Вторая Отечественная

Глава 17

10 часов утра.

— Господин полковник, господин полковник! Артиллерийский налет кончился — и австрийцы пошли вперед!

Полковник Игнатов, едва ли не заваленный землей и бревнами на командном пункте полка, попавшего под удар тяжелого 150-мм «чемодана» австрийской гаубицы М.94, проломившего три наката бревен, судорожно встряхнулся, бестолково мотая головой — словно пес от воды после речки. Адъютант, поручик Тельных, в момент попадания гаубичного снаряда находившийся вне командного пункта, с легкой оторопью поймал на себе совершенно бессознательный взгляд полковника, уже подумав о том, что полк остался без командира. Но неожиданно в глазах Игнатова появилось осмысленное выражение — и, сняв с переносицы пенсне с треснувшими линзами, полковник надтреснутым, глухим голосом спросил:

— Связь с командирами батальонов есть?

Вопрос, в сущности, был вне компетенции адъютанта — он не отвечал за связь. Но, воочию увидев последствия едва ли не тринадцатичасовой артподготовки, после которой позиции полка представляли собой некий фантасмагорический лунный пейзаж, затянутый дымкой сгоревшей взрывчатки — вонь которой, к тому же, очень мешала нормально дышать — поручил был уверен: телефонная связь отсутствует. Да и уцелели ли в принципе батальонные командные пункты, располагающиеся ближе к передку?

— Никак нет, господин полковник.

— Понятно… А наши пушки… Молчат?

Поджав губы, Тельных утвердительно кивнул:

— Так точно.

После 6 часов утра обе четырехорудийные батареи полевых трехдюймовок, приданные полку, пытались вести контрбатарейную борьбу с закрытых позиций — когда к огню австрийских гаубиц подключились более легкие, но многочисленные 80-мм полевые орудия, произведенные на чешском заводе «Шкода». Порядка полутора часов храбрые артиллеристы работали по вражеским батареям, наплевав на все нормы расхода боеприпасов — инициативные комбатры осознали, что смысла экономить снаряды уже нет… И ведь нащупали же пушкари австрияков, дважды крепко грохнуло с немецкой стороны! Но поединок сей был чересчур неравен: после краткого успеха русских артиллеристов, уже их позиции накрыли гаубицы противника. Причем полковник знал об этом, принимал доклады — видно, сильно тряхнуло Игнатова…

— Потери?

— Никак нельзя уточнить, господин полковник. Но уцелевшие солдаты уже ведут стрелковый бой — так, на позициях полуроты подпоручика Самсонова слышатся ружейные залпы!

— Самсонов, Самсонов… Это тот, с Кавказского фронта переведенный… Вот что, господин поручик: выдвигайтесь на позиции пулеметных команд, соберите всех, кого возможно, но чтобы хотя бы один пулемет — действовал! А кроме того, требуется отправить подкрепление на передний край. Задача ясна?

— Так точно!

— Выполняйте… С Богом.

Последние, приглушенные слова полковника окрыленный высоким доверием поручик уже не расслышал — как же, ведь наконец-то пробил его звездный час! Хорошо учившийся и закончивший 6 классов реального училища, мещанин по происхождению Сергей Тельных, еще с юных ногтей сраженный романтикой военной службы и грезящий собственными подвигами на войне, поступил в Казанское юнкерское пехотное училище. Там, правда, пелена военной романтики несколько подспала — так, юнкер неожиданно обнаружил для себя, что будущие офицеры из числа дворян держатся отдельной кучкой и с явным превосходством общаются с сослуживцами, порой довольно болезненно задевая их честь и достоинство. При этом сам юнкер решился жить не по «традициям», что иначе называлось «цук», а по уставу, что казалось ему единственным верным. Позже, осознав, что через «цук» проходят практически все будущие офицеры, и что этим даже гордятся, словно бы вступлением в элитный мужской клуб (не принимающий инакомыслящих!), Сергей не раз в душе жалел о своем выборе — но сделанного не воротишь… Тем более, что «традиционные» отношение между юнкерами вызывали у него болезненную неприязнь, ему крайне претило безнаказанное унижение младших старшими. Впрочем, увы, и сам «уставник» благодаря своей фамилии не смог избежать подковырок и издевок сослуживцев.

