Меня колотит озноб, но не потому, что на улице прохладно. Осень в этом году тёплая, надо отдать должное, будто второе лето. Терпеть не могу ругаться и выяснять отношения, это не про меня. Потому что не желаю отвечать агрессией на агрессию.
— Что тебе нужно? — задаю спокойно вопрос, только внутри будто кто-то ухватился за внутренности и трясёт. Это не страх, а ощущение неопределённости, потому что эта женщина выбивает почву из-под ног.
— Встретиться!
— Я не встречаюсь с любовницами мужа.
— Этот рубеж давно пройден. Я — жена.
— С каких пор в России двоежёнство? — поражаюсь её наглости.
— У нас общий ребёнок.
— Вышлю открытку.
— Макса хотели убить! — говорит каким-то замогильным голосом, перескакивая на другую тему.
— Не понимаю, как я могу с этим помочь? Кажется, у тебя больше сведений по этому поводу, так что удачи.
Намерена отключить телефон, но она говорит.
— Ты же понимаешь, что мы тоже под угрозой?
— Мы? — хмыкаю, удивляясь её назойливости и высокомерию. — Какое мне дело до тебя и твоего ребёнка?
— Я о нас с тобой! — не отстаёт, и я вспоминаю её лицо. Красивое. Но ненавистное, потому что за внешностью скрывается отвратительный человек. Даже не могу представить, чтобы была способна поступить так же.
— О нас?! — удивлённо выдыхаю в трубку. — Я с тобой никак не связана!
— Макс перешёл дорогу, кому-то серьёзному. Мне звонили и…
— Ну так выясни, спаси. Не знаю, чего ты хочешь от меня.
Теряю терпение. Ей звонили? По какому вопросу? Только интересоваться не хочу. Каждый сам по себе.
Могу кричать в трубку, какая она тварь, могу проклинать. Только никогда не позволю себе. Это всё есть гипотетически, а я останусь человеком, с гордо поднятой головой.
— Ты мне казалась адекватной.
Теряю дар речи, переваривая её слова. Я казалась ей нормальной, будто она меня знает.
— Ты не помнишь, да? — звучит, как упрёк. — Но мы виделись.
Чувствую себя полной дурой, которая совершенно ничего не знает. Оказывается, мы виделись, но её лицо мне совершенно ничего не напомнило.
— Я приезжала пару лет назад, когда на Лыжникова открывали филиал. Ты ещё там что-то шаманила.
Ну да, было такое. Решила оформить несколько стендов, Макс просил. Говорил, что прилетает жена какого-то знакомого, надо встретить.
Окатывает холодным потом, потому что только сейчас понимаю, что он не просто прятал её за моей спиной, она в открытую пришла на чёртову презентацию. Стояла рядом с ним, улыбаясь, и что-то шептала на ухо, пока я носилась, как угорелая, потому что там что-то отклеилось. Кажется, я даже подарила шарик её дочке. ИХ дочке.
Подкатывает тошнота, и становится дурно.
Я улыбалась любовнице, рядом с которой стоял ребёнок, даже не догадываясь, что это она. Кажется, она была рыжей, но утверждать не берусь. В тот момент женщина для меня как серая масса, которая забудется. Я слишком доверяла своему мужу. Только, если нет доверия, для чего такая семья?
Перехватывает горло от ощущения того, что они смеялись за моей спиной, что я ничего не вижу. Прилетала… Наверное, не один раз.
Опять стискивает грудь, но продышусь, ничего. Такое тоже бывает, не всегда заканчивается удушьем. Бежать без оглядки, как можно дальше. Мне не нужны подробности, от них лишь больнее.
Хочется бросить трубку, чтобы не слышать её больше никогда. Только это слабость, отсутствие доводов. Я не импульсивный человек, а рациональный.
— Что сделать, чтобы ты исчезла из моей жизни? — интересуюсь.
Не стану сражаться за того, кто этого не заслуживает этого. Ни один мужчина не достоин, если втаптывает в грязь святое имя семьи. Для меня это всегда было чем-то сокровенным, потому что, смотря на родителей, которые почти не ссорились, я понимала истинную ценность домашнего очага. Но хранить его должны двое.
— Хочешь мужа — он твой, — добавляю. — Вы друг друга стоите.
— Всегда был моим! — заявляет с апломбом. — И ты не будешь мстить?!
— Мстить? — переспрашиваю, хмыкая. — Грязи не мстят, её просто счищают с сапога, чтобы идти дальше.
Наконец, нажимаю отбой, зарываясь лицом в ладони. Последнее слово сказано. Как же гадко. Как невыносимо больно, когда предаёт тот, кого ты считаешь самым близким и дорогим человеком.
— Мам, — появляется в дверях Кир, и мне приходится натянуть подобающую маску. Дети не должны этого видеть. Но он чувствует, как я в нём нуждаюсь. Подходит и садится рядом, обнимая. И я ощущаю его негласную поддержку и желание быть сильной.