Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга вторая.

Глава 7

Мой день рождения выпадал на четверг. А во вторник, 8 марта, я поздравил своих женщин с Международным женским днём, вручил заранее приготовленные подарки. Маму я поздравил утром с вручением подарка в виде золотой цепочки с кулоном, что вызвало у неё неподдельный восторг и, сменившийся памфлетом о дороговизне подарка и и чуть попозже позвонил Тане, тоже сказал тёплые слова и напомнил, что вечером мы идём в кафе. Не в «Парус», в более приличное под названием «Лира». Там, на входе, подарил ей цветы, а уже за столиком вручил золотое колечко с маленьким бриллиантом. Сказал, что это ещё не обручальное кольцо, но его можно считать помолвочным, как это принято на Западе. Запад, конечно, нам не указ, однако некоторые традиции можно и позаимствовать. Хотя бы однократно.

У Тани при виде такого подарка глаза увеличились чуть ли не в два раза.

— Сеня, сколько ты за него отдал? — шёпотом спросила она, не решаясь примерить украшение.

— Любимая, этот вопрос тебя волновать не должен, — улыбнулся я. — Надень уже колечко, я хоть посмотрю, не ошибся ли с размером.

Не ошибся, а Таня весь вечер не уставала бросать взгляды на свой безымянный пальчик, украшенный купленным в комиссионке за 120 рублей кольцом с драгоценным камнем.

Насчёт моего дня рождения договорились, что в этот день вечером посидим с мамой и Таней у нас дома, а в субботу – также вечером – с моей невестой и парой старых друзей в ресторане. Один из этих друзей – одноклассник Иван Серов, с которым мы дружили с 1 по 10 классы и впоследствии поддерживали связь. А второй – Мишка Григорян. Он был друг мой детский, мы с ним в одну группу в детсадике ходили, а вот в школах учились разных. Но тоже дружили все эти годы. И мы часто собирались втроём, чтобы отправиться на Суру купаться, или поиграть в «казаки-разбойники». А потом, постарше, и на танцы вместе ходили, причём не раз приходилось биться с превосходящими силами противника.

Я бы и институтских товарищей пригласил, да больно уж далеко им ехать. Хотя Олегу Морозову вроде бы и не так далеко, но из Красноармейска на перекладных нужно будет сначала до Саратова добраться, и только оттуда – в Пензу. Так что заранее оповестил Ваньку с Мишкой, заручившись их согласием. И попросил с подарками не заморачиваться, потому что это будут просто посиделки с друзьями. Причём столик на четверых в «Волге» я забронировал заранее, чтобы не опростоволоситься перед Таней и товарищами.

У меня даже мелькнула шальная мысль, не позвать ли в ресторан и Мясникова. Но, во-первых, он может быть в это время занят, с его-то ненормированным графиком работы. Во-вторых, чего ему, такому немолодому, делать в компании 25 и 26-летних? У нас же общих тем нет. Хотя, конечно, смешно звучит, учитывая, что я сам старше Георга Васильевича, вот только то-то у меня всё равно молодое, под него приходится подстраиваться и мыслями, и душой.

Вообще-то мне бы нашлось о чём поговорить со вторым секретарём обкома партии, учитывая мой настоящий возраст. Например, о Музее одной картины, обсуждать который мы начали ещё на пути в Пензу. Как раз после того, как я сворим криком, проснувшись, малость перепугал не только Георга Васильевича, но и Закира, от неожиданности так дёрнувшего руль, что «Волга» едва не отправилась в кювет. Пришлось даже остановиться на обочине, чтобы удостовериться, что со мной всё в порядке.

На вопрос Мясникова, что такого ужасного мне приснилось, выдал нечто общее, мол, будто какие-то вурдалака меня в болото тащат. Добавил, что, когда много тратишь энергии на исцеление, потом всегда разная муть снится. Партиец только головой покачал.

А потом я вспомнил про Музей одной картины и как бы между прочим заметил, что неплохо было бы организовать такой в Пензе, единственный в мире. И заодно обрисовал, как мысленно видел его устройство. Стены зрительного зала на двадцать-тридцать мест обтянуты серым, нейтральным сукном. Ничего лишнего, отвлекающего. Передняя стена высвечена (хороший набор осветительных средств) и на ней в ярком свечении с выявлением всех деталей (должен быть постановщик света) одна картина. Начинается сеанс. Звучит магнитофонная запись. Идет рассказ о самом художнике, потом о содержании картины, ее композиционном построении, живописных достоинствах, наиболее интересных деталях, образах и т. д. Возможен и рассказ самого художника о его замысле, записанный на пленку. Потом тихая музыка, соответствующая настроению картины.

