Глава 17. Призрак из прошлого

Человек в клетчатой рубашке и черных брюках вышел из автобуса на станции Академгородка и внимательно огляделся по сторонам. Его цепкий колючий взгляд внимательно изучал окружающую обстановку. Прошло пять лет с тех пор, как он бежал ночью из этого города бросив все. Эти два идиота мордоворота Копыловы изгадили такое дело. Он унесся воспоминаниями в прошлое пятилетней давности…

АКАДЕМГОРОДОК. 1962 ГОД

Стояло жаркое лето. Владлен Трофимов лежал на своей кровати и думал о будущем. Представлялось оно совершенно безрадостным. Нет-нет, его не угораздило родиться в семье убогих, пахнувших навозом, колхозников или работяг-алкоголиков, которых он искренне презирал и ненавидел, как и всю советскую власть в целом. Нет. Семья достойная. Вот только радоваться этому обстоятельству ему как-то не пришлось. Возможно, вариант с колхозниками, в его случае, подошел бы даже лучше. Его родители занимали не последнее место в советской властной иерархии. Отец работал секретарем райкома одного из районов Академгородка, а мама преподавала марксизм-ленинизм в местном институте. С виду, образцовая семья советских интеллигентов. Преданных делу КПСС и Советскому правительству. Они и сына назвали Владлен — в честь Владимира Ленина. Но это только с виду…

А вот вечерами, когда дома никого не было, они вели между собой совсем другие разговоры. Им и в голову не приходило, что маленький, любознательный не по годам, мальчишка подслушивал и впитывал, словно губка, каждую их беседу и вникал во все разговоры без исключения. А они были для него о-очень интересными и познавательными. Оказалось, что бабушки и дедушки по обеим родословным линиям, которых, со слов его родителей, не стало во время войны, в боях с фашистами, погибли несколько раньше и при совершенно иных обстоятельствах.

Владлен узнал, что его предки были видными большевиками, которые принимали самое непосредственное участие в Революции. Со стороны отца они работали в ЧК, а потом в НКВД. А со стороны матери в Министерстве финансов и торговли. Родители с тоской вспоминали о том, как они хорошо тогда жили, в центре Москвы, в новом доме в окружении важных чиновников, чекистов и военных. Дом — полная чаша. В нем часто устраивались приемы, во время которых старые большевики вспоминали, как они рубили белую сволочь во время Гражданской войны, как раскулачивали буржуев и прочих царских прислужников, и говорили, что теперь настало их время!

Его родители ходили в особую школу партсовноменклатуры, где они не пересекались с детьми остальных жителей страны, которых их родители искренне презирали и над которыми откровенно насмехались. И такая сладкая жизнь продолжалась до тех пор, пока этот «проклятый усатый рябой грузин» не прибрал власть, которую они, старые большевики, завоевали сами. Взял в свои руки, одна из которых была сухой.

Этот сухорукий ублюдок, вдруг, решил, что главное в занимаемой должности — это не старые заслуги, а умения и знания! Что прежние подвиги по вырезанию царской элиты, буржуазии и интеллигенции, больше ничего не стоят, хотя сам был отъявленным бандитом, грабившим царские кареты с деньгами.

Более того, он, ни с того ни с сего, не иначе как нажравшись грузинского вина, решил провести еще и альтернативные выборы, чтобы позволить этому быдлу, выбирать не того, кого нужно, а из двух или трех кандидатов! Все ясно понимали, что на таких выборах население прокатит всех забронзовевших и неспособных ни к чему, кроме демагогии и воровству, начальников. Разве за это они, старые большевики, проливали свою и, море чужой крови?

И что самое непростительное, он стал заискивать перед православной церковью, отменил декрет самого Ленина о репрессиях против духовенства. Отменил школу историка-академика Покровского, развивавшего учение о России — тюрьме народов! Больше того, обратно вернул Московскому Государственному Университету имя Ломоносова, вместо имени Покровского, в которое его переименовали после революции.

И выслал за границу славного героя льва революции — Льва Давидовича Троцкого! Их надежду и опору!

