Вуайерист

24

КЭЛЛУМ

Как только стук в моей голове прекратился субботним утром, я схватил телефон и отправил сообщение Оклин, беспокоясь, что она будет слишком зла для телефонного звонка. Не то чтобы я винил её.

Я: Я сожалею о прошлой ночи. Я был неправ.

Почти сразу же появились прыгающие точки.

О: Ты был неправ.

О: Но я была бы готова оставить всё как есть, если ты объяснишь мне, почему это произошло.

Блядь. Блядь, блядь, блядь. Я не хотел объяснять ей, что потерял контроль над своими эмоциями. Что я пытался заглушить себя алкоголем. Поэтому, я сказал ей полуправду и надеюсь, что этого станет достаточно для её прощения.

Я: Просто вчера вечером я начал пить и не осознал, сколько выпил. Когда я нашёл твои трусики в своём кармане, я помню, как подумал, как мне хочется вернуть их тебе. Как сильно я хотел тебя увидеть.

О: Хорошо. Как бы сильно я ни хотела вернуть свои трусики, я могла бы обойтись и без оскорблений.

Я: Чёрт. Прости, Оки. Я не могу принести достаточно извинений. Я увидел тебя с Джексоном, и просто…

Я с трудом сглотнул, обдумывая свои слова, решив просто быть честным с ней.

Я: Я просто позволил своей ревности взять меня под контроль. Я даже не думал.

Точки некоторое время всплывали, и каждый раз, когда они прекращались, моя грудь сжималась всё сильнее и сильнее, готовя себя к тому, что она могла бы печатать.

О: Окей.

Я: Окей? Значит ли это, что ты прощаешь меня?

О: Да. Просто мне нужно время, чтобы подумать об этом. Мне лишь нужно всё обдумать.

Я: Хорошо. Я понимаю.

О: Мне нужно идти. Мне нужно поработать над статьёй о звёздах, и это отнимает всё моё время.

Я: Какой ужасный человек заставил тебя писать статью о звёздах?

О: Настоящий мудак. Зануда.

Я: Звучит потрясающе.

О: Ха. Ха. Позвоню попозже. 😊

Я был иррационально счастлив, увидев смайлик в конце её сообщения. Её саркастические сообщения также сняли тяжесть с моей груди.

Оклин оказала мне столько терпения. Больше, чем я когда-либо ожидал от человека, который только начинает строить своё будущее. А я пошёл и швырнул его ей в лицо, ведя себя как ревнивый, неблагодарный мудак. Меньшее, что я мог сделать, это дать ей что-то взамен.

У меня и раньше были женщины, и некоторые проявляли больше понимания, чем другие. Некоторых было легче отвлечь, чем других. Некоторые же не удосужились остаться, когда я оттолкнул их на первой же встрече. И, возможно, те, кто был более терпелив, дали бы мне больше, если бы я объяснил им, но ни одна из них никогда не вызывала подобной необходимости.

Ни разу, столкнувшись с их уходом, я не задумывался о том, чтобы поделиться своим секретом. Ни одна из них не казалась мне достаточно важной, чтобы за них бороться. До Оклин. Когда она сказала мне уйти или объясниться той ночью, у меня словно свело мышцы и я отказывался двигаться с места. В ней было что-то, что взывало ко мне, что умоляло меня остаться и не сдаваться. Что-то кричало мне, что она единственная. Поэтому, я принял решение и ни разу не пожалел о нём.

Мы стали ближе, но всё равно остались прежними. Смех по-прежнему наполнял наши разговоры, но теперь между нами были откровенно горячие взгляды, которые обычно заканчивались поцелуями, когда могли. Я не мог насытиться ею.

С улыбкой на лице и надеждой, что я не всё испортил, я принял душ и отправился в офис, чтобы доделать кое-какую работу. Временами мои мысли возвращались к прошлой ночи, но я старался выбросить это из головы.

Каждый раз, когда «Вуайерист» прокрадывался в мои мысли, это вызывало целую череду эмоций, которых я не хотел. Вместо того, чтобы моя грудь расширялась, она сдавливалась, и мне становилось трудно дышать. Моя кожа горела, но не от желания. Моё сердце заколотилось в груди, а дыхание участилось, но не потому, что я был возбуждён.

