Второй выстрел

Глава 6

Новости, которые принесли мы с Джоном, естественно, привели в ужас всех присутствующих. Впрочем, всех мы не застали — когда мы добрались до дома, многие уже разошлись, там оставались Этель, миссис Фицвильям, профессор Джонсон и Брэдли. Как оказалось, Этель сидела одна в гостиной все время после того, как, в соответствии со сценарием, оповестила всех о несчастье. Профессор и Брэдли пришли вскоре после того, как мы с миссис Фицвильям потеряли их из виду, а сама миссис Фицвильям вняла моему совету и поднималась на холм не спеша, поэтому пришла всего за несколько минут до меня и Джона.

Время, которое мы провели в ожидании врача и полиции, было самым напряженным в моей жизни. Ни Джон, ни я и словом не упомянули, что за всем этим может стоять нечто большее, чем простой несчастный случай, но, без сомнения, слово "убийство" было у всех на уме — по крайней мере, у меня точно. Я чувствовал, что все сидящие в гостиной уже начали поглядывать друг на друга с молчаливым подозрением. Был ли один из нас убийцей, и если да, то кто? Этот страшный вопрос читался в глазах у каждого из нас.

По мере того как возвращались остальные — мисс Верити, де Равели и Аморель, — каждому из них тоже сообщали новость. Эльза, бедное дитя, едва не лишилась чувств. Этель проводила ее до комнаты, и больше в тот день мы ее не видели. Остальные присоединились к нам в гостиной: Аморель, очень бледная и явно потрясенная, но не проронившая ни слезинки, — минут через десять после нашего прихода; потом чета де Равелей — миссис де Равель, двигавшаяся плавно и величественно, со сжатыми губами и нахмуренными бровями, словно королева в трагедии, как всегда, излишне драматизировала перед зрителями свои вполне искренние эмоции. В самом деле, я даже сказал бы, что она фактически (хотя, может быть, и невольно) разыгрывала роль убийцы! Я заметил, что она не села рядом с мужем, хотя он и позвал ее кивком головы, а ушла в другой конец комнаты. Ему пришлось взять стул, который он занял для себя, и присоединиться к ней.

Что касается Аморель, она сразу направилась к кушетке, на которой я сидел, и устроилась рядом, слегка улыбнувшись мне; я молча сжал ее руку, и она как будто в отчаянии ухватилась за мою и не отпускала ее все время, пока мы находились в комнате. Надеюсь, ей это помогло, во всяком случае, мне это принесло некоторое странное успокоение в течение тех крайне неприятных минут. Даже в такой тяжелый момент я не мог не отметить, насколько удивительной личностью была Аморель: то она казалась умудренной не по годам, то по-детски непосредственной. Были ли другие молодые женщины похожи на нее? Хотелось бы знать. Нет, Эльза Верити, по крайней мере, была совершенно другой, она никогда не бросалась из одной крайности в другую. И тем не менее разве непредсказуемость не была основой женской привлекательности? Любопытная идея. Какие странные повороты совершает иногда человеческая мысль.

Но я не мог надолго отвлекаться от ситуации, в которой мы все оказались. Когда я смотрел на молчаливый круг людей, собравшихся в гостиной, то не мог не отметить с некоторой долей цинизма, что из полдюжины присутствующих, если исключить слуг, остававшихся в доме после ухода писателей, двое открыто признавались мне, что желали бы смерти Эрика, а еще двое имели достаточные мотивы для убийства — даже трое, с сарказмом подумал я, если учесть и меня. В детективных рассказах человек, имеющий достаточный мотив для убийства, обычно оказывается невиновным, причем чем серьезнее мотив, тем более уверенно можно судить о его невиновности. Если следовать этим правилам, большую часть присутствующих можно было сразу исключить из числа подозреваемых. Но мне что-то не верилось, чтобы в реальной жизни все происходило так же, как в детективных романах.

Когда наконец прибыла полиция, общее напряжение не только не снизилось, но еще больше возросло. Мы не сразу увидели полицейских — Джон встретил их у дверей, и они сразу же пошли осматривать тело вместе с врачом, которого привезли с собой. Вошла Этель и передала нам, что мы не должны покидать дом, пока инспектор не поговорит с каждым по отдельности.

Мортон Харрогейт Брэдли присвистнул:

— Вы сказали, инспектор, миссис Хилльярд? А сколько с ним человек?

