Вуайерист

31

КЭЛЛУМ

Через две недели после разрыва с Оклин я всё ещё слишком много пил, пытаясь понять, лучше или хуже мне без неё. Лучше для неё, по крайней мере, потому что я не смогу вымещать на ней своё темпераментное настроение.

Две недели, а я становился всё более и более измотанным, похмелье давило на меня, влияя на мои занятия. Каждый раз, когда мне приходилось наблюдать, как она сидит на уроке, выглядя красивой, но такой же уставшей, как и я, мне хотелось подбежать к ней и всё исправить. Но я был не в том месте, где мог бы это сделать. Если я думал, что был в полном беспорядке, когда мы расстались, то сейчас я был чёртовой катастрофой.

Вдох на пять, выдох на пять. Повторить.

Ещё пять раз, и я почувствовал, что в какой-то степени готов выйти из машины и отправиться на занятия.

Весь контроль со скрежетом развалился, когда я посмотрела через лобовое стекло и увидел Оклин с Джексоном. Он подъехал к обочине, и она вышла, выглядя усталой, но всё ещё вызывающей у него искреннюю улыбку. Он подошёл к тротуару и заключил её в объятия. Она охотно подошла, тоже прижимая его к себе. Я сжал кожаную обивку руля, слушая, как кожа скрипит под давлением, и наблюдая, как он наклоняется и прижимается губами к её макушке.

Он отступил назад, всё ещё держа её за руку, пока не отошёл слишком далеко, их пальцы выскользнули друг от друга. Стали ли они парой? Пошла ли она дальше и позволила ли ему утешить себя?

Желчь закружилась у меня в животе, угрожая прожечь себе путь к горлу.

Как она могла быть с ним? Так быстро? После того, как она сказала мне, что не хочет никого другого? Они уже вместе?

Я представил, как увижу её в классе. Задаваясь вопросом, как мне сосредоточиться. Как я смогу смотреть на неё и не сорваться на глазах у всех? Не потребовать, чтобы она дала мне объяснение.

Я не смогу. Я не смогу этого сделать.

Заведя машину, я набрал номер офиса, сообщив им, что сегодня не смогу приехать. Мне и не нужно было притворяться больным, я был сломлен, и ничто во мне этого не скрывало.

Вернувшись домой, я захлопнул дверь, бросив сумку на пол, как только вошёл, и направился к мини-бару. Не утруждая себя стаканом, я отвинтил крышку от бурбона и начал пить.

Утреннее солнце осветило мой тёмный дом, превратив фотографию в рамке напротив меня в зеркало. Моё туманное отражение смотрело на меня в ответ. Я оторвал губы от бутылки и по-настоящему посмотрел на себя.

Двадцатидевятилетний мужчина, пьющий прямо из бутылки раньше девяти утра.

Двадцатидевятилетний мужчина, который бросил женщину, которую любит, потому что не смог контролировать свои эмоции.

Двадцатидевятилетний мужчина, позволивший прошлому управлять им, вместо того, чтобы взять контроль в свои руки. И не тот ложный контроль, который был у меня раньше. Настоящий контроль. Контроль, который сохранился бы, даже когда всё пойдёт наперекосяк.

Как долго я собирался позволять этому разрушать меня, принимать решения за меня?

Да, я достаточно доверял Оклин, чтобы сблизиться с ней, заняться с ней любовью, но я мог заставить себя быть и с другими — научиться доверять им. Я мог бы выбирать, что я могу и чего не могу делать.

Я сделал недостаточно, чтобы добиться этого самостоятельно, и я положил всю свою близость к её ногам, как будто я навсегда останусь один без неё. Хотя я не хотел никого, кроме неё, это не означало, что она была концом всего, всем для моего будущего.

Я не мог продолжать это делать.

Я не мог и дальше позволять действиям других управлять мной.

Проглотив последний глоток бурбона, я пошёл на кухню и начал выливать остатки в раковину. Наблюдение за тем, как коричневый алкоголь стекает в канализацию, стало катарсисом. Это было похоже на первый шаг в правильном направлении.

На втором шаге я побежал вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз, чтобы добраться до своей спальни. Я ворвался в свою комнату и быстро запихнул кое-какую одежду и туалетные принадлежности в ручную кладь. Покончив с этим, я достал свой телефон и оформил заказ. Затем я позвонил в «Убер», потому что был пьян в десять утра, и это осознание стало ещё одним ударом под дых, дающим мне понять, что я принимаю правильное решение.