Мясников слушал внимательно, видно было, что заинтересовался, а я всего лишь озвучил его будущий замысел. Рано или поздно он бы и так задумался над этим проектом, реализовав его в 83-м, а я вот заронил зерно на благодатную почву на несколько лет пораньше.

Мама очень волновалась, ожидая вечером 10 марта в гости Таню. С работы отпросилась пораньше, и полдня простояла у плиты, хотя что-то успела приготовить ещё накануне. Наготовила столько, что хватило бы на целый взвод. А потом ещё перед зеркалом час крутилась, примеряя то один наряд, то другой. А в итоге остановилась на том же платье, в котором ходила с нами в театр.

— Мам, ты бы заглянула в универмаг, или в ателье какое обратилась, пусть тебе пошьют парочку вечерних платьев, — сказал я, глядя на её муки выбора. — Деньги-то есть. К тому же у тебя жених вон какой солидный, ты должна выглядеть девушкой на миллион.

— Ой, Сенька, ну ты скажешь тоже, — зарделась мать. — Нашёл девушку…

— А что, выглядишь ты лет на сорок максимум, твой хирург вообще должен радоваться, что такую кралю отхватил. Кстати, как ваш роман развивается?

— Ну как, — смущённо ответила она, — развивается. В ресторан уже три раза сходили, в кино два раза…

— В гостях у него была?

— Была… Один раз.

Тут мама совершенно засмущалась, румянец залил её лицо.

— Так, сын, хватит уже про такие вещи расспрашивать, мал ещё.

Ну-ну, про себя усмехнулся я, конечно, мал, 26 лет стукнуло, некоторые в таком возрасте уже отцами становятся, и не раз. А уж если взять мой реальный возраст, то, прожив на свете 71 год, я мог бы матери такого рассказать об интимных отношениях… Хм, ну да ладно, даже в мыслях не хочу её смущать.

В общем, в семь вечера, как и договаривались, Таня позвонила в дверь нашей квартиры. Румяная, глаза горят, она с порога

— Сеня, — начала она с порога, — поздравляю тебя с Днём рождения. Пусть сбудется всё, о чём ты мечтаешь. Здоровья тебе, успехов в твоих начинаниях... Добивайся всех поставленных целей. А я буду рядом. Ты самый лучший. Люблю тебя!

После чего чмокнула меня в щёку и вручила подарок – одеколон «Айвенго». А ведь недешёвый, и так просто не достанешь. Вспомнилось, что когда-то умудрился купить себе такой, так расходовал буквально по капле.

— Спасибо, милая! — расплылся я в улыбке.Мама, стоявшая в дверях, ведущих в зал, слегка прифигела от столь витиеватого и откровенного поздравления. А заодно и умилилась, чуть слезу не пустила.

Помог Тане снять верхнюю одежду, она скинула сапожки, надела тапочки, и я проводил её за стол, где всё уже было готово к праздничным посиделкам. За столом я и сказал маме, что мы с Таней собираемся ориентировочно в сентябре пожениться.

— Ох ты ж батюшки! — ахнула она, сложив ладошки на груди. — И ты молчал?

— Что значит молчал? Вот говорю, считай, за полгода до события. Мы сами-то о свадьбе разговор завели меньше месяца назад. Ты не против?

— Да как же я буду против счастья моего сына?! И невесту себе хорошую подобрал, я Таню с 1 класса знаю. Скромненькая была девочка.

Я про себя хмыкнул. Да уж, была скромненькая, а если вспомнить, что мы с ней вытворяли у неё дома после того хоккейного матча… Ух!

— А жить где собираетесь? У нас две комнаты, в одной как раз можете себе гнёздышко свить. Можете даже большую комнату занять, а я в твою, Сеня, переберусь.

— Ещё неизвестно, куда меня после интернатуры распределят, хотя и надеюсь, что всё-таки в Пензу. В этом случае, конечно, поживём у нас. Ты не против? — спросил я у Тани.

— Да и у нас тоже можно жить, — сказала она, немного засмущавшись. — Такая же двухкомнатная. А вообще я буду жить там, где ты скажешь, ты глава семьи... Будущий.

Эти слова маме явно пришлись по душе, она посмотрела на будущую сноху с умилением.

— С этим разберёмся, — махнул я рукой. — А вообще, если, опять же, буду работать в Пензе, хотелось бы вступить в жилищный кооператив.

Тут уже обе удивлённо посмотрели на меня. Что вполне естественно, так как обе услышали о кооперативе впервые. Мама первая справилась с удивлением.

— А ведь правильная мысль, своё жильё вам так или иначе понадобится, особенно когда дети пойдут. Одного родите, глядишь – и за вторым сходить хочется. В очередь на жильё в больнице или тебе, Танюш, в школе вставать – это не дождётесь. А кооперативный дом быстро построят.

— Так это ж деньги какие, — пролепетала Таня.

