Второй выстрел

Глава 3

— Пинки, я собираюсь прогуляться перед обедом и набрать колокольчиков для Этель. Не хочешь пойти со мной?

— Спасибо, Аморель, — я улыбнулся. — Я бы с удовольствием, но, к сожалению, я сейчас несколько занят.

Этот эпизод, имевший место на следующее утро после чудовищной выходки Эрика Скотт-Дейвиса, был типичен. Все, за исключением де Равеля, который наконец-то проявил себя в истинном свете и открыто стал на сторону болвана Эрика, изо всех сил старались показать, с помощью таких вот маленьких, но несомненных знаков внимания, что они оценили достоинство, с которым я вышел из положения. Очевидно, меня признали порядочным человеком. Смешно, но я чувствовал, что начинаю лучше относиться к людям, к которым до тех пор, должен признаться, испытывал лишь слабое презрение.

Эльза, которая, при всей своей наивности, не могла не понимать, что я, грубо говоря, пострадал из-за нее, была сама доброта. Мне было приятно видеть, как она с оттенком смущения отвергала настойчивые ухаживания Эрика. В самом деле, если мне удалось хоть немного отвратить от нее нависшую угрозу, я был вполне доволен.

Когда тем вечером я спустился вниз, переодевшись в сухое, я лишь извинился перед хозяйкой за то, что у меня не было с собой второго вечернего костюма, и больше ни словом не упомянул о происшедшем, прекрасно понимая, что это поставило бы Этель и Джона в еще более неудобное положение, чем меня самого. Не говорили об этом и остальные, вернувшись с купания. Впрочем, атмосфера была несколько напряженная, что вполне естественно. Чтобы разрядить обстановку, я вовлек Джона Хилльярда в разговор о современных детективах, высказав несколько идей на эту тему, бродивших в моей голове.

— Преступления, о которых вы пишете, несколько искусственны, Джон, — заметил я, намеренно провоцируя его. — Слишком натянуты. Великие преступления в реальной жизни очень просты. Классические убийцы не искали запутанных и сложных путей к убийству. Они убивали без затей.

Джон, попивая свое виски с содовой, ответил что-то вроде того, что великие преступления в реальной жизни, может быть, и гениальны как преступления, но из них получаются плохие детективы.

— Вот именно, — тут же согласился я. — Потому что вы, писатели, путаете сложность и интерес, считая, что одно подразумевает другое. А это совершенно неверно. Как вы думаете, Аморель? — добавил я, чтобы вовлечь ее в разговор.

— Я бы так не сказала, — ответила она с заметным сомнением. Видно было, что наш разговор не совсем ей понятен.

— Да, но наша задача — поставить читателя в тупик, заставить его ломать голову, — сказал Джон. — Трудно, знаете ли, при этом ожидать полного сходства с реальной жизнью.

— А знаете почему? — победно заявил я. — Потому что у вас всегда наготове целый набор подсказок, помогающих вам раскрыть вами же выдуманные преступления, — тем из вас, кто и в самом деле расследует их. Вот и все. Если бы вы столкнулись с реальной загадкой, не имея заранее подготовленных подсказок, — с такой загадкой, какие часто приходится распутывать обычным сельским следователям, — думаю, вы ничего не смогли бы сделать. Да, ты полон теорий, Джон, но ты никогда не смог бы применить ни одну из них на практике, — с чувством подытожил я.

Этель тихонько похлопала в ладоши в шутливом восхищении, а Джон, который чувствовал, что проигрывает, и понимал, что ему нечего сказать, уклонился от ответа, сделав вид, что едва сдерживает зевоту.

Я повернулся к остальным гостям, которые внимательно слушали мои слова. Там были все, кроме Эрика, милостиво избавившего нас от своего присутствия, и Эльзы Верити, которая некоторое время отклоняла его приглашения прогуляться в саду, но в конце концов сдалась (и мне было тяжело это видеть). Она, без сомнения, чувствовала, что всем нам будет лучше без Эрика, и готова была пожертвовать собой.

— Вы не согласны со мной? — спросил я де Равеля.