— Кажется, три, помимо доктора Сэмсона, — ответила Этель немного рассеянно. — Два констебля в форме, и еще один человек в штатском.

— Должно быть, следователь, — пробормотал Брэдли. — Похоже, они всерьез взялись за дело.

Он явно намекал на вопрос, который не выходил у нас из головы.

Этель извинилась и вышла, через мгновение Брэдли последовал за ней.

Он вернулся через пару минут.

— Возле дома дежурит констебль, — сообщил он. — Полагаю, следит, чтобы никто из нас не выходил из дома. Клянусь всеми святыми, дело становится все более серьезным.

Мы не могли не согласиться с ним.

Он уселся возле миссис Фицвильям и заметил:

— Никогда не видел полицию за работой. Это должно быть чрезвычайно интересно. — Однако голос его не выражал особого энтузиазма.

Подобное замечание нельзя было назвать тактичным, и миссис Фицвильям нервно рассмеялась.

— Лично мне совсем не интересно. Я... я предпочитаю придумывать такие вещи, а не участвовать в них.

— Помню, в молодости, когда я учился в Дублинском университете...начал профессор Джонсон и пустился в долгие воспоминания. Постепенно в беседу втянулись практически все.

— Я так думаю, инспектор захочет допросить всех нас поодиночке, — заметил де Равель. — Это будет не так-то легко, верно?

— Почему? — поинтересовался кто-то из присутствующих.

— Я имею в виду этот чертов спектакль, который мы разыгрывали. Видите ли, мы все были в разных местах. Точно так, как было сказано в сценарии. — Было ли это игрой моего воображения, или он действительно сделал ударение на последнем предложении?

— Как было сказано в сценарии, — эхом повторила Сильвия де Равель своим глубоким голосом. — Да, боюсь, что вряд ли удастся найти свидетелей этого... несчастного случая. — Пауза была хорошо рассчитана и произвела должный эффект. Муж нервно взглянул на нее, и мы все посмотрели друг на друга с волнением.

Потом, словно по негласной договоренности, все заговорили одновременно.

Под шум разговора Аморель еще крепче сжала мою руку и прошептала:

— Пинки, я боюсь. Я просто в ужасе. Как вы думаете, что сделает полиция? — И она уставилась на меня широко раскрытыми глазами. Я, как мог, постарался ободрить ее и спросил, не хочет ли она, чтобы я увел ее куда-нибудь подальше от остальных, но она предпочла остаться.

К моему огромному удивлению, чай подали ровно в половине пятого. Возможно, ничего удивительного в этом и не было, просто обыденный распорядок жизни кажется неестественным во времена катастроф. Когда все переворачивается вверх ногами, что-то оставшееся в нормальном положении кажется не к месту.

На самом деле чай пошел нам на пользу. Этель с заварным чайником в руках выглядела так естественно и, что еще важнее, вела себя так естественно, что наши расшатанные нервы начали успокаиваться. Мы практически спокойно отреагировали, когда в дверях появился Джон и объявил, что инспектор хотел бы поговорить с профессором Джонсоном и ждет его в кабинете.

— Почему он первым вызвал профессора Джонсона? — спросил де Равель, ни к кому конкретно не обращаясь, когда дверь закрылась.

— Независимый свидетель, — ответил Брэдли. — Не был знаком с покойным. Находился поблизости от места происшествия. Сначала факты, потом домыслы. Следующим буду я, потом миссис Фицвильям.

— Но я-то его знала, — с сомнением в голосе проговорила миссис Фицвильям.

— Да, но, я полагаю, ему об этом вряд ли известно.

— Как вы думаете, — спросила миссис Фицвильям еще более неуверенно, нервно обводя нас взглядом, — как вы думаете, может быть, будет лучше, если я... если вообще не упоминать, что я его знала? В конце концов, это было всего лишь мимолетное знакомство и... в общем, я имею в виду, что нет ни малейшей необходимости впутывать в эту историю больше людей, чем будет необходимо, ведь так? — Она еще раз обвела нас вопросительным взглядом, будто ища поддержки. Ее прежняя жизнерадостная манера поведения исчезла без следа после того, как случилась трагедия.

— Думаю, — мягко возразила Этель, — что нам всем следует говорить чистую правду, не так ли?

