Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга вторая.

Глава 1

Моей сменщицей на посту терапевта в куракинской амбулатории стала некто Ольга Васильевна Бабенко, оформленная сюда переводом из фельдшерско-акушерского пункта в Земетчинском районе. Женщиной она была одинокой, разведёнкой, сама родом вообще из Сибири, там у неё остались взрослые сын и дочь. Не знаю, какой она специалист, но на первый взгляд показалась толковым терапевтом. Так что за куракинцев и жителей окрестных деревень и сёл я в общем-то был спокоен.

Прощание с Евдокией вышло каким-то скомканным. Она не пошла провожать меня на остановку, я и не настаивал. Вручил ей направление в Пензу, причём в областную больницу, чтобы она ещё раз проверилась у хорошего гинеколога, да хоть у того же Буровского. В её глазах читалось сомнение, но я был очень настойчив и взял с неё слово обязательно посетить врача. Представляю, какие эмоции Евдокия испытает, когда узнает, что она снова полноценная женщина.

И конечно же, она и думать не будет, что это моих рук дело. Отнесёт на счёт моей прозорливости, мол, как удачно совпали мои предположения с действительностью.

— Ну, Евдокия, спасибо тебе за всё, даст Бог – ещё свидимся.

Она кивнула, отведя взгляд, а я ждал, что подарит мне прощальный поцелуй. Хотя это же глубинка, может, постеснялась, что увидит кто… Не сумев сдержать вздоха, повернулся и пошёл, чувствуя спиной её взгляд. И только за поворотом меня немного отпустило.

Ещё перед отъездом догадался позвонить Гришину, сказать, что возвращаюсь в Сердобск, после чего продиктовал номер телефона своего терапевтического отделения, в котором мне снова предстояло работать. Октябрь Васильевич сказал, что его знакомый председатель Облпотребсоюза всё вспоминал обо мне и готов вверить себя в мои чудодейственные руки. Если вдруг у меня появится возможность оказаться в Пензе, я должен накануне отзвониться Гришину, чтобы тот предупредил Семибратова о моём приезде, и тот нашёл время со мной встретиться.

— Но только не завтра, — добавил Гришин. — Сегодня вечером на поезде отправляемся в Москву, завтра у нас запись в Кремлёвском Дворце съездов концерта к годовщине революции. Дома будем через два дня.

Я принял это к сведению. Впрочем, в ближайшие дни в Пензу я ехать не планировал, но, может, как-нибудь на выходной махну. Всё-таки из Сердобска добираться куда как быстрее, нежели из ставшего милым моему сердцу Куракино. Сразу же написал домой письмо, в котором сообщил маме, что открыл в себе талант одновременно композитора и поэта-песенника, и чтобы она обязательно посмотрела праздничный концерт, на котором хор профсоюзов будет выступать с какой-то из моих песен.

Из Куракино я уехал с первым утренним рейсом, и с автовокзала, опустив письмо для мамы в почтовый ящик, первым делом отправился в больницу. Нужно было нанести визит вежливости главному врачу.

— Ну, с возвращением, Арсений Ильич! — встретил он меня взглядом исподлобья. —Эк вы в этом Куракино накуролесили.

У меня невольно ёкнуло сердце, но я выдавил из себя улыбку:

— Тоже рад вас видеть, Андрей Иванович.

Повисла пауза, Настин рассматривал меня, как какую-нибудь зверюшку в зоопарке, чуть склонив голову к левому плечу, отчего я чувствовал себя не совсем уютно. Тут он вдруг улыбнулся, встал и протянул руку:

— А меня совесть совсем уж замучила. Вот, думаю, сплавил молодого специалиста в глушь, два месяца уже там торчит по моей милости. Но практику вы там, насколько я понимаю, получили хорошую… Да вы садитесь, Арсений, в ногах правды нет. Жаль, что с вашими экспериментами по гипнозу так всё печально закончилось. Однако, как врач хочу заметить, что первоначальная цель была достигнута, вы заставили человека отказаться от употребления алкоголя. И если одного это привело к летальному исходу, то тысячи пьющих людей могут быть спасены для общества. Так что ваш метод требует внимательного изучения. Надеюсь, вы мне о нём расскажете?

— С радостью, Андрей Иванович. Прямо сейчас?

— Сейчас у меня нет времени, хорошо, что вы меня вообще застали, меня в Облздрав вызвали к трём часам, так что через пятнадцать минут выезжаю… Слышал, что и на охоте вы отличились. Да что там слышал – читал!

Из выдвижного ящика стола он вынул сложенный вдвое номер «Пензенской правды», в котором описывались наши приключения на охоте. Развернул, перелистал до нужного мечта, ткнул в газетный лист пальцем.

— Вот! Не испугавшись вооружённого браконьера, врач куракинской амбулатории Арсений Коренев проявил завидное хладнокровие. Он метнул нож, и сумел преступника ранить, тем самым его обезоружив. Возможно, это спасло жизни его товарищам. «Никогда раньше метанием ножей не занимался, — признался Арсений Коренев. — Наверное, просто повезло». При этом, выполняя свой врачебный и человеческий долг, Коренев мастерски оказал первую помощь раненому товарищу, который мог погибнуть от большой потери крови… Получается, герой вы у нас. Арсений Ильич!

— Так уж и герой, — скромно потупился я. — Всего лишь, как правильно заметил корреспондент, выполнял свой врачебный и человеческий долг.

— Ну-ну, не скромничайте, Арсений, что есть – то есть. Если бы не вы – человека, возможно, не удалось бы спасти. И не просто человека, а ответственного товарища из обкома партии. Для нашего района это могло обернуться большим скандалом. И так вон первому секретарю звонили, выволочку устроили, мол, чего это на вверенной вам территории браконьеры совсем распоясались, по людям стреляют… Но вроде устным выговором обошлось. Так, ладно, на работу завтра готовы выйти? Вот и славно.

Дальше я направил свои стопы по уже привычному маршруту, заглянув к Сергею Сергеевичу, который снова выдал мне ключ от всё той же квартиры в доме №11 на улице Соловьиной.

— Мои соседи никуда не съехали, надеюсь? — спросил я.