Нет, если бы я поддался этим эмоциям, это стало бы повторением прошлой ночи.

Я много лет упорно трудился, чтобы вернуть утраченный контроль. После того, как все судебные дела были завершены и опечатаны, все остальные смогли двигаться дальше. И всё же я продолжал двигаться по спирали. Пятнадцать и шестнадцать лет были для меня самыми страшными, поскольку я узнал, как алкоголь может заставить меня забыть, как травка облегчает боль. Как вымещение моего гнева на ком-то другом уменьшало стеснение в груди. Я терпел крушение и сгорал, пока моим родителям это не надоело, и они не отправили меня обратно на терапию, где я провёл следующие два года, обретая свой контроль.

И всё же я снова скатывался назад. Визуализируя возможности, как Оклин работала, и мучая себя.

Я знал, что это нелогично. Я видел её выступления каждый вечер, я бывал там раньше, и у неё ни разу не было экстремального выступления. Редко что-либо, кроме сольного выступления. Но, возможно, это было только в те ночи, когда я видел её. Я провёл рукой по лицу и потряс головой, пытаясь прояснить мысли.

Из моих размышлений меня вырвал звонок телефона. Я подскочил на кресле, взволнованный возможностью услышать Оклин на другом конце телефона.

— Алло?

— Привет, Кэл. — Моё волнение поутихло, когда я услышал, как мама приветствует меня на другом конце провода. — Как ты? Надеюсь, я не помешала твоим захватывающим планам.

— Прости, мам. Типичная весёлая субботняя проверка контрольных работ.

— Тебе нужно чаще бывать на людях. Путешествовать.

— На двухдневные выходные? Это уже перебор, — проговорил я, смеясь, но мой смех оборвался, когда она прочистила горло и заколебалась.

— Ты мог бы, — она сделала паузу, вероятно, сглотнув, как делала всегда, когда нервничала, прежде чем что-то сказать. — Ты мог бы, возможно, спланировать поездку домой.

При слове «дом» у меня в ушах зазвенело.

— Зачем? — я спросил так тихо, что подумал, услышит ли она меня.

Ещё одна пауза, но я не мог найти слов, чтобы заполнить её.

— Сара выходит замуж. Они хотели, чтобы ты приехал.

— Нет.

Это слово вырвалось без раздумий. Просто сорвалось с моих губ, сопровождаемое немедленной реакцией, которую я испытывал при мысли о том, чтобы приблизиться к ним.

Сара была его сестрой, и я максимально дистанцировался от этой семьи. Они чувствовали себя ужасно. Понятия не имели, что происходит, и рассыпались в извинениях, болтая о семье и прочей ерунде, которую я был слишком зол, чтобы слушать. Даже после его смерти я всё ещё не мог заставить себя воссоединиться с ними.

После того, как всё это случилось, у моего отца тоже было слишком много напряжения, чтобы поддерживать такие же близкие отношения со своей сестрой. Каким-то образом они поддерживали достаточный контакт, чтобы в конечном итоге преодолеть свой разрыв. Просто не рядом со мной. К тому моменту мой стыд и боль превратились в ярость и озлобленность, жившие самостоятельной жизнью. Возможно, сейчас я всё ещё был в беспорядке, но всё было лучше, чем тринадцать лет назад.

— Прости, мам. Просто не могу.

— Никогда не извиняйся передо мной. Ты им ничего не должен. Думаю, Сара просто достигла той точки в своей жизни, когда пытается восстановить связи. Взросление и влюблённость делают с тобой такие вещи.

— Я пришлю открытку.

— Хорошо, Кэллум. Уверена, она это оценит, — мама тяжело выдохнула. — Ну, я просто хотела позвонить, узнать, как у тебя дела, и сообщить новости. Не буду отрывать тебя от твоей бурной жизни.

— Очень смешно, мам. Передавай папе привет от меня.

— Будет сделано. Сегодня вечером мы собираемся провести кулинарный мастер-класс для пары. Он так взволнован.

