Кот, сваливая на руки подоспевшего Черткова тяжелый плащ, подбитый коротким мехом. — Что с тобой, милый друг? На сучок напоролся, по лесу бегаючи?

— Хи-хи, — осторожно сказал Чертков, трогая свой грязно-белый кокон.

Сальников плеснул себе водки, махом опрокинул в рот, ладошкой утерся. Зотова выслушал, ни разу не перебив. А когда начальник СКБ закончил живописать утренние злоключения, Кот вразвалку подошел к окну, взглянул на небо, быстро затягивающееся пеленой низких лохматых туч.

— Кажись, снег находит, — буднично сказал он. — Что за погода, ёлки-моталки… С другой стороны, это нам на руку. Усложнит испытания. Распорядись, Зотов, распорядись, голубчик, пусть сразу после обеда выводят штуки на болота. А резервный стенд поставьте прямо здесь. Ладно? Порулить хочу — интересно же… А Клейменов где? Ага, моется… Ну, молодцы! Спортбаза тут у вас, а? С утра пробежка, а потом, значит, банька.

Кивком головы Сальников отослал из кабинета и Черткова, и Рудика. А затем спросил Зотова:

— Осуждаешь? Ну, за то, что я, бревно бесчувственное, в стену головкой не тычусь, не рыдаю и рубашку на пупке с горя не рву…

Вообще-то Кот выглядел плохо — лицо набрякло, бульдожьи складки закаменели, серый он какой-то был, словно после удара под вздох.

— Рыдаю, Зотыч, рыдаю, милый друг! Только сверху не видно. Я делец. Сопли распускать не имею права, хоть и накрыли меня эти хорьки на двадцать с лишним лимонов. Ничего, лимоны мы вернем. Надо быстрее заканчивать испытания, доводить машинешку до ума и ставить на конвейер. Сейчас в «Космоатоме» есть один веселый проект. Как раньше в газетках писали — дерзновенный… Самостоятельная программа, никакой заокеанской шелупони. Хватит! «Космоатом» готов десяток платформ завтра же закупить. А поскольку монополия у нас — мелочиться не будем. Сколько захотим, столько и слупим! Ты как, не возражаешь?

— В добрый путь, — буркнул Зотов. — Хозяин — барин.

— Н-да, барин, — усмехнулся Сальников. — Никак не отвыкнешь от психологии батрака… На моих предприятиях каждая уборщица держит акции «Электронной игрушки», являясь, таким образом, пусть и в небольшой степени, хозяином производства.

— Хозяйкой, — механически поправил Зотов. — Раз уборщица, то хозяйка…

И отвернулся, чтобы скрыть усмешку: он вспомнил, как называют «каждые уборщицы» акции — кошачьи облигации. Прилипчиво оказалось прозвище…

Сальников присел на краешек стола, плеснул себе водки и потянулся бутылкой к стакану Зотова:

— Налить? Ну, как хочешь… Ты не думал, Зотыч, кто же это покусился на священную частную собственность? Кто нашу платформу дернул?

— Мой Рудик полагает, что платформу увели большевики, то есть коммунисты из подполья.

— Коммунисты… — вздохнул Кот. — Эх-хе, жизнь наша… Черт знает что творится! Все перемешалось. Анархисты призывают к сильной власти. Ортодоксальные христиане кричат о необходимости конфессионального согласия. Кадеты, сиречь конституционные демократы, рвутся к диктатуре, не совместимой ни с Конституцией, ни с демократией. Толстовцы торгуют оружием. А ум, честь и совесть эпохи? Сидят, словно крысы, в подполье. Да еще воруют мои платформы! Хороши у нас, Зотыч, бывшие партайгеноссе, нечего сказать…

Кот слез со стола и принялся бродить по кабинету начальника полигона — три шага в одну сторону.

— Что-то долго моется генеральный, — посмотрел он на часы. — Только коммунисты платформу не крали.