— Куда они денутся, — отмахнулся Сергей Сергеич, плюща гильзу «беломорины». — Я бы знал, ключи-то мне в любом случае сдавать будут.

Я немного помялся, но всё же не удержался от вопроса:

— Сергей Сергеевич, я человек некурящий, потому, может, сейчас задам глупый вопрос… Вот зачем, если не секрет, многие курильщики таким образом сминают гильзу у «беломорины»? От этого есть какая-то практическая польза?

— Вот и видно, что некурящий, — хмыкнул заведующий АХЧ. — Сминают для того, чтобы плохо набитый табак не попадал в рот, только и всего. Дым через эту гармошку проходит, а табак – нет. Думал я на сигареты по примеру многих перейти, но что-то мне не зашло. Нет той крепости, кажется, будто ароматизированные опилки куришь. Даже импортные пробовал – всё равно не то. А тут, — он посмотрел на зажатую в пальцах дымящуюся папиросу, — всё как надо.

И тут же снова с наслаждением затянулся, выпуская дым в сторону открытой форточки.

В отделении первым делом нос к носу столкнулся с Штейнбергом, с которым шла старшая медсестра Ядвига Ковалевская.

— Блудный сын объявился, — съязвила она. — Ну, с возвращением!

— Когда выходите? — сразу перешёл к делу Штейнберг. — Завтра? Прекрасно! А то у нас Филатов в отпуск ушёл на месяц, вернётся через полторы недели, приходится уплотнять график ночных дежурств. Палаты за вами всё те же. В ваше отсутствие их вели Офицерова и Гуляев… А газету мы читали всем отделением на летучке, ещё и Настин на утренней планёрке зачитывал, вот, говорит, каких героев мы воспитываем в нашем коллективе.

Мы оба не смогли сдержать улыбки, только Ядвига Вацловна по обыкновению была серьёзной. Но и в её глазах я всё же заметил смешинки.

Можно сказать, что в отделении меня встретили чуть ли не с фанфарами. Ну а что, за пару недель пребывания здесь после моего прибытия в августе и до отъезда в Куракино успел составить о себе хорошее впечатление. Конечно, не обошлось от коллег без подколок насчёт моего геройства на охоте, но было это без злобы, по-дружески.

— Грамоту хоть вручили? — спросил Богослов. — Нет? Чего ж они зажали? Ну, впрочем, статья в газете – тоже неплохой вариант.

Дальше меня поймала неугомонная Настя Быстрова, напомнила, что я задолжал взносов за два месяца. Я и правда в Куракино их не платил, так что, не отходя от кассы, тут же закрыл долги. А вот профсоюзные за время службы в амбулатории в местный профком не забывал платить, так что в этом плане я никому ничего должен не был.

Не удержался, заглянул в вверенные мне палаты. Уже в халате и шапочке, даже со стетоскопом на шее. Представился. Из тех, кто лежал при мне, понятно, никого уже не было, контингент полностью сменился, и не один раз. Поднялся в хирургию, нашёл Петра, который при моём появлении малость округлил глаза.

— Всё, вернулся, — во весь рот улыбнулся я. — Теперь снова буду твоим соседом.

— И я рад этому факту, — отзеркалил улыбку Пётр. — Слушай, я скоро заканчиваю, подождёшь меня?

Так что домой пошли вместе. По пути зашли в магазин, Пётр купил хлеба, а я затарился более солидно, так как дома, по моему разумению, после моей отлучки в Куракино оставались только крупы, макароны, да картошка в погребе с соленьями.

— О, Арсений, привет!

Вышедшая встречать мужа Наталья, увидев меня… Ну конечно же, разулыбалась. Сегодня просто какой-то день улыбок, причиной которых являюсь я. Мало того, ещё и обняла, отчего я слегка растерялся. Хорошо, что Пётр не ревнивый муж, даже не нахмурился.

— Ой, мы так с Петей по тебе скучали, — щебетала Наталья. — Сидим за столом, ужинаем, а сами: как там наш сосед, как там Арсений… Вернётся ли из этой ссылки…

— Ну почему сразу ссылки? — остановил её Пётр. — Мы пока шли, Арсений рассказывал про своё житьё-бытьё в Куракино, и ни одного слова сожаления я от него не услышал.

— Одно было, — тактично поправил его я.

— Да, — поморщился Пётр. — Это он про Филимонова говорил, который повесился…

— А, ну да, ну да, — закивала Наталья, сделав брови домиком. — Даже до Сердобска слухи дошли. Когда сказали, что какой-то молодой врач загипнотизировал местного алкоголика, а тот от тоски возьми, да и повесься, мы даже и не подумали на тебя. Ох, жалко-то как.

Теперь она закачала головой из стороны в сторону, прижав ладони к щекам. Но мгновение спустя в её глазах снова появился задорный блеск.

— Но зато ты на охоте геройски себя проявил. Петя говорит, на планёрке сам главный врач статью про тебя зачитал. Мы тоже номер этот купили… Арсений, а приходи сегодня к нам на ужин, а то чего один-то дома сидеть будешь? Помнишь, как тогда хорошо посидели?

— И правда, приходи, — поддержал супругу Пётр.

— Уболтали, — улыбнулся я. — Во сколько сбор?

— Через полчасика, да? — посмотрела Наталья на мужа. — Так-то у меня уже всё готово, только разогреть.

— Эх, знал бы, что ужинать позовёте – что-нибудь купил к столу, каких-нибудь конфет или зефира...

— Да брось, не объешь. Иди умойся с дороги, переоденься во что-нибудь домашнее – и к нам, — раздала указания Наталья.

И вот наконец я дома… В груди что-то сжалось, когда я переступил порог, миновал сени, в которых переобулся, и оказался в комнате. За два месяца здесь ничего не изменилось, разве что только всё покрывал изрядный слой пыли. Ладно, уборкой потом займусь. Пока хоть вещи разложить. Да и умыться, как советовала соседка, не помешает, хотя испачкаться я и не успел. Чего тут от Куракино до Сердобска – двадцать минут езды. К тому же начало ноября, это вам не лето, когда пыль прилипает к потному телу.

