Джуди протискивался сквозь толпу перепуганных жителей и кричащих полицейских подальше от места катастрофы. Он бы с радостью поймал такси, но их нигде не было. Мимо с гудением проносились машины спасательных служб, которые спешили по улицам города к очередному „стойлу“, из которых лошадь уже давным-давно сбежала.
Токсины неслись прочь от площади куда быстрее Джуди. Всего за несколько минут они с шипением расползлись по плитам, пролившись в водостоки и проникнув в систему водоснабжения. Как выяснилось позднее, в этом кошмаре все-таки был один положительный момент: ядовитая жидкость уничтожила чудовищную, неизвестно что символизировавшую мозаику, покрывавшую площадь. И, что интересно, прилипшая к мозаике жевательная резинка не пострадала, ведь никакая химия во вселенной не в состоянии уничтожить жвачку, которую какой-нибудь антисоциальный ублюдок решил бросить на землю.
Пока пылающая адская смесь лилась в водосток, одетые в биокостюмы ученые из „Природы“, обращались с места событий к СМИ.
— Вся водопроводная вода в Бельгии очень скоро станет непригодной для питья, — заявил главный представитель „Природы“ окружавшим его камерам.
— Минуточку, минуточку, все не так уж серьезно, — запротестовал какой-то мелкий министр, посланный сюда для того, чтобы оценить масштаб катастрофы, и одетый в биозащитный костюм размером с автобус. — Давайте только без паники, ладно? Дело не в том, что вода будет непригодна для питья, ее можно будет пить, разумеется, можно… И если у вас сильный организм, а в истории болезни нет заболеваний печени, и при условии, что вы засунете себе два пальца в рот сразу же после того, как глотнете этой воды, то отделаетесь лишь легким или, может быть, сильным поносом. Видите? Выражение „непригодная для питья“ вовсе не подходит для описания данной ситуации, и панические обобщения, которые так нравятся моим радикальным друзьям, нам нисколько не помогут.
— Все реки и ручьи, текущие из Бельгии, должны быть перегорожены плотинами на границах, — настаивал представитель „Природы“. — Также следует эвакуировать младенцев и пожилых людей. Атмосфера для них и для людей, страдающих легочными заболеваниями, будет смертельна по крайней мере месяц.
— Минуточку, минуточку, — сказал министр. — Давайте четко разберемся с терминами. Бросаться такими словами, как „смертельный“, совершенно не стоит. Что именно мы имеем в виду, используя термин „смертельный“? Как вы думаете? Если мои друзья-паникеры хотят сказать, что воздух в этом районе убьет младенцев и старушек, то да, возможно, для данного высказывания есть определенные предпосылки, но трупы считать еще рановато, верно? А что касается закрытия границ Бельгии, то я хотел бы напомнить моему собеседнику, что именно его друзья-террористы слили эту чертову хрень в Брюсселе.
— Возможно, министр бы предпочел, чтобы катастрофа случилась в Лилле? Или в Остенде? Или, может быть, в Ла-Манше?
Разумеется, министр, проживавший в Брюсселе, именно это и предпочел бы, но вслух ничего такого не сказал.
— Произошел разлом цистерны. Мы предупреждали об этом долгие годы. Не случись катастрофа сейчас, она случилась бы во время следующей перевозки или чуть позже. Жители Европы должны быть благодарны активистам группы „Мать Земля“, доставившим этот смертельный груз прямо под нос правительству. Теперь те, чья жадность, лень или эгоистичное спокойствие привели к этой ужасной аварии, вынуждены лицом к лицу столкнуться с результатами своего бездействия.
— Ну, все же понимают, что это совершеннейшая чушь, — сказал министр, — я могу это предельно четко обосновать в семнадцати простых пунктах. Позвольте начать со второго пункта, потому что он отчасти связан с первым, а отчасти — с третьим. Разумеется, когда придет время, я обращусь и к первому пункту, а уже затем перейду ко всем последующим.
Министр отлично справлялся с оценкой масштабов катастрофы. Он не успел изложить и половины своих пунктов, когда камеры выключились и все, в том числе и представитель „Природы“, махнули на него рукой и отправились выпить.