Зотов удивился такому неожиданному переходу, но ничего не сказал.

— Не коммунисты это сделали… Ты, Зотыч, вообще разбираешься в нынешних политических течениях?

— Отчасти, — сказал Зотов. — В последнее время некогда следить за прессой. Да и врет она — будь здоров.

— Ей за это деньги платят. Но по нашей прессе судить о политике глупо. Так вот, в подполье — не коммунисты, а шантрапа. Горилла твой правильно обозвал их большевиками. За сто лет ничему не научились… Бомбу бросить, банк взять — это пожалуйста! Ну, еще люмпену мозги попудрить насчет эгалите, фратерните и прочей туфты. Коммунисты другие. Они не в подполье сидят, а в правлениях крупных банков, концернов и фирм. У них свои люди в Думе, даже в «Космоатоме». Я вкалываю — пообедать иногда нет времени миллионеру, верчусь… А надо мной — сила! Так и давит на самую маковку. Давит и молчит. А я думаю: когда же придет дядя и скажет, мол, недолго музыка играла, недолго фрайер танцевал…

Зотов от удивления заикаться начал:

— T-ты что, Кот? На полном серьезе?

— Хорошо тебе живется, — грустно сказал Сальников. — Небось засыпаешь быстро?

— Когда как… Если нога не болит — быстро засыпаю.

— Вот… А я в последнее время сплю только под наркозом. Стопку медовухи врежу — и баиньки. А стопка все емче становится… Мысли мне спать мешают, Зотыч! Все думаю. И чем больше думаю, тем больше понимаю: до чего же хитро страну раком поставили! Изящно, остроумно, чтоб я сдох… Такого массового охмурежа не было со времен очень великого октября. Знаешь, как я начинал, когда, наконец, разрешили приватизацию? Набрался долгов, как собака блох, еле-еле выкупил завалященький хозяйственный магазин. К прокурору таскали. Сорок деклараций заполнил. Чуть в трубу не вылетел — налоги дикие, поставщиков отсекают… И в то же время очень шустро появилась новая замечательная партия — Трудовая. Лозунги приличные: свободное предпринимательство, свободные цены! Однако не в ущерб трудящемуся. И за этого трудящегося — и партия горой стоит, и трудсоветы. Я на своем опытном заводе держался до последнего. Никаких, говорю, трудсоветов! Это мой завод! Ну, говорят, тогда поди поищи поставщиков на предприятиях, где нет трудсоветов. И поискал — задница в мыле. За последние пять лет по-настоящему свободных хозяев у нас почти не осталось. Булочной — владей, сукин сын, а заводом — не смей.

— Не верю, — сказал Зотов. — Это фантазии капиталиста с больной совестью. Если власть на предприятиях у трудсоветов, почему же работяги так плохо живут? Помню, на «Салюте»…

— Не верю! — сердито передразнил Сальников. — Станиславский нашелся… Потому и живут плохо, что их накололи в очередной раз! Хозяева, говорят им… А различные отчисления в государственную казну дорастают до семидесяти процентов с дохода! У меня — только сорок восемь. Потому и текучести нет, что плачу работягам лучше, чем у соседей. И еще. Поскреби любого трудовика — обнаружишь под краской бывшего коммуниста.

— Странно, — задумчиво сказал Зотов. — Отчего же меня не тащили в трудсовет?

— Вероятно, ты был не самым исполнительным функционером, когда в коммунистах состоял, — усмехнулся Кот. — Позволял себе, видать, вольные мысли и отдельные критические высказывания. Вот тебя и списали сразу в пассив. Утешайся тем, что не один в подобном положении. Помнишь девяносто пятый год, Зотыч?

— Помню, — вздохнул Зотов. — Плохой год. Меня из НИИ выперли. Три с лишним года проработал после института — и выперли. Сократили. А я только что женился, жена на пятом или шестом месяце… Потом узнал: еще некоторых ребят из нашей лаборатории тоже уволили. Всех членов партии.