— О, возможно, — сказал он с куда меньшей заинтересованностью, чем я мог бы от него ожидать. В конце концов, все должны прилагать усилия к тому, чтобы разговор продолжался.

— А я так совсем не согласна, — произнесла его жена своим глубоким томным голосом. — Я уверена, что, если бы в Минтон-Дипс кого-то убили, Джон легко смог бы разоблачить преступника.

Вот тогда-то Аморель и посетила та роковая идея.

— А что, — воскликнула она. — давайте убьем кого-нибудь и посмотрим.

Кажется, мы все разом подскочили.

— В самом деле, Аморель, это уж слишком! — взмолилась бедняжка Этель.

— Да нет же, как вы не понимаете, не по-настоящему. Я имею в виду, давайте разыграем это. Думаю, будет очень забавно, разве нет, Поль?

Определенно, Аморель очень увлеклась своей странной затеей:

— Мы могли бы оставить все нужные подсказки, а Джон стал бы расследовать. Игра в убийство с вариациями.

— Ей-богу, прекрасная идея! — К моему удивлению, Поль де Равель, от которого я ожидал несколько больше здравого смысла, был настроен почти так же восторженно, как сама Аморель. — Мы должны будем как следует поработать на этим — придумать сюжет и все такое, — чтобы быть уверенными, что оставили лишь самые необходимые подсказки и не больше того.

— Мы получим массу удовольствия, — закричала Аморель. — Это будет занятнее, чем все шарады мира, вместе взятые.

— Несомненно. А ты что скажешь, дорогая?

Естественно, Поль должен был спросить у жены, прежде чем принимать решение.

Миссис де Равель лениво потянулась; ее гладкая кожа, очень белая, мерцала в свете лампы; казалось, ее гибкое, как у змеи, тело по-новому свернулось в кресле. Она ни разу не посмотрела в сторону двери с тех пор, как в ней исчезли Эрик и Эльза Верити, но я знал, Этель знала, и все в комнате, кроме ее ослепленного любовью мужа, знали, что она ждала, ждала... терпеливо ждала. Чего? Этого не знал никто.

Она улыбнулась мужу. Странная улыбка, подумал я, в которой чувствовалось легкое презрение с оттенком недоброго любопытства, словно от какой-то злой шутки, которую только она могла видеть и которой не поделилась бы ни с кем. Между тем ее слова были достаточно банальны, хотя и сказаны в свойственной ей манере, придававшей глубокое значение даже самым обыденным чувствам.

— Думаю, у этой идеи большие возможности, — медленно произнесла она.

После таких долгих приготовлений — и такая простая мысль, но в этом была вся Сильвия де Равель.

— Мы выведем Джона на чистую воду, — ехидно сказал Поль, покручивая свои маленькие черные усики. С трудом можно было поверить в то, что ему исполнилось тридцать пять; он все больше походил на Аморель.

Мы с Этель, очевидно единственные из всех собравшихся, кто сохранил здравый смысл, пытались остудить их пыл, но безуспешно. Даже Джон Хилльярд поддержал эту затею своим веским словом.

На самом деле он только подлил масла в огонь.

— Зачем же ограничиваться только мной? — произнес он в своей обычной медлительной манере. — Почему бы вам не попытаться изобличить всю нашу писательскую братию? Можно устроить настоящее действо. Пригласить всех, кого сможем. Как минимум шестеро живут в этом районе Девоншира. Если хотите, я им позвоню — я лично знаком со многими из них.

— Да! — радостно завопила Аморель. — Скажите им так, Джон: "Завтра утром в Колокольчиковом лесу Минтон-Дипс будет совершено убийство. Все необходимые подсказки будут предоставлены, а следователям будет позволено подойти к телу через пять минут после смерти. Попробуйте разоблачить преступника".

— Это идея, — усмехнулся Джон, явно растерявший весь свой здравый смысл.

— А кого мы можем пригласить?

Я пожал плечами и улыбнулся Этель. Она ответила мне сдержанной улыбкой. Видимо, она уже смирилась — чем бы дитя ни тешилось, только бы не плакало.