— Деньги не проблема, Сеня хорошо зарабатывает, — улыбнулась мама.

— А мне казалось, что у врачей, тем более интернов, зарплата скромная.

— У врачей да, но Арсений же ещё и песни сочиняет, а за них каждый месяц получает денежные переводы.

Таня перевела на меня удивлённый взгляд, я смущённо улыбнутся. Конечно, рано или поздно она бы всё узнала, но мама всё ж таки как-то бесхитростно вывалила на мою невесту эту информацию.

— Четыре песни, которые хор профсоюзов под руководством Гришина исполняет, и две из которых звучали на концерте в Кремле, что по телевизору показывали, — объясняю я. — Так вот, исполнять их может любой, но если исполнитель за это получает деньги, вроде как ресторанный ансамбль, то определённый процент обязан отчислять автору. Так и набегает тысяча-другая.

— И это каждый месяц? — неверяще уточнила Татьяна.

— Угу, — кивнул я. — Так что насчёт кооперативной квартиры?

Мы с мамой смотрели на обалдевшую гостью, которая, похоже, в уме пыталась представить, что такое одна-две тысячи в месяц. И это я ещё занизил свои доходы. Судя по январским и февральским гонорарам, они только будут расти. Правда, пока непонятно, в какой прогрессии. В любом случае, на кооперативную двушку хватит. И на много что ещё, о чём простой советский человек может только мечтать.

Испытываю ли я по этому поводу угрызения совести? Трудный вопрос, но если и испытываю, то не очень сильно. В конце концов, я не напрашивался в это своё прошлое, а контракт с небесной канцелярией подписал за неимением других вариантов. А раз попал в прошлое – то крутить как можешь, чтобы обустроить жизнь свою и своих близких. И заимствование нескольких песен, которые неожиданно попали, что называется, в струю – побочный, но от того не менее приятный эффект.

А после, уже в десятом часу, я провожал Таню домой. И мы в её подъезде целовались, словно обезумевшие любовники, которым завтра предстояло разлучиться навеки. Я надеялся, что такая её страсть не связана с новыми вводными относительно моих доходов. Домой я пришёл с распухшими губами, но мама, наверняка это заметившая, деликатно по этому поводу ничего не сказала.

В субботу вечером мы гуляли в «Волге», куда я отправился, побрызгав на себя одеколоном «Айвенго», пахнувшего цитрусами, специями и древесиной. Ваня с Мишкой не знали, что будет ещё и Таня, я от них это держал в секрете. А уж когда я представил её как свою невесту, у обоих глаза на лоб полезли.

— В сентябре ориентировочно свадьба, будете желанными гостями, — закончил я свой жизнерадостный спич.

Естественно, оба обещали быть, а я пообещал предупредить их заранее о дате свадьбы. На сцене сегодня, как обычно, играла живая музыка, и вновь виртуозно выдавал сольные партии на гитаре Раф Губайдуллин. Подошёл лощёный официант:

— Добрый вечер! Что будем кушать и пить?

Слово «кушать» меня всегда коробило, но в этот раз я только улыбнулся. И перечислил список того, что мы выбрали из «покушать» и «попить». В итоге посидели на тридцать рублей с хвостиком, естественно, за мой счёт, хотя парни и пытались внести свою лепту. Я заявил, что с них и подарков достаточно. Тем более что они были более чем достойные. Ваня вручил мне бутылку «КС» 10-летней выдержки, а Мишка – новенький (муха не сидела, как сказал даритель), поясной ремень из настоящей крокодиловой кожи. У него отец был каким-то крутым инженером и постоянно мотался по каким-то экзотическим, строящим социализм странам, помогая проектировать разного рода гидростанции и прочие объекты народного хозяйства.

И снова я провожал Таню до её подъезда, и снова мы целовались. Как же не хватало нам сейчас собственной жилплощади! Ну ничего, даст бог, обзаведёмся двушкой. На трёшку я не замахивался, ещё неизвестно, сколько у нас будет детей, в случае чего, впоследствии можно будет разменять на трёхкомнатную с доплатой.

Татьяна, к слову, со мной согласилась, когда мы по пути обсуждали варианты жилплощади, что двухкомнатная для молодожёнов предпочтительнее, не говоря уже о материальной экономии. Всё-таки как будущая хозяйка она деньги считать умела.

Воскресенье я провёл в неге. С утра наполнил ванну горячей водой, и нежился в ней до тех пор, пока она совсем не остыла. Потом весь день читал Конан-Дойля. Восьмитомник, выведший в 1966 году в издательстве «Правда», я приобрёл в книжном магазине Сердобска, в очередной раз поразившись, как такие дефицитные издания без всякого ажиотажа продаются в глубинке. В этом собрании сочинений присутствовали, конечно, не только произведения о легендарном сыщике, но и полное собрание не менее интересных приключений находчивого, храброго и остроумного бригадира Жерара. Включена также книга «Затерянный мир» про динозавров в джунглях Южной Америки.