— Верно, всех членов партии. Увольняли, чтобы обрубить старые связи, чтобы растрясти по новым коллективам и лишить возможности хоть как-то организоваться. Партверхушка тогда сдала партию, в печку бросила. Корабль шел ко дну, а места в спасательной шлюпке на всех не хватало!

— Опять козни аппарата? — вздохнул Зотов. — Надоело… Решение о роспуске партии принимал чрезвычайный съезд.

— А ты там был? — засмеялся Кот. — А хоть одного делегата видел? Насобирали каких-то людей на каких-то конференциях. Спешку объяснили ситуацией — мол, подъем масс и так далее. И эти неизвестные делегаты за нас решали!

— Однако народ действительно волновался.

— А-а… Никаких волнений не было. Ну, погромили босяки винные точки, пошарашили как по команде два десятка самых заплесневелых райкомов… Ну, забастовки провели, опять же как по команде. Выходит, партия забастовок испугалась? То не пугалась, танками наводила порядок, а тут… Нет, брат, просто стало совершенно ясно: пора менять тактику. Аппарату надоело сидеть на чемодане. Вот откуда пошло.

Мол, учитывая пожелания трудящихся, признавая историческую вину перед народом… А народ и распустил сопли, расчувствовался. Словно на поминках, когда хоронят какого-нибудь подлеца: дрянь был человек, а все равно жалко — Божья тварь, царствие небесное…

Они долго молчали, прихлебывая чай. Потом Зотов сказал:

— Просто не верится… Все логично, а не верится!

— Сам не верил, — хмыкнул Сальников. — После хозяйственного магазинчика прикупил мехмастерские. Потом опытный заводик заимел. И тут ко мне заявляются… Двое в шляпах. Товарищ Сальников, как, мол, насчет партийной сознательности? Или вы сложили оружие? Неужели и вправду подумали, что партия, за которой двадцать лет неустанной работы в массах при царизме, тюрьмы, каторга, а потом — победоносная революция и почти восемьдесят лет — руководящая и направляющая роль в обществе… И чтобы эта партия добровольно отвалила в сторонку? Почесался я и говорю: — Да, такая партия сама в сторонку не отвалит. Ну вот, говорят двое в шляпах, чувствуйте себя, товарищ Сальников, и дальше членом великой и непобедимой… А роспуск — тактический ход. Укрепим государство — все вернется на круги своя. И потому, дорогой друг, начинай выполнять первую заповедь коммуниста — заплати членские взносы. «Прямо сейчас?» — спрашиваю. Желательно, отвечают. Сослался я на отсутствие карманных денег и попросил их прийти завтра. Затем побежал в кооператив «Страж» и нанял десяток самых крутых горилл. Они мне встали как раз в сумму членских взносов. Но это более надежное помещение капитала.

— Фантастика! — пробормотал Зотов.

— Фантастика, — согласился Кот. — Через месяц у меня сгорел склад готовой продукции. Склад железный, и продукция — одни железяки. А сгорел. Вот это фантастика!

— Может, обычные рэки приходили?

— Может, и рэки… Только я одного из них узнал! Он до роспуска орготделом командовал в Перовском райкоме, где я на учете состоял.

— Все равно, — заупрямился Зотов. — Подлецов и в партии хватало. Вот и твой знакомый… Спутался с рэками!

— Нет, брат! — погрозил толстым пальцем Кот. — Если бы он один приходил… Совсем недавно меня опять пытались выкачать. И опять от имени партии. Я уж, честно говоря, сдался, потому что показали мне несколько компрометирующих бумажечек… Но гонец куда-то пропал. А потом я узнал — арестован за связь с подпольем. Коммунисты, которые в СГБ засели, очень не любят большевиков. Конкуренты же… Вот такие дела. С виду — все тип-топ. Церкви функционируют, гимназии, департаменты со столоначальниками… Частный капитал правит бал! Но это все — сверху! Государство уже установило почти полный контроль над всей промышленностью. Чего еще не хватает, как думаешь, для построения социализма в одной отдельно взятой стране?