Моя грудь сотрясалась от смеха. Мой папа ненавидел готовить, но ради мамы сделает всё, что угодно. Он был близок к выходу на пенсию, и моя мама пользовалась этим в полной мере, чтобы ходить с ним на столько свиданий, сколько могла. Он ворчал по этому поводу большую часть времени, но ему это нравилось, потому что нравилось ей. Это была любовь, к которой стремится бы каждый.

— Что ж, повеселитесь сегодня вечером. Люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, малыш.

Я нажал кнопку отбоя и положил телефон в одну линию со степлером.

Закрыв глаза, я глубоко вдохнул через нос, задержал дыхание на пять секунд, затем медленно выдохнул через сжатые губы. А после я делал это снова, пока не почувствовал, что контролирую своё тело. Я ненавидел, что мне всё ещё нужны дыхательные упражнения после всего случившегося. Ненавидел, что упоминание о члене семьи может заставить меня в них нуждаться.

Затем я начал следить за своим телом, за тем, как моё сердце бьётся в нормальном темпе и не причиняет мне боли при каждом ударе. Я не тёр кожу, отчаянно нуждаясь в душе после телефонного звонка. Я не отходил от стола, делая большие глотки бурбона прямо из бутылки.

Я закрыл глаза и снова вдохнул, чувствуя себя более сосредоточенным, когда представил лицо Оклина за своими веками.

Она была единственным, что отличалось от моего последнего дня рождения, когда я получил открытку от его семьи и провёл неделю, запершись в своей спальне, напиваясь, пока не терял сознание, а затем всё повторялось. Она что-то изменила во мне. Как будто, возможно, туда, где были только тьма и сомнения, просочился луч света, напоминая мне, что я ещё жив. Чтобы я пока не сдавался. Она дала мне надежду и заставила меня захотеть приложить больше усилий ради обещанного будущего.

Я смеялся над сопоставлением чувств, которые Оклин дарила мне. Она успокаивала меня и сосредотачивала, но также раздвигала границы моего контроля. Две эмоции переплелись внутри, и я не знал, что с ними делать. Всё, что я знал, это то, что я не был готов ни от чего отказываться. Ни от моего контроля и определённо ни от неё.

Возможно, я бы сделал следующий шаг и задумался о свадьбе. Если я продолжу совершенствоваться, возможно, это не окажется такой уж трудной задачей. И если рядом со мной будет Оклин, я смог бы завоевать весь мир.

Зазвонил телефон, и я резко открыл глаза, чтобы увидеть, кто это.

О: Хочешь увидеться сегодня вечером?

Я расхохотался и немедленно ответил. У меня болят щёки от такой напряжённой улыбки, я счастлив получить от неё весточку так скоро. Я отправил короткое ответное сообщение, пригласив её зайти ко мне, пообещав ужин, а затем приступил к работе.

— Это восхитительно, — сказала Оклин, пережёвывая кусочек пасты.

Она была напряжена, когда я открыл дверь, но я притянул её в свои объятия и шептал свои извинения вверх и вниз по её шее, пока она не рассмеялась и не потребовала, чтобы я поставил её на пол. Вот так просто, она улыбнулась мне своими золотистыми глазами, без затяжной обиды или вопросов. Она выглядела такой же взволнованной, нашей встречей, как и я был рад её присутствию.

— Спасибо. Я трудился над ней весь день.

Она приподняла бровь и ухмыльнулась мне.

— И ты всегда подаёшь свои свежеприготовленные блюда в алюминиевых контейнерах с надписью: «Итальянская кухня Лючии» на них?

— Постоянно, — ответил я с каменным лицом, прежде чем, наконец, рассмеяться. — Что могу сказать, я не самый лучший повар, и здесь только я. Не нужно быть профи в приготовлении сложных обедов.

— Кэллум, это спагетти. Возможно, это не такое изысканное блюдо, как ты думаешь.

— Эй, тут есть немного спаржи.

— Хорошо, — согласилась Оклин, смеясь. — Просто обидно видеть, как такая большая красивая кухня пропадает зря.

— Да, дом большой.

— Почему ты купил такой огромный дом только для себя одного?

Я опустил глаза, наблюдая, как зубчики моей вилки накручивают лапшу, избегая смотреть на неё.