Так что я лежал на диване кверху пузом и перечитывал уже порядком подзабытые произведения сэра Артура. Сделал перерыв только на обед – мама снова ради меня расстаралась.

Читал о похождениях Шерлока Холмса, и невольно задумался над тем, почему Конан-Дойль не отправил своего героя и доктора Ватсона на поимку Джека-потрошителя. Ведь жил и ловил преступников великий сыщик как раз в ту эпоху, викторианскую. Наверное, потому, что Холмс – литературный персонаж, а маньяк убивал в реальности, и так и не был пойман. Произойди противостояние выдуманного сыщика и реального маньяка в книге, да ещё одолей Холмс Джека-потрошителя… К автору у некоторых читателей могли бы появиться вопросы. А вот вымышленный профессор Мориарти – то, что надо. Такой же вымышленный, что и сам Холмс.

— Мориарти – это вам не Чикатило, — машинально хмыкнул я себе под нос.

А мгновение спустя замер от мелькнувшей в голове мысли. Чикатило Андрей Романович… Это был чуть ли не единственный отечественный маньяк, о котором я знал достаточно много, благо что информации в интернете было хоть отбавляй. Начнёт убивать в Шахтах, куда переедет с семьёй в следующем году из Новошахтинска. В конце 78-го окажется задушена и изнасилована первая жертва. Причём Чикатило будет фигурировать среди подозреваемых, однако в итоге убийство повесят на какого-то бывшего уголовника, отсидевшего 10 лет как раз за совершённое им убийство и изнасилование девочки. Заставили признаться, и через несколько лет расстреляли. Чикатило, арестованный осенью 1990-го года, 10 дней упорствовал, отказываясь признаваться в убийствах, и ввиду отсутствия прямых улик его уже должны были отпустить, если бы не психиатр… Как же его фамилия… Ага, точно, Бухановский. Так вот, этот самый Бухановскаий и сумел заставить маньяка признаться в совершённых им убийствах и надругательствах над жертвами. Вот что значит профи!

До первого убийства ещё почти полтора года. И почему я должен смотреть на это сквозь пальцы? Почему вообще раньше мне не приходило в голову, что, обладая знаниями того, что случится в будущем, я ничего не предпринимаю? Ну ладно политика, там такие небожители делами ворочают, что мне до них, как до Китая в позе одного речного жителя. Но вот предупредить, пресечь на корню эти ужасные преступления… Это-то вполне в моих силах.

Жаль, что запомнился только один Чикатило. Впрочем, ещё пензенский маньяк Кулаков пришёл на память, но сейчас он совсем ещё пацан, хорошо если в первый класс пошёл. Убивать начал в 1990-м, его жертвами стали пять детей, четверо из них были зверски убиты, один выжил. Резонансное было дело, успели расстрелять за полтора года, кажется, до принятия моратория.

Остаток дня у меня не выходил из головы Чикатило. А на утро понедельника, перед тем, как проводить маму на работу, я сказал ей, что хочу на недельку съездить в Ростов-на-Дону, погостить у институтского товарища, благо тот письмом приглашал ещё месяц назад. Мама поверила, Таня тоже, когда я ей по телефону от этом сообщил, так что можно было с лёгким сердцем отправляться на поиски самого знаменитого маньяка в истории России и СССР вместе взятых.

Из пензенского аэропорта был прямой рейс до Ростова, так что с этим мне повезло. Во вторник утром самолёт оторвался от бетонной полосы и взмыл в покрытое тонкой дымкой небо, а спустя полтора часа приземлился в аэропорту Ростова-на-Дону. До самого города ещё пришлось добираться минут тридцать на автобусе. Но в столице казачьего края я надолго задерживаться не собирался, хотя пришлось переночевать в гостинице «Ростов». Удивился, что были свободные номера, наверное, ещё не сезон ехать отдыхающим на юг. С другой стороны, эти края далеко не курорт, не соседний Краснодарский край. В общем, номер достался приличный, без тараканов и прочих клопов.

С утра сдал ключи и отправился на автовокзал. Оказалось, что через Новошахтинск идёт проходящий до Гуково. Ну хоть так. Подсказали, что можно и электричкой добраться, но по времени выходило дольше, хотя станция находилась в 10 минутах ходьбы от автовокзала.

Купил билет до Новошахтинска, занял место поближе к выходу – всё-таки выходить мне раньше, чем большинству. Оказалось, что ещё в Шахтах, куда Чикатило с семьёй переберётся в следующем году, много народу выходит.

