Выбор странствий

ЖИВОПИСЕЦ С РЕКИ ГЛУШИЦЫ

Не все имена художников русского прошлого дошли до нас. С тем большей любовью чтим мы память известных.

Ради знакомства с одним из них следует побывать на земле вологодской. Щедра она на таланты!

Дионисий (в миру Дмитрий) родился в 1363 году в Вологде, и с момента появления его на свет вся долгая, трудная жизнь его прошла в родном северном крае.

Приняв монашеский постриг, Дионисий побывал в нескольких вологодских монастырях, в том числе и в Кирилло-Белозерском. Затем основал собственную обитель, выбрав безлюдное место на лесной речке Глу-шице.

Плотник, ковач меди, портной (так говорили о нем после), Дионисий сам расчистил землю для поселения. Недаром лесной угол этот назывался глухим: непуганые звери бродили по лесной чаще; болота, облюбованные гадюками, к осени были красны от обилия клюквы, которую некому было обирать. По имени-то реки Дионисий и получил прозвище Глушицкого.

В 1407 году в устроенном Дионисием монастыре древоделы поставили бревенчатую церковь Покрова, которую сам игумен украсил иконами своего письма. Где учился он прекрасному искусству? Кто был его наставник, если мы знаем, что Рублев начинал труд изографа рядом с Прохором, опытным византийцем Феофаном Греком? Где видел он (может быть, в Ростове Великом, куда иногда приходил) живописные образцы, коими славились, хоть сто раз горели от неприятельского огня, Москва, или Суздаль, или Новгород? Все это неизвестно, только кисть его набирала силу. На родном севере почитался он как первый и лучший изограф, а манера его в значительной степени дала основание целому направлению, живописной школе, известной сейчас под именем северных писем.

Однако печальна была в истории живописи судьба Дионисия.

Церковь в Покровской обители, заново срубленная в XVII веке из дуба, с нависшими папертями и крыльцами, высокими, словно мачты, главами, которые, говорят, покачивались и скрипели от лесного ветра, церковь эта, устроенная наподобие парусного корабля, не уцелела. Участь церкви разделил ее иконостас.

В 1408 году недалеко от Покровского монастыря, всего в четырех верстах, Дионисий устроил другую обитель, Сосновецкую, с главным храмом во имя «ангела пустыни» Иоанна Предтечи. Церковь дважды горела, потом перестраивалась, последний раз в первой половине XVIII столетия. Куда исчезли из нее иконы Дионисия - нет ли их вовсе или они поновлены, закрашены или стерты, - вопрос, на который едва ли можно ответить. К слову, далекий Сосновец, надежно, казалось бы, схороненный в вологодских лесах, пылал в 1614 и 1616 годах, оба раза от руки поляков, домогавшихся ризницы (а там, в числе прочих богатств, хранились древние иконы; в частности, была резная Дионисиева икона богоматери Одигитрии).

Известно далее, что по просьбе жителей села Двиницы (что на одноименной полноводной реке, недалеко от Глушицы) Дионисий передал в деревенскую церковь несколько своих икон. Еще достоверно, что основателю Лопотова монастыря Григорию, которого он любил, также подарил он собственную свою икону Праздников Господних. Но велико ли нынче - коли ранее было оно велико - наследие глушицкого живописца?

В Вологодском областном краеведческом музее, в экспозиции старорусского искусства висит небольшая икона «Успение». Сине-красных тонов, правда плохо сохраненная временем, икона приписывается Дионисию Глушицкому и происходит из Семигородней пустыни бывшего Кадниковского уезда. Предназначалась она, видимо, для маленького, уютного храма, скорее всего, деревянной часовни, и не рассчитана на высокий иконостас. Главное достоинство ее - интимность, теплая задушевность, мягкость. Икона экспонировалась летом 1976 года в Москве, на обзорной выставке «Живопись вологодских земель XIV - XVIII веков», устроенной сотрудниками музеев Вологды, Устюжны, Кириллова, Тотьмы, Великого Устюга и Москвы. В каталоге выставки кандидат искусствоведения А. Рыбаков отмечал стилистические особенности «Успения», чьи «теплый колорит, светлый зеленоватый санкирь, розоватое вох-рение, обработка пробелов мелкими белильными точками, обводка нимбов киноварной каймой - указывают на то, что автор иконы учился на ростовских и ранних московских образцах. При всей упрощенности иконографии в некоторых ее особенностях (формы архитектуры, изображение возвышающейся над главой Христа «иерусалимской стены») проявляется знакомство мастера с современными ему ростовскими и московскими иконами «Успение» из расположенного неподалеку Кирилло-Белозерского монастыря. Очевидно, именно с этим монастырем, обязанным своим возникновением и ростом Москве, главный храм которого посвящен Успению богоматери, и следует связывать появление иконы «Успение» из Семигородней пустыни».

В замечательном музее бывшего Кирилло-Белозерского монастыря выставлено другое «Успение», также приписываемое, но менее уверенно, Дионисию. Сине-красные всплески многочисленных одежд и фона отличают вдохновение живописца, хотя эту древнюю доску не пощадило время.

