Вуайерист

19

ОКЛИН

Захлопнув ящик стола, я посмотрела в сторону кабинета доктора Пирса, надеясь, что он это услышал, и его это разозлило. Я отказываюсь думать о нём как о Кэллуме. На этой неделе он ясно и официально дал мне понять, что он только доктор Пирс.

И он злоупотреблял своей властью в качестве моего начальника, если вам интересно знать моё мнение. Это уже второй вечер, когда он задерживает меня дольше, чем это необходимо. Весь офис был пуст, кроме меня и него. Каждый раз, когда мы разговаривали, он обращался ко мне мисс Дерринджер с отстранённым голосом. Лишённым всяких эмоций. Что, чёрт возьми, изменилось по сравнению с горячими взглядами в классе на прошлой неделе? Он разозлился, что я отказалась остаться и поговорить с ним? Что я не пришла в пятницу?

Мне просто нужно было время, чтобы всё переварить, вся эта ситуация затуманила мой разум. А после всё время, пока работала в «Вуайеристе» на выходных, я выискивала его. Постоянно ожидала, что он войдёт в дверь, подойдёт ко мне и потребует, чтобы я приняла его заказ на ещё одно повторение. Моё сердце билось неровно каждую минуту, пока я находилась там, я волновалась, что он придёт, и ещё больше, что не придёт.

И он не пришёл.

Ощущение, что желание, чтобы он пришёл ко мне, приоткрыло дверь к ясности. Я хотела, чтобы он появился. Впервые у меня возникло уверенное чувство необходимости. Не страха или нерешительности, а желания. Хочу, чтобы он вошёл в дверь и посмотрел на меня так же, как на уроке.

Но он так и не пришёл, и вечер воскресенья стал удручающим.

Я надеялась, что у меня будет время поговорить с ним в понедельник, что мы сядем, пообедаем и разберёмся во всем. Но он закрыл дверь и сказал мне, что я должна сходить перекусить и вернуться через час. Я уставилась на дерево между нами с отвисшей челюстью. Когда он, наконец, снова открыл дверь, это было для того, чтобы попросить меня напечатать заметки о встрече.

«— Если не возражаете, мисс Дерринджер», — сказал он, указывая на бумаги на углу стола, даже не потрудившись оторвать взгляд от своих документов. Как будто это не те же самые пальцы были погружены в меня и заставили меня кончить.

Это стало началом доброжелательных просьб и рутинной работы.

Переставьте мензурки.

Перемойте мензурки.

Разложите эти документы по алфавиту. Разложите их по номерам.

Сделайте копии и разложите по папкам.

Сходите в химический отдел и помогите им перенести центрифугу на наш этаж.

Я уже ждала, что он попросит меня встать на колени и начистить ему ботинки. Я сжимала челюсть при каждой его просьбе. Я уже и не надеялась, что сегодняшний день будет хоть немного лучше после того, как он полностью проигнорировал моё присутствие на занятиях, но я не ожидала, что он задержит меня допоздна.

Снова.

Это заставило меня захотеть пожалеть о том, что я позволила чему-то случиться между нами, но этого не произошло. Не совсем. Я скучала по нашей дружбе. Я скучала по совместным обедам с ним и по тому, как веселилась над нашим лёгким подшучиванием. Это было самой болезненной частью.

Даже несмотря на то, что я задержалась допоздна в тот вечер, когда у меня был выходной от «Вуайериста» и я смогла сделать домашнее задание на опережение.

Я зашла в кабинет и уставилась на его голову, склонившуюся над какими-то бумагами. Я понимала, что он знает, что я здесь, но он отказался поднять взгляд и признать меня. Зачем беспокоиться?

— Я со всем закончила, доктор Пирс, — я постаралась сделать ударение на его имени, чтобы у него не было сомнений, что я почувствовала его холодное отношение.

— Ещё тридцать минут, и я буду готов закончить. Ты можешь мне помочь, — произнёс он, даже не потрудившись поднять глаза.

С меня хватит. Было уже больше семи, и даже если бы мы не разделили тот свой опыт, я бы не потерпела такого неуважения. Я была сыта по горло тем, что он вёл себя как мудак. У меня оставалось с ним больше двух месяцев работы, и я не собираюсь позволять ему думать, что он может переступать через меня.

— Вы не можете держать меня здесь.

Это привлекло его внимание. Наконец, он поднял голову и уставился на меня пустыми глазами.

— Простите, мисс Дерринджер?

Я хмуро посмотрела на него, мисс Дерринджер. Что-то промелькнуло в его глазах. Слишком быстро, чтобы я успела понять. Я протопала, как ребёнок, закатывающий истерику, дальше в кабинет и хлопнула дверью. Вокруг никого не было, и громкий стук закрывшейся двери заставил меня почувствовать себя лучше.