Ближе к вечеру я выглянул в окно, наблюдая за проносящимся мимо пейзажем. Тем, который я не ожидал увидеть когда-либо снова.

Машина припарковалась возле большого дома, я схватил свою сумку и пошёл по тротуару. Подняв руку, чтобы постучать, я остановился. Как только дверь откроется, я не смогу вернуться. Она заставит меня остаться тут так долго, как только сможет. Убежать станет невозможным.

Я глубоко вздохнул и постучал.

Дверь распахнулась, а она стояла с широко раскрытыми глазами.

— Привет, мам.

— О, боже мой. Кэл.

Её рука взлетела ко рту, а лицо сморщилось, когда она заплакала. Я шагнул вперёд и притянул её к себе.

— Мам, — я рассмеялся. — Это не тот приём, которого парень ждёт от своей мамы.

— Я просто… не могу поверить, что ты здесь. Ты дома.

Она отстранилась, и ей пришлось встать на цыпочки, но она целовала меня в обе щёки снова и снова, пока я не оттолкнул её.

— Прекрати. Я видел тебя всего пару месяцев назад.

Она вытерла глаза.

— Что ж, заходи. Твой отец будет рад тебя видеть.

Она продолжала оглядываться через плечо, как будто я мог исчезнуть. Не то чтобы встреча со мной была чем-то особенным, дело было в том факте, что я был дома. Калифорния всегда была их домом — нашим домом, — но я уехал, как только смог, и знал, что им больно от того, что я не вернулся. Мои родители любили меня и хотели провести каникулы с семьёй, но пошли навстречу мне и моим страхам.

Они знали, что Калифорния ассоциируется у меня с прошлым. Так что для меня стоять здесь, несмотря на то, что произошло, значило многое.

— Смотрите, кого ветром занесло, — объявила моя мама.

Мой папа поднял глаза из своего кресла в гостиной, где читал газету, и повторно посмотрел на меня.

— Кэл, — удивлённо сказал он. Затем он отбросил газету в сторону и подошёл, чтобы заключить меня в объятия. — Добро пожаловать домой, сынок.

— Спасибо, пап.

Мама шмыгнула носом, но потрясла головой.

— Ну, давайте не будем просто стоять здесь и рыдать. Что я могу предложить тебе выпить?

— Простой воды, мам.

Я был полон решимости не позволять своему беспокойству контролировать меня. Итак, с этого момента, пока я не соберусь с мыслями и, наконец, не столкнусь с некоторыми демонами — только вода.

Мама вернулась и села на диван, улыбаясь мне.

К счастью, они переехали после того, как всё случилось. Кошмары были слишком сильными, чтобы оставаться там. Хотя жить в Калифорнии было достаточно тяжело, я никогда не хотел испытывать свои силы, находясь в своей старой комнате.

— Знаешь, я так счастлива, что ты здесь, но почему сейчас? Я не могу избавиться от чувства, что что-то привело тебя сюда, — произнесла мама.

Я сделал большой глоток воды, пытаясь унять сухость в горле.

— Я, э… э… я кое-кого встретил.

Её лицо просияло, как будто она уже мысленно видела внуков.

— Успокойся, мам, — моя рука потёрла узел напряжения на затылке. — Всё сложно, мягко говоря.

— Сложно, но возможно, — сказала она, махнув рукой. — Если ты любишь её, то у тебя всё получится.

— Именно поэтому я здесь. Мы… — я глубоко вздохнул, пытаясь понять, с чего начать. В чём признаться в первую очередь? — Она молода. Это заставило меня очень остро осознать проблемы, которые я возлагал на неё. Я ненавидел себя за то, что взваливал это на неё, когда у неё были свои собственные проблемы.

— Ох, малыш. Ты — это не твоё прошлое, — она повторяла мне это столько раз, сколько могла.

— Я пытаюсь это осознать. Вот почему я здесь. Мы расстались, и я вроде как сорвался с катушек.

— Я подумал, что ты выглядишь немного потрёпанным.

— Чарльз! — мама ахнула, хлопнув папу по ноге.

Он лишь пожал плечами.

— Парнишка выглядит так, будто не спал несколько месяцев.

— Спасибо, пап. На самом деле прошло всего пару недель.

— Так, объясни в чём сложность, — сказал папа, зная, что это проблема серьёзнее, чем я им говорил.

— Она молода.

— Совершеннолетняя? — спросил он, приподняв бровь. Мои родители были понимающими, но не настолько.