Запыхавшись, Джуди с большим трудом добежал до пересечения четырех маленьких улочек (асимметричные ноги Джуди вовсе не были предназначены для такого рода деятельности), где на крошечной площади находилось маленькое кафе.
Разумеется, оказалось, что вода в бутылках распродана, так что Джуди пришлось довольствоваться горячим шоколадом со взбитыми сливками, теплым коньяком и огромной двойной шоколадной булочкой. Прижимая носовой платок к лицу, он сидел и пытался собраться с мыслями, разбежавшимися чересчур далеко. Оценив свое положение, он признал его довольно безрадостным. Джуди подумал, что перекресток, на котором располагалось кафе, может являться своего рода метафорой его жизни, также находящейся на распутье. К сожалению, на его перекрестке все дороги вели в тупик. Рассматривая их со всевозможных сторон — а Джуди перепробовал все варианты, даже забравшись для этого на стол в углу зала, — он осознал, что попал в переплет. Причем в конкретный переплет.
На что решиться? Вернуться назад? Это нелегко, его старые коллеги в ФБР определенно считали его предателем и перебежчиком, и винить их за это нельзя. В конце концов, Джуди поспособствовал побегу подозреваемой террористки, освободил ее из рук полицейских, покрыв все Бюро позором. С учетом этого обстоятельства дорога обратно выглядела ухабистой. Джуди обдумал другой вариант.
Может быть, стоит пойти вперед? Ни одной стоящей мысли о нужном направлении не было. Его новые коллеги в группе „Мать Земля“ тоже считают его предателем и перебежчиком. И снова их едва ли можно за это винить. В конце концов, он не только попытался арестовать их куратора, он заклеймил их как аморальных циников, по сравнению с которыми Макиавелли — просто Джули Эндрюс.[5]
Как же, черт побери, он попал в такой переплет? Как ему удалось настроить абсолютно всех против себя и не достичь абсолютно ничего?
Джуди снова прокрутил в голове всю цепочку подозрений и выводов, которые привели его к нынешнему удручающему состоянию. Он сжег за собой мосты в ФБР, так как полагал, что у него достаточно косвенных доказательств для вывода, что группа „Мать Земля“ — это агенты-провокаторы. Никто в Бюро не принял его всерьез, поэтому ему пришлось действовать самостоятельно. Он успешно внедрился в отряд и безошибочно предсказал, что во время их следующей миссии произойдет крупная экологическая катастрофа.
Но потом, увы, его теория потерпела крах. Розали была невиновна, в этом он был уверен. Его обвинения искренне поразили ее. К тому же в момент катастрофы и она, и члены ее отряда были уже далеко. Что же произошло? Могли ли они совершить диверсию еще до вмешательства Джуди? Это невозможно, водителей вышвырнули на магистраль всего за пару часов до того, как Джуди вынудил Розали отдать приказ о прекращении операции. Может быть, в операции участвовал еще один отряд, о котором он ничего не знал? Возможно, хотя Джуди не видел никаких признаков его присутствия… Не вмешайся он в ход операции, отряд Розали совершил бы диверсию самостоятельно. Но он вмешался, и они ничего не сделали.
Была ли это действительно диверсия? Возможно ли, что повреждение цистерны — это просто совпадение, случайность? Нет, Джуди в это не верил. Он приехал в Европу, предсказывая именно то, что произошло. Все его подозрения оправдались, последовательность действий была точно такой же, как и раньше, он просто ошибся насчет преступников.
Но кто-то все же устроил диверсию, и, поскольку Джуди больше не верил, что виной всему отряд Розали, это означало, что некто испортил автоцистерну еще до того, как ее захватили. Что происходит? Джуди не понимал, но подсказка была у него под носом.
В углу бара висел телевизор. Взгляд Джуди, естественно, остановился на нем, на секунду напомнив о его звездном часе, успехе в похищении Розали из лап Гарды. Отличный номер, но чего ради? Все впустую. Он безвозвратно потерял завоеванное доверие и ни на шаг не приблизился к истине.