— Не знаю, — задумчиво сказал Зотов.

— Не хватает самой малости — отказа от всех долгов и обязательств перед иностранными кредиторами. И кровушки, как в семнадцатом, не потребуется, господин Зотов. Немцам и американцам какой-нибудь комитет национального спасения покажет широкий русский жест от локтя, и мы заживем новой жизнью. Мою фирму национализируют, а тебя поставят в ней директором, как пострадавшего от капиталистической эксплуатации.

— Это уже было, — сказал Зотов с содроганием. — И очень плохо кончилось.

— А им плевать. Они думают, что именно у них все получится по заветам классиков. Так что окружающая нас действительность есть химера. Еще год, другой — выгонят нынешнего президента и проведут своего. И я не удивлюсь, если он, новенький, вскорости с гордостью сообщит, что начинал свой трудовой путь инструктором райкома капеэсэс. И сообщит, что трудовой народ, хлебнув несправедливостей капиталистического рая, жаждет вернуться в лоно социализма с человеческим лицом. И для этого много делается уже сейчас. Коммунистическое лобби в Думе помогает проводить самые непопулярные, самые несуразные законы и мероприятия, вроде последней денежной реформы, когда ограбили всю страну — от банкира до пенсионера. Все делается, чтобы довести народ до кипения. И народ уже доведен.

— Слава Богу! — засмеялся Зотов.

— Чему радуешься? — вздохнул Кот. — Соскучился по бардаку?

— При новом режиме, Александр Александрович, я смогу воткнуть тебе в задницу штекер от твоего банка мозгов! Как ни хреново руководили коммунисты, но до такого изысканного рабства, как ты, не додумались.

— Х-хе, милый друг, — пригорюнился Кот. — Я в свой банк только умных людей собираю, а у них под колпаком вся страна сидит до сих пор. Реестрики на всех есть. Скажи на милость, где архивы старого доброго пугала по фамилии Ке-геб-чук? Нетути… И меня это лишний раз убеждает, что мы напрасно радовались росткам светлого капиталистического завтра. Это понимаю не только я, но и другие умные люди. Они-то платформу и спроворили.

— И все же, — после некоторого раздумья сказал Зотов, — не верю я в возвращение социализма. Пусть и с человеческим лицом. Мировое сообщество не будет хладнокровно наблюдать, как у него выворачивают карманы мошенники и проходимцы — нахватали долгов, а отдавать не хотят.

— Чудак, — отмахнулся Сальников. — Что может сделать мировое сообщество? Страна напичкана ядерными реакторами. Нас и бомбить нельзя — себе дороже. Кроме того, военную промышленность не сворачивали. Боевые космические модули, например, собирают уже чуть ли не в мастерских металлоремонта. Спецназ у нас — самый большой в мире. И еще поставить миллион под ружье — раз плюнуть. Вот этих ребят, которые «черепашку» утащили, я больше коммунистов боюсь. Затеют они с комми перетягивание одеяла, помяни мое слово… И каждый будет кричать, что точно знает, как пройти очередной виток спирали.

— Насчет спирали я слышал, — сказал Зотов. — Голова кругом… Где мы живем, Кот? Что за страна? Вот тут, на полигоне, разворачивается побоище, как где-нибудь в Афгане… Никто не прибежал и не спросил: зачем стреляют!

— И не прибежит, — сказал Кот. — Даром, что ли, я столько денег ухлопал, чтобы деревеньки расселить!

— Зачем ты мне все это рассказал? — с тоской спросил Зотов. — Как дальше жить?

— Как жил, — пожал Кот жирными плечами. — Все мы живем в тупике. Знаешь, раньше ведь в Москве был такой тупик — Коммунистический. Его, правда, переименовали, но он остался тупиком.

— Веселая страна, — сказал Зотов.

