НА ПОЛЕ КУЛИКОВОМ


По той дороге, где Донской

Вел рать великую когда-то…

А. А. Ахматова


Как попасть на Куликово поле?

При нынешних средствах передвижения несложно. Достаточно сесть в автомашину, и по Каширскому шоссе - а исходной точкой мы, разумеется, выбрали Москву - ехать сразу на место. Дорогою шоссе пересечет Оку, вдоль которой некогда тянулась древняя линия обороны (впоследствии она отошла на юг) - Засечная черта. Ею прикрывалась Русь от нашествий кочевников.

Иная, современная, дорога - через Тулу, по загруженному транспортом Симферопольскому шоссе. Снова на пути встретится Засечная черта, а потом - старинная крепость города-героя Тулы, памятники Ясной Поляны.

Таковы маршруты экскурсионных автобусов. Обе дороги бесспорно интересны, да и обернуться, коли с ночевкой, можно за пару дней. Только если есть достаточно времени, лучше всего третий вариант: повторить по возможности путь войска Дмитрия Донского. Конечно, не всегда пешком, как дружина князя. Но почему бы и не пройти часть пути пешком? Или на байдарке? А там и попутки, и теплоходы, и поезда…

Тогда неспешно, в потаенной и явной своей красе и силе пройдет перед глазами нашими часть древней земли Русской, кою со столькими трудами и доблестью отстояли наши предки от посягательств монголо-татарских ханов…


1. По реке Москве до Оки

Красивейший приток Волги Ока - эта поэтическая и вольная река - вдохновенно воспета многими нашими писателями: от Григоровича и Мельникова-Печер-ского до Паустовского и Казакова. Привлекает она всех, кто любит и ценит по-своему скромную, целомудренную природу Центральной России.

В верховьях своих, на Орловщине и по калужской земле, течет Ока среди широколиственных рощ. Ниже, от Серпухова и Пущина, река обозначает рубеж двух географических зон. С юга, к правому берегу, крутыми уступами подходят холмы с разнотравными лугами и островами дубрав. А за левобережьем иной мир - леса. Над пойменными покосами, как стражи, возвышаются террасы древней речной долины. Выбеленными холстами светятся песчаные дюны, покрытые прямым краснолесьем, настоянным на медовом запахе сосновой смолы.

Забыть ли путешествия по Оке на лодках и байдарках или многодневные переходы с рюкзаком за плечами по речным этим берегам - обязательно с рыбалкой, с костром после вечерней зорьки, с протяжной перекличкой бакенщиков над немолчной водой.


Но кто над светлою рекою

Разбросил груды кирпичей,

Остатки древних укреплений,

Развалины минувших дней?


Так спрашивал в свое время Веневитинов. Вслед за поэтом можем задаться тем же вопросом и мы.


Иль для грядущих поколений

Как памятник стоят оне

Воинских, громких приключений?

Так, - брань пылала в той стране;

Но бранных нет уже: могила

Могучих с слабыми сравнила.

На поле битв - глубокий сон.

Прошло победы ликованье,

Умолкнул побежденных стон;

Одно лишь темное преданье

Вещает о делах веков

И веет вкруг немых гробов.


Нет, пожалуй, не «одно лишь темное преданье»…

Если как следует углубиться в историю Московской Руси, обнаружится немало источников, старых и новых, где отражена борьба народа с недругами «над светлыми реками». Вспомним, к примеру, сообщение видного ученого прошлого В. О. Ключевского о сборах русских полков на Оке перед неоднократными походами на Казань. Историк недаром называет такие сборы традиционными. Или вспомним эпические страницы, посвященные разгрому кочевников, из романа «Князь Серебряный» А. К. Толстого. А наши древние летописи? Они не раз повествуют о кровопролитных сражениях на Оке. А памятники нашей средневековой литературы?

С Окой, ее притоками 1 связаны важные и славные этапы неустанного противоборства ханскому порабощению. Долгое время и после Куликовской битвы, и даже после образования единого Русского государства, когда чужеземное иго было окончательно сброшено, Русь вынуждена была отражать малые и большие набеги коварных ханов, главным образом крымских. [1 Об одном из них - реке Осетр, омывающей городскую крепость бывшего московского порубежья - Зарайска, и говорят строки приведенного стихотворения Веневитинова].