— Может, я всего лишь подросток, а вы мой профессор, но вы не можете так меня использовать.

Он рассмеялся. На самом деле рассмеялся. Мои брови высоко задрались на лоб. Его голова откинулась назад, а рот открылся от глубокого грохота, вырывающегося в комнату, чтобы постебать меня. Я глубоко вздохнула и нахмурила брови. Его грудь сотрясалась от смеха, который он, казалось, не мог сдержать.

— Это, блядь, не смешно, — прорычала я.

Взяв себя в руки, его глаза больше не были пустыми, когда он посмотрел на меня. Синева почти светилась в тускло освещённой комнате. Я невольно отступила назад, когда его пристальный взгляд прошёлся по мне, каждый дюйм моего тела воспламенился от его пристального взгляда.

— Оклин, поверь мне, когда я говорю, что вижу в тебе кого угодно, только не подростка. Кого угодно, только не свою ученицу.

То, как он произнёс моё имя после того, как всю неделю отказывался это делать, было похоже на подарок.

— Тогда кого? — спросила я с меньшим пылом и злостью, чем теми, что подпитывали меня мгновение назад, но не с меньшим разочарованием.

Он уставился на меня, его глаза опустились к моему рту, когда мой язык скользнул по губам. Затем они опустились ещё ниже, на его стол. Он подтолкнул ручку, которая уже лежала на одной линии с соседней, затем стопку бумаг, которая итак уже была ровной. Его рука, казалось, плавала по столу в поисках отвлечения, переставляя всё, на что она натыкалась.

Моё раздражение росло с каждым предметом, который он передвигал хотя бы на долю дюйма. Оно расцветало у меня в груди, сдавливая лёгкие. С каждой секундой, пока я ждала ответа, оно разрасталось, пока я не была готова взорваться. Я протопала последние два шага к его столу, схватила ручки и бросила их на пол.

Его голова дёрнулась к полу, где были разбросаны три ручки, затем медленно повернулась ко мне. Его брови нахмурились, челюсть сжалась, мускул на щеке напрягся, дыхание стало тяжёлым. Он был похож на быка, готового к атаке.

Что ж, я, чёрт возьми, была готова.

Я широко раскинула руки.

— Ну? — закричала я. — Что ты видишь, когда смотришь на меня? — я хотела, чтобы вопрос прозвучал твёрдо и требовательно. Вместо этого он прозвучал как отчаянная мольба.

Доктор Пирс отодвинул свой стул и встал, не сводя с меня глаз, он подошёл, чтобы встать прямо передо мной, возвышаясь надо мной. Моя шея выгнулась, чтобы я могла выдержать его взгляд, и мне пришлось побороть желание сделать последний шаг, чтобы сократить расстояние между нашими телами. Он посмотрел мне в лицо, и я чуть не застонала, когда увидела, как его язык скользит по губам.

Я думала, что знаю его ответ, но ничто не подготовило меня к тому, что он сказал дальше.

— Я вижу, как ты растянулась на кровати. Обнажённая. Как твоё тело вспыхнуло, когда ты перекатываешь розовые соски между пальцами. Теребя их. Заставляя их затвердеть. — Жар охватил моё тело, когда я судорожно вздохнула, но отказалась отвести взгляд, когда он продолжил. — Я вижу, как ты запрокидываешь голову, когда смеёшься над шуткой, которой я поделился за обедом, — он сделал последний шаг ко мне, и я придвинулась ближе. Привлечённая его признанием. — Я вижу тебя в классе, как твои губы растягиваются в самой красивой улыбке, и я помню их вкус, — он наклонился ближе, так что я могла почувствовать его слова на своей коже. — Я отчаянно хочу попробовать их снова, — прорычал он.

Огонь пробежал по моему позвоночнику до самой сердцевины, и я была уверена, что вот-вот воспламенюсь от давления желания — потребности — бурлящего внутри меня.

Дыхание доктора Пирса ласкало мой рот, заставляя его открыться, и я приподнялась на цыпочки, чтобы сократить разрыв. Застонав, наши губы сомкнулись, сливаясь в одно целое, склеенные его словами о желании, воспоминаниями о нашем последнем поцелуе. На этот раз не было никаких колебаний, когда мы обхватили друг друга руками, крепко держась, словно пытались стать одним целым. Его язык скользнул мимо моих губ, требуя, чтобы я впустила его и дала попробовать то, чего он хотел.

Я охотно раскрылась, застонав, когда его язык коснулся моего. Я попробовала его в ответ, вкус мяты и его, мужчины. Мои пальцы зарылись в его волосы, когда он наклонился, чтобы дотянуться до меня ещё сильнее, его руки скользнули по моим бёдрам, чтобы обхватить ягодицы, сминая материал моего платья.