— Я надеялся, что он не всегда будет только для меня. Я хотел — хочу — семью. Просто не уверен, что для меня возможно. Я подумал, что, может быть, если я куплю дом, то почувствую большее давление, чтобы забыть обо всём и завести семью.

Она так долго ничего не говорила, что я осторожно поднял глаза. Подперев подбородок ладонью, она изучала меня.

— Думаю, из тебя получится отличный отец.

— Что? — я едва выдохнул это слово. Это было не то, что я думал, она скажет. Я подумал, что она сделает замечание о том, что я никогда не наполню этот дом, если не начну наполнять женщину. Но это ведь Оклин. Она никогда не осуждала меня, она никогда не отпускала язвительных замечаний, принижающих мои проблемы.

— Ты так увлечён на занятиях, как ты можешь не увлечь всех остальных? Держу пари, ты бы повёл детей в планетарий и навязал им любовь к астрономии, — она улыбнулась. — Наверно, заставил бы их выучить созвездия раньше азбуки.

Комок у основания горла угрожал задушить меня. Я улыбнулся вместе с ней, представив картину, которую она описала.

— Но это определённо сыграет в твою пользу, когда ты заставишь свою жену влюбиться в тебя, поведя её любоваться звёздами. Романтический ночной пикник.

Сделав глубокий вдох, я закрыл глаза и увидел это. Увидел себя, свернувшегося калачиком с женщиной со светло-каштановыми волосами и золотистыми глазами. Я увидел, как занимаюсь с ней любовью под звёздами. Проглотив комок в горле, я каким-то образом сумел заговорить.

— А что насчёт тебя? На что похоже твоё будущее?

— Стабильная семья. Дом, в котором мы чувствуем себя в безопасности. Тот, который я смогу обеспечить, потому что у меня есть диплом и я зарабатываю хренову-тучу денег.

— Хренову-тучу? Это больше или меньше, чем дохрена?

— Меньше. Не хочу быть жадиной. Тем более, что я хочу большего. Я хочу дом, полный детей. Имею в виду не армию, конечно, но определённо больше трёх. Я ненавидела быть единственным ребёнком в семье.

— Разве твои родители не любили тебя больше, раз ты была единственной?

— Любили. Они старались сделать всё, на что были способны. Просто они много работали. Казалось, мы всегда были на грани успеха. Поэтому, я была одна, поскольку каждый из них работали на двух работах. Я бы хотела, чтобы у меня был брат или сестра, с которыми я могла бы разделить это время.

— Что ж, думаю, ты осуществишь свои мечты. Ты слишком упёртая, чтобы не осуществить их.

— Верно, — согласилась она, тяжело кивнув. — А теперь давай уберём посуду и займёмся поцелуями на твоём огромном диване.

— Мы всегда можем просто кинуть посуду в раковину.

Она приподняла бровь, глядя на меня.

— Я хочу твоего полного внимания, а если мы оставим беспорядок, ты не сможешь сосредоточиться. Я знаю тебя, Кэллум.

Поражённый тем, как хорошо она меня узнала, я сидел, пока она брала обе тарелки и относила их в раковину. Она последовала за мной с чашками и схватила полотенце, когда я начал их мыть. Её бёдра покачивались под музыку, которая играла на заднем плане, и я уже собирался послать к чёрту всю эту хренову посуду и наброситься на неё. Вместо этого я решил плеснуть в неё мыльной водой.

— Эй, — завизжала Оклин, уворачиваясь от новых брызг воды. — За что это?

— Если не перестанешь трясти своей задницей, всё закончится тем, что я положу тебя на стойку и съем на десерт.

Она провела языком по губам и прикусила нижнюю зубами. Слишком соблазнительная, чтобы отказаться от неё, я наклонился и втянул губу в рот, наслаждаясь её стоном.

— А теперь поторопимся всё вытереть, чтобы мы могли приступить к десерту.

Она шутливо отсалютовала мне и выхватила блюдо у меня из рук, чтобы вытереть его, но продолжала покачивать бёдрами, поглядывая на меня, чтобы убедиться, что я смотрю.