Телевизор был настроен на один из каналов Толстоу. Показывали международное „мыло“, то есть один из выходящих в Лос-Анджелесе на английском языке сериалов, которые тут же дублируются на сотни языков посредством компьютерного переводчика с речевым сенсором. Компьютер „слышит“, что говорит американский актер, а затем, используя языковую базу данных с огромным набором слов и стандартных фраз, начитанных актерами из других стран, синтезирует перевод диалогов. Как только актер загружает свой голос в базу, он может дублировать шоу постоянно, даже не присутствуя при озвучивании, а порой и вовсе с того света. Таким образом, все народы мира могут смотреть один и тот же сериал в одно и то же время, а также одинаковые новости и одинаковые чат-шоу. Все слышат и видят одно и то же. Даже французам пришлось отказаться от попыток защитить свою культурную независимость. Возбуждать дела против невероятного количества телеканалов по всему миру было бессмысленно.
Уже скоро миллиарды жителей, носители сотен различных языков, найдут ключ к разгадке. Подобное случалось множество раз. Кто-то должен догадаться. Этим человеком станет Джуди, которому уже скоро предстоит совершить очень серьезное открытие, хотя оно будет не таким серьезным, как его последствия.
Джуди лениво начал считать рекламные ролики, показанные в сериале. Безалкогольные напитки, дизайнерская одежда, автомобили. За некоторые заплатили заказчики со стороны, остальные же были созданы компаниями, принадлежащими Толстоу и его компаньонам. Термин „конфликт интересов“ уже давно перешел в разряд непонятных мест в истории юриспруденции. Сам Пластик Толстоу сказал во время недавних серьезных судебных баталий за предотвращение инсайдерской торговли: „Эй! Если вас волнует конфликт интересов, позвольте мне скупить все, и конфликт исчезнет“.
В наши дни реклама товара сама по себе является формой искусства. Существуют ежегодные премии для режиссеров, которым удалось лучше других прорекламировать в сериале товары своих клиентов. Схема работы здесь уже настолько отработана, что ничего не стоит сделать и антирекламу с помощью повсеместно используемого приема…
— Ты видел, что каждый раз, когда Маньяк убивает девушку горлышком от бутылки, я беру бутылку пепси? — хвастается гордый молодой режиссер „Маньяка-23“. — А копы пьют только кока-колу.
— Нет, я этого не заметил, — отвечает его Друг.
— Вот именно! — торжествующе восклицает гордый молодой режиссер. — Ты не видел этого, но это так, и поверь мне, для твоего подсознания пепси уже не настолько привлекательна.
Джуди отметил, что один из персонажей международного „мыла“ одет в футболку с надписью „Клаустрофоб“. Компания „Клаустрофоб“, занимающаяся производством одежды, была открыта Толстоу для эксплуатации типичного среди молодых людей циничного юмора по поводу того, что они потенциально являются последним поколением на Земле. Джинсы и футболки с глумливыми слоганами „Лучше живая крыса, чем мертвый лицемерный ублюдок“ и „Призывы „зеленых“ не спасут тебя от смерти, просто жить станет грустнее“ активно раскупались.
„Природа“ очень болезненно реагировала на такие надписи, потому что все ее попытки обратиться к подросткам с призывом подумать о приближающейся гибели планеты натыкались на ответ типа „Ну и хер с ней!“. Этот лозунг можно было увидеть на одном из самых популярных товаров компании „Клаустрофоб“ — рубашке с изображением уродливой мертвой планеты и идущей под ним незатейливой фразой: „Ну и хер с ней!“.
Одежда производства Толстоу в шоу компании Толстоу. У Джуди было смутное подозрение, что такое наглое продвижение собственной продукции незаконно. Однако подобные рассуждения носили чисто академический характер, потому что единственным законным средством против этого явления было бы уничтожение спутников, через которые ведется трансляция…
Мысли Джуди блуждали очень далеко. Он знал, что должен сосредоточиться и спланировать свой следующий шаг, но телевизор продолжал оказывать на него свое завораживающее воздействие. Началась рекламная пауза, прерывающая программы в это время дня каждые девяносто секунд. Первым пошел ролик, рекламирующий ту самую одежду, о которой только что думал Джуди.