— Так, есть Алисия Дэммерс, живет возле Эксетера, — говорил тем временем Джон. — Пишет в разных жанрах, в том числе сочиняет и детективы. Затем Мортон Харрогейт Брэдли, он в Салкомбе. У него масса таких рассказов. Да, и еще одна именитая писательница, которая занялась детективами в качестве хобби некая миссис Фицвильям, ну, вы ее знаете, она пишет под псевдонимом Хелен Эш, и...

— Хелен Фицвильям? — раздался голос от двери. — Я знаю ее. По крайней мере, знал когда-то, и даже довольно близко. Неплохая дамочка. А что с ней?

Ну конечно, это был Скотт-Дейвис. Больше никто из моих знакомых не стал бы говорить о женщине в таком тоне. Аморель тут же ввела его в курс дела, причем, как все — очень громко.

Эрику, естественно, идея понравилась. Он развязно вошел в комнату и оперся на каминную полку, сунув руки в карманы. Мое присутствие его, видимо, нисколько не смущало.

— Мы сделаем все наилучшим образом, — заявил он. — Нет, мы не будем разоблачать старину Джона: пусть он играет на нашей стороне.

Этот тип явно взял на себя командование и теперь распоряжался своим войском:

— Джон, ты должен будешь придумать для нас сценарий. Что-нибудь обыденное. Например, ссора в загородном доме, как тебе? А-а, привет, Пинки. Ты уже высушил волосы?

Бесстыдство этого наглеца выходило за все рамки.

Я повернулся в своем кресле и обратился с какой-то репликой к миссис де Равель.

— Пинки со мной больше не разговаривает, — прокомментировал этот невыносимый субъект. — Итак, Джон, ссора в загородном имении. Справишься? Теперь вот что, кто будет трупом?

— Кто же как не ты, радость моя, — не моргнув глазом, сообщила Аморель. — Это же очевидно. Тебя любой будет рад убить. Да и вообще ты не годишься ни на какую другую роль.

— Отлично, я буду трупом. А кто будет меня убивать?

— Это тоже очевидно, — усмехнулся Поль де Равель. — Пинки, разумеется.

Я никогда не любил де Равеля. Но было приятно заметить, что всем остальным от этой бестактной реплики стало как-то не по себе.

— Минутку, — поспешно вмешался в разговор Джон. — Давайте посмотрим, нельзя ли придумать что-нибудь поинтереснее насчет убийцы. Ссора в загородном доме пусть остается, но лучше, если это будет ложный след. Убийцей будет кто-нибудь посторонний, не из числа гостей. Это должен быть кто-то, совершенно не имеющий отношения к дому.

— Мозги детективного писателя в работе, — выдохнула Аморель в притворном благоговении. — Замолчите все и слушайте, как крутятся колесики.

— Продолжай, Джон, — подбодрил Эрик хозяина. — Ты попал как раз в точку.

— Итак, нам нужен кто-то такой, кто, безусловно, появится на сцене, — медленно сказал Джон, — но при этом не только не будет привлекать внимание, но вообще останется незамеченным. Как почтальон в рассказе Честертона. Помните, все клялись, что ни одна душа не проходила мимо, потому что, хотя все они и видели почтальона, ни у кого в сознании это не отпечаталось. Может быть, и нам придумать что-то в этом роде? Кто-нибудь ничем не примечательный, исполняющий самую обыкновенную работу.

— Пинки, бубнящий о своей коллекции марок, — глупо хохотнул Эрик.

И опять никто из присутствующих не улыбнулся, за что я был им признателен.

— Пахарь, устало бредущий к дому, — предложила Этель.

— Не-ет, не то, — покачал головой ее муж.

— Егерь с ружьем, отстреливающий кроликов, — встряла Аморель. — Похотливый владелец имения опозорил его дочь, — бесцеремонно продолжала она, абсолютно не соблюдая правил этикета, что очень неприятно видеть в современной девушке, — поэтому егерь как бы по ошибке принимает помещика за кролика и убивает его.

— Не слишком убедительно, — хихикнул де Равель. — Вряд ли кто-то может спутать Эрика с кроликом. Хотя, конечно, если вы поменяете роли местами и сделаете трупом Пинки...