Но самое страшное было другим! Он стал продвигать на руководящие посты русских! Этих «держиморд» и оттеснять в тень представителей других национальных кланов! Да, они нашли способ с этим справиться, подсовывая этим русским правильных жен. Но все равно, этого простить ему было нельзя.

И тогда они решили дать ему бой. Сначала они прокатили его на выборах Центрального Комитета партии, но этот хитрый семинаристский недоучка, фальсифицировал результаты, и по-хорошему не вышло. Потом они убили Кирова. Но и этот «тонкий намек» не помог. Этот упырь ничего не понял и выводы не сделал, напротив, с упрямством осла, продолжил продвигать свою идиотскую идею с альтернативными выборами. И тогда, региональные партийные и советские бароны-ленинцы потребовали от него, чтобы перед выборами, они сначала зачистили у себя в регионах все неблагонадежные элементы! Под корень убрали всю недобитую антисоветскую сволочь! И хитрый грузин, своим звериным чутьем, понял, что если он и сейчас будет сопротивляться, его просто снимут с должности, а потом уничтожат, ведь даже среди членов Политбюро он не нашел поддержки.

И он был вынужден согласиться. Если бы они знали, что этот иезуит использует потом, устроенный ими же кровавый террор, против них самих… если бы знали. Когда они спохватились, было уже поздно. Их начали сажать и расстреливать пачками. Некоторые, навроде хитрожопого Хрущева, успели со скоростью хамелеона сменить «окрас», из рьяного троцкиста стать не менее рьяным сталинцем, подстроиться под ситуацию и уцелеть, но большинство «славной» ленинской гвардии, пошло под нож, который они сами и занесли когда-то над другими.

Зачистили и его бабушек и дедушек. Когда во время хрущёвской «слякоти» его родители кинулись за реабилитацией своих родственников, надеясь вернуть роскошные квартиры, им, среди очень немногих, отказали. Оказывалось, что нкведистов расстреляли за пытки заключённых и выбивание из них ложных показаний, а финансистов и торговцев, за банальные хищения социалистический собственности в особо крупных размерах. Богатство в котором они купались в детстве было ворованным.

Его родители осознав, что великий исторический эксперимент по воссозданию древнего царства на развалинах царской России, окончательно провалился, затаили лютую злобу на советскую власть, советский народ и советское государство. Именно этой злобой они пропитали и своего сына…

И вот сейчас, выпускник исторического факультета одного из лучших университетов столицы, Владлен Трофимов, думал лишь о том, как он будет жить дальше. В принципе, его карьера была предопределена. Сначала инструктором в райком партии, к папе под крыло. А оттуда уже дальше — наверх. Но вот незадача. Его отец занимал достаточно низкую должность, чтобы обеспечит ему быстрый карьерный рост. А у его начальников были свои дети. Конечно, можно было удачно жениться, но таких перспективных невест было ничтожно мало.

Но и это, в его размышлениях, не являлось ключевым. Ему нужны были деньги. Много денег. Столичная жизнь вскружила парню голову. Он хотел сорить деньгами, чтобы девки сами к нему лезли. Чтобы собутыльники, потому как настоящих друзей у него не было никогда, смотрели на него с завистью. Чтобы у него была своя красивая машина и большая квартира на Арбате или на улице Горького. Чтобы он мог, когда пожелает, ездить отдыхать на Кавказ и в Крым, на своей машине, а не трястись в поезде.

Он прекрасно осознавал, что с нынешними темпами, иметь все блага, а может лишь часть из них, хорошо, если доведется к годам пятидесяти, с чем он был категорически не согласен!

Скучная работа в райкоме, в которой драть втихую местных девок, может стать единственным развлечением, его категорически не устраивала. И это огорчало Владлена до глубины души. Его любимым героем и образцом для подражания, на тот момент, стал Остап Бендер, но и того он, после неудачной попытки перехода румынской границы, начал считать идиотом. Нет, саму идею побега он полностью одобрял. Но выбор именно румынской границы, считал полной глупостью. Надежда на то, что румыны его пропустят не раздев до нитки, это была даже не наивность, а явная несуразность и глупость. И авторы, написавшие «Золотого теленка», будучи жителями Одессы прекрасно это понимали. Уж кто-кто, а они не могли не знать пословицу, что, мол, если воробей нагадит рядом с румыном, его дерьмо и до земли не долетит, а сразу окажется в предприимчивом кармане.