А в Куракино осталась Евдокия. Наверное, думает обо мне, иначе с чего вдруг уши горят уже с полчаса? А может, и мама вспоминает…

Так, оборвал я сам себя, хватит уже, Арсений Ильич, бредятиной заниматься! Человек с высшим образованием, а веришь во всякую чушь. Пылающие уши и мысли кого-то обо мне никак не могут быть связаны, потому что это, равно как и перебежавшая дорогу чёрная кошка, и завешенное в комнате покойника зеркало – всего лишь глупые суеверия. Правда, я и в загробный мир не верил при той жизни, а оно вон как оказалось… Ну да это совсем разные вещи… Наверное.

Посидели хорошо. И в этот раз не обошлось без наливки, пусть и снова символически. К себе я вернулся в десятом часу вечера, подумал и решил, что уборку лучше отложить на завтра.

Так что встал пораньше, сделал зарядку и озаботился наведением чистоты. Вытер везде пыль, подмёл и протёр влажной тряпкой полы, потом позавтракал и вместе с Петром отправился в больницу. Крапал мелкий, противный дождик, так что соседу пришлось раскрыть над нами зонтик. Эх, опять я из родительского дома зонт не взял, просто забыл, если честно. Надо бы уже купить, что ли. В хозяйственном, например, видел, что продаются зонты. Решил, что вечером зайду, хотя и придётся сделать небольшой крюк в сторону центра.

Дежурила сегодня Лена, вчера я её не застал. Что-то в ней изменилось… Точно, причёска! Осветлилась и накрутила кудри. Специально для меня? Знала, что я возвращаюсь? Вряд ли, но думать так приятно. Вон как глазками в мою сторону стреляет. Не сдержался, подмигнул, Лена тут же запунцовела и смущённо отвела взгляд в сторону. Ой, ну прямо воплощение скромности! А если вспомнить, что мы в ординаторской вытворяли… Хотя ещё, как говорится, не вечер.

После всех планёрок у завотделением и главврача, первым делом ознакомился с историями болезней своих подопечных. Ничего экстраординарного: сахарный диабет, гипертония, стенокардия, ишемическая болезнь сердца, язва желудка, бронхиальная астма, пиелонефрит… Нет, понятно, что хвори неприятные каждая по-своему, но ведь не смертельные. Если, конечно, не запускать.

— Арсений… хм… Ильич, — заглянула в ординаторскую Лена с историей болезни в руках. — Тут по направлению женщина. В 9-ю палату определили.

— Когда мы наедине, можно и без отчества, — улыбаюсь ей я.

Лена тоже улыбается, уже не так смущённо, как недавно. Закрывая за собой дверь, бросает на меня многозначительный взгляд. Ах ты шалунья! Правда, тут же перед глазами встаёт образ Евдокии… Ох и бабник ты, Коренев! То одной мозги пудришь, то другой…

Но второй я хотя бы вернул женское здоровье, так что расплатился, да ещё с лихвой. В конце концов, удовольствие от секса получали оба, и к тому же я никаких обещаний и даже намёков не делал. Понятно, что мы в ответе за тех, кого приручили, но, с другой стороны, ещё неизвестно, кто кого приручал, мы с Евдокией находились в одинаковой стартовой позиции.

Ладно, хорош снова совесть свою терзать. Что тут у нас… Юрикова Степанида Георгиевна, 59 лет, жительница села Зелёный Дол. Обратилась в поликлинику с жалобами на общую слабость в течение нескольких последних месяцев после того, как переболела ОРЗ. Испытывает недомогание, раздражительность, приливы жара. Наблюдается повышенная температура. Сделаны общий анализ мочи и крови. В крови обнаружено повышенное содержание лейкоцитов. Предварительный диагноз – ишемическая болезнь сердца. Для более тщательного обследования направляется в районную больницу города Сердобска.

Ишемическая болезнь сердца? Хм… Внутренняя чуйка подсказывала, что здесь не всё так просто.

Ещё до утреннего обхода в компании Штейнберга я решил проведать пациентку. Сначала вошла дежурная медсестра, предупредила, что сейчас в палату зайдёт лечащий врач. Женское отделение всё-таки, дамы должны привести себя хоть как-то в порядок перед появлением мужчины, пусть даже и доктора.

— Доброе утро, товарищи женщины, — как всегда, с излучающей тепло улыбкой приветствовал я пациентов.

Женщины нестройно поздоровались. Одна из них, полненькая и в линялом халате, сидела на кровати с отсутствующим видом, при моём появлении тихо поздоровалась вместе со всеми. Так-то я вчера ещё заходил, представлялся, и больные меня помнили, кто-то даже назвал меня сейчас по имени-отчеству.

— Как настроение? Вижу, что бодрое, правда, не у всех. Кто у нас Юрикова?

Юриковой оказалась та самая в линялом халате. Я присел с ней рядом на край кровати.

— Степанида Георгиевна, как самочувствие?

— Слабость, — сипло проблеяла та. — Всё время хочется спать. И в горле будто ком, есть трудно. А ещё при жевании и глотании боль отдаётся в правое ухо и затылок.

— Вот как? А можно я вашу шею потрогаю?

— Трогайте, — пожала она плечами, — хотя не понимаю, при чём тут шея…

— Просто хочу проверить одно своё предположение.

Ну, так и есть, щитовидка увеличена, хотя и незначительно. Тут ещё солидная жировая складка на шее, поэтому визуально определить воспалительный процесс не представлялось возможным. Но всё равно это упущение поликлинического терапевта.

Подострым гранулематозным териоидитом чаще всего страдают женщины в возрасте 30-50 лет, переболевшие вирусной инфекцией, либо носители гена HLA-BW 35, восприимчивые к вирусным заболеваниям. Похоже, моя пациентка относится к одной из этих двух категорий.

— Что там? — спросила Юрикова, когда я закончил пальпировать.

— Узелки, — констатировал я. — Нелады с щитовидной железой, а какие именно – выяснится после полного обследования.

Применять свои целительские навыки в данном случае я пока не планировал, клиническая картина для меня и так была вполне ясной, ну а дальше, после подтверждения предварительного диагноза, будет назначено соответствующее лечение.