Потому-то на южных границах Московского государства существовала сложная, глубоко эшелонированная система оборонительных сооружений. Эта Засечная черта состояла из городов-крепостей, многочисленных засек и земляных валов. Использовалось все: овраги, топкие болота, озера и особенно реки. Долгое время и после разгрома Мамая Дмитрием Донским основная линия обороны тянулась по Оке. Эта часть Засечной черты именовалась Окским береговым разрядом.

«Русь не имела сильных и естественных рубежей. Страна была открыта для нашествий с юга, юго-востока и северо-запада, - пишет академик Лихачев. - Степи - идеальные, бескрайние дороги для перехода больших масс конного войска кочевников. Здесь и подножный корм для коней, и возможность легко маневрировать. Трудно предугадать - как будет двигаться степное войско. Война для степных народов была частью их кочевой жизни, их обычным делом…» И Лихачев заключает: «Периодические передвижения на север - войной или миром - были так же естественны и регулярны, как приливы моря».

Одним из таких «приливов» был грозовой накат Мамаева воинства.

Сожженное южным солнцем Дикое поле, обычное место ордынских кочевий, не могло прокормить скот и лошадей. Мамай повел свою силу к северным пастбищам, к приграничью русских земель. Он кочевал в верховьях реки Воронеж, дожидаясь осени, чтобы ударить на заокские княжества. Ранней осенью было бы чем поживиться в русских закромах. Слово «осень» приравнивалось в старину еще и к понятию «дань», вот почему Мамай медлил с нашествием на Русь.

Этим он упускал инициативу.

Московский князь Дмитрий, пользуясь минутой, успел окликнуть рать. Сбор всех русских полков тридцатилетний полководец назначил тогда в Коломне.

«Соединитесь все на Коломне на Успенский пост», - призвал он соратников. В первой половине августа (успение отмечается 15 августа по старому стилю) к берегам Оки потянулись русские воины.

Двумя походными колоннами, под звон московских колоколов и плач будущих вдов, двинулись на Коломну и ратники Дмитрия Ивановича. Основная часть войска шла вдоль течения реки Москвы…

Ныне до Коломны из столицы два с небольшим часа на электричке. А теплоходом по реке часов пятнадцать-шестнадцать. Но коли есть время, колебаться в выборе нечего.

Теплоход отчаливает от Южного речного вокзала. Впереди - водная дорога среди спокойных, равнинных пейзажей южного Подмосковья. Это плавание - отдых; вместе с тем оно дает возможность повидать памятные места, связанные с эпохой Дмитрия Донского. А начинаются они сразу за границей Москвы, едва теплоход минует кольцевую автостраду…

На левобережье встречают нас мрачноватые сооружения бывшего Николо-Угрешского монастыря, расположенного ныне на территории поселка Дзержинский. Шесть веков назад шумели тут невырубленные леса. Нынешние монастырские постройки уже не помнят о тревожных временах татарских набегов. Самые ранние памятники его - XVII века.

Перефразируем Гоголя: и песни, и предания - тоже летопись мира, они говорят тогда, когда молчит уже архитектура…

По народному преданию, Николо-Угрешский монастырь основал Донской, возвращаясь после Куликовской победы. Князь понимал, что до окончательной победы еще далеко, и потому укрепление Москвы с юга - настоятельная необходимость.

Был у Дмитрия Ивановича и обет: когда двигался он на кочевников в августе 1380 года, как добрый знак явилась ему тут, на месте будущего монастыря, икона святителя Николая, чье заступничество особо чтилось русским средневековьем. В память знамения была на исходе прошлого столетия поставлена энергичным архимандритом Нилом часовня, сейчас обветшавшая, обшарпанная…

На другом берегу реки каменный шатер церкви села Остров. Река огибает ее широкой дугой, и на просторном, ровном, как биллиардный стол, лугу резко выделяется горб холма. Вокруг холма - липовый парк, поодаль бывший манеж для орловских рысаков, а на вершине - шатровая церковь из белого камня. Веселый, кудрявый лесок синеет напротив шатра, за изгибом реки, через пойму; туда, в этот лесок, жители поселка ходят по грибы.