— Да, но если он не спросит меня об этом? — настаивала миссис Фицвильям.

— Тогда будет лучше, если вы сами об этом упомянете.

Миссис Фицвильям через силу улыбнулась.

— Да, конечно. Во всяком случае, я именно так и собиралась поступить.

Тут в комнату вернулся Джон.

— Разумеется, вы понимаете, что инспектор будет говорить с каждым из нас наедине, — сказал он и взял у Этель чашку чаю.

— Вы с ним долго пробыли, — заметил де Равель. — По крайней мере, нам показалось, что прошла целая вечность. Что там происходит?

— Я просто изложил ему известные мне факты, насколько смог. Он не сразу смог разобраться, что мы такое разыгрывали и что произошло на самом деле.

— Полагаю, он вбил себе в голову, что Пинки стрелял настоящим патроном вместо холостого, — усмехнулся де Равель.

— Я уже думал над этим, — встревожился я. — Такого не может быть, ведь я проверял. Патрон был холостой, без всякого сомнения. Я очень внимательно смотрел.

— Ну конечно, — поддержал меня Джон. — Это абсолютно точно.

— Однако, когда я увидел Эрика лежащим там, на земле, это было первое, что пришло мне в голову, — честно признался я.

— Джон, но ведь ты говорил, что он лежал совсем в другом месте, сказала Этель. — В конце концов, он никак не смог бы туда попасть, если бы вы ошиблись с патроном, Сирил, правда же?

— Я подумал, что он, быть может, сначала лежал без сознания, а потом как-то дополз туда, где мы его нашли.

— Ну нет, это уж совершенно исключено, — нетерпеливо вмешался Джон. — Вспомните, как он до последнего момента валял дурака. Нет, по всей вероятности, это случилось, когда все ушли.

— А куда попала пуля, Джон? — спросила миссис де Равель, нарушив свое тяжелое молчание.

— Врач сказал — прямо в сердце, со спины.

Кажется, все мы вздрогнули, услышав это.

— Точь-в-точь, как было написано в вашем сценарии? — тихо проговорила миссис де Равель.

— Именно, — коротко ответил Джон. — Фактически, через красное пятно, которое мы нарисовали у него на пальто.

— А-ах! — судорожно вдохнула миссис де Равель. Она вся сжалась, откинувшись на спинку стула, и устремила на меня пристальный взгляд своих глаз с зелеными искорками.

Я почувствовал себя чрезвычайно неловко. Неужели эта женщина, будучи в трезвом уме, действительно могла подозревать, что это я убил Эрика?

Однако общее мнение, хотя и невысказанное вслух, сводилось к одному: кто-то воспользовался нашим маленьким спектаклем и превратил его из фарса в трагедию. Кто?

— А кто все-таки стрелял в лесу? — внезапно спросила миссис Фицвильям с ноткой безысходности в голосе. Видимо, этот вопрос все время вертелся у нее на языке, и только деликатность мешала ей задать его. Теперь она не могла больше сдерживаться.

Услышав его, я испытал облегчение. Я тоже думал об этом с тех пор, как услышал второй выстрел, но все никак не решался спросить. Последствия были слишком очевидны. Более того, присутствующие до сих пор тщательно избегали малейшего упоминания о втором выстреле, что само по себе говорило о многом.

Джон тем не менее лишь слегка удивился.

— Это я стрелял, — сказал он.

— Вы?

— Ну да. Я подумал, что, если выстрелить в воздух, пока вы все будете поблизости, это усложнит расследование.

— Усложнит расследование? А-а, понимаю, вы имеете в виду спектакль. Но ведь стреляли дважды.

— В самом деле? — Джон был явно озадачен. — Я не слышал никакого второго выстрела.

— А я слышала. Должно быть, и вы тоже, мистер Пинкертон? Вы как раз в это время спустились обратно в лес, чтобы найти стрелка.

— Да, — кивнул я. — Я тоже слышал.

— И мы тоже, — вставил Брэдли. — Первый выстрел был довольно громким, а второй прозвучал глуше. Но, в конце концов, там и должно было быть два выстрела: первый — ваш, Хилльярд, когда вы стреляли в воздух, а второй тот, который убил Скотт-Дейвиса.

— Да, разумеется, — согласился Джон. — Как глупо с моей стороны. — Тем не менее, он по-прежнему выглядел озадаченным.