В Вологде есть и прекрасная «моленная» икона «Иоанн Предтеча в пустыне», относимая специалистами к началу XV столетия. Сохранилось предание, что в Семигородную пустынь (это путь севернее Покровского монастыря) Дионисий посылал икону своего письма - «Иоанн Предтеча в пустыне». Именно это произведение, вероятно, и есть бесценная собственность областного музея. В связи с данной иконой А. Рыбаков замечает в статье к каталогу вологодской живописи: «Повышенный интерес к византийскому искусству на Руси в XIV - начале XV века нашел отражение как в письменных источниках, так и в памятниках искусства. В это время из Византии в русские земли поступало большое количество произведений искусства, в том числе и живописи, которые воспринимались и творчески осваивались русскими мастерами. Именно в эту эпоху пришел из Византии на Русь и сюжет «Иоанн Предтеча в пустыне»… Понятно, что образ первого христианского аскета-пустынника должен был приобрести популярность в среде бурно развивавшегося тогда русского монашества».

И далее: «Ряд иконографических и стилистических особенностей иконы из Семигородней пустыни убеждает в том, что ее автор воспринял византийский образец сквозь призму ростовской художественной традиции. Об этом говорит, в частности, теплый коричневато-охристый колорит, оживленный введением лазори (милоть и сегмент неба), характер изображения древа с топором «у корени» и чаши с головой Предтечи, особая живописная свобода и пластичность в исполнении горок, светло-желтый фон. Являясь чрезвычайно интересным и редким примером византизирующего направления в русском искусстве конца XIV - начала XV века, икона «Иоанн Предтеча в пустыне» из Семигородней пустыни указывает, что оно, возможно не без воздействия творчества Феофана Грека, распространилось далеко за пределы Новгорода и Москвы, но уже очень скоро византийская иконография трансформировалась под влиянием местных художественных традиций».

В описании «Дионисиевой иерархии», то есть всех основанных Дионисием Глушицким обителей, значилась в свое время икона «Знамение Божией Матери». Икона такого названия, взятая в 1924 году из Сосновецкого монастыря, находится теперь в вологодском музее. Однако специалисты, например вологодский реставратор Н. Федышин, пометившие ее второй половиной XV века, не относят этот памятник к числу творений Дионисия. Икона между тем создана если не им, то другим замечательным художником. Богоматерь с младенцем вписана в темно-зеленый, со светлой опушкой квадрат, размещенный на огненно-алой плоскости, а по бокам - на охристом фоне - парят два серафима, дюжиной своих оперенных крыльев как бы производя восторженный, ликующий шум.

Наконец, в том же областном краеведческом музее висит «Покров», икона из Сосновца, относящаяся ко второй половине XV века, и «Деисус», двенадцать величественных икон деисусного чина из Покровской обители, которые, полагают, созданы в конце XV - начале XVI века. Эти живописные памятники (и они замечательны!) искусствоведы твердо не считают Дионисиевыми.

Но что безоговорочно установлено как творение художника с Глушицы, так это небольшая по размерам икона Кирилла Белозерского. Икона из экспозиции Третьяковской галереи столь мала, что ее можно спокойно удерживать на ладони.

Грибоедов, по службе - посланник в Персии, прославившийся единственно комедией «Горе от ума», стал (и у современников, и у потомков) великим поэтом. Автор «Слова о полку Игореве» вошел в века. Положим теперь, что и Дионисий Глушицкий, настоятель Покровской обители, переписчик книг, создал - во всяком случае, так полагают некоторые реставраторы - всего-навсего одну икону. Положим. Следует ли отсюда, что имя его со временем предастся забвению? Ответ тверд: да не будет!

«Кирилл Белозерский», эта маленькая дощечка, размером с обычную книгу (28 на 24 сантиметра) - одно из совершеннейших, на мой вкус, произведений отечественного искусства от истоков его вплоть до наших дней. Она хранилась в особом киоте, деревянном гнезде, - чаще всего в алтаре главного, Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря. На киоте была надпись, она говорила, что икона сия создана в 1424 году. Каково содержание дивного памятника?

9 июня 1427 года скончался девяностолетний Кирилл, основатель Успенского (впоследствии - его имени) монастыря, где, как помнит читатель, некоторое время жил Дионисий Глушицкий. За три года до смерти Кирилла художник и создает его икону, всецело полагаясь на личные свои впечатления. Дионисий не стал живописать клейма, эпизоды Кириллова жития, которые замкнутым квадратом располагались бы вокруг лика (таковы были канонические формы письма). Правда, это было бы преждевременно: ведь Кирилл был жив и рано было думать о причислении его к лику святых. Дионисий сосредоточился на главном, едином, передавая свое непосредственное воспоминание о человеке. Вышел портрет. Фон составила нежно светящаяся, словно медь, золотая краска, которая как бы направляет лучистое свое сияние в центр, на искусную живопись.

Дионисий, будучи сам немолодым человеком, увидел Кирилла уже стариком: ведь Кирилл пришел из Москвы в озерный Вологодский край, когда ему минуло шестьдесят. И вот перед нами сухонький, в полный рост, легкий старичок, словно появившийся прямо из травы и цветов, которые служат ему подножием. Старичок, чья борода заметно тронута сединой (Дионисий обозначает ее бело-воздушными мазками), с добрым, приветливым лицом, на котором бусинками блестят глаза; старичок, который сам, в этой лесной дебри, валил деревья, выжигал пни, разводил нехитрый огород, ловил озерную рыбу - короче, делал нелегкую, обычную, неостанавливаемую крестьянскую работу, от которой грубеют и пухнут руки и обжигается студеным ветром лицо. Редкий образец живописи. Едва ли не единственный - в подлинном значении - портрет в нашем искусстве XV века!

История донесла до нас описание самого Дионисия Глушицкого. Он был невысок, костист, продолговат лицом, имел крупную, не по росту, голову, на которой, как у совы, круглились брови; русая, негустая борода его наполовину была седа. Скончался он в Сосновце 1 июня 1437 года, 74 лет от роду.