Собственно, не иначе как «телком» его никто и не называл…

Сергею казалось, что определить его по окончанию училища в запасную часть, подготавливающую очередное пополнение солдат с началом столь славной войны с Германией и Австро-Венгрией, войны, начавшейся из-за благородного желания помочь братьям-сербам и святой миссии по защите собственной земли — есть крайняя несправедливость, наказание! Если бы он только знал, сколько его сослуживцев сгинуло в первых же боях на неродной польской земле, в Карпатах или Мазурских болотах… Но подпоручик Тельных этого не знал — и со всей возможной упрямостью и упертостью рвался на фронт. Наконец, он добился своей цели, его произвели в очередное звание — и вскоре поручик Тельных попал на фронт.

Юго-Западный фронт.

Но вновь неудача! Все встречные весенние бои шли южнее, в Карпатах, также русские войска добивали гарнизон превращенного в первоклассную крепость Перемышля… А здесь, под Горлицей — здесь второстепенное направление, кое-как вырытые окопы, закисающие без настоящего дела солдаты и офицеры, тоскливо ожидающие нового наступления… И даже здесь Сергей получил назначение не в действующую роту, где молодой офицер мог, наконец-то, отличиться — нет же! Поручик Тельных, если можно так выразиться, все-таки попал на «цук» — только официальный, став адъютантом при полковом командире.

Погрязший в собственных мечтах о доблести и славных подвигах, Сергей Тельных так и не понял, что тоска офицеров связана, прежде всего, с большими потерями и тяжестью боев, чье окончание многим виделось еще в прошлом году. Что успевшие хлебнуть фронтового лиха солдаты, в большинстве своем даже не понимающие, что они действительно защищают Родину — да только не на своей земле, на вражьей! — своим сермяжным крестьянским умом все же осознают то, что не смогли осознать в высоких штабах генералы: враг копит силы на их участке.

Враг собирается ударить — и ударить всерьез…

Ни о чем этом поручик Тельных не задумывался и теперь, когда целеустремленно бежал, окрыленный, на разбитые австрийской артиллерией позиции пулеметчиков. Он уже видел в своих грезах, как сам встает к единственному уцелевшему пулемету «максим», как единственный выживший раненый подносчик подает ленту — и как огонь всего одного станкача останавливает австрийскую атаку, прижимая цепи врага к земле… Он уже видел, как сам командующий фронтом награждает его «Георгием» 4-й степени — хотя нет, лучше! Пусть это будет золотое Георгиевской оружие с надписью «За храбрость»!

Сергей так спешил, стараясь не смотреть по сторонам, стараясь не видеть искореженные, изувеченные тела солдат, чья смерть оказалась столь безобразной и беспощадной — что не сразу обратил внимание на резкий, единичный свист. И только когда где-то в отдалении негромко бахнуло, а свист над головой стал сплошным, поручик осознал, что приблизившись к позициям полка, австрийцы открыли минометный обстрел. Оружие, изобретенное русским капитаном Гобято (впрочем, изначальная идея принадлежала мичману Власьеву) и испытанное им еще в ходе героической обороны Порт-Артура, ударило по русским же в доработанной немцами версии 91,5-мм траншейного миномета Lanz и австрийского 90-мм миномета М.14…

Не успевший вовремя упасть на землю — да собственно, он и не собирался залегать! — поручик Тельных так и не понял, что уже не бежит, а распластался на дне полузаваленной траншеи. Он успел почуять сильный толчок в спину — но не испытал боли: массивный осколок взорвавшейся позади мины перебил что-то в позвоночнике молодого человека. По сути даже, так и не оперившегося еще юноши…

Но до самого последнего мига своей жизни Сергею казалось, что он еще бежит, бежит вперед — а следом за ним поднимаются в атаку уцелевшие солдаты.