Некоторое время все молча размышляли над дилеммой двух выстрелов.

— Я полагаю, полиция хорошо понимает, что произошло на самом деле? — возобновил разговор де Равель. — Я имею в виду, что Эрик, вероятно, поднял ружье, взял его с собой, потом зарядил и...

— Нет, — прервал его Джон. — Здесь есть одна любопытная деталь. Это было совсем другое ружье. То, первое, так и лежало там, где мы его оставили.

— Другое ружье? — удивленно повторил я.

— Да. Кстати, это абсолютно исключает версию об ошибке, потому что мы осмотрели то ружье, из которого вы стреляли, Сирил, и ваш патрон был, безусловно, холостым. Дуло выглядит совершено по-разному после обычного и холостого выстрелов, тут ошибиться невозможно.

Я с облегчением вздохнул.

— Откуда же тогда взялось второе ружье, Джон? — спросила Этель. — Кто мог его туда принести?

— Именно это, — мрачно сказал Джон, — и захочет выяснить полиция.

Опять повисло короткое молчание.

— А как насчет отпечатков пальцев? — спросил Брэдли.

— Сержант бегло осмотрел ружье прямо на месте. Он не мог сразу дать определенного ответа, но, как кажется, все отпечатки были оставлены одними и теми же руками. Кроме того, он почти уверен. — добавил Джон голосом, в котором начисто отсутствовали всякие эмоции, — что эти руки принадлежали самому Скотт-Дейвису.

Дальнейших объяснений не требовалось: все и так понимали, что это очередной тупик. По сути дела, мы тоже предусмотрели подобный ход в собственном спектакле.

Вернулся профессор Джонсон и объявил, что инспектор желает теперь побеседовать с мистером Брэдли.

— Так я и думал, — удовлетворенно пробормотал Брэдли, выходя из комнаты.

Всем хотелось скорее расспросить профессора, и, пока он отвечал на вопросы, Аморель все сильнее сжимала мою руку. Практически, все это время бедная девочка так и не отпускала ее, разве что для того, чтобы взять чашку чаю. Кроме того, она не проронила ни слова, если не считать машинальных ответов на сочувственные вопросы Этель. Ее столь искренние переживания по поводу смерти Эрика немало удивили меня. Возможно ли, что жестокие слова, которые она бросала утром, были всего лишь обычной женской истерикой, а на самом деле она и в мыслях не держала ничего подобного — и вот теперь, когда ее пожелания внезапно исполнились, ее переполняло горькое раскаяние? И все же я не мог поверить, что она была действительно привязана к своему кузену. Это противоречило и тому, что молва говорила об их отношениях, и всему ее собственному поведению. Хотя, естественно, любая девушка на ее месте была бы потрясена, внезапно потеряв близкого человека, который был товарищем ее детских игр. Несомненно, дело было именно в этом, и скоро она справится с собой.

Я слегка пожал ее руку, и она вознаградила меня такой благодарной, почти застенчивой улыбкой, что я ощутил настоящий прилив нежности. Все это было абсолютно не похоже на ту Аморель, которую (как мне казалось) я знал.

Профессор Джонсон немногое смог нам рассказать. Все вопросы, которые ему задавали, можно было предвидеть заранее. Из его ответов я заключил, что инспектор пока что не высказывал никаких сомнений в случайном характере происшедшего. Оставалось только надеяться, что это так и есть. Мне вовсе не хотелось оказаться замешанным в судебное расследование убийства.

Предсказание Брэдли оказалось на удивление верным. После него вызвали миссис Фицвильям. Она оставалась в кабинете значительно дольше, и когда вышла, то рассказала, что ее в основном спрашивали о двух выстрелах. Неудивительно, ведь мы с ней в тот момент находились ближе всех к месту гибели Эрика.

Затем, однако, пригласили не меня, а Аморель. Уходя, она буквально тряслась от страха; трудно выразить словами, как сильно я беспокоился о ней. В самом деле, она выглядела настолько расстроенной, что Этель безапелляционно настояла на том, чтобы проводить ее до кабинета и оставаться при ней в течение всего собеседования, которое инспектор весьма тактично постарался сделать как можно короче.