И вот наконец я на месте. Надеюсь, объект в городе. Если не изменяет память, здесь он работает мастером производственного обучения в местном ГПТУ (не думаю, что в Новошахтинске их много), но в каком году его уволили по сокращению штатов… Может, всё ещё и трудится там. Тогда точно никуда не укатит, и сейчас как раз должен находиться в этом самом училище, так как учебный день в самом разгаре.

Туда я, спросив дорогу у шедшей навстречу женщины, в которой определил местную, и направился. Очень хотелось верить, что сегодня на том же автобусе, который через Новошахтинск будет проходить в обратном направлении через четыре часа, я уеду в Ростов с чувством выполненного долга. В крайнем случае на электричке. В Новошахтинске на обратном пути в Ростов она остановится в половине седьмого вечера.

Городок мне не очень понравился. Снег уже сошёл (если он тут вообще был), и грязи вроде особенно не наблюдалось, но выглядел он каким-то неуютным и лысым, что ли… Возможно, оттого, что деревья ещё стояли голые, но и было их в Новошахтинске не так уж и много.

А вот и здание училища. Изначально был план не светиться, стоять у крыльца и ждать, когда появится Чикатило. Спутать его с кем-то другим было невозможно, фото маньяка я прекрасно помнил, к тому же читал где-то, что он был высокого роста и физически крепко сложен. А с другой стороны, вдруг он на больничном? Простою тут до конца учебного дня, а он так и не появится.

Может, представиться корреспондентом, к примеру, ростовской газеты «Комсомолец» (читал её накануне в гостинице), который пишет статью о средне-специальном образовании в регионе, и приехал сюда поглядеть, чем живёт Новошахтинское ГПТУ? Вариант в принципе неплохой, азартный, вот только мою физиономию тут все запомнят, а рисковать не хочется, пусть даже в моих планах и не значится немедленная смерть будущего маньяка. Что мне отвечать потом в милиции, если обман не прокатит? С какого такого перепугу я выдал себя за сотрудника самого популярного в области издания?

В этот момент входные двери распахнулись, и из училища выскочили трое ребят лет шестнадцати с волосами до плеч по нынешней молодёжной моде. Похоже, перемена. Они скорым шагом, на ходу что-то обсуждая, двинулись вдоль улицы, и я по какому-то наитию двинулся за ними. Оказалось, пацаны шли за пирожками, которыми на углу торговала бабка в калошах на войлочные ботинки «прощай молодость». Каждый взял по два пирожка, в комплект к которым шла серая бумажная полоска, чтобы не пачкать маслом пальцы. Запах пирожков щекотал ноздри даже на расстоянии нескольких метров, даже слюну сглотнул, хоть и понимал, что от такой еды голимый вред организму.

— Ребята, — окликнул я студентов.

Они тормознули, обернулись.

— Чего вам, дядя? — пробасил один из них, чуть выше остальных ростом.

— Вы ведь вон в том училище учитесь?

— Ну типа того, — ответил тот же парень, откусывая сразу половину пирожка. — А что?

— Да вот сестра у меня старшая тут в посёлке рядом живёт, сыну её – то бишь моему племяннику – 15 исполняется летом, в 9 класс, похоже, не проскочит, придётся в какое-нибудь ПТУ идти. К Ростову склоняются. А я мимо шёл, подумал, чего так далеко-то, в Ростов мотаться, там ещё и не факт, что комнату в общежитии дадут, а тут вон училище под боком, из посёлка и обратно на автобусе. Вы мне расскажите, как оно тут, нормально учиться?

Пацаны переглянулись, продолжая между делом хомячить пирожки.

— Не знаю, вроде нормально, — пожал плечами самый разговорчивый.

— А учителя как, не слишком придираются?

— Да не, — отозвался уже другой, — нормальные учителя. Правда…

Они переглянулись.

— Что правда? — спросил я.

Парни мялись, пряча взгляды и смущённо улыбаясь.

— Давайте я вам ещё пирожков куплю, — предложил я, чтобы как-то сдвинуть это дело с мёртвой точки.

— Давайте, — согласился самый словоохотливый. — Только мне с ливером.

— А мне с капустой и яйцом.

— И мне тоже… Не, лучше с повидлом, «тошнотиков» с капустой и яйцом я уже наелся.

Я про себя улыбнулся, у нас в Пензе такие «вокзальные» пирожки тоже «тошнотиками» называли. Однако, несмотря на непрезентабельное название, хорошо раскупали. А что, с пылу да с жару на голодный желудок хорошо заходили.

Пирожки стоили по 5 копеек, независимо от их содержимого, купил парням ещё по парочке, да и себе взял два с ливером, и два с капустой и яйцом. Сразу откусил мясного. М-м-м, вроде и обычный, дешёвый пирожок, а вкус… Не иначе бабка знает толк в домашней выпечке.