Зато было о чём доложить Штейнбергу во время последовавшего спустя сорок минут обхода. Тот тоже пальпирует у больной в районе щитовидки, кивает:

— С предварительным диагнозом, пожалуй, соглашусь.

И уже позже, в коридоре:

— Полное обследование уже назначили? Как результаты всех анализов будут готовы, покажите мне на всякий случай. Интересно, какой уровень гормонов… Я в институте в СНО[1] состоял, как раз увлекался этой темой. Так что, авось какой совет дам дельный. Хотя мне кажется, что вы и без моих советов прекрасно справитесь…

На следующий день были готовы анализы. Уровень гормоны Т3 и Т4 был выше нормы, что указывало на воспалительный процесс в щитовидной железе. Гипертиреоз налицо. Составил план лечения, доложился Штейнбергу, тот мой план одобрил.

А тут ближе к вечеру сама Юрикова притормозила меня, когда я шёл по коридору из туалета в ординаторскую.

— Доктор, совсем мне плохо. В обед только кашки немного поела гречневой да компот смогла выпить. Дышу с трудом, спать боюсь – вдруг во сне задохнусь.

М-да, похоже, щитовидка неплохо так увеличилась в объёме, что уже и пища не проходит. А если это рак щитовидной? Нет, видно, придётся просканировать больной орган при помощи небесного ДАРа. Даже если я не ошибся в своём предварительном диагнозе, и это не какой-нибудь рак щитовидной железы, то человеку в любом случае худо. А ну и впрямь задохнётся? Зачем мне такой первый летальный исход в начале моей врачебной карьеры? Пусть даже она у меня уже вторая. В той жизни трупов было достаточно, хотя по большому счёту ни в одной из смертей моей прямой вины не было. Ладно, поможем бабушке… Сказал дедушка, хмыкнул я про себя.

Приглашаю её в процедурную, закрываюсь изнутри, предупредив на всякий случай Лену, что в ближайшие минут пятнадцать-двадцать я буду занят. Она кивает, но по её глазам ясно, что она не совсем понимает, что я собрался делать с пожилой женщиной в процедурной. А я объяснять не хочу, неохота ничего придумывать – правду-то я всё равно сказать не смогу.

Прошу Юрикову лечь на кушетку, где обычно проводятся всякого рода перевязки. Чтобы не волновалась, задаю отвлекающий вопрос:

— Семья у вас большая, Степанида Георгиевна?

— Трое детей, ещё двое померли младенцами. Внуков семеро.

— И небось все разъехались?

— Старшая дочь в селе живёт, за односельчанина вышла, трое детей у них.

— А имя у вас какое необычное, почему вас Степанидой назвали?

— Так это в честь бабки, — сипит она. — Доктор, а вы что хотите делать? Укол?

— Массаж. Специальный массаж щитовидной железы, во время которого вы можете почувствовать лёгкое тепло. Это новая методика, поэтому просто расслабьтесь и… И лежите смирно.

Я засёк время, когда начал свои манипуляции, а когда вышел из безвременья, вытирая рукавом халата выступившую на лбу испарину, оказалось, что прошло всего девять минут с хвостиком. Не только просканировал, но и вернул щитовидку в нормальное состояние. Прикинул, что на восстановление энергии понадобятся где-то сутки, и остаток дня с чистой совестью я могу просидеть в ординаторской на диванчике.

А вообще стал замечать, что с каждым разом времени на восстановление сил уходит всё меньше. Понемногу, но меньше. Словно бы я преодолевал уровень за уровнем в компьютерной игре, прокачивая своего героя. Может, через пару лет я смогу лечить четвёртую стадию рака чуть ли не по щелчку пальцев? Ну или хотя бы лет через десять?

Ой, не загадывай, Арсений, а то для таких мечтателей поговорка есть: «Человек предполагает, а Бог располагает». Поглядят в небесной канцелярии, что я тут лечу всех налево и направо, что из-за меня Земле грозит перенаселение, почешут репы и решат браслет у меня изъять. Ну или как-то его дезактивировать. А то и меня самого. Бр-р-р-р…

— Доктор, — тихим голосом вернула меня в действительность Юрикова, осторожно ощупывая шею. — Вы с меня только что словно тугой ошейник сняли. Я теперь снова могу нормально дышать.

— Не только дышать, но и есть, — сказал я устало. — Только я вас попрошу о массаже особо не распространяться, так как это новая, ещё официально не зарегистрированная методика, и за её применение я могу получить нагоняй.

— Конечно, — округлила глаза женщина, прижав руки к груди. — Конечно, я буду молчать, как рыба!

— Я вам верю, Степанида Георгиевна.

Сейчас мы были похожи на двух подпольщиков, готовящих заговор против какого-нибудь царского сатрапа. Ну а что, зачем мне лишние вопросы от вышестоящего руководства? А тут мы с пациенткой договорились, что диагноз остаётся прежним, и лечение будет проводиться согласно стандартным схемам.

— Вообще вам не помешает подлечиться, — говорил я Юриковой чуть ли не на ухо, провожая её в палату. — Будем проводить щадящие процедуры. Капельницы оздоровительные и всё такое.

Закрыв дверь палаты, я направился было в ординаторскую с намерением прилечь или хотя бы присесть на диван, а то ноги после сеанса исцеления слегка подрагивали, как услышал голос Лены:

— Арсений, тут тебе какой-то Гришин звонил, пока ты в процедурной был. Сказал, что перезвонит через десять минут, как раз уже сейчас должен.

— Гришин? — переспросил я. — Ну давай подожду.

Я только присел на кушетку рядом с постом дежурной, как заверещал телефон. Лена подняла трубку, покосилась на меня:

— Да, здесь, сейчас передам.