— Веселая, — кивнул Кот. — Еще не раз обхохочемся…

А тут и белобрысый майор вернулся. Он молча протянул Сальникову коробочку радиомаяка.

— А платформа? — спросил Зотов.

— Маяк нашли в брошенной деревне, — устало сказал майор. — Ну, сели, прочесали каждый сарай… Скорей всего, маяк выбросили. То есть о нем знали.

— Знали, — задумчиво повторил Сальников. — Ну что ж, майор, пора заняться серьезными раскопками в нашей конторе.

— Пора, — сказал майор. — Контракт на расследование можно оформить хоть сейчас.

— Не будь бюрократом, — усмехнулся Кот. — Мое слово крепче любого векселя. Считай, что контракт в кармане и ты нанят с этого часа.

Наконец явился из бани Клейменов. Узнав, что Сальников настаивает на проведении испытаний, Клейменов дал для начала разгон бригадиру испытателей Старикову. Тот, как всегда, с воплями и неумелой жалобной матерщиной, накинулся на подчиненных. Закипела работа, которую Сальников меланхолично прокомментировал так:

— Чисто по-русски: сперва — спячка, потом — раскачка, потом — горячка, а в результате… Вот именно, Зотов!

Как бы то ни было, поздно вечером «черепашек» вывели на полигон, проверили системы жизнеобеспечения и поставили перед Котом резервный стенд. Стариков настроил панель управления, перекрестился и дал на экран «картинку». Теперь все, кто сидели рядом с Котом в тесном прокуренном кабинете, смотрели на мир словно из чрева «черепашки». Они видели черно-белую ночную луговину. Вдали поднимались изломанные зубцы леса. Вспыхнули фары на платформах, и «картинка» ожила, стала объемной. В резком свете, залившем пространство перед штабным блоком, стали видны деревья и кусты, вагончики, тренога связи. Поперек экрана заструились полосы метели.

— Первый борт — норма, — донесся из динамика голос.

— Второй борт — норма, — отозвался другой испытатель.

— Движок! — крикнул Стариков.

Даже здесь, в двухстах метрах от «черепашек», на столе запрыгала посуда. От низкого рева застонало оконное стекло.

— А вот сейчас мы устроим кое-кому сюрприз, — сказал вдруг Кот. — Ну-ка, Стариков, дай картинку с третьего борта.

Стариков вызвал «черепашку», которую украли утром. Однако экран был нем. Бригадир пощелкал тумблерами и виновато развел руками:

— Программа заблокирована, Александр Александрович…

— Этого я и боялся, — пробормотал Сальников. — Как видишь, майор, появился фронт работы. Начинай качать программистов. Всех!

Стариков между тем вернул на экран «картинку» с борта первой платформы.

— Старт! — нахмурился Сальников. — Теперь тем более надо поторапливаться…

Изображение на экране вздрогнуло и потекло. Зотов поневоле вцепился в ручки кресла, словно боялся вылететь от тряски, — так сильна была иллюзия стремительного движения.

Мелькали на экране кусты и деревья. Потом земля на миг пропала, лишь косые струи снега неслись в объективах телеглаз — это «черепашки» переваливались через насыпь брошенной узкоколейки. И вновь летели навстречу облепленные снегом кусты и редкие деревья. Платформы сделали в автоматическом режиме круг по всему полигону и застыли в месте старта. Стариков удовлетворенно доложил:

— Ни одного столкновения с посторонними предметами — на такой скорости!

Именно в этот момент Сальников крикнул:

— А это что за клоун?

Все глянули на экран. В полосе, не захваченной светом фар, двигалась странная человеческая фигура. Клейменов быстро завращал верньер дистанции. Фигура заняла весь экран. С насыпи спускался, судя по всему, человек — правда, с каким-то вытянутым лицом. Клейменов повернул фару. Человек поневоле поднял руку, загораживаясь от слепящего света.

— Респиратор! — сказал Зотов. — И гранатомет…

А за спиной пришельца уже толпились другие тени с удлиненными собачьими мордами.