Трое наших гостей уже готовились к отъезду. Так как они оставили свои адреса и в случае необходимости с ними можно было быстро связаться, инспектор больше не нуждался в их присутствии. Джон вывел машину, чтобы отвезти их на станцию, и, я думаю, вряд ли кто-то из них сожалел об отъезде.

После Аморель вызвали де Равеля, затем его жену, а моя очередь все не подходила. Наконец пригласили и меня последним из всех присутствующих. Эльза, конечно, была еще не в том состоянии, чтобы с ней можно было беседовать.

Инспектор Хэнкок на первый взгляд производил впечатление неглупого и способного офицера. Забегая вперед, скажу, что это впечатление оказалось на редкость обманчивым.

С некоторым волнением я поздоровался с инспектором кивком головы и сел на стул, который он мне указал. В тот момент мне было только жаль, что меня не вызвали раньше, поскольку я полагал, что смогу хоть немного помочь следствию. Мне и в голову не приходило, в каком опасном положении я оказался из-за нелепого стечения обстоятельств.

— Мистер Сирил Пинкертон, не так ли? — начал инспектор вполне дружелюбным тоном. — Извините, что пришлось вас побеспокоить, сэр, но мне необходимо получить от вас ответы на кое-какие вопросы. Кстати, кто вы по профессии?

— Никто, — улыбнулся я. — У меня, разумеется, есть хобби, но не профессия. Мне посчастливилось иметь небольшой частный доход. Ничего особенного, знаете ли, однако вполне достаточно, чтобы я мог жить в сравнительном комфорте.

— Как я понимаю, вы живете в Лондоне?

— Да. У меня небольшая квартира на Кенсингтонской площади. Номер двадцать семь, Кромвель-Меншинс.

— Благодарю вас, сэр. Ваш возраст?

— Тридцать шесть.

— И вы не женаты?

— Разумеется, нет.

— Так. А теперь скажите, ведь вы близко знали покойного Скотт-Дейвиса, не так ли, мистер Пинкертон?

— Не то чтобы близко, я бы так не сказал. Не сказал бы даже, что я знал его хорошо. Обычное шапочное знакомство, не более того.

— В самом деле! Ну хорошо, сэр, теперь я хотел бы, чтобы вы рассказали собственными словами, что произошло здесь сегодня днем. Прошу вас говорить только то, что знаете, и ничего такого, чему вы не были непосредственным свидетелем.

— Конечно, инспектор, — сказал я и постарался как можно более лаконично описать все сегодняшние события.

— Спасибо, сэр. Ваш рассказ кажется мне достаточно полным и откровенным. Теперь такой вопрос. Как сказал мистер Хилльярд, он сам заряжал для спектакля то ружье, из которого, как я понимаю, вы стреляли холостым патроном, который он сам заранее приготовил для этой цели. Вы проверяли патрон перед тем, как стрелять?

— Конечно, инспектор. Еще в детстве меня приучили никогда не направлять оружие на человека, поэтому я почти инстинктивно в последний момент проверил, нет ли какой ошибки. Там был, несомненно, холостой патрон. Кроме того, я вообще целился не в мистера Скотт-Дейвиса, а поверх его левого плеча.

— Понятно. А скажите, мистер Пинкертон, вы хорошо умеете обращаться со стрелковым оружием? Я имею в виду, вы часто стреляете, на охоте или еще где-нибудь?

— Нет, я вообще не стреляю. У меня сильное предубеждение против охоты на диких животных. В любом случае, как вы сами видите, я близорук.

— Разумеется. Значит, по вашему мнению, мы можем полностью исключить вероятность несчастного случая во время спектакля?

— Без всякого сомнения, — сухо ответил я. — Он совершенно точно был жив на протяжении всей сцены, которую мы разыгрывали. Это все могут подтвердить. Как сказал мистер Хилльярд, он валял дурака до самого конца.

— Именно так, — кивнул инспектор. — Значит, он был в своем обычном хорошем настроении?

— Даже более того. В великолепном. Он как раз накануне, только сегодня утром, объявил о своей помолвке.

— Да, я уже слышал. Несчастная юная леди. Очевидно, для нее это страшный удар. А теперь, мистер Пинкертон, мне хотелось бы прояснить вопрос с двумя выстрелами. Вы говорите, что слышали первый, когда поднимались по тропинке через лес вместе с миссис Фицвильям?