— Заткнись, Поль, — огрызнулась Аморель.

— В принципе, неплохо, Аморель, — поторопился вмешаться Джон, — но хотелось бы что-нибудь пооригинальнее. Егеря могут и заподозрить. Вспомните о том почтальоне.

— Кажется, у меня есть идея, — протянула Сильвия де Равель, широко распахнув глаза и сделав многозначительную паузу, чтобы мы все приготовились внимать ее словам. — Возможно, не совсем то же самое, что с почтальоном, но нечто похожее. Оставим этот мотив о похотливом развратнике и обесчещенной девице, но сделаем мстительного отца не егерем, а местным полицейским. Он якобы найдет тело, и никто не заподозрит подвоха. Его присутствие будет совершенно естественным.

— Превосходно, Сильвия, — зааплодировал Джон. — То что надо. Да, вот он, скрытый мотив, а ссора между гостями — просто для отвода глаз. Ведь никому из наших испытуемых и в голову не придет устраивать перекрестный допрос полицейскому по поводу обнаруженного им трупа.

— Да, это ты здорово придумала, Сильвия, — поддержал Эрик. — А полицейского, ей-богу, все же должен играть Пинки. Пинки-полицейский! Представьте себе это!

— Конечно, — я спокойно улыбнулся. — Конечно я сыграю полицейского, если это доставит кому-нибудь удовольствие.

В конце концов, раз уж все было решено, я бы только испортил всем удовольствие, отказавшись принять участие в этой затее; в любом случае, я не мог позволить Эрику Скотт-Дейвису выбить меня из колеи.

Мои слова были вознаграждены длительными аплодисментами, и я единодушно был утвержден на звездную роль полицейского. Опять это может показаться смешным, но я испытал какое-то радостное возбуждение (хоть и знал, что это ребячество) от того, что мне была оказана эта сомнительная честь. Эрик Скотт-Дейвис, между прочим, выглядел довольно глупо, потому что его слова обернулись против него же самого.

Эльза Верити, которая не произнесла ни слова с тех пор, как они с Эриком вернулись, тоже улыбнулась и кивнула головой в знак одобрения.

— Ну же, Джон, — настойчиво сказала Аморель. — Идите звонить. Надо ковать железо, пока горячо. Завтра придумаете что-нибудь интересное. А пока мы тут сами займемся вашей работой.

Джон поднялся.

— Ну что ж, наверное, и правда пора звонить. Сирил, вы не поможете мне разыскать их телефонные номера?

Я вышел вслед за ним из комнаты. Джон никогда не отличался особым тактом, но его стремление избавить меня от компании Эрика Скотт-Дейвиса, пусть слишком заметное, было весьма кстати, так что я с удовольствием воспользовался этим предлогом ради собственного спокойствия.

Мы отсутствовали примерно три четверти часа. За это время Джон, кажется, успел поговорить со всеми авторами детективов, жившими в Девоншире, но только трое из них согласились приехать на следующий день. Мы все обсудили с Джоном и решили, что вряд ли нам удастся подготовить этот маленький водевиль к утру, и поэтому перенесли его на послеобеденное время. В итоге мы вернулись в гостиную и сообщили всем, что мистер Мортон Харрогейт Брэдли, известный автор детективов, профессор Джонсон из университета Болбери, творивший под псевдонимом "А. У. Генри", и Хелен Эш (или миссис Фицвильям) приезжают к обеду на следующий день и готовы принять участие в нашем развлечении. Этель, разумеется, всплеснула руками и воскликнула, что совершенно невозможно за такое короткое время приготовить все к обеду для трех новых гостей, но все остальные, и Джон в том числе, не придавали этому особого значения.

Близилась полночь, но обсуждение шло полным ходом. Невзирая на позднее время, все хотели до конца продумать сюжет прежде, чем идти спать.

— Ну же, Джон, — с нетерпением сказал Эрик. — Мы что-то топчемся на месте. Пусти свои хваленые мозги в ход.

— Понимаете, нам нужна по-настоящему убедительная ссора, — развила его мысль Аморель. — Они же будут нас допрашивать, и нам нужны подходящие ответы.