Я взял трубку, услышало в мембране знакомый голос:

— Арсений Ильич, добрый день! Это Гришин. Звоню напомнить, чтобы вы не забыли посмотреть завтра по телевизору концерт из Кремлёвского Дворца съездов. Наш хор исполняет две ваших песни «Выйду ночью я в поле с конём» и «Ты неси меня, река». Изначально вместо одной из них рассматривался вариант с песней «Отчего так в России берёзы шумят», но редактора не устроила строчка, где поётся про оторвавшийся с ветки берёзовый лист. Сказал, что это могут воспринять в контексте отрыва гражданина от общества, или вообще от линии партии. Чушь, конечно, но переубедить мне его не удалось. Впрочем, грех обижаться, две песни прозвучат, одна в первом отделении, вторая – во втором. Трансляция торжественного заседания начнётся в 17 часов, а после неё сразу показывают концерт. У вас есть где посмотреть?

— У соседей есть телевизор. А как публика приняла ваше выступление?

— Хм… Пусть это станет для вас приятным сюрпризом, — я прямо-таки видел его довольную улыбку. — Кстати, в песне «Ты неси меня, река» мы кое-что изменили по сравнению с тем вариантом, который вы видели. И это вызвало, скажу вам, большой эффект. Подробности позже, при личной встрече. А второй повод, по которому я вам звоню… Помните, мы говорили насчёт Семибратова? Ну, который председатель Облпотребсоюза… У вас 14-го числа выходной?

— Это воскресенье? По идее да, выходной.

— Вот и прекрасно! Андрей Васильевич готов прислать за вами в Сердобск автомобиль с личным водителем. Обратно вас тоже отвезут в тот же день. Устроит вас такой вариант?

Я прикинул, что на следующее воскресенье у меня вроде никаких планов нет и дал согласие, продиктовав сердобский адрес, по которому следовало прислать машину.

Учитывая, что мы с Петром после смены вернулись домой в начале седьмого, торжественное заседание, посвящённой 59-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, уже шло вовсю. Но меня интересовал последовавший за ним концерт мастеров искусств, а к этому времени мы уже сидели перед телевизором, снова ужинали. На этот раз я купил разных сладостей к чаю. И дико извинялся, напрашиваясь посмотреть концерт, при этом не разглашая раньше времени тайну своего в нём участия, в том смысле, что парочку моих песен, заимствованных у «Любэ», исполнит народный хор профсоюзов под управлением Октября Гришина.

— Скукотища, — зевнул Пётр, глядя как какой-то тенор заунывно исполняет арию Канио из оперы «Паяцы».

— Сегодня наш пензенский хор профсоюзов две песни исполняет, в первом и втором отделениях, — тут же сказал я, опасаясь, что хозяева решат переключить канал или намекнут, что пора и честь знать.

— А, ну тогда совсем другое дело, — оживился Пётр. — Посмотрим, как там наши земляки, надеюсь, не подкачают.

— А я, кстати, была на их концерте ещё до нашего с тобой знакомства, — добавила Наталья, наливая себе заварки из заварочного чайничка. — Мы с девчонками от нашего предприятия ходили, где я тогда работала, мне понравилось.

Тенор наконец закончил мучить слух Петра, и ведущая концерта Светлана Моргунова объявила:

— В исполнении пензенского русского народного хора профсоюзов под управлением заслуженного деятеля искусств РСФСР Октября Гришина прозвучит песня «Выйду ночью в поле с конём». Автор слов и музыки Арсений Коренев. Обработка – Октября Гришина.

Взгляды Петра и Натальи синхронно скрестились на мне. И в них был немой вопрос.

— Что? — пожал я плечами. — Подарил несколько песен Гришину, вот его хор их теперь исполняет.

— Да ладно, — всё ещё не верил Пётр. — Ты что, песни сочиняешь?

— Ну так, типа хобби. Давайте послушаем, а то вон уже начали.

Мы посмотрели выступление хора, после чего Наталья констатировала, что песня отличная, а я теперь стану настоящей звездой Сердобска. Да что там Сердобска, всего СССР.

— Прямо так уж и всего СССР… Кстати, во втором отделении ещё одна моя песня прозвучит, — не удержавшись, похвастался я. — Так что не спешите выключать.

— И не подумаю. Пойду пока ещё чайник поставлю.

В общем, прежде чем мы дождались исполнения хором профсоюзов песни «Ты неси меня, река», я вынужден был отбиваться от многочисленных вопросов, исходящих прежде всего от Натальи. Поэтому очередное появление на сцене Моргуновой, объявившей выход пензенского коллектива, воспринял с некоторым облегчением.

Ты неси меня, рекаЗа крутые берега…

Пока мне нравилось, даже более слаженно, чем на той репетиции, хотя так же исполнялось вживую. Во всяком случае, я не допускал мысли, что на такого уровня концерте могут использовать фонограмму.

…Как ночка темнаяКак речка быстраяКак одинокая лунаНа небе ждет меня она…

Ого, а вот это уже и впрямь нечто новенькое. Припев сопровождался ритмичными притопами и прихлопами участников хора при минимуме музыкального сопровождения. На меня даже дохнуло «квиновским» хитом «We Will Rock You», который выйдет на альбоме «News of the World» только в следующем году.

На втором припеве камера выхватила общий план зала, и я стал свидетелем того, как вместе с хористами прихлопывать начали и зрители. Мало того, когда в следующую секунда на телеэкране показали крупным планом правительственную ложу, то там Брежнев, Косыгин и кто-то ещё, кого я не знал в лицо, тоже хлопали в ритм припева. Единственным, кто не хлопал, был Суслов. Он сидел с каменным лицом, не выражавшим ни единой эмоции, и нельзя было понять, насколько нравится ему происходящее на сцене и в зале. Или насколько не нравится.

— Браво! — раздались крики в зале, которые услышали даже мы.

— Вот это вещь! — вынес свой вердикт Пётр, когда Гришин и его хористы покинули сцену, уступив её Сенчиной. — Слушай, я немного умею на гитаре, запишешь слова и аккорды?

Он кивнул в сторону висевшей на стене гитары. Этот вопрос меня слегка поставил в тупик. В принципе, немного на гитаре я тоже умел, и помнил даже названия основных аккордов. Но какие из них используются в этой песне… Я ж не играл её никогда под гитару. Это нужно было как минимум подбирать на слух, что вызвало бы недоумение у Петра.

— Давай в другой раз, я что-то устал так сегодня, с трудом даже выступления хора дождался. Это же не горит, правда?