— Да. Поскольку это сильно встревожило ее, я вызвался сходить обратно и предупредить того, кто стрелял, что это может быть небезопасно в течение ближайших минут. Чуть позже, когда я еще занимался поисками, прозвучал выстрел мистера Хилльярда, о котором он вам, конечно, рассказывал.

Инспектор посмотрел на меня с каким-то странным выражением лица.

— Почему вы так говорите, сэр?

— Говорю что?

— То, что вы слышали, как мистер Хилльярд произвел второй выстрел?

— Потому что я действительно это слышал, — удивился я.

— А откуда вы знаете, что выстрел мистера Хилльярда был именно вторым? — Инспектор явно брал меня в оборот — Почему он не мог быть первым?

Я в замешательстве уставился на него. Эта мысль как-то не приходила мне в голову.

— Прошу вас давать только достоверную информацию, мистер Пинкертон, — сказал инспектор уже более ровным тоном.

— Что ж, если вы так ставите вопрос, — ответил я, — я не знаю наверняка. Просто я считал, что это само собой разумеется.

— Но почему? — не унимался инспектор. — Должна же быть у вас какая-то причина. Подумайте, сэр.

— Это в самом деле так важно?

— Чрезвычайно, — кратко ответил он.

Я напрягся, но так и не смог найти вразумительный ответ на вопрос, почему я был так уверен, что Джон стрелял именно вторым — разве только потому, что второй выстрел прозвучал тише. Пришлось довольствоваться хотя бы таким объяснением.

— Ну хорошо, постарайтесь описать те два выстрела, которые вы слышали. Например, были ли они одинаковыми?

— Нет. Совершенно точно, нет. Я уже говорил, первый был значительно громче. И, видимо, ближе. Второй прозвучал как бы издалека. Дайте-ка подумать... мне тогда показалось, что стреляли где-то выше по течению, однако не могу сказать, насколько далеко.

— Ясно. Так вы говорите, сэр, что второй выстрел показался вам громче первого. Вы что-нибудь еще можете к этому добавить?

— Нет, — ответил я в некоторой растерянности. — Думаю, ничего.

Некоторое время инспектор в раздумье катал по столу карандаш. У дверей стоял человек, который, как мы полагали, был сержантом уголовной полиции, но он не принимал участия в беседе.

— Хорошо, сэр, давайте подойдем к этому с другой стороны. Разные ружья звучат по-разному, не так ли? Правильно ли я понял, что в первый раз это было скорее похоже на дробовик, чем на винтовку? Такой, знаете ли, глухой звук, который производит малокалиберный дробовик?

— Да, — неосторожно ответил я. — Что-то вроде этого. Теперь я вспоминаю, что второй выстрел... — Тут я осекся, заметив, как инспектор обменивается с сержантом многозначительным взглядом. — А почему вы спросили про дробовик? — поинтересовался я, и довольно резко.

— Видите ли, — голос инспектора звучал почти ласково, — по словам мистера Хилльярда, он стрелял из двадцатикалиберного дробовика. Так что из вашего рассказа следует, что именно его выстрел был первым.

— Но я не мог бы присягнуть в чем-либо подобном, запротестовал я, разозлившись одновременно и на инспектора, который расставил для меня эту ловушку, и на себя за то, что так глупо в нее угодил. — Я же говорил вам, второй выстрел был слишком далеко от меня, чтобы делать какие-то догадки о том, из какого оружия он был сделан.

— Ну да, конечно, — вкрадчиво сказал инспектор. — Именно так. А теперь, мистер Пинкертон, не могли бы вы подробно, шаг за шагом рассказать мне, что вы делали после того, как расстались с миссис Фицвильям, и вплоть до того момента, как вы встретили мистера Хилльярда?

Я почувствовал беспокойство. От меня ясно требовали отчета обо всех моих передвижениях в момент происшествия — а это уже имело довольно-таки зловещий подтекст. Как я мог убедить полицейского, относящегося ко мне с профессиональной подозрительностью, что я просто так стоял в лесу и тянул время, чтобы успокоить нервную даму?