— Так что вы хотели сказать? Если что – я никому, только между нами.

Они опять замялись, но старший (как я его про себя прозвал) всё же решился:

— Да есть у нас там мастер один производственного обучения, вот он… В общем, иногда гладит пацанов по жопе.

Сказал – и густо покраснел, а его дружки смущённо гыкнули, при этом их щёки тоже заалели. Я же сказанным был ничуть не удивлён, внутренне именно чего-то подобного и ожидал.

— Ничего себе! — выразил я показное удивление. — И вы завучу или директору ничего не сказали?

— Да ну стыдно как-то… Мы и вам по секрету сказали!

— Я ж пообещал, что никому ни слова, — и даже подцепил ногтем большого пальца передний верхний зуб. — Теперь уж и не знаю, стоили ли племяннику ваше ГПТУ рекомендовать… А этот мастер, который любит мальчиков за попу щупать, он сегодня работает?

— Андрей Романович? Да, у него урок с нами через один будет.

— Понятно… Ладно, ребята, ступайте. И вас тоже попрошу о нашем разговоре никому не рассказывать.

Парни скорым шагом отправились к училищу, видно, перемена заканчивалась, а я смотрел им вслед и вспоминал мои 90-е из той, первой жизни. Лихие 90-е, как их стали называть в народе. Кто знает, возможно, в той реальности эти ребята, достигнув возраста Христа, влились в какую-нибудь бандитскую группировку, а кто-то и вовсе погиб в неравной борьбе за «светлое будущее». Интересно, в этой реальности всё пойдёт по уже накатанной колее или моё, пусть и незначительное вмешательство, сможет изменить ход истории?

Вот уж не уверен, что смогу не допустить к власти того же Горбачёва, или оказать какое-то влияние на стоявших за ним Яковлева, Шеварднадзе и прочей либеральной мрази. К таким персонам меня, простого советского гражданина, и на пушечный выстрел не подпустят. Вот если бы я и впрямь работал в кремлевской больнице, а если точнее, то в 4‑м Главном управлении при Минздраве СССР, то это было бы совсем другое дело. Но никто в эту святая святых отечественной медицины не допустит рядового интерна. Да и если я стану профессором, доктором наук – тоже вряд ли. Профессоров в СССР тысячи, а в такие больницы попадают избранные. Опять же, пока достигну высот – Перестирка будет идти вовсю, а может уже и СССР развалится. В той жизни докторскую я защитил как раз в лихие 90-е.

Конечно, есть вариант, что я откроюсь и расскажу про дар свыше, и даже может обойтись без длительного заточения в психиатрическую больницу, если я на деле докажу, что спрятанный под кожей чудодейственный браслет, никак себя тактильно не обозначающий, работает. Вот только не хочу я никому в этом признаваться, с меня хватит и легенды про восточные методики, коими я овладел если не в совершенстве, то близко к этому.

Я занял позицию через дорогу напротив училища, в подворотне, приготовившись ближайшие часа два, максимум три провести в тревожном ожидании. Спрятался так, чтобы меня из окон ГПТУ не было видно, а я видел крыльцо полностью. Не через чёрный же ход будет уходить клиент.

От нечего делать пересчитал деревья на тротуаре на противоположной стороне улицы от одного перекрёстка до другого. Получилось семнадцать. Потом почувствовал, что пирожков для моего желудка оказалось недостаточно, и отправился искать какой-нибудь магазин. Тем более что бабушка с пирожками куда-то исчезла, похоже, всё распродала и пошла новые печь. Да и мало ли у старушек забот… Это только кажется, что на пенсии делать нечего, а если человек привык всю жизнь работать, то и на заслуженном отдыхе найдёт чем заняться. Как вот эта бабуля.

Спасибо горожанам в лице женщины, тащившей за руку хнычущую девочку лет пяти, подсказала, куда надо направить свои стопы, благо что идти оказалось совсем недалеко. Прикупил «Московскую» булку и бутылку прохладного кефира. Вернулся на пункт наблюдения. Надавил большим пальцем на крышечку из фольги зелёного цвета с сегодняшней датой, откусил от посыпанной сахаром булки и запил большим глотком кефира. Лепота!

Едва закончил с импровизированным полдником, как дверь училища распахнулась… И из неё вышел только один человек. Вернее, молодой человек, студент. Тоже патлатый, выглядевший постарше тех троих, у которых я выведывал информацию о Чикатило. Ну да, вроде ещё рановато для окончания занятий, наверное, парень отпросился или ещё что… Продолжаем ждать.

Пустую бутылку я поставил на асфальт в подворотне, кто-нибудь подберёт, помоет и сдаст за 15 копеек. Ну да, на мороженое не хватит. Зато можно копейку добавить и взять буханку чёрного хлеба.