— Они просто обнаглели, — пробормотал Джуди, глядя на европейских подростков, скачущих на экране в футболках и шляпах компании „Клаустрофоб“. — Этому ублюдку Толстоу везде нужно успеть. Реклама — это же просто продолжение программы. Контролируй информацию, контролируй рекламу — и продавай все, что хочешь.
Пока Джуди развивал про себя эту мысль, начался выпуск новостей. Утечка токсических веществ в столице Европы, разумеется, была первым сюжетом, и Джуди беспомощно наблюдал за репортажем в нелепой надежде понять, что явилось причиной катастрофы. Подсказки не оказалось. После новостей последовала еще одна рекламная пауза, и вдруг, глядя на экран, Джуди внезапно все понял. Его осенило.
Теперь Джуди знал, какую дорожку ему выбрать. Он допил коньяк, доел булочку и отправился мириться с ФБР.
Возвращение его не радовало. Он не выходил на связь с Бюро с момента похищения Розали в аэропорту Дублина и избегал любых контактов, резонно полагая, что, обнаружив его местонахождение, коллеги из Бюро тут же арестуют его. Однако Джуди был совершенно уверен, что наконец-то понял суть происходящего, и для подтверждения своей теории ему нужны были ресурсы Бюро.
До того как предстать перед бывшим боссом, Джуди предпринял ряд неприятных, но необходимых шагов. Он выкинул все свои документы в канализацию, количество отравы в которой полностью исключало возможность того, что документы когда-либо снова увидят свет. Затем немного повалялся в сточной канаве, чтобы придать себе соответствующий вид, и завершил приготовления, выбрав самого крутого на вид парня в самом крутом на вид баре и выплеснув ему в лицо кружку пива.
Через десять минут после этого Джуди выполз на улицу с подбитым глазом и сломанным носом и вскоре был подобран полицией.
— Я агент ФБР, я только что сбежал от террористов. Мне необходимо встретиться с американским консулом.
Таким образом Джуди возвратился в Америку, где его посадили под арест и потребовали объяснений.
Дела у Джуди обстояли не лучшим образом.
— Ты что, всерьез пытаешься утверждать, — ревел Коготь, — что эта женщина утащила тебя на багажную ленту, стащила с нее, провела через огромную толпу пассажиров, солдат и полицейских, и ты не смог ее остановить!
— Именно так, сэр, — сказал Джуди, еле шевеля распухшими и разбитыми губами.
— Нет, Шварц, — настойчиво продолжил Коготь, — это не так. Я тебе не верю, даже ты не смог бы так блестяще провалить задание. Я уверен, что ты помог этой девке по личным мотивам.
— Мотивы, сэр? И какие же мотивы могли заставить меня помочь террористке?
Коготь швырнул на свой стол фотографии Розали.
— Бледная кожа! Зеленые глаза! Маленькие классные сиськи и кругленькая задница! Это тебе не мотивы? Ты захотел трахнуть ее, так, Шварц?
— Сэр, я…
— Не спорь со мной! Ты понял, что у тебя есть единственный шанс трахнуть действительно стоящую телку, и ты им воспользовался. Посмотри на себя! Ты просто урод. Безобразный недомерок, чучело мелкорослое. Разве это жизнь? И вдруг тебя приковывают наручниками к классной девушке. И я уверен, что она тебя поощряла, верно? Раздвигала ножки и всячески заманивала? Разумеется, так все и было. Она видела, что рядом с ней убогий кусок дерьма. Ты дал слабину, верно, Шварц? Ты пошел за своим маленьким гадким членом, и он привел тебя прямо в клетку. Ну и что ты теперь скажешь?
— Я голубой, сэр.
— Ничего себе! Так я и думал… — Коготь на секунду замолчал, переваривая услышанное. — Повтори?
— Я голубой, сэр, более того, я двенадцать лет живу в законном браке со своим мужем. Мы поженились в Сан-Франциско. Эта информация есть в моем досье, сэр.