Храм Преображения выстроили во второй половине XVI века -.в беспокойное для Москвы время - на пути набегов крымских ханов. В толще церковных стен выложена крутая лестница, она ведет к основанию шатра. Отсюда как на ладони просматривается многоверстая ширь приречной долины. Дозорный следил, что делается вокруг…

Этот памятник зодчества бесценен. Возводили-то его в дворцовом селе, на украшение храма не скупились. Да и держава была в те годы достаточно сильна, чтобы строить с размахом. Церковь выложена по старинке, из блоков белого камня. Поражает обилие кокошников: их более двухсот. Пышным кружевом вспениваются они у основания стройного шатра, круглых барабанов двух боковых приделов.

Впервые Остров упомянут в завещании деда Дмитрия Донского - московского князя Ивана Калиты. В своей загородной резиденции частенько гостили великие князья и цари. Последним владельцем села был фаворит Екатерины Второй граф Орлов, он-то и насадил парк, построил манеж. После смерти графа часть усадьбы купил у казны Николо-Угрешский монастырь.

Соседний с монастырем памятник - еще одно уникальное произведение древнерусских зодчих. Над береговой кромкой возносит свой шатер храм села Беседы; сходный по конструкции с церковью Преображения, он чуть моложе. «Пискаревский летописец» содержит запись об этом: «…По челобитью Дмитрия Ивановича Годунова поставлен храм камен Рождества пресвятые Богородицы с пределы в вотчине его, в селе в Беседах, двенадцать верст от Москвы». Но село известно гораздо ранее.

Тут, на берегу Москвы-реки, князь Дмитрий Иванович «беседовал», держал совет перед выходом на Мамая. В Рождественском соборе сохранена роспись, посвященная этому походу московского князя 1 [1 Еще одна «беседа» проводилась князем Дмитрием в лесу близ нынешней зарайской деревни Кувшиново. Этот лес поныне называется Беседы. В августе 1378 года русская дружина двигалась к реке Воже, что разделяет земли Зарайска и Рязани. Тогда, перед битвой с татарским мурзой Бегичем, русские военачальники также держали совет. Режиссура предстоящего боя предполагала лишить татарскую конницу, основную силу врага, оперативного простора. В этом смысле Вожа явилась генеральной репетицией перед сечей на Куликовом ноле. Дружина Дмитрия полукружием выстроилась на левобережье Вожи. Татарским всадникам пришлось форсировать реку, и удар их по пехоте Дмитрия вышел ослабленным. Центр русского полукружия принял в основном на себя натиск вражеской конницы, что позволило левому и правому крылу дружины охватить врага с флангов. О битве на Воже К. Маркс заметил: «Это первое правильное сражение с монголами, выигранное русскими». Теперь па месте битвы стоит часовня].


…Теплоход минует устье Пахры - правого притока реки Москвы. Пахра давно облюбована ценителями природы. Каждому, кто на своей байдарке достигал стрелки этой чистой, с плавным течением реки, доводилось, вероятно, услышать местное предание. Оно повествует, как из близлежащих мячковских каменоломен добывали местный «мрамор» - плотный известняк. «Мрамор» этот и выбрал семнадцатилетний Дмитрий Иванович, когда в 1367 году приказал возвести первый каменный кремль на Москве. Вот откуда Москва-то белокаменной называться стала…

Поболе четырех с половиной тысяч подвод четыре месяца возили мячковский «мрамор» к московским холмам. На полста верст тянулись мужики со своими лошаденками. И вырос Кремль!

Он не дошел до нас: время и осады сделали свое дело. Зато предание живо. Да и сейчас в основании кремлевских кирпичных стен, возведенных через сто почти лет после кончины Дмитрия Донского, можно кое-где видеть белокаменные блоки. Кремль, выстроенный Дмитрием Ивановичем, честно выполнил свою роль в борьбе Москвы и ее союзников с иноземными поработителями…

Рать московского князя шла к Оке.

- Там пересмотрю полки и каждому полку поставлю воеводу, - говорил предводитель. «Звенит слава по всей земле Русской: в Москве кони ржут, трубы трубят в Коломне…» Как выразительны эти строки «Задонщины»!

28 августа, за одиннадцать дней до битвы, Дмитрий Иванович прибыл к назначенной им для сбора Коломне (по некоторым источникам, князь достиг Коломны еще 20-го числа).