— Скорей всего, — сказал Клейменов, — готовится химическая атака. Ну, сволочи…

Генеральный конструктор припал к пульту, заиграл на клавиатуре одному ему известную мелодию. «Картинка» задрожала. Изображение приняло обычные масштабы. Насыпь за нападающими вдруг вспухла волдырем и бесшумно осела. Бегущий впереди всех человек с гранатометом содрал респиратор, и было видно, как он широко и немо открывает рот в мучительном крике. А затем он медленно потек, словно фигурка из мороженого под горячим солнцем. И остальные нападающие вдали запнулись о невидимую проволоку, закружились и тоже начали таять, теряя человеческие формы. Зотов почувствовал, как ломит сцепленные до скрипа зубы.

Через несколько секунд от насыпи почти до треноги связи пунктиром валялись комья тряпья, которые засыпал снег. Клейменов выключил фары, вытер ладонью мокрое лицо и сказал в пространство:

— Александр Александрович… Сигаркой не угостите?

Руки у него, когда прикуривал протянутую Котом сигару, ходили ходуном.

— Что это было? — хрипло спросил Кот.

— Ультразвуковая пушка, — неохотно отозвался Клейменов. — Гранит крошит, что вы хотите…

Перед погасшим экраном резервного пульта долго молчали. Потом Сальников рассеянно потянулся к приемничку на подоконнике и повертел ручки настройки. Сквозь потрескивание атмосферного электричества московский диктор вдруг сказал бархатным, с ленцой, голосом:

— В Москве полночь. Передаем последние известия. Контрольная комиссия МАГАТЭ прибыла в столицу России. По просьбе стран-потребителей электроэнергии члены комиссии познакомятся с условиями работы некоторых атомных электростанций Центрального энергетического кольца… В кинотеатре «Россия» только что завершилась с большим успехом премьера фильма Аскольда Иванова «Планета идиотов». Литературной основой сценария послужил роман известного…

— Планета идиотов, — задумчиво сказал Кот, выключая приемник. — Будем продолжать испытания. Майор, поднимай «вертушки». Боюсь, до утра нам надоедят с визитами. Очень уж настырные попались контрагенты. Ты, Чертков, посади на радар человечка — пусть последит за воздухом. Зотов! Спишь, что ли?

— Задумался, — открыл глаза Зотов.

— Раньше это надо было делать, — хохотнул Сальников.

Зотов вышел на крыльцо штабного блока. Праздничная, крупная и пушистая, кружила метель над землей, сердобольно бинтуя колеи, проплешины термитных ожогов и взрывные воронки. Чернели в призрачном свете «черепашки», неподвластные белому, — от теплой брони поднимался невеселый парок.

— Кончилась оттепель, — сказал рядом майор из отдела режима. — Уж лучше снег. Чище…

— Слушай, а где я тебя раньше встречал? — спросил Зотов. — До совещаловок… До завода?

— Было дело, — сказал после некоторой заминки майор.

— Осень… Удомля. Контрольный пост. Я твой допуск прокачивал. Потом ты с девушкой возвращался.

— Вон что, — зевнул Зотов. — А то смотрю на твою физиономию и не могу вспомнить… Гвоздик в мозгах. Нервирует. Переквалифицировался? Из дорожников в режимники?

— Не совсем, — усмехнулся в темноте майор. — Начальник загнулся от скоротечного рачка. Ну, меня повысили, звание присвоили. Кстати, а что за девушка тогда была, если не секрет? Очень симпатичная…

— Да ладно тебе, — сказал Зотов. — Небось лучше меня знаешь, что за девушка…

Майор поковырял ногой сугробик, стремительно растущий на крыльце, и молча пошел к «горбачам», уже взметающим винтами и без того взабаламученный снег. Словно откликаясь на рев вертолетных турбин, басом завыли «черепашки», вновь разворачиваясь на полигоне перед походом в ночь.