— Чёртова дразнилка.

Она хихикнула и подтолкнула меня своим бедром.

Как только я отдал ей вытирать последнюю посуду, я обнял её, притягивая спиной к себе. Я отвёл её волосы в сторону и начал скользить губами по её шее.

— Кэллум, — простонала она.

— Лучше сосредоточься. Не хотелось бы их уронить.

Оклин провела полотенцем по стеклу, а затем поставила на стол, не потрудившись убрать, и повернулась в моих объятиях. Её руки скользнули по моим плечам и зарылись в волосы, притягивая меня вниз, чтобы она могла насладиться моими губами.

Я серьёзно подумывал о том, чтобы поднять её на стойку, но решил, что хочу, чтобы она полностью легла передо мной, и вместо этого схватил её за задницу и приподнял. Её ноги обвились вокруг моей талии, и я повернулся, не отрывая своего рта от неё, и направился в гостиную.

Я пока не был готов оторвать её рот от своего, поэтому откинулся назад, и мы целовались, как пара подростков. Я немного съёжился, когда вспомнил, что она на самом деле была подростком, но, когда я посмотрел на неё, я не увидел её возраста. Я увидел комфорт, заботу и будущее. Я убедился, что никогда не давлю на неё и не чувствую, что она мне что-то должна из-за моего положения в её жизни. Она была здесь, потому что хотела тут быть, и она была достаточно взрослой, способной принимать собственные решения.

Оклин сняла свой верх, а затем и мой. На ней был кружевной лифчик, который едва прикрывал её, и я прокладывал дорожку поцелуев вниз по её грудям, посасывая соски, наслаждаясь ощущением мягких бутонов на моём языке. Мне нравились её вздохи и стоны, когда я прикусывал их зубами.

Отчаянно желая попробовать её на вкус, я перевернул её на спину и стянул леггинсы и нижнее бельё с её ног, целуя её плоский живот. Её ноги легко раздвинулись, чтобы я мог просунуть между ними свои плечи, и я устроился поудобнее. Я поцеловал ложбинку на одном бедре, прежде чем взобраться на холмик Оклин и повторить процесс на другом.

— Кэллум, — взмолилась она.

— Ты чего-то хочешь? — невинно спросил я, прежде чем скользнуть языком между её складочек и ощутить её сладкий и острый вкус на своём языке.

— Да, — прошипела она.

Я пососал одну из её складочек, выпустив её с хлопком.

— Чего ты хочешь, Оклин? Скажи мне.

— Оближи меня.

Я повернул голову и провёл языком по её бедру, едва сдерживая смех от её рычания.

— Тебе не нравится?

— Ты знаешь, что я не это имею в виду.

Она уставилась на меня поверх своей идеальной груди, один сосок был на грани того, чтобы вырваться из кружевного плена.

— Покажи мне, — сказал я, потянувшись, чтобы отодвинуть кружево в сторону и покатать кончик её соска между пальцами. Её рука опустилась, и она указала на свою щель. — Нет, Оклин. Покажи мне, где именно. Откройся для меня. Покажи мне свой клитор.

Её бёдра изогнулись подо мной, но она просунула обе руки между бёдер и пальцами раздвинула губки, открывая мне каждую частичку своего влажного влагалища. Не колеблясь, я нырнул внутрь, начав с её отверстия и облизывая весь путь вверх, кружась вокруг её клитора. Её рука сжалась, ослабляя хватку. Это не имело значения, я был готов почувствовать, как она сжимает меня, и я отдам ради этого всё, что у меня есть.

Я посасывал её комочек нервов и засовывал свой язык так глубоко внутрь неё, как только мог. Одной рукой обхватил её груди, а другой скользнул пальцами внутрь неё. Я осмотрел всё её тело, когда Оклин прижалась к моему лицу. Покрыл свой подбородок её соками. Я лишь ненадолго замер, когда её пальцы зарылись в мои волосы, удерживая меня на месте, но я легко откинул все мысли. Всё это далось мне легче, и это благодаря ей.