Мы оба отстранились, чтобы вдохнуть, и когда я открыла глаза, его всё ещё были закрыты, пока он водил кругами, массируя мою попку.

— Что ещё, доктор Пирс? Что ещё вы видите? — прошептала я ему в губы.

Он тяжело выдохнул через нос, прежде чем крепко обхватил меня и прорычал:

— Кэллум. Зови меня Кэллум, — прямо в мои губы. Он поднял меня, и я обхватила его ногами за талию. Его рот начал пожирать мой, когда комната закружилась, и он повернулся, чтобы усадить меня на свой стол. Кэллум отстранился только для того, чтобы проложить дорожку поцелуев вниз и обратно по моей шее, где прикусил мочку моего уха.

— Я вижу, как ты склонилась над моим столом, мои пальцы исчезают внутри тебя.

Я резко вдохнула от этого образа и попыталась опустить руки вниз по его груди, нуждаясь прикоснуться к нему. Он остановил меня, крепко схватив за запястья и прижав их к столу позади меня. Я хотела запротестовать, но затем его поцелуи переместились ниже моей шеи, заходя настолько далеко, насколько позволял вырез моего платья.

Остановившись на моей груди, Кэл посмотрел на меня и прикусил сосок через хлопок, заставив меня дёрнуться от удовольствия.

— Я представляю твою идеальную попку, покрытую моей спермой. Я представляю, как втираю её, пропитываю ею твою кожу. Может быть, тогда ты бы поняла, каково это, когда я становлюсь частью тебя.

Я не знала, что сказать. Это было гораздо сильнее, чем просто сексуально. Это было гораздо глубже, чем я надеялась, то что он чувствовал ко мне. Я открыла рот, чтобы спросить ещё, но вместо этого у меня вырвался стон, когда он прикусил другой мой сосок и начал вести руками вверх по моим бёдрам и под юбку.

— Доктор Пи…

— Кэллум. Кэллум, когда я внутри тебя, — проговорил он, падая в кресло и подкатываясь между моих раздвинутых ног.

— Но ты же не… о-о-ох.

— Что это было? — спросил он с ухмылкой, его пальцы входили и выходили из меня.

Они так быстро двигались под моими трусиками. Я была такой влажной, что не сопротивлялась, когда он засунул в меня два пальца и стал вращать ими.

— Кэллум, — выдохнула я.

Он застонал, прижавшись к коже внутренней стороны моего бедра.

— Я вижу тебя обнажённой на кровати, широко раздвинув ноги, с тёмной головой, спрятанной между ними, — его глаза остановились на моей груди, когда его рука изогнулась.

Я не могла не задаться вопросом, что он увидел, моё платье всё ещё было спущено достаточно, чтобы закрыть мне обзор. Однако это усилилось, когда он свободной рукой приподнял мою ногу и положил её на подлокотник своего кресла.

Он вытащил пальцы, и я заскулила от потери, но затем он поднял мою вторую ногу на другой подлокотник своего кресла. Так я и сидела, широко расставив ноги на столе моего профессора. Моя киска была обнажена из-за того, что трусики были сдвинуты в сторону, чтобы он мог видеть, что он со мной сделал.

— Я представляю, что это я. Я представляю, какими мягкими будут складочки твоей киски под моим языком. Что ты будешь ещё слаще непосредственно из источника, а не с моих пальцев.

И затем его голова оказалась между моих бёдер, его язык проник в моё отверстие, прежде чем подняться и обвести мой клитор. Его стон вибрировал во мне, и я прижалась к его ищущему рту. Он посасывал, покусывал и ласкал каждую частичку меня, пока мои всхлипы наполняли комнату. Мои бёдра дрожали от усилий держать их раздвинутыми и позволить ему добиться своего. Кэллум пожирал меня, как изголодавшийся человек, и я никогда не могла припомнить, чтобы мне было так хорошо.

Может быть, это потому, что он был старше и опытнее, но в тот момент, когда он снова и снова погружал в меня свой язык, мне было всё равно. Он снова двинулся вверх, чтобы провести по моему клитору, и я была близка. Мне нужно было, чтобы он оставался там. Я пошевелила рукой и зарылась пальцами в его волосы, чтобы удержать его, и он застонал, всё его тело дёрнулось, прежде чем его рука сковала моё запястье и вернула его обратно на стол. Он держал её там, вкладывая всё, что у него было, в то, чтобы заставить меня кончить.

Я хотела спросить, что только что произошло, но его рот, посасывающий губы моего влагалища, отвлёк меня. Чем больше он работал, тем больше я терялась, проваливаясь в бездну удовольствия, пока, наконец, не взорвалась. Долгие стоны сорвались с моих губ, когда всё моё тело сжалось, мои бёдра сильно прижались к его рту, мои пальцы сжались в кулак, когда они впились в дерево стола.