И тогда, в его мозгу созрел план, который должен был принести ему все и сразу. И в отличии от своего героя, уголовный кодекс он никогда не чтил, но и попадаться, как бестолковый дилетант, не собирался.

АКАДЕМГОРОДОК. 1967 ГОД.

Очнувшись от воспоминаний и подхватив свой чемодан, он решительным шагом рванул к выходу из автобусной станции.

Пересекая городские улицы, он не обнаружил каких-то существенных изменений произошедших со времени его отъезда. Да, было снесено несколько старых зданий, а на их месте уже высились многоэтажные дома. Лениво, без какой-либо ностальгии озираясь по сторонам, он двинулся к дому, где жили его родители. За прошедшие пять лет он ни разу не дал им о себе знать. Ни разу. А зачем им было знать, что их любимый сыночек смотался из города и все эти годы болтался на Дальнем Востоке, в артели по добыче золота. Да, не по своей воле. Но лучшего места, чтобы скрыться ото всех, и от ответственности в том числе, придумать было невозможно. К тому же, не надо списывать со счетов момент, что позже он напросился в группу по поиску новых месторождений. Денег там платили меньше, но и никаких вопросов, практически, не задавали.

Подойдя к дому, где он жил с родителями, он с удивлением заметил, что возле арки, ведущей во внутренний двор, больше нет поста охраны, который являлся неотъемлемым атрибутом их дворика. Несколько шагов и вот она родная «пристань». Несколько поворотов головы вправо и влево и… и ничего. Ни один мускул не дрогнул и ни что не шевельнулось в его душе. Пустота. Безразличный взгляд серых глаз перемещался с одного объекта на другой. Территория выглядела запущенной: повсюду валялись окурки, не подстриженные кусты разрослись дикой порослью, поржавевшие качели сломаны… Подняв голову вверх, с изумлением заметил развешенное на балконах белье, чего раньше, в их элитном доме, никто себе не позволял.

Несколько лестничных пролётов обшарпанного донельзя подъезда и вот он уже стоит напротив знакомой двери. Резко выдохнув в сторону, он потянулся к дверному звонку. Тишина. Он надавил еще раз и за обитой дерматином дверью послышались неспешные шаркающие шаги. Мгновение и… перед его удивлённым взором здоровенный мужик в майке- алкоголичке и семейных труселях.

«Морда ящиком руки крючья! Настоящий представитель правящего гегемона-пролетария!» — вспомнил Владлен фразу из когда-то просмотренного старинного фильма, и от неожиданности воскликнул:

— Ты кто?!

— Тыкать ты будешь своей Машке, когда будешь хватать ее за ляжку, — грубо ответил громила. — Это ты кто такой? Хрен с бугра нашелся.

— Извините, — спохватился Владлен, — меня долго не было в городе, а в этой квартире жили мои родители. Вы не знаете где они?

— Я-то знаю, а вот почему ты не знаешь? Сынок, хренов. Как зовут?

— Владлен Трофимов. Так где мои родители? — прохрипел гость, теряя терпение. Сейчас у него было лишь одно шибко сильное желание — ткнуть этому фраеру в глаз указательным пальцем, как его научили в артели.

— Паспорт давай! — потребовал новый хозяин квартиры.

— Зачем? — уже разозлился Владлен.

— Если это ты, то для тебя есть письмо и еще вещи! — ответил мужик, перекидывая по борзому спичку на зубах и небрежно почесывая, через трусняк, правую ягодицу.

— Хорошо! Вот он! — и Владлен протянул ему зеленую книжицу, едва сдерживая себя от того, чтобы предварительно не отправить хамоватого дядьку вымыть руки. Тот открыл документ, внимательно посмотрел на фотографию и, естественно, сверил с соответствием залетного гостя. Пока, скорчивший недовольную гримасу, Владлен, нервно постукивал пальцами по дверному косяку, тот проверил еще и штампы о прописке.