Когда её крики стали громче, а движения бёдер быстрее, я сосредоточил всё своё внимание на её клиторе, пока она не кончила. Каждый раз, когда она пульсировала вокруг моих пальцев, я представлял, каково это будет ощущаться вокруг моего члена, и обнаружил, что трахаю диван, я был так возбуждён.

Как только она оправилась от оргазма, я проложил поцелуями дорожку вверх по её телу и прикусил чувствительный кончик груди. Она ахнула и провела ногтями по моей спине.

Желчь подступила к горлу, когда я вспомнил более глубокий стон и более твёрдые пальцы, скользящие по моей коже. Я отпрянул и переместился на другую сторону дивана, обхватив голову руками. Я не мог смотреть на неё, пытаясь отдышаться, пытаясь стереть воспоминания из головы.

— Кэллум? — спросила она, но я покачал головой. — Кэллум, всё в порядке.

Всё было ни хрена не в порядке. Я только что испытал фантастический момент, зарывшись головой между её бёдер. Момент ощущения успеха полностью сменился моментом воспоминаний. Я слышал, как она ходит по комнате и натягивает штаны, и часть меня пыталась подготовиться к тому, что она уйдёт.

Но затем её ступни появились передо мной, когда она села, скрестив ноги. Она не прикоснулась ко мне, но положила раскрытые вверх ладони. Она здесь, если понадобится мне.

— Ты знал, что все девочки в классе практически пускают слюни, когда ты поворачиваешься, чтобы написать на доске? Не могу их винить. Твоя задница особенно хороша.

Смущённый сменой темы, я поднял голову и увидел, что у неё нейтральное выражение лица. Её глаза были добрыми, и в них отсутствовало то сочувствие, которое я ожидал там увидеть. Она выглядела так же, как и тогда, когда мы разговаривали за ланчем. Только без рубашки.

— Я этого не осознавал.

Я знал, что девочки шептались о том, как я выгляжу, но не осознавал, что они пялились на мою задницу во время урока.

И тут меня осенило. Я перестал бороться с воспоминаниями, потому что мой разум переключился на её вопрос. Она отлично отвлекла меня. Опустив руку, я переплёл свои пальцы с её раскрытой ладонью.

— Прости, Оклин.

Даже если мы заходим дальше обычного, я всё равно хотел извиниться за то, что постоянно дёргался в ответ.

Её пальцы сжали мои, и она сказала:

— Всё в порядке, Кэллум. Тебе не нужно извиняться передо мной. Когда будешь готов, просто дай мне знать, что тебя обеспокоило, чтобы я знала и больше так не делать.

— Ногти у меня на спине, — пробормотал я.

Выражение её лица не изменилось, не дрогнуло, как будто ей стало грустно, когда она представила, через что я прошёл. Она сохранила нейтралитет и кивнула мне.

— Хочешь переночевать в моей гостевой комнате сегодня вечером? — быстро спросил я, услышав, как неубедительно это прозвучало, как только сказал. В гостевой комнате? — Знаю, это странно, просто я хочу, чтобы ты была здесь, и ну…

— С удовольствием, — ответила она с широкой улыбкой. — Я тоже хочу остаться здесь.

Я вздохнул с облегчением и протянул ей руку.

— Сначала полежи со мной немного. Я пока не готов вставать с этого дивана.

Взяв её за руку, я притянул её и повернул лицом к себе. Улыбнувшись тому, насколько Оклин красива, я откинул её волосы назад, прежде чем наклониться, чтобы поцеловать её.

— Не могу насытиться твоими губами.

— И хорошо, — сказала она, запечатлевая ещё один поцелуй.

— Хочешь посмотреть фильм?

Она кивнула, а я схватил пульт и прокрутил фильмы. Мы остановились на романтической комедии, а потом я притянул её к себе, наслаждаясь ощущением её кожи, прижатой к моей. На протяжении всего фильма её пальцы скользили вверх и вниз по моей руке или переплетались с моими, когда она прижимала её к груди.

Я вдыхал запах её волос, наслаждаясь тем, как они щекочут мне нос. Если бы я мог сделать её частью себя, я бы это сделал.