Его облизывания становились мягче и в конце концов перешли в нежные поцелуи, прежде чем Кэллум продолжил свой путь вверх по моему бедру, заканчивая на колене.

Тяжело дыша, я смотрела, как он откинулся на спинку стула и вытер подбородок тыльной стороной ладони, и я знала, что мне нужно ещё больше. Я хотела попробовать его на вкус, как он пробовал меня. Я хотела, чтобы он был частью меня, как я была частью его.

Я спустила ноги с подлокотников кресла и соскользнула со стола, прежде чем он успел возразить, и начала возиться с его ремнём.

— Оклин, — выдохнул он, его дыхание стало тяжёлым.

— Я хочу попробовать тебя на вкус. Я хочу услышать, как ты стонешь, пока я буду сосать тебя.

Его дыхание участилось, как только пуговица на его брюках была расстёгнута, его громкие выдохи пробивались сквозь звук расстёгивающейся молнии.

Подняв глаза, я прикусила губу и посмотрела на него. На его лбу выступил пот, а глаза были зажмурены, что выглядело как сосредоточенность. Я запустила руку ему в боксеры, едва коснувшись мягкой плоти, покрывающей его твёрдую длину, когда кресло резко отодвинулось, и он встал. Сила отбросила меня назад на задницу, и я уставилась на него в замешательстве. Его глаза были широко раскрыты и безумны, а грудь вздымалась вверх и вниз от того, что, как я начинала думать, не было сдерживаемым желанием.

— Кэллум, — прошептала я.

Он опустил на меня глаза, и в них была боль.

— Прости, Оклин.

Затем он обошёл меня и начал застёгивать свои штаны. Я поднялась с пола.

— Что? — я была сбита с толку, мой разум пытался не отставать. Но моё тело уже знало. Мою грудь сдавило, резкая боль пронзила сердце. Моё лицо вспыхнуло от смущения из-за его отказа.

— Я не могу. Мне жаль. Я просто не могу.

Я смотрела ему в спину, пока он шёл к двери. Дойдя до неё, он не обернулся, чтобы посмотреть на меня, и это поразило меня, как пощёчина. Гораздо большим неприятием было то, что он даже не мог посмотреть на меня, когда отворачивался.

— Что за хрень? — спросила я, ненавидя дрожь в своём голосе.

Наконец, он повернулся, но продолжал смотреть в пол.

— Уже поздно. Нам пора идти.

Боль в моём сердце распространилась, вызывая пожар в груди. Жжение достигло глаз, и я моргнула, не желая плакать перед ним, но смущённая и обиженная его отказом. Он даже не взглянул на меня. Ему было так стыдно за то, что мы сделали? Почему? Почему он зашёл так далеко только для того, чтобы прогнать меня?

Я не понимала, и чем больше я пыталась это сделать, тем больше вопросов роилось в моих мыслях, и я не могла выдавить ни один из них, несмотря на болезненный ком в горле. Он душил меня, и я ненавидела это. Я возненавидела всё это ещё больше, когда слеза вырвалась наружу.

Я отказывалась стоять там и выслушивать любую возможную причину, по которой Кэллуму, вероятно, пришлось так внезапно отстраниться. Я не могла заставить себя сделать это. Смахнув слезу, я повернулась, чтобы начать собирать свои вещи.

Это было бессмысленно, поскольку полилось ещё больше слез, мои всхлипы выдали мою слабость.

— Оклин, мне так…

— Нет! — я развернулась к нему лицом. — Пошёл ты, Кэллум. Я понимаю, я молода и твоя студентка, и ты, вероятно, сожалеешь об этом, но, возможно, тебе следовало разобраться в своём дерьме, прежде чем пожирать меня.

В его глазах появилась боль, когда он заметил следы моих слез. Он сделал шаг вперёд с протянутыми руками, но я бы полностью рассыпалась, если бы он прикоснулся ко мне сейчас.

— Нет, — повторила я, обходя его и направляясь к двери. Я остановилась у входа, но не обернулась. — Увидимся на занятиях, доктор Пирс.

И с этими словами я вышла, подняв голову так высоко, как только могла, давясь таким количеством слёз, какое только могла сдержать.

Когда я вернулась домой, я упала на кровать и заплакала. Ненавидя то, как я злилась на него за то, что он отверг меня.

Ненавидя, что ему стало стыдно за то, что мы сделали.

Ненавидя, что он был тем, кто остановил это.

Ненавидя его за то, что он заставил меня чувствовать себя так хорошо.

Ненавидя его за всё, что он сказал.

Ненавидя его, потому что на самом деле вовсе не ненавидела.

И это заставило меня почувствовать себя такой незрелой и наивной, какой он, вероятно, меня и видел.