— Похоже это ты. Стой тут, сейчас приду, — он отдал паспорт и захлопнул дверь перед самым носом оторопевшего Владлена. Через несколько минут, дверь вновь открылась и мужик передал запечатанный конверт и чемодан.

— Это что? И где мои родители? — спросил растерянный гость.

— На кладбище, — угрюмо ответил мужик. — Год назад в этой квартире умерла хозяйка. Умерла в больнице, вроде бы от рака. Говорят, мучилась страшно. Дом уже давно вывели из фонда райкома и передали в фонд нашего завода. Нам дали ордер. Когда мы открыли дверь на столе лежало письмо и записка. Она просила передать тебе этот конверт и чемодан, если ты придешь. Имей ввиду, если не заберешь чемодан, я его выброшу на помойку. И еще, не вздумай судиться за квартиру! Я все узнал, она моя по закону. Все, прощевай и больше не приходи сюда.

— Подождите! Вы открывали письмо и чемодан?

— Ты за кого меня принимаешь?! — набычился мужик. — Я рабочий человек и у меня совесть есть. Все. Уходи! — дверь перед носом Владлена захлопнулась.

Подхватив еще и второй чемодан, ошарашенный Владлен вышел на улицу, хватанул глоток свежего воздуха, и, усевшись на лавочку, открыл конверт. Все, что там было, так это письмо и тысяча новых рублей. Он узнал мамин почерк и начал бегло «скользить» взглядом по нестройному тексту.

«Родной мой сыночек, кровиночка моя.

Если ты читаешь это письмо, значит ты живой. Я никогда не верила в Бога, но все время молилась, чтобы он тебя хранил и у тебя все было хорошо. Когда ты так неожиданно исчез, четыре года назад, наша жизнь с папой закончилась. Ты всегда был и оставался единственным смыслом нашей жизни. Наш папа не выдержал переживаний и через год умер от инфаркта.

Да, сыночек, я осталась совсем одна. И все равно тебя ждала. А полгода назад, у меня обнаружили рак, и сейчас я медленно умираю. Это очень больно, родной мой, но я терплю. Ну а как же, я ведь жду. А вдруг ты постучишь в дверь и тебе некому будет открыть. Но видно, я тебя уже не дождусь. Прости меня за это, сынок.

Если же не свидимся, когда ты вернешься, и прочитаешь это письмо, может найдешь немного времени, чтобы навестить наши могилки, на кладбище. Ты знаешь где. Мы с папой будем лежать рядом и ждать, когда ты придешь. Квартал тридцать семь, третья могила от угла.

Если у тебя нет денег, используй те, что я вложила в конверт. А если есть, то поставь скромный памятник, чтобы наша могилка не затерялась. Так ты и сам сможешь и с внуками нашими, которые у тебя обязательно появятся, нас иногда навещать. Заранее спасибо.

Прощай, сыночек, прости за все. Мы так с папой тебя любили. Как ты теперь будешь совсем одни на этом свете? Не забывай о нас.

Всегда безгранично любящая тебя мама.

2 августа 1966 года.»

Ничто не шевельнулось в очерствевшей душе Владлена. Нет, одна мысль его всё-таки посетила: «Старая дура, не могла меня дождаться, а теперь я без квартиры: без своего угла и крыши над головой. Неудачники! Только ныть и умели! Гроша ломаного за душой не было! Тьфу!»

Ни на секунду не задумавшись, он разорвал письмо, даже не стараясь запомнить адрес родительской могилы. Идти туда, а тем более ставить памятник, он не собирался. Воспитанный эгоистом до мозга костей, он не умел чувствовать. В этой жизни был только один человек, которого он любил — он сам.

Открыв чемодан, он увидел аккуратно с любовью сложенные мамой его детские рисунки, поделки, которые они делали с отцом, альбомы с семейными фотографиями, награды родителей и две сберкнижки. Жадно схватив их, он увидел, что оформлены они на имя отца и мамы, а к ним было написано завещание на его имя. На отцовской книжке было триста рублей, а на маминой всего двести.