И снова я принялся топтаться на месте. Только бы не приспичило. Хорошо, если по малой нужде, можно втихаря отлить прямо здесь, пока никто не видит, тем паче, судя по потёкам на оштукатуренной стене, до меня это делали неоднократно. А если по большому? Тогда вообще неизвестно куда бежать, я тут поблизости и кустов не видел.

Однако прошло ещё минут двадцать, как двери училища распахнулись, и вот теперь точно уроки закончились. На волю хлынула толпа студентов, а я тщился разглядеть среди них знакомую по многочисленным фото в интернете личность. Вот уже и иссяк поток молодёжи, стали появляться взрослые, большинство наверняка педагоги. Ну и где наш-то?!

И тут меня будто бы разрядом тока шибануло. Вот! Точно он! Вышел практически последним. Выше меня ростом, но из-за втянутой в плечи головы кажется ниже. Чикатило поправил на носу очки, приподняв их за нижние дужки оправы, постоял на крыльце, как-то странно озираясь, затем, ещё сильнее втянув голову в плечи, быстрым шагом двинулся направо по улице. Выждав, когда он скроется за углом, я отправился следом.

Шустро чешет. Мне приходилось прикладывать определённые усилия, чтобы не отстать, держась на расстоянии где-то метров пятидесяти позади объекта наблюдения. Однако, когда Чикатило добрался до входа в сквер, через который ему, судя по всему, предстояло пройти, он притормозил возле киоска «Союзпечати», наклонился к окошку, что-то спрашивая у пожилой киоскёрши. В этот момент я уже совершал обходной маневр, а именно быстро миновал киоск, и скорым шагом пошёл вперёд, по направлению к противоположной стороне сквера, то и дело оборачиваясь. Я дошёл почти до конца практически пустынной в этот час аллеи, когда «маньяк всея Руси» наконец закончил разбираться с киоскёршей и, сунув сложенную трубочкой газету в карман плаща, двинулся в мою сторону, снова втянув голову в плечи.

Что ж, товарищ Коренев, посмотрим, какой из тебя актёр. Я не спеша двинулся навстречу Чикатило и, когда между нами оставалось метров двадцать, сначала активировал браслет, а затем замер, схватившись за левую сторону груди. Страдальчески сморщил лицо, имитируя боль, затем сфокусировал взгляд на замедлившем шаг Чикатило, который наблюдал за мной со смесью опаски и любопытства.

— Мужчина, помогите добраться до лавки, — слабым голосом попросил я его в надежде, что тот не откажет.

Он помедлил пару секунд, после чего, видимо, решив, что от него не убудет, двинулся ко мне. Конечно, со стороны для сердечника я выгляжу слишком молодо, однако болезнь жертв по возрасту не выбирает, в моей практике немало было хроников. Надеюсь, мой «приступ» не вызовет у него подозрения.

— Вам плохо? — спросил он. — Сердце?

— Да, оно, проклятое, — тяжело дыша и изображая одышку, ответил я. — Хроническая сердечная недостаточность с детства, приступ тахикардии. Посижу пару минут на лавке и, надеюсь, отпустит. Это далеко не в первый раз. Дайте вашу руку, я обопрусь.

Вот тут был самый скользкий момент, но мне повезло – Чикатило пошёл на тактильный контакт. Пальцы моей правой руки не сказать, что крепко, но надёжно вцепились в его левую руку. И мои «паутинки» моментально принялись выполнять мысленный приказ.

Их задача была проста – проникнуть в лимбическую систему головного мозга и уничтожить нервные центры, отвечающие за сексуальное поведение и сексуальное желание. Именно по причине сексуального возбуждения маньяк и приставал к детям, подросткам и молодым женщинам, а начиная с 1978 года и убивал их. Теперь же он будет вести себя как кастрированный кот – жрать и спать. То есть это я, конечно, утрирую, но сексуального влечения ни к кому уже в своей жизни он испытывать не будет.

Можно было дать задание своим паутинообразным бойцам «сжечь напалмом» семенные канатики, однако, поразмыслив на досуге, я отверг эту идею, так как история знает немало случаев, когда даже полностью кастрированный человек испытывал сексуальное влечение. Я же хотел полностью подстраховаться от всяких рисков, не оставив извращенцу даже крохотного шанса. Пусть уж будет наверняка.

И вот когда я услышу знакомый звоночек, и пойму, что дело сделано, то только тогда отпущу руку этой мрази.

Как я ни укорачивал шаг, мы всё же достигли лавочки. Я сел, а Чикатило продолжал стоять, видимо, намереваясь свалить. Но я не мог позволить ему разомкнуть контакт.

— Присядьте, пожалуйста, — попросил я его, продолжая страдальчески морщиться. — Мне как-то спокойнее, когда меня держат за руку. Потерпите ещё минутку, я не отниму у вас много времени.