— Нужно изобразить все как можно достовернее, вставил де Равель. — Значит, требуются детали. Ведь именно детали делают историю достоверной, да, Джон?

— Вы правы, но как, черт возьми, сочинить подходящую ссору? Как это сделать? Сколько нас здесь — один, два, три, четыре, пять, шесть, семь человек...ну так как, Джон? — спросила Аморель.

Джон налил себе еще один стакан виски с содовой, откинулся в кресле и принял самый авторитетный вид.

— Ну-у, — протянул он в раздумье.

Ко всеобщему изумлению, заговорила миссис де Равель.

— Могу я внести предложение? — медленно сказала она.

— Ну конечно, — ответил Джон. — Само собой, пожалуйста. Вы уже решили нашу самую главную проблему. Может, сможете решить, и эту?

Миссис де Равель, по своему обыкновению, долго молчала.

— Думаю, да, — проговорила она еще медленнее.

Кажется, все ощутили то же, что и я, — манера, с которой миссис де Равель произнесла эти слова, не обещала ничего хорошего. Несмотря на ее постоянные попытки произвести впечатление, всех охватило неприятное предчувствие нависшей угрозы, когда она наклонилась вперед и обвела нас взглядом своих мерцающих зеленых глаз.

— В конце концов, — продолжила она более нормальным тоном (хотя интонации миссис де Равель никогда не бывают абсолютно нормальными), — в конце концов, зачем мучиться и придумывать новых действующих лиц? Почему бы просто, так сказать, не воплотить в них нас самих?

— Воплотить нас самих? — спокойно спросила Этель. — Что за странная мысль!

— Зато так просто, — миссис де Равель вкрадчиво улыбнулась. — После этого нам останется лишь придумать ситуацию. Посмотрим, какая ситуация была бы самой невероятной для нас. Ссоры в детективах всегда возникают из какой-нибудь невероятной ситуации, правда, Джон? Ну, например, как насчет такой...

Она опять замолчала и обвела нас взглядом. Теперь в ее глазах абсолютно ясно читалось зло, которое я замечал и раньше. Мне становилось все больше не по себе. Я был уверен, что сейчас произойдет что-то в высшей степени неприятное.

Я был прав. Так и случилось.

— Предположим, что Эрик был моим любовником.

Не знаю, как остальные, но я чуть не поперхнулся. Спокойствие, с каким эта женщина произнесла такие чудовищные слова, буквально потрясло меня.

— Предположим, что Эрик был моим любовником, повторила она, смотря теперь только на Джона. — И предположим, что он до сих пор любит меня, а я его, но, по финансовым соображениям, он должен бросить меня и жениться на деньгах — жениться, скажем, на глупой, бездарной, но зато обеспеченной девице, чтобы получить ее состояние. Вы смогли бы сыграть эту роль, как вам кажется? — жестко, с едва прикрытой ненавистью, спросила она, обернувшись к мисс Верити.

— Я... я думаю, да, — запинаясь, ответила мисс Верити, как будто захваченная врасплох этим вопросом (впрочем, так и было на самом деле). Я... попробую, если хотите...

— Вот и хорошо! — сказала миссис де Равель, и, на мой взгляд, в этих словах звучало злобное торжество. — Но вы, мисс Верити, находитесь под опекой Джона и Этель, которые совсем не хотят, чтобы вы вышли замуж за такого типа, как Эрик...

— О, так вы будете моим опекуном, Джон, — с деланным оживлением воскликнула Эльза, явно нервничая. — Как мило!

— ...за такого типа, как Эрик. — невозмутимо продолжала миссис де Равель, — которого они считают грубияном и развратником. Это, конечно же, неправда, но так они считают. Эрик, ты не возражаешь, — протянула она, чтобы тебя считали грубияном и развратником — исключительно ради сюжета?

— Буду весьма польщен, — Эрик попытался усмехнуться, но это получилось у него не очень убедительно, и я заметил, что он не менее встревожен, чем я сам. Что касается меня, то мое волнение было настолько острым, что я просто физически ощущал его.

Но миссис де Равель не собиралась щадить никого из нас.