…— Мины! Ложись!!!

Свист немецких «огурцов», видимо, въевшийся в мое подсознание еще за время эпопеи в «Великой Отечественной», заставил сработать на рефлексах — и бешено закричав, я тут же вжался в «лисью норку». Такую, знаете, выемку во внешней стенке окопа ровно на одного человека, позволяющую забиться в нее и избежать осколков даже в траншее. Ибо последние, как правило, летят вдоль хода сообщения…

И надо же мне было попросить перевода на Западный фронт, а?!

Нет, изначальная мотивация казалось мне более, чем «разумной» — не видя возможности не только вызвать игровой интерфейс, но даже и просто дозваться до виртуального помощника, я решил пойти ва-банк: раз виртуальная реальность была сырой и недоработанной (по факту мы должны были тестить только Гольдапп-Гумбиненское сражение), то я написал прошение на перевод в воюющие с австрийцами части Юго-Западного фронта. Причина? Причина простая — на момент моего погружения Галицкая операция была лишь в планах разработчиков. В дальних планах! И если бы мое ходатайство удовлетворили, то в конечной точке «маршрута» я должен был выйти за пределы игрового пространства, где так или иначе появилась бы возможность покинуть виртуальную реальность.

Ни фига.

Карпаты, точнее Западные Карпаты. Край максимально живописный — тем более весна, май… Воздух, пронизанный ароматом луговых трав и цветов, густой сосновый лес, покрывающий сопки (конкретно наши позиции примыкают к высоте 507) — и горная гряда за спиной, до самого горизонта, издалека словно бы покрытая сиреневой дымкой… С кормежкой простых солдат дела обстояли неважнецки — интенданты воруют, во все времена воруют, выродки! Но жалование офицерам, да и солдатам выплачивается — так что по моей инициативе скинувшись в общий котел, мы покупали у местных селян и картоху, и поросят. Кроме того, офицерам перепало также и домашней колбасы, и легкого, домашнего вина с исключительно фруктовым вкусом и лишь легким градусом алкоголя… Были бы селяне к нам поближе, можно было бы устроить и танцы по вечерам — благо что живут здесь не только поляки, относящиеся к русским с изрядной долей предубежденности, но и православные русины.

Последние являются потомками жителей древнего Галицко-Волынского княжества, окончательно павшего в самом конце четырнадцатого столетия — и, несмотря на века существования под польской и литовской, а затем и австрийской властью, русины сохранили самоидентичность, веру, традиции, культуру… Когда русские войска императора Николая I шли через Карпаты подавлять венгерское восстание, русины неожиданно для себя открыли, что их внешность, язык и культура наиболее близка к русским — что и стало причиной всплеска национального самосознания. И в тоже время результатом его стали гонения австрийских властей — вначале административные, то есть закрытие русинских газет, введение в школах только украинского письма, передача руководящих должностей в культурной, научной, общественной сферой украинцам. Каким таким украинцам? А униатам, проживающим в Карпатах под властью австрийских Габсбургов века так с восемнадцатого, до того бывших под давящей польской пятой с шестнадцатого столетия — и на этих самых владык ориентирующихся. Причем официально они стали украинцами только в 1890 году, когда на сейме в Галиции местные депутаты заявили, что ничего общего с русскими не имеют, а являются украинцами… Подобные «украинофильские» идеи были выгодны прежде всего, австрийской администрации — ибо они противопоставляли их русофильским идеям русин, ориентирующихся на царскую Россию.

Но если до 1914 года давления на русин были по большей части административными, то после перешли уже в открытые гонения, включая расстрелы, выдачу на расправу местным украинским «националистам», которых называют мазепинцами, ссылки в первые в Европе концлагеря — Талергоф и Терезин… Местные русины поддерживали нас — и очень боялись австрийского наступления.

А что же им делать теперь, когда оно началось?!