— Да какой вопрос, конечно. А песня классная! Первая тоже, конечно, хороша, но эта мне почему-то больше в душу запала.

Весть о том, что мои песни прозвучали на праздничном концерте в Кремле, тут же разлетелась по больнице.

— Арсений Ильич, голубчик, что же вы от нас скрывали эту грань своего таланта? — укорял меня Настин.

— Сеня, ты должен по такому поводу проставиться, — в свою очередь допекали меня коллеги по отделению.

Так и допекли, пришлось устраивать в ординаторской посиделки, сбегав в магазин за спиртным и закуской. Ещё и попросили спеть эти самые песни, а потом вполголоса подпевали, чтобы больные не услышали.

На следующий день примчался на редакционной машине уже знакомый корреспондент из «Молодого Ленинца», а ещё два дня спустя в газете вышла заметка под заголовком: «Талант из глубинки». Хм, так-то я пензенский, а в глубинке оказался лишь благодаря распределению, думал я, читая статейку о себе любимом. А фото могли бы и побольше поставить. В заметке помимо прочего упоминалось, что герой публикации и есть тот самый Арсений Коренев, о котором недавно писал «МЛ» в связи с героическим обезвреживанием браконьеров. В общем, наш пострел везде поспел. На всякий случай купил пяток экземпляров газеты, буду дома – подарю парочку маме, если она не догадается сама купить.

На утренней планёрке Настин снова показал собравшимся газету, похвалили меня, отчего я немного смутился. А ближе к обеду пригласил к себе и попросил выполнить обещание – рассказать, как я загипнотизировал сельчанина от пьянства. Пришлось включать заезженную пластинку, объяснять обтекаемо, мол, у меня просто талант, плюс все эти околомедицинские методики, всё это слишком индивидуально… Главврач повздыхал, махнул рукой, да и отправил меня восвояси.

Между тем Юрикова расцветала на глазах, её вполне можно было выписывать на этой неделе, и она сама рвалась из больничных стен, но я настоял, что полежать минимум 10 дней всё же надо. Желательно исключить разного рода негативные последствия. А заодно напомнил Степаниде Георгиевне, чтобы она держала язык за зубами.

— Но как так может быть? — недоумевал Штейнберг. — В моей врачебной практике щитовидная железа так быстро в норму никогда не приходила при любых методах лечения. Даже после оперативного вмешательства. А здесь налицо успех лекарственной медицины.

Ага, и подаренного архангелом Рафаилом лечебного браслета вкупе с моей жизненной энергией, думал я, но всё же скромно помалкивал, лишь согласно кивая в такт словам Аркадия Вадимовича.

А в воскресенье без пяти восемь утра возле дома №11 на Соловьиной улице остановилась белая «Волга» 24-й модели. За рулём сидел приземистый, усатый тип. При моём появлении он сдвинул на затылок кепку в мелкий рубчик, обнажая внушительную залысину.

— Это вы Коренев? Садитесь. Можете вперёд, можете назад. Шеф предпочитает сзади, говорит, так безопаснее.

— Кому на роду написано быть повешенным – тот не утонет, — блеснул я знанием народной мудрости. — Я, пожалуй, сяду впереди. Кстати, меня Арсением звать.

— А меня Дмитрий Сергеевич.

Как только выехали на трассу, меня начало клонить в сон. Да и погода стояла соответствующая – с вечера накрапывал мелкий дождик, а под стук капель так хорошо спится… Я и из постели-то сегодня вылез с трудом, будь моя воля – дрых бы часов до девяти, а то и до десяти.

Предстоящее лечение ишиаса не казалось мне каким-то слишком уж сверхсложным заданием, если это действительно ишиас, а не что-то более серьёзное, затаившееся в глубинах организма. Однажды и я проглядел за банальной межпозвонковой грыжей развитие на ранней стадии злокачественной опухоли. Хорошо, что в тот раз в итоге всё обошлось – онкологию мы с коллегами разглядели хоть и на более поздней стадии, но длительное лечение всё-таки дало результат. Но я долго не мог себе простить того упущения, прибавившего мне седых волос и едва не ставшего причиной появления ещё одной могилы на моём персональном кладбище.

— Это там что? — вывел меня их дремотного состояния голос водителя, резко сбросившего скорость. — Кажись, авария.

Я открыл глаза, фокусируя сквозь лобовое стекло взгляд на дороге. А там на обочине стоял бортовой «ГАЗ-53» с помятым правым крылом, а в кювете на боку лежал бежевый ушастый «Запорожец». Прижавшись к обочинам по обеим сторонам дороги, стояли ещё две легковые машины, явно не пострадавшие в ДТП. Их водители и пассажиры столпились у места аварии, в основном рядом с «Запорожцем».

— Давайте остановимся, — попросил я водителя.

Он притормозил у обочины, вместе мы вышли из машины и сразу перебежали на другую сторону дороги, благо что в эти годы движение на трассе было не таким оживлённым, как в XXI веке.

Пострадавшим был только один – пожилой водитель «ушастого». Он лежал на пожухлой травке и слабо стонал. Голова его была в крови, а левая рука изогнута в предплечье под неестественным углом. Хорошо, что ещё в сознании, хотя, как мне кажется, готов отключиться в любой момент.

Собравшиеся меж тем за редким исключением пребывали в растерянности.

— Я сейчас доеду до ближайшего села, найду телефон и вызову «скорую», а заодно и в милицию позвоню, пусть гаишников пришлют, — говорил мужчина в костюме.

— Да пока эта «скорая» приедет, — махнул рукой мужик в телогрейке. — И как он перед моим «газоном» оказался – я даже и глазом моргнуть не успел.

— Быстрее будет его погрузить в машину и самим доехать до ближайшего райцентра, где есть нормальное медицинское учреждение, — советовала худая женщина, чем-то похожая на актрису Аллу Демидову.

— Товарищи, расступитесь, я врач.

Все повернули головы в мою сторону.

— Сколько времени прошло со времени аварии? — спрашиваю у водителя «ГАЗа».