Московскую дружину встречали за городской заставой.

Недалеко от Коломны в Москву-реку справа впадает Северка. Здесь-то, возле села Микульского (Никульского), русские воины с почестью встретили Дмитрия Ивановича, оттуда вместе - под все тот же немолчный звон колоколов - вступили в городские ворота, где во главе со своим пастырем их ожидал народ. Лицо полководца светилось торжественной радостью.

Коломну, ее воеводу Микулу Васильевича, отважного ратника, знал князь хорошо…


2. Трубите сбор, братья!

Какая война была праведнее сей?

Н. М. Карамзин


Коломна… На живописных берегах рек Москвы, Оки и Коломенки раскинулся этот один из стариннейших городов Северо-Восточной Руси. Если в старину Можайск открывал торговый путь по Москве-реке, то Коломна этот путь закрывала. Тут река Москва впадает в Оку. Становится понятной важная роль города: оживленного торгового посредника и ключевого укрепления Московской державы.

Ныне эта бывшая «сторожа», слившись со своим пригородом Голутвином, широко протянулась вдоль Москвы-реки, заречные луга которой ровно бегут вдаль, открывая вольные, зовущие просторы. А с двух других сторон Коломну омывает быстрая Ока и столь же неторопливая, как многие обмелевшие среднерусские реки, Коломенка. Город крупных промышленных предприятий, из коих по праву наиболее известен старейший в России тепловозостроительный завод, Коломна - в числе других семи городов Подмосковья - имеет более нем стотысячное население.

На страницы летописи Коломна попала всего через три десятилетия после возникновения Москвы. «В лето 6685 (по новому летосчислению 1177 г. - Ю. Т.) тоя же зимы поиде Всеволод на Глеба к Резаню с Ростовци и с Суздальци и со всею дружиною… и бывшем им у Коломны, прииде весть, оже Глеб шел Володимирю инем путем и воюет с Половци около Володимиря». Была Коломна, как повелось на Руси, обнесена земляным валом (остатки его уцелели). А затем выстроена была деревянная крепость. Дотла сожгли ее на исходе трагического декабря 1237 года «тьмочисленные» орды Батыя. Коломеицы, однако, оказали отчаянное сопротивление, они убили младшего сына самого Чингисхана, за что Батый особенно жестоко расправился с оставшимися в живых защитниками крепости.

Кровью, слезами пропитана здесь земля. А сколько крови, слез народных унесли в небытие воды речные… Несколько столетий жители Коломны «с превеликим мужеством и храбростью», как выразился летописец, отражали удары монголо-татарских полчищ. Древняя рукопись плачет слезами жен коломенских. При встрече дружины Дмитрия Ивановича народ молит: «Замкни, государь, князь великий, Оке-реке ворота, чтобы больше поганые татары к нам не ходили». И плачут женщины: «Уже ведь мужья наши от ратей устали!»

Завещания князей московских всегда отдавали Коломну старшим сыновьям. Так с 1359 года стала Коломна принадлежать князю Дмитрию. Именно здесь юный полководец сыграл свадьбу.

По тогдашним обычаям, венчание происходило непременно в стольном городе отца невесты. Но шестнадцатилетний Дмитрий, заботясь о престиже Москвы, не хотел допустить, чтобы свадьба устраивалась в тереме его будущего родственника, суздальско-нижегородского князя. Пришлось выбрать Коломну, она была как бы на полпути от Москвы до Нижнего Новгорода. Полпути-то полпути, да город-то был все-таки под дланью князя московского…

Дмитрий Иванович в 1366 году венчался в храме Воскресения. С этого времени церковь существенно изменилась. Ее практически перестроили еще в первой половине XVI века. Новый храм, щедро украшенный кокошниками, имел верх наподобие кедровой шишки. Краеведы любят этот образ, занесенный в литературу иноземным путешественником. В 1650 году через Коломну плыл Антиохийский патриарх. Его сын, архидиакон Павел Алеппский (называют его и племянником патриарха), составил описание этого путешествия. Алеппский и поведал нам о форме тогдашней коломенской церкви. Ныне памятник вообще утратил главы. Воскресенскую церковь еще раз перестроили, и от старинного здания сохранился лишь характерный белокаменный подклет 1 [1 Сходное основание из необработанного белого камня и у трогательно ладной церквушки Иоанна Предтечи на Городище, бывшей пригородной слободе (там хорошо видны остатки валов). Церковь поставлена предположительно в 60 - 70-х годах XIV века, то есть во времена Дмитрия Ивановича. Спустя полтора столетия белокаменный верх храма переложили из кирпича].