Коготь яростно защелкал кнопками клавиатуры и, к своему ужасу, обнаружил, что Джуди говорит правду.
— Я не знал, что вас принимают в Бюро.
— Сэр, уже шестьдесят лет ФБР, согласно закону, обязано принимать на работу определенное число гомосексуалистов.
— А-а… если честно, я об этом не слышал.
— К тому же Гувер был голубым, сэр.
— Ты врешь, твою мать!
Коготь был в шоке. Он думал, что в деле Джуди все понятно, а теперь оказалось, что придется искать другие ответы. Вообще-то он терпеть не мог думать, а уж обдумывать что-то по второму разу… Когтю, равно как и другим коллегам Джуди, никогда в голову не приходило, что Джуди голубой. На работе он никогда не говорил о своей личной жизни, так что окружающие полагали, что он вполне гетеросексуален. Некоторые коллеги называли его „педиком“ просто в качестве издевки, а не потому, что глубоко разбирались в сексуальных предпочтениях окружающих.
Джуди воспользовался минутным замешательством Когтя, чтобы вывести разговор на свою версию случившегося.
— Мисс Коннолли удалось завладеть моим пистолетом, сэр. Она угрожала пристрелить и меня, и вообще любого, кто встанет у нее на пути. Мы были в битком набитом зале аэропорта, сэр, я решил, что будет лучше уступить ее требованиям. — Джуди очень надеялся, что до Когтя не дошли сообщения о выкриках Джуди насчет его принадлежности к элитной церкви Христа Остриженого. Молчание Когтя говорило о том, что слухи не дошли, и Джуди счел возможным продолжить рассказ. — У нее были свои люди в аэропорту, и с того самого дня я являлся пленником группы „Мать Земля“. Они держали меня при себе в надежде, что смогут узнать от меня что-нибудь об отношении к ним ФБР. — Джуди на секунду остановился, а затем добавил с небрежным стоицизмом: — Как вы видите, сэр, их методы убеждения были не самыми мягкими.
Коготь посмотрел на раны Джуди. Они выглядели очень впечатляюще.
— Что ты им рассказал? — спросил Коготь. Джуди попытался изобразить на лице обиду.
— Я федеральный агент, сэр. Я им ничего не рассказал ни о нашем отношении к ним, ни вообще о нас. Они ни слова из меня не вытянули.
Джуди удалось выйти сухим из воды. У Когтя не было доказательств должностного преступления. К тому же, добровольное возвращение Джуди не состыковывалось с теорией о его предательстве. Бюро пришлось признать, что он действительно был похищен во время исполнения служебных обязанностей и что, к своему ужасу, они должны выдать ему „Пурпурное сердце“ за полученные ранения. Однако в бумаге о представлении к награде руководство указало, что он покрыл позором всю организацию, так как был захвачен невооруженной женщиной, имея поддержку двух полицейских. Джуди, который никогда не пользовался популярностью среди коллег, стал теперь просто черной овцой в стаде. Он больше не ел в столовой, не пользовался туалетами и запирался в любом кабинете, в котором работал.
Джуди было некогда унывать по поводу своего изгойства. Ему всегда было наплевать на мнение большинства. Холодный, неясный след, по которому он так долго шел, начал чуть-чуть теплеть. Джуди поставил перед собой задачу выяснить, какие рекламные ролики шли в программах новостей за последние двадцать или тридцать лет. Он хотел знать, какие рекламировались товары, когда новостью номер один была экологическая катастрофа. День за днем он перепахивал отчеты телерадиокомпаний, служб охраны авторских прав и, разумеется, самого ФБР, которое отслеживало все СМИ.
— Звучит просто захватывающе, — сказал Роджер, супруг Джуди, на следующий вечер после его возвращения, прикладывая к распухшим глазам Джуди салфетки с противоотечным лосьоном. — Работа тайного агента просто невероятно интересна.
— Я правда не могу рассказать тебе суть дела, Роджер, — извинился Джуди.
— Не можешь рассказать мне о рекламных роликах, которые показали за последние тридцать лет? Да я теперь глаз не сомкну!