— Да минут пятнадцать, поди, есть уже…

Я опустился на колени перед раненым. Рука – бог с ней, меня больше волновала его голова. Вернее, левая её часть, где примерно посередине между виском и затылком сочилась тёмная кровь. Очень похоже на ОЧМТ[2].

Дыхание у потерпевшего прерывистое, поднимаю ему веко – зрачок тут же чуть сужается. Это хорошо, что присутствует реакция на пусть и не самый яркий, но всё же свет. Проверяю пуль – редкий и наполняемость слабая. Что, впрочем, неудивительно при таком характере повреждений.

Активирую браслет, прикладываю ладонь к ране, чувствуя кожей тёплую кровь, и закрываю глаза. Снова наступает безвременье. Одновременно сканирую характер травмы и останавливаю кровотечение, сужая сосуды в месте повреждения.

Представляю, как мои манипуляции выглядят со стороны… Сиди на коленях перед раненым, положив ему ладонь на голову, да ещё и глаза закрыл. Но тут уж выбирать не приходится. Главное, что никто не вмешивается, не выдёргивает из состояния транса, в который я сам себя погрузил.

В данный момент жизни потерпевшего вроде бы ничего не угрожает, однако кто знает, какие могут быть последствия. Посттравматические вестибулопатия, паркинсонизм, эпилепсия, энцефалопатия, внутричерепная гипертензия, вегетососудистая дистония, головные боли… Тут что угодно может выскочить, испортив человеку остаток его жизни. На вид пенсионеру лет шестьдесят пять, от силы семьдесят, может, он и так проятянул бы немного, но всё же любому хочется свою старость прожить достойно, не превратившись в обузу для близких.

Открываю глаза, меня качает, так что приходится опереться правой, окрашенной в красное ладонью о землю, а голоса слышатся словно бы сквозь вату. Кто-то помогает мне встать на ноги, обвожу рассеянным взглядом лица, вижу своего водителя.

— Дмитрий Сергеевич, я себя не очень хорошо чувствую, пусть вам кто-нибудь поможет положить раненого на заднее сиденье «Волги», отвезём в Пензу, на областную станцию «скорой помощи». Это на Пионерской…

— Да вы что?! Там же у меня чехлы новые, потом кровь не отмоешь! Да и не было у меня команды посторонних возить.

— Или мы его везём, или я на попутке или рейсовом автобусе возвращаюсь в Сердобск.

Водитель что-то бормочет себе под нос, но вынужден подчиниться. Вскоре дед оказывается на заднем сиденье «Волги», но Дмитрий Сергеевич всё же подсуетился насчёт какой-то ветоши под голову пострадавшего. Впрочем, кровь уже практически запеклась – я неплохо поработал с сосудами. И свои руки хоть как-то вытер вручённым мне «Демидовой» носовым платком.

Всю оставшуюся дорогу до Пензы я тупо спал, лишь иногда приходя в себя, чтобы посмотреть назад и убедиться, что Варнаков Виктор Петрович (обнаруженный при нём паспорт мы захватили с собой) ещё жив и находится в сознании. Лежит, смотрит в потолок и молчит. Ну и хорошо, разговоры тоже утомляют. Иной раз больше, чем физический труд.

К счастью, обошлось, сдали на руки живым и в сознании. Пришлось расписаться в журнале учёта, после чего наконец отправились домой к Семибратову. Честно говоря, мелькала мысль отказаться, перенести встречу на другой день, так как на пострадавшего в ДТП деда потратил немало сил, но всё же решил не менять планов. Ишиас – заболевание неприятное, однако не настолько серьёзное, чтобы «кидать» хорошего, как выразился Гришин, человека.

— Я завгару про этот случай ничего говорить не буду. Хрен его знает, как отреагирует. И мы уж Семибратову тоже не говорите, ладно? — попросил Дмитрий Сергеевич меня по пути к дому шефа.

— Да не вопрос, — пожал я плечами. — А что, вот так разве можно, использовать служебный транспорт в личных целях, да ещё в выходной?

— Андрей Васильевич с нашим завгаром какие-то дальние родственники, тем более Семибратов оплачивает бензин и амортизацию. А на завтра вообще мне отгул даёт. Хотя, честно сказать, машиной он пользуется, если только куда-то по городу или в область, а так он живёт в двух шагах от работы.

Действительно, председатель Областного потребительского союза жил на Московской прямо напротив здания областной администрации, в доме, первый этаж которого занимал ювелирный магазин «Жемчуг». Не всякий мог сюда заселиться, это я помнил ещё по прошлой жизни.

Квартира Андрея Васильевича находилась на третьем этаже. Хозяин сам открыл дверь. Одет в домашний халат и тапочки без задников, чуть ниже меня ростом, слегка одутловатое лицо, животик, но глаза живые, внимательные.

— Вот, Андрей Васильевич, доставил, — сказал водитель, пропуская меня вперёд. — Я тогда в машине подожду?

— Да, конечно, спасибо, Дмитрий Сергеевич… Ну что ж, Арсений Ильич, проходите. Может, чайку с дороги?

После неплохого расхода энергии меня уже пробивает на хавчик, хотя и спать всё ещё хочется, но и чай, если с чем-нибудь вприкуску, тоже сойдёт.

— Можно и чайку, — соглашаюсь я. — С дороги-то самое то… Если вы, конечно, не спешите.

— Да куда ж мне спешить, я выходные стараюсь дома проводить. Жена с утра уехала дочку с зятем и внучкой навестить, это на весь день, так что никто до вечера нам мешать не станет.

— Ну, до вечера мы вряд провозимся, — улыбаюсь я. — Полчаса – это максимум.

— Тем более, — тоже улыбается хозяин. — Идёмте на кухню.

— А можно, я сначала один звонок сделаю?

Я киваю на телефон в прихожей, где только что повесил куртку и переобулся в такие же, как у хозяина, тапки без задников.

— Бога ради. Пойду пока чайник поставлю.

Он идёт на кухню, чуть прихрамывая на правую ногу, а я набираю домашний номер Гришина. Трубку поднимает он сам.

— Здравствуйте, Октябрь Васильевич, это Коренев.

— А-а, Арсений Ильич! Приветствую! Ну как, смотрели концерт?