К тому времени, когда фильм закончился, она уже уснула. Я выскользнул из-за её спины, а затем поднял с дивана, её тело прижалось ко мне, когда я нёс её вверх по лестнице в комнату для гостей. Как только я уложил Оклин, повинуясь прихоти, я решил лечь с ней. Она снова прижалась ко мне всем телом, как только я устроился рядом с ней, и я заключил её в свои объятия. Я не собирался засыпать, тем более, что я знал, что ночи становились тяжелее, когда днём ко мне приходили воспоминания.

«— Блядь, Кэл. Как это может быть неправильным, когда ощущается так хорошо? Это же приятно, да?»

— Нет! — Закричал я, подскакивая в постели. Воздух охладил мою скользкую от пота кожу. Я снова дёрнулся, когда чья-то рука опустилась на мою руку.

— Привет, — донёсся до меня в темноте мягкий голос Оклин. — Всё хорошо. Это всего лишь я.

— Черт, — прошептал я, задыхаясь. — Мне так жаль. — Моё тело начало дрожать, когда закончился прилив адреналина. — Мне так жаль, Оки.

Её пальцы медленно переплелись с моими, давая мне шанс отстраниться. Кровать сдвинулась, когда она придвинулась ближе. Повинуясь инстинкту, я прижался к ней, позволяя ей откинуться назад и увлечь меня за собой. Я вытянул руку, давая длинным прядям её волос запутаться в моих пальцах, и положил голову ей на грудь. Её волосы всегда казались мне якорем реальности. Когда мы ласкались, моя рука находила путь к её прядям, крепко сжимая их, пока она обхватила губами мой член. Пока она целовала меня и гладила рукой вверх и вниз по моему члену. Я всегда крепко их держал.

Слушая её сердцебиение, я пытался уровнять своё дыхание с ним. Пытался соответствовать медленному подъёму и опусканию её груди. Пытался потеряться в тепле её кожи, прижимающейся к моей щеке. Другой рукой я неторопливо поглаживал её живот, борясь с желанием крепко обнять её и прижать к себе, как будто я мог сделать нас единым целым. Как будто она могла бы стать ближе, я мог бы использовать её силу и, наконец, отпустить всё это.

Пока я обнимал её, Оклин обнимала меня. Её пальцы мягко скользили между прядями моих волос, посылая мурашки по моей шее и спине. Она никогда не пыталась подтолкнуть меня к разговору об этом, никогда не придавала большого значения тому, как моё тело дрожало рядом с её. Она просто обнимала меня, пока я пытался очнулся от своего кошмара.

Когда дрожь, наконец, прекратилась, она спросила:

— Хочешь пойти в свою комнату?

— Ага, — смущённо согласился я. — Не хочу, но, может, это к лучшему.

Слава богу, в темноте она не могла видеть, как горят мои щёки.

— Хорошо.

Она нежно поцеловала меня в макушку, и мы сели. Я не ожидал, что она возьмёт меня за руку и поведёт за собой, но она вела себя так, словно это был её собственный дом. Я показал ей, какая дверь моя, и она не разжимала наших пальцев, пока мы не добрались до моей кровати. Нежно поцеловав меня в грудь, она отпустила мою руку и направилась в ванную. Она наполнила одну из чашек рядом с раковиной и принесла её мне, когда я застыл, наблюдая за её движениями в темноте.

— Выпей. Это поможет.

Я послушно взял чашку и выпил всё. Она выхватила её у меня и поставила на прикроватную тумбочку, прежде чем приказать мне лечь. Я чуть не рассмеялся над тем, как она меня укутала, но смех умер, не успев начаться, когда она наклонилась надо мной и откинула волосы с моего лица. Её золотистые глаза, казалось, светились в темноте и излучали свет для меня.

— Ты один из самых красивых мужчин, которых я когда-либо видела, и я так благодарна тебе за любое доверие, которое ты мне оказываешь.

Я поднёс руку к её щеке и провёл большим пальцем по нежной коже, прежде чем притянуть её к себе для поцелуя.

— Я чертовски везучий человек, — прошептал я ей в губы.

Она поцеловала меня в последний раз.

— Я буду прямо по коридору. Приятных снов, Кэл.

Так и было.

Мне снилось, как я занимаюсь с ней любовью под звёздами.