— Хорошо, — сказал я. — Вернувшись на поляну, где мы разыгрывали спектакль, я попытался найти того, чей выстрел мы слышали. Насколько помню, я даже окликнул его раза два. Я уже собирался идти обратно, когда раздался второй выстрел. Не могу сказать, чтобы это меня сильно встревожило, однако на этот раз я действительно решил найти стрелка и предупредить его, что вокруг люди. Могу определено сказать (теперь я отчетливо это вспоминаю), что выстрел прозвучал где-то выше по течению. Я снова крикнул стрелявшему, потом немного углубился в лес, продолжая время от времени звать его. Поскольку никакого ответа так и не последовало, я вернулся назад, немного задержался на поляне, чтобы подобрать некоторые вещи, которые я там забыл, в частности, спички и портсигар, и начал подниматься по тропинке, чтобы присоединиться к миссис Фицвильям. Однако ее уже не оказалось на месте, поэтому, чуть поколебавшись, я снова стал спускаться в лес...

— Минутку, сэр. Почему вы это сделали? Почему вы не последовали за миссис Фицвильям к дому?

— Потому что я вспомнил, что видел ружье, которое мы использовали в спектакле, на той поляне, где мы его оставили, — пояснил я несколько раздраженно. — Очевидно, мистер Скотт-Дейвис забыл взять его с собой. Вряд ли мистеру Хилльярду понравилось бы, что одно из его ружей осталось валяться в траве.

— Но вы не выполнили свое намерение?

— Нет. Так получилось. Дело в том, что я не пошел к поляне напрямик, а свернул на маленькую тропинку, которая, в принципе, ведет туда же, но проходит через другую просеку.

— И почему же вы так поступили, сэр?

Мое раздражение все нарастало. Бессмысленно было даже пытаться объяснять тупому деревенскому полисмену, что маленькая полянка очень красива, а я всегда был неравнодушен к красоте.

— Просто для разнообразия, — сказал я вместо этого. — Так мой путь становился лишь немного длиннее, а спешить мне все равно было некуда. Потом я увидел мистера Скотт-Дейвиса лежащим поперек тропинки и сразу же поспешил обратится за помощью.

— Так. А вы осмотрели тело перед тем, как повернуть назад?

— Нет.

— Почему нет, мистер Пинкертон?

— Ну-у, — неуверенно начал я, — просто я ничего не смыслю в таких вещах и...

— Но ведь, в таком случае, вы не могли знать наверняка, жив он или мертв?

— Вот именно, — не сдавался я. — поэтому я и решил, что лучше не терять время зря, а привести кого-то, кто будет способен оказать компетентную помощь.

Инспектор все еще терзал свой карандаш, и это начинало действовать мне на нервы.

— Так. А не поможете ли вы нам выяснить, каким образом в лес попало второе ружье? Как сказал мистер Хилльярд, он владеет тремя ружьями двадцать второго калибра. Он уверен, что еще вчера вечером все они были здесь, в своей стойке, потому что перед сном он как раз осматривал одно из них, собираясь на следующее утро зарядить его холостым патроном. Как видите, третье ружье все еще здесь. Мистер Хилльярд не вполне уверен, но ему кажется, что одного из ружей не было на месте с самого утра. Того, которое нашли рядом с телом. Не можете ли вы пролить свет на то, как оно туда попало?

— Боюсь, что нет, — насторожился я. — Не имею ни малейшего понятия.

— Тогда, может быть, у вас есть на этот счет какая-нибудь догадка?

Я задумался.

— Единственное, что приходит мне в голову: возможно, мистер Скотт-Дейвис сам взял его утром (он любил всегда носить с собой какое-нибудь оружие. Потом он случайно оставил его где-то в лесу, а после спектакля вспомнил и забрал. Далее могу лишь предположить, что, хотя он и вспомнил, где оставил ружье, но совершенно упустил из виду, что оно было заряжено это и привело к несчастному случаю.

Инспектор что-то записал на лежавшем перед ним листе бумаги, и на прощанье даже соизволил поблагодарить меня.

— Вы нам очень помогли. Спасибо, сэр. Ваше предположение явно не лишено оснований. Полагаю, мы вполне можем прийти к выводу, что именно так все и произошло. А, сержант Берри?

— Весьма остроумная версия, сэр, — подтвердил сержант, впервые раскрыв рот за все это время.

— Думаю, на этом можно закончить, мистер Пинкертон. Так значит, по вашему, Скотт-Дейвис был убит именно первым выстрелом?