— Это было нечто, особенно вторая песня, когда весь зал аплодировал, включая Брежнева. Эти притопы и прихлопы – настоящая находка.

— А я говорил, что будет сюрприз, — довольно хихикает он в трубку. — А что у вас с Андреем Васильевичем?

— Вот только что к нему приехал, от него и звоню… Я, собственно, по какому поводу вас набрал… Моему соседу – тоже хорошему человеку, хирургу, между прочим – понравилась песня «Ты неси меня, река». Попросил у меня текст и аккорды для гитары. Текст-то я напишу, а вот с аккордами беда. Я ж её так, на слух сочинил, без всяких инструментов.

— Понял, понял, — снова смеётся он. — То есть партитура с нотами вам не нужны, а то есть готовая. Давайте поступим так… Вы пока занимайтесь Семибратовым, а я позвоню нашему балалаечнику, он гитарой неплохо владеет тоже, чтобы аккорды записал и мне занёс. Он живёт в паре кварталов от меня, дело недолгое. А я уже сам потом зайду к Андрею Васильевичу, благо что живу от него неподалёку. Только дождитесь меня.

— Да мы ещё сейчас чай будем пить, так что успеете.

Прохожу на кухню, большую и при этом уютную. Стены отделаны декоративной рейкой, повсюду дерево, включая резную хлебницу, только холодильник «ЗИЛ» смотрится инородным предметом.

— Вам чашку побольше?

Я выбираю большую, чуть ли не на пол-литра. Семибратов заваривает в небольшом чайничке «Индийский чай» со слоном, высший сорт, и пока он настаивается, ставит на стол вазочки с сушками, печеньями и шоколадными конфетами, при виде которых у меня начинается обильнее слюновыделение. Андрей Васильевич это замечает и с улыбкой предлагает угощаться. Сам садится напротив, и я в свою очередь замечаю, как на его лице мелькает гримаса боли. Со стороны можно подумать, что человека изводит геморрой. Ничего, сейчас мы вами, батенька, займёмся.

Прежде чем в чашках оказываются крепкая заварка и кипяток, я успеваю закинуть в себя несколько сушек и печенюшек. А в чашку бросаю аж четыре кубика рафинада, поскольку помню, что глюкоза особенно хороша для восстановления потраченной энергии. Во всяком случае, в моём варианте.

За чаем хозяин интересуется моим житьём-бытьём, а заодно спрашивает, что это за чудесный массаж, после которого Гришин помолодел словно бы лет на двадцать?

— Наука не стоит на месте, — скромно улыбаюсь я. — К традиционным техникам массажа добавляются нетрадиционные. Например, на последнем курсе мне в руки попала перепечатанная с английского брошюра, где описывалась техника, применяемая китайскими целителями. Там указываются точки, стимуляция которых способна воздействовать даже на весь организм в целом. То, что и произошло с Октябрём Васильевичем. Но при этом целитель – а это не просто массажист – теряет значительную массу своей жизненной энергии, китайцы называют её «ци». Они вообще считают, что «ци» - исходное вещество космоса, и всё вокруг нас пронизано этой энергией. Нужно только уметь направить её в нужное русло. И израсходовав часть своего «ци», целитель должен потратить какое-то время на её восстановление.

— Однако, — дёргает подбородком Семибратов. — Слышал что-то такое про каких-то китайских монахов, но чтобы в реальности… Так вы что же, и ко мне эту… хм… «ци» примените?

— Ну-у… Некоторым образом.

Я, в свою очередь, расспрашиваю будущего пациента о его проблеме. Жаль, нет под рукой медицинской карты, хотя он сам мне с ходу выдаёт: компрессия корешка спинномозгового нерва протрузией межпозвонкового диска, бедренное воспаление, хронический ишиас… В будущем это заболевание получит название невропатия седалищного нерва, а общее название невралгия, но слово «ишиас» мне больше нравилось. И короче, и звучит немного загадочно.

Со слов Семибратова, лечащим врачом назначались нестероидные противовоспалительные препараты, витамины группы B, проводились эпидуральные блокады… М-да, не очень приятная вещь эта эпидуральная блокада, когда иглой тебе тычут в спинной мозг. Ну и просто обезболивающие уколы. Что ж, в любом случае, есть от чего отталкиваться.

Наконец с чаепитием покончено, я чувствую, что силёнок хоть и немного, но прибавилось. Во всяком случае, меня не покачивает, как сухопутную крысу на палубе корабля, и в голове уже не шумит.

Андрей Васильевич на мою просьбу снять халат и спустить трусы реагирует как-то смущённо, но всё же разоблачается и ложится животом на диван. Обе ягодицы покрыты оспинками от периодических инъекций, есть следы от уколов блокады и на пояснице. «Сканирование» подтверждает диагноз, и я приступаю к работе. Снимаю воспаление и устраняю причину ишиаса – межпозвоночную грыжу. В этот раз даётся вроде бы легче, нежели в начале моего целительского пути, когда я возился с грыжей тётушки. Руку, что ли, набил, или и впрямь я уже лекарь энного уровня…

— Полежите пока, не вставайте, — советую я Семибратову.

А сам буквально падаю в кресло. Два серьёзных исцеления за один день – это то ещё испытание. Сейчас бы вздремнуть хотя бы пару часиков, но придётся потерпеть. Хорошо ещё, что не мутит, хотя слабость достаточно сильная. Зато чувство голода нарастает, сейчас бы не помешало закинуть в топку своего организма что-нибудь посерьёзнее сушек с печеньями.

Вскоре я разрешаю Андрею Васильевичу встать, прошу походить по комнате. Тот осторожно встаёт, надевает халат, и так же осторожно, а затем всё смелее начинает ходить. Поначалу явно прихрамывает по привычке, но затем хромота уходит, и он меряет здоровенную залу, в которой всё и происходило, твёрдой поступью.

— Есть болевые ощущения? — спрашиваю я его.

Семибратов останавливается, смотрит на меня, и я вижу, как по его щекам текут слёзы.

[1] СНО – студенческое научное общество

[2] ОЧМТ – открытая черепно-мозговая травма

Загрузка...