— К несчастью, как это всегда бывает, Поль узнает правду обо мне и Эрике, подслушав наш разговор, в котором я обвиняю Эрика в том, что он бросает меня ради денег, и угрожаю, что, если он не будет моим, то не будет принадлежать и никакой другой женщине. А это, дорогой, — добавила она, обращаясь к мужу, — дает и тебе мотив для убийства Эрика.

Никогда раньше, да и потом тоже, я не слышал, чтобы миссис де Равель называла мужа "дорогой". В ее устах это прозвучало пугающе.

Невероятно, но факт — де Равель по-прежнему не уловил в словах жены никакого скрытого смысла.

— Правильно, — он кивнул, самодовольно поглаживая свои черные усики и не обращая никакого внимания на напряжение, царившее в комнате. — Правильно. Я мог бы пристрелить тебя, как собаку, а, Эрик?

— Как грязную шавку, — подтвердил Эрик, но его обычная вульгарная острота не удалась.

Я заметил, что он бросает растерянные взгляды на Джона, как будто взывая о помощи. Даже такой толстокожий человек, как Эрик, бывает уязвим. Но Джон явно не собирался его выручать. К моему изумлению, он сохранил свое обычное хладнокровие и был абсолютно спокоен. Это сильно подняло его в моих глазах. Видимо, раньше я был к нему несправедлив.

— Прекрасно, Сильвия, — сказал он самым невозмутимым тоном. — Думаю, это подождет. Как вы и сказали, это дает мотив Полю, а кроме того, и мне, ведь я так привязан к Эльзе, что скорее рискну быть повешенным, чем позволю ей выйти замуж за такого подлеца, как Эрик. Н-да, боюсь, Эрик, сценарий, придуманный Сильвией, не оставит камня на камне от твоей репутации.

— Похоже на то, — пробормотал Эрик. Он никогда не умел скрывать свои чувства.

— Ну и, разумеется, это дает мотив и вам, Сильвия, спокойно продолжал Джон.

— О да, — кивнула миссис де Равель. — О да... Еще какой мотив.

— Бедный Эрик! — рассмеялась Эльза, все еще заметно нервничая. Думаю, она видела, что происходит что-то любопытное, но не могла понять, что именно. — Бедный Эрик! Кажется, его хотят убить все, кроме меня. Не волнуйся, Эрик. Я, по крайней мере, не хочу твоей смерти.

— Да уж, — согласился Джон. — Боюсь, никто не смог бы придумать мотив для тебя, Эльза. Ты должна быть довольна тем, что станешь причиной ссоры.

— Я чувствую себя ужасно важной в этой роли, — робко улыбнулась девушка.

— А если Сирил — полицейский, то он тоже вне подозрений, — продолжил Джон, незаметно вернувший себе контроль над обсуждением. — И еще Этель. Как образцовая домохозяйка, она слишком занята подготовкой к приему гостей, так что у нее нет времени на убийство. А вот Аморель...

— Я здесь, — сказала Аморель. Она пыталась говорить естественно, но я заметил, что ее голос слегка дрожал. Она, конечно, слушала самым внимательным образом и ничего не пропустила. — Только не говорите, что вы и мне собираетесь придумать мотив, чтобы устранить Эрика... ведь нет?

— Отчего же? И вы должны быть в числе подозреваемых. Что скажете, Сильвия? Что, если Аморель тоже будет безумно влюблена в Эрика?

— О господи! — хрипло сказала Аморель.

— Думаю, не стоит так далеко заходить, — миссис де Равель чуть прикрыла глаза.

— И вообще, к чему вы клоните, Джон? — спросила Аморель. — Я что, одна из тех ужасных самок, которые пожирают своих самцов? Паучихи, или как там нас учили?

— Не совсем так. Вы любите Эрика и, несмотря на все его похождения, думаете, что и он вас любит, поэтому, будучи девушкой романтической, задумываете двойное самоубийство и...