— Боже, папа. Да, — я выдохнул со смехом. — Но она только начала свою жизнь. — Мои родители сидели рядом, давая мне время подумать, зная, что это ещё не всё. Я думал о том, что хотел бы сказать, ничего не выдавая. — Я отношусь к ней как собственник — ревную так, как никогда раньше, и когда моя ревность вспыхивает, я теряю рассудок. Нет рациональных мыслей. Нет никаких доводов. Я теряюсь в своих мыслях и своих проблемах и теряю самообладание. Я срываюсь на ней. Наговариваю всякое. Говорил подлые вещи, и я ненавидел это, — говорить вслух было ещё больнее. — Она слишком молода, чтобы разбираться в моих проблемах.

— Кэллум, — проговорила моя мама, предостерегая меня. — Женщина может принимать свои собственные решения. Женщина может уйти, когда ей это нужно.

— Но что я должен был сделать, чтобы она приняла это решение? Как далеко я мог упасть? — моя мама нахмурилась и потянулась через пространство, чтобы взять меня за руку. Просто то, что она держала мою руку, успокаивало меня. — Вот почему я здесь. Я не могу и дальше позволять своему прошлому управлять мной. Я не могу продолжать прятаться и надеяться, что, игнорируя его, мне станет лучше. Я устал от этого, мам.

Она смахнула слезу, которой удалось скатиться. Я знал, что она всё ещё испытывает чувство вины за то, что произошло, и я не хотел, чтобы моя неспособность отпустить продолжала сдерживать всех остальных. Мне нужно было взглянуть правде в глаза. Справиться с этим.

— Я надеялся, что доктор Эджмор сможет принять меня на этой неделе, — сказал я, имея в виду терапевта, которого я посещал перед отъездом из Калифорнии.

— Я прослежу, чтобы он принял тебя, — подтвердил папа.

— Как надолго ты остаёшься?

— На две недели. У меня припасена неделя отпуска, а на следующей неделе весенние каникулы.

— Целых две недели. — Моя мама восторженно захлопала в ладоши. — Дождаться не могу. У тебя ещё столько времени, чтобы рассказать мне об этой девушке.

Я улыбнулся, просто подумав об Оклин.

— Она великолепна. Красивая, умная, решительная, забавная. В ней так много всего, что я даже не могу подобрать подходящие прилагательные.

— Звучит очаровательно. Жду не дождусь встречи с ней. Может, мы сможем навестить её и все вместе поужинать.

При этих словах я, поморщившись, отвёл взгляд. У меня не хватит времени, чтобы сохранить в секрете самую большую сложность.

— Что? Стесняешься нас? — спросила мама, шутя.

— Нет. Мы э… эм… мы не можем просто так встречаться.

Она приподняла бровь и уставилась на меня, пытаясь обдумать все причины.

— Она замужем?

— Господи, мам. Нет.

— Тогда в чём дело?

Моё сердце бешено колотилось в груди, отчего у меня закружилась голова.

— Эм, она… моя ученица.

Её глаза расширились, и она выдохнула:

— Кэллум Пирс!

— Знаю. Я знаю, мам. Я не хотел, чтобы это случилось. Не знал, и я боролся с этим. Боже, как я боролся с этим чувством, но их так много. И с ней, впервые в жизни, я увидел будущее. Я увидел её рядом со мной в будущем, и я больше не мог с этим бороться.

Её шокированный взгляд смягчился до сочувствия, и я понял, что всё будет хорошо. Она поняла, и в основе всего этого, если это было законно и по обоюдному согласию, мои родители хотели, чтобы я был в безопасности и счастлив.

— Не то чтобы ты не была моей стажёркой, когда мы впервые встретились, — пробормотал папа маме. — Нам тоже приходилось держать наши… занятия в секрете.

Она покраснела, а я съёжился.

— Фу, пап.

Он наклонился и поцеловал маму в щеку.

Это была та любовь, которой я хотел, будущее, которого я хотел.

В том состоянии, в котором я был сейчас, я ни за что не достигну этого. Если я когда-нибудь хочу, чтобы моя мечта о том, что мы будем с Оклин, осуществилась, мне нужно стать лучше.

Вспомнив её в объятиях Джексона, мои плечи опустились, и я подумал, не опоздал ли я.

Но это не имело значения. Я буду боролся за неё, если придётся.

Для начала, пришло время посмотреть правде в глаза и стать лучше.

Я готов.