Он сел, а я наконец закрыл глаза, что позволило ещё больше сосредоточиться на антиисцелении. Пожалуй, так можно было назвать то, что сейчас происходило. Ну же, сколько там ещё?!

Дзинь! Наконец-то! Я с огромным облегчением разомкнул контакт, подавив в себе желание немедленно вытереть пальцы носовым платком. Но чувствовал я себя сейчас и в самом деле не лучшим образом – сказался почти моментальный выброс большого количества энергии.

— Какая у вас горячая рука, — заметил Чикатило, разглядывая свою ладонь.

— Да, у меня во время приступов всегда температура тела повышается, — приврал я. — Кажется, стало полегче. Спасибо вам, если бы не вы – мог бы свалиться на асфальт, даже голову разбить, так как в такие моменты я не могу контролировать своё тело.

— Ну вы уж берегите себя, — участливо посоветовал «спаситель». — Такой молодой – и уже сердечник. Может, «скорую помощь» вызвать? Тут таксофон недалеко…

— Нет, нет, не стоит, я немного посижу – и всё пройдёт.

— Ну, как хотите. А мне, извините, идти нужно, дома ждут, волноваться будут, куда это я запропастился.

— Конечно, конечно, ступайте! И ещё раз большое вам человеческое спасибо!

Не знаю, уловил ли он в моих словах иронию, но в его взгляде промелькнул что-то… Что-то звериное с примесью сумасшествия, отчего у меня в груди слегка похолодело. Я через силу улыбнулся, он встал и, не оборачиваясь, двинулся прочь. Я разглядел, что из кармана его плаща торчал (наверное, свежий) номер ростовского «Комсомольца».

Выждав, когда он исчезнет из виду, я встал и, старясь держать равновесие, двинулся в противоположную сторону. Пожалуй, могу ещё и на автобус успеть, благо что миниатюрный автовокзал и железнодорожная станция находятся в шаговой доступности друг от друга.

— Стойте!

Я обернулся и у меня ёкнуло в груди. Чикатило быстрыми шагами догонял меня, лицо его было перекошено, то ли от боли, то ли от злости. Подойдя вплотную, он протянул было руки к вороту моей куртки, но в последний момент отдёрнул.

— Что ты со мной сделал?! — прорычал он, брызжа слюной.

— Что именно?

Мне даже не пришлось разыгрывать удивление. Я и впрямь был удивлён тем, как Чикатило умудрился вообще что-то почувствовать. И если он сейчас накинется на меня с кулаками, то я даже не смогу оказать ему достойного сопротивления по причине общей слабости на фоне мощного, единовременного выброса энергии.

— Ты что-то сделал с моей головой, я теперь не могу… Не могу…

Он запнулся, подбирая слова. Бессильно сжал кулаки, зажмурился.

— Мужчина, — мягко сказал я, — как я мог что-то сделать с вашей головой, если вы всего лишь помогли добраться мне до скамейки? Вы о чём?!

— Я не понимаю, не понимаю! Не понимаю, как ты это сделал, но я теперь…

Он протяжно и с надрывом застонал.

— Мне тревожно за вас, — нахмурился я. — Может быть, настала моя очередь предложить вызвать «скорую»?

— К чёрту твою «скорую»! — снова взвился он, и шедшая мимо женщина испуганно шарахнулась в сторону. — Всех вас к чёрту!

Он замер, руки бессильно свесились вдоль тела, сгорбился ещё больше, чем раньше, медленно качнул головой.

— Нет, не может быть. Не может быть…

Он повернулся и медленно побрёл прочь, сгорбленный, неуклюже переставляя ноги. Вот ей-богу, мне эту гниду на какой-то миг даже жалко стало.

Дождавшись, когда он снова скроется, я вздохнул и продолжил путь, стараясь быстрее переставлять ноги. А ну как опять на мне его перемкнёт, и он бросится за мной с подобранным по дороге прутом арматуры…

Да даже если так, о том, что сделано, я ни грамма не жалел. Пусть радуется, что я его вообще в живых оставил, а то мог бы, наверное, и раковую опухоль подселить. Такую, чтобы через неделю сгорел. Всё моя человечность.

В Ростов я всё же вернулся на автобусе из Гуково, который подъехал на автостанцию буквально спустя четверть часа после моего там появления. Там же успел купить связку вяленой рыбки, которой торговал колоритный дед с задорно торчавшей седой бородой. Почти что дед Щукарь из «Поднятой целины» в своём киновоплощении.

Билет на утренний рейс до Пензы у меня был куплен заранее, благодаря чему я получил пропуск в зал ожидания, где и провёл ночь на неудобном деревянном кресле. Досыпал в воздухе, под одуряющий запах вяленой рыбы, доносившийся из закрытого портфеля.