— Минутку, Джон, — протянула миссис де Равель. — Нам совсем не нужно слишком много похожих мотивов. Почему бы не придумать для Аморель другой мотив? Скажем, если Эрик умрет, она унаследует Стакелей и то немногое, что осталось от семейного состояния и что Эрик еще не успел промотать. Для моего сюжета тебе придемся быть не только грубияном, но еще и мотом, Эрик.

В ответ Эрик лишь промычал что-то невнятное. Я посмотрел на Аморель. Она побледнела так, что стала одного цвета со своим белым платьем.

Но миссис де Равель никого не щадила.

— Видите ли, поговаривали о том, что Эрик собирается продать Стакелей, — продолжала она, не отрывая глаз от Аморель. — Тебя, гораздо более чувствительную, чем Эрик, эта идея приводит в ужас. Кроме того, имение нужно тебе самой. Разве так не будет лучше, Джон?

— Возможно, — сказал Джон, но в его словах чувствовалось сомнение.

Я продолжал наблюдать за Аморель. Несмотря на ее отчаянные попытки сохранить самообладание, было видно, что она потрясена. Было ли мое воображение лишь подстегнуто жестокими словами миссис де Равель, или вся эта история была не такой уж выдумкой? В любом случае, эта женщина была сущей дьяволицей.

Аморель закусила губу и неуверенно сказала:

— Что ж... ладно. Это, пожалуй, подойдет.

Никогда прежде я не видел Аморель Скотт-Дейвис такой растерянной.

Джон снова взял инициативу в свои руки. Он стал подробнейшим образом рассказывать нам, что мы должны делать: как я должен спуститься за Эриком к реке и подкараулить его на поляне, как я должен выхватить ружье, которое он будет нести под мышкой, и так далее. Миссис де Равель начала спорить с ним о ссоре в доме. Она настаивала, что нужно, как предложил ее муж, сначала отрепетировать эту сцену, чтобы подготовить правдоподобные ответы для наших "детективов". Джон считал, что не стоит так беспокоиться. Они никак не могли прийти к согласию, но в конце концов миссис де Равель уступила, вняв уговорам самого де Равеля.

При других обстоятельствах затея со спектаклем могла быть в высшей степени увлекательной. Вполне возможно, что она и сейчас была таковой. Но я уже не в состоянии был воспринимать ее как забаву. Существует избитая метафора о человеке, сидящем на краю вулкана. Если я когда либо и ощущал себя сидящим на краю воображаемого вулкана, то это было в тот вечер в гостиной Этель.

Когда во втором часу ночи все наконец-то разошлись по своим комнатам, я улучил момент поговорить с Этель наедине. Я откровенно сказал ей, что, по-моему, все это нужно немедленно прекратить.

— Поверь мне, — убеждал я ее, — эта миссис де Равель опасна. Уверен, в ее голове зреет какой-то дьявольский план.

К своему удивлению, я обнаружил, что глаза Этель буквально горят от возбуждения.

— Знаю, — торопливо ответила она, — конечно я знаю, что у нее есть план. Она собирается нанести удар, и как именно она это сделает, известно пока лишь ей одной. Но прошу тебя, Сирил, пожалуйста, не вмешивайся! Все складывается даже лучше, чем я сама могла бы устроить.

— Но ведь опасность уже миновала, — попытался возразить я. — После вчерашнего вечера трудно представить, чтобы мисс Верити до сих пор не разглядела Эрика в истинном свете. Теперь она и думать забудет о помолвке. Зачем же в таком случае позволять миссис де Равель играть с огнем?

— Послушай, Сирил, я внимательно следила за Эльзой тем вечером. Она безнадежно влюблена. Можешь не сомневаться: Эрик не терял времени даром, он постарался оправдаться перед ней и, судя по всему, вполне преуспел в этом. Неужели ты не заметил, насколько изменилось ее отношение к нему, когда они вернулись с прогулки? Уверяю тебя, опасность никогда еще не была столь велика как сейчас, и я не остановлюсь ни перед чем — слышишь, ни перед чем! — чтобы ее предотвратить. Поэтому я позволю Сильвии делать все, что ей заблагорассудится.

— А что у нее на уме, как ты думаешь?