«Проклятые нищеброды! — он был раздражён. — Ничего от них не осталось!»

Он порвал и выбросил свои рисунки и поделки, на ближайшей помойке, но вот фотоальбомы взял с собой. Не подумайте только, что ностальгии ради. Нет! Не хотел он, чтобы его физиономия где-либо засветилась. Переложив альбомы в свой чемоданчик, старый он тут же отправил следом за рисунками и поделками. Ну вот и все. Больше его тут ничто не держало. Отряхнув руки и даже не оглянувшись на дом, в котором провёл детство и юность, решительным шагом, он направился прочь.

Его главной целю был тайник. Да-да, тот самый, что он бережно создал когда свалил тогда пять лет назад, чтобы залечь на дно. Вот только найти бы сейчас эту заброшенную деревеньку за чертой города с ветхими полуразвалившимися избами.

Он сел на нужный автобус и через пятнадцать минут оказался на месте. Первый шок, который его ждал, был конечный пункт маршрута. А если точнее, то отсутствие нужной остановки, что когда-то была конечной. Уже когда автобус тронулся дальше, спохватившийся мужчина, подскочил со своего места и попросил водителя тормознуть.

Он вышел, и, не закрывая распахнувшегося рта, осмотрелся и обалдел. Вместо поля, за которым когда-то начиналась деревня, перед ним простирался жилой микрорайон застроенный новыми пятиэтажками. Выйдя из оцепенения, он тяжело сглотнул и, подхватив чемодан, быстрым шагом, направился к бывшей деревне. На месте той самой трухлявой покосившейся избы, красовалась детская игровая площадка. Старой халабуды не было и в помине.

«Что делать?» — он был готов ко всему. Что сменилась власть, сам город ушёл под землю, Луна сменила орбиту… но не к этому. Избушки, в которой хранилось его обеспеченное будущее, нет! Выронив чемодан из рук, несколько долгих минут, он пытался прийти в себя и успокоиться. В какой-то момент, он заметил одиноко стоящую избу, последнюю оставшуюся от бывшей деревни. Он вспомнил, что там жил скупщик краденого, некий Петрович, которого он часто навещал вместе со своими подельниками, братьями Копыловыми.

Нервно протирая лицо трясущимися ладонями, он схватил чемодан и торопливым шагом проследовал именно к нему.

Подойдя к старой калитке, возле старого покосившегося частокола, он ненадолго притормозил и нерешительно толкнул воротину. Крыльцо под его весом жалобно скрипнуло, но это его не остановило. Подняв руку, он принялся энергично колотить кулаком в дверь.

— Кого там черт принес?! — раздался старый дребезжащий противный голос.

— Свои, Петрович! Открывай!

— Какие свои? Свои все по тюрьмам сидят, да по могилам лежат, — ответил старик своей любимой присказкой, но дверь открыл.

— Привет! Узнал? — спросил Владлен хозяина.

— Узнал! Чего же не узнать. А я думал ты уже давно в земле лежишь, где-нибудь в лесу, — проскрипел старый барыга. — Что прикопали тебя братцы Копыловы, упокой Господь их многогрешные души.

— А я живой. Пустишь перекантоваться? — спросил Владлен с нескрываемой надеждой. — А то мою хату отжало государство.

— Чего не пустить. Пять рублей в день и живи, ни в чем себе не отказывай.

— Ты чего, Петрович? Пять рублей — это номер люкс в интуристе и то столько не дерут.

— Чего же ты не идешь в свой интурист? М? — ехидно спросил старик. — То-то же. Но если ты не хочешь, так я силком не тащу.

— Хорошо! Черт с тобой, — согласился Владлен, и вошел в избу.

Спустя минуту, они уже сидели за старым обеденным столом, и хозяин внимательно изучать гостя. Идентификация прошла успешно и старик удовлетворенно проскрипел:

— Заматерел ты, Владленчик, видно многое пришлось хлебнуть. Долго тебя не было. Лет пять наверное. Зачем вернулся?

Загрузка...