— В этом не может быть никаких сомнений, — твердо ответил я. — Я был примерно в тридцати или сорока ярдах от тела, когда услышал второй выстрел. Ну, может быть, в пятидесяти. Могу сказать совершенно определенно, что не этот выстрел его убил.

— Благодарю вас, сэр. Думаю, то, что вы нам сейчас рассказали, окажется весьма полезным для следствия, — сказал инспектор, вставая. — Не будете ли вы столь любезны чтобы позвать сюда на минутку мистера Джона Хилльярда.

Я нашел Джона в холле, где он разговаривал с одной из горничных, и передал ему приглашение инспектора.

— Небольшая просьба, Сирил, — сказал он. — Мэри говорит, что здесь уже рыщет какой-то чертов репортер. Избавьтесь от него за меня, пожалуйста, окажите услугу. Только не выкладывайте ему никаких фактов, полиция сама потом даст прессе всю информацию, которую сочтет нужной. Просто скажите, что все мы здесь потрясены случившимся и...

— Думаю, я разберусь, что можно говорить и чего нельзя, — прервал я его инструктаж с легкой улыбкой.

Репортер задержал меня дольше, чем я предполагал, и, когда я вернулся в дом, полиция уже собиралась уезжать. Два констебля принесли тело, за которым прибыла карета скорой помощи. Инспектор, сержант и один из констеблей сели в нее, второго нигде не было видно. Я взглянул на часы — было уже больше семи.

Все остальные куда-то исчезли, и я уже хотел было подняться к себе и переодеться, как в дом вернулся Джон, только что проводивший полицию.

— Сирил, вы не зайдете на минуту ко мне в кабинет? — тихо попросил он.

Я с готовностью присоединился к нему. Честно говоря, мне и самому хотелось обсудить с ним одну идею, которая только что пришла мне в голову.

— Да-а, неважные дела, Джон, — заметил я.

— Не то слово, черт побери, — мрачно бросил он в ответ.

— Как вы думаете, почему полиция забрала тело? Они ведь обычно не делают этого, если речь идет о несчастном случае?

— Нет, — лаконично ответил Джон, — не делают.

Я выжидал.

Джон молча налил две рюмки виски и протянул мне одну из них. Я принял ее с благодарностью. Только теперь я начал ощущать, какая ужасная слабость охватила меня.

— Да, дела плохи, — повторил Джон. — Просто хуже не бывает. Полиция не удовлетворена тем, что это был несчастный случай.

— О самоубийстве, конечно, и речи быть не может, — продолжил я. — Значит, они подозревают убийство?

— Да. Этого и следовало ожидать. Хотя они пока не исключают и возможность несчастного случая. Думаю, они еще рассматривают все версии, но при этом принимают весьма красноречивые меры предосторожности. Один человек остался в лесу сторожить место происшествия и никого не подпускает, пока его не осмотрят завтра еще раз, а меня обязали проследить, чтобы никто из вас не покидал поместье без разрешения инспектора. Это означает, что всем придется задержаться еще на какое-то время, поэтому, если вам нужно согласовать свои планы или сделать какие-то распоряжения..

— О нет, я совершенно свободен, — сказал я.

Джон помолчал пару минут, неловко вертя в руках свою рюмку. Когда же он заговорил, я с удивлением отметил его смущение.

— Должен сказать, все это очень похоже на убийство, — наконец решился он.

— Вы полагаете? Хорошо, я попробую над этим поразмыслить.

— Но если это правда, — настойчиво продолжал Джон, пропустив мои слова мимо ушей, — значит, кто-то застрелил Эрика.

— Несомненно, — согласился я.

— Все сводится к двум выстрелам. Будь у меня такая возможность, я бы поддержал вашу версию о том, что мой выстрел был вторым (инспектор немного посвятил меня в детали вашего разговора) — но, честно скажу, не могу. Я просто не слышал никакого второго выстрела, ни до, ни после моего.

— Ну и что, какое это имеет значение? — спросил я, начиная терять терпение. По правде говоря, мне уже порядком надоело слушать рассуждения об этих несчастных двух выстрелах.

Джон выглядел еще более красным и смущенным, чем прежде.

— Знаете, Сирил, — наконец выпалил он, — мне ужасно неприятно вам об этом говорить, но, я уверен, вам следует как можно быстрее связаться со своим адвокатом. Не думаю, чтобы полиция удовлетворилась тем, что вы ей рассказали.