— Не знаю наверняка. Видимо, это как-то связано со спектаклем, раз она так стремится его разыграть. Единственное, что я могу сказать: если она будет уверена, что теряет Эрика навсегда, она скорее выложит всю правду Полю, чем позволит своему любовнику жениться на Эльзе. И если она задумала именно это, то я не собираюсь ее останавливать. Только не я. Что стоит ссора между какими-то де Равелями по сравнению с будущим Эльзы?

— Так ты уверена, что, если правда выплывет на поверхность, мисс Верити не захочет иметь ничего общего со Скотт-Дейвисами?

— Не-ет, — с сомнением протянула Этель. — Не уверена... Мне остается только надеяться. Но я думаю, что здесь главное — время. Если она узнает правду до того, как будет объявлено об их помолвке, я полагаю, она сразу порвет с Эриком. Если же они обручатся раньше, боюсь, она внушит себе, что теперь обязана верить ему несмотря ни на что. Эльза ведь очень лояльный человек.

Некоторое время мы оба молчали. Потом я заговорил с большей горячностью, чем обычно можно от меня ожидать:

— Этель, послушайся меня, откажись от всей этой затеи. Честно тебе признаюсь, мне страшно даже подумать, что может случиться. Ты играешь с огнем.

— Ну что ты, — улыбнулась Этель. — С каким огнем? Всего лишь со свечкой. А эта игра стоит свеч. Спокойной ночи, Сирил.

В весьма мрачном настроении я разыскал свою комнату и лег в постель, но сон долго не приходил. События этого вечера вызвали у меня сильнейшее душевное волнение — состояние для меня не только непривычное, но и крайне неприятное. Не было сомнений, что миссис де Равель готовит какой-то отчаянный шаг, и со стороны Этель было бы настоящим безумием позволить ей совершить его. Опять-таки, если она была права, и помолвка между этой бедной наивной девочкой и отъявленным негодяем Скотт-Дейвисом в самом деле была так неотвратима, стоило ли вообще рисковать, пытаясь расстроить ее?

Я беспокойно ворочался с боку на бок, и, чем больше размышлял о предстоящей помолвке, тем больший ужас наполнял меня. Нет, этого нельзя было допустить. Этель была права.

Уже брезжил рассвет, когда мне в голову пришла пугающая мысль. А мне-то что за дело до всей этой истории, с какой стати она вдруг так разволновала меня? Почему я оставил свое обычное правило — никогда не вмешиваться в чужие дела? Пусть бы все шло своим чередом — ведь я всегда старался избегать сложностей, связанных с решением чужих проблем? В чем истинная причина того страха, который внушала мне перспектива свадьбы между Эриком Скотт-Дейвисом и Эльзой Верити? Возможно ли... да неужели могло такое случиться, что я сам влюбился в эту девушку?!

Как только эта идея обрела ясные очертания, я, не теряя времени, принялся изучать ее со всех сторон. Насколько помню, я никогда не влюблялся, поэтому признаки этого состояния были мне не известны. Однако мне казалось, что, будь я действительно влюблен в мисс Верити, то непременно должен был бы хотеть на ней жениться. Итак, хотел ли я на ней жениться? Безо всяких сомнений (и это было для меня большим облегчением!) не хотел. Она была очаровательной девушкой, а в сравнении с Аморель Скотт-Дейвис — просто ангелом, но бесполезно было бы убеждать себя, что в ней есть хоть какая-то изюминка. Ее характер скорее отталкивал меня, чем привлекал, а упражняться с нею в остроумии было бы пустой тратой времени. Можно восхищаться совершенством статуи, но кто же захочет на ней жениться? Или, к примеру, приятно иногда почитать Теокрита в свободный часок, но вряд ли вы станете читать его днями напролет, утром, днем и ночью. Нет, по здравом размышлении человек обычно предпочитает не бестелесный идеал, а нечто более ощутимое, из плоти и крови.

Мне нравилась Эльза Верити, я всем сердцем сочувствовал ее доверчивой наивности и готов был сделать все, чтобы не дать растоптать ее подобно цветку, выросшему, на свою беду, слишком близко от дороги; но влюбиться в нее? Нет уж, избави господи, тысячу раз нет.