Не дошел до нас и Успенский собор, воздвигнутый по приказу Донского в 1382 году как память о триумфе па Куликовом поле. Хорош был этот обычай - в формах монументального искусства воспевать славу исторического события. Постройка нынешнего собора Успения относится к гораздо более поздним временам, но поставлен он на месте храма древнего.

Четверть тысячелетия - от нашествия Батыя до единодержавия Ивана III - каменное строительство на приокской земле развивалось с превеликим трудом: знакомые нам «приливы моря» - кровавые набеги татар - частенько смывали плоды усилий рук человеческих. Специально православие ординцы не преследовали, они были даже веротерпимы, но дикость врага, лютость его не щадила подчас ничего из того, что встречалось на его пути. Перед лицом гибели народ запирался в храмах. И в дело шли вражеские тараны, поджог. Опустошались ризницы, срывалась позолота с куполов. И сейчас эта страница раннемосковского зодчества почти пуста.

Практически в Коломне нет построек, современных Донскому. Говорит лишь предание. Правда, этого уже немало для исторического самосознания народа.

Среди приокских крепостей, составлявших часть Засечной черты, Коломна занимала ключевую позицию. Поэтому едва закончилось возведение новых стен Московского Кремля, принялись строить новую крепость и в Коломне. С 1525 по 1531 год возводился каменный пояс здешних укреплений. Коломенская крепость на Московской Руси была второй после Кремля по своим военно-инженерным качествам. Шестнадцать башен грозно возвышались над высокими стенами, чья длина составляла почти два километра. Многогранные угловые башни не получили, как Московский Кремль, шатровых декоративных завершений. Боевой облик их выражен оттого ярче, отчетливей.

Памятником высокому умению мастеров крепостного зодчества стала одна из угловых башен, выходящая к реке Коломенке, так и названная - Коломенской. Тридцатиметровый исполин высится над береговым склоном. Башня с примыкающим к ней участком стены отреставрирована. Двадцатигранная, в восемь ярусов, она показывает, каким же грандиозным щитом встала крепость на пути вражеских полчищ. И теперь сабли татарских конников не могли одолеть его силу. Коломенскую башню, ставшую эмблемой седой Коломны, иногда называют еще Маринкиной. Здесь содержалась под стражей польская авантюристка Марина Мнишек, здесь же она умерла «от тоски по свободе». Другая молва приписывала узнице чародейственную власть: «…Обманула всех Марина, обернулась сорокой и улетела через окно-бойницу».

Коломенская крепость, утратившая с переносом к югу государственных границ военно-стратегическое значение, целиком не сохранилась. Ее частью разобрали, когда мостили улицы, искали камень для постройки зданий, и крепость оказалась разорванной. Но и в нынешнем виде не производит она впечатления развалин, настолько была она монументальна. Сохранилась мощная проездная Пятницкая башня с опускными воротами, с дозорной вышкой, на которой в минуту тревоги подавал голос «всполошный колокол».

Внутри кремль застраивался в разное время. Пока не проведена полная реставрация ансамбля, которая выявит подобающее место каждого здания, обращает на себя внимание шатер церкви бывшего Брусенского монастыря. Памятник возвели в честь взятия Казани в 1552 году. Шатер, одна из излюбленных форм тогдашнего зодчества, сразу переносит нас в эпоху расцвета Московской Руси, одержавшей победу над извечным врагом. Триумфально возносятся каменные массы, легко переходя вверху в маленькую главку.

Рядом с кремлевскими храмами располагался архиерейский дом, далее шли хоромы, службы, занимая площадь немалую - около двадцати гектаров. Что-то перестраивалось, что-то добавлялось, что-то горело в случайных пожарах. В последней четверти XVIII века, когда десятки русских городов получали «регулярную» планировку, в Коломне - а сделалась она преимущественно местом обитания купцов п ремесленников - активно поработал видный отечественный зодчий М. Ф. Казаков. Он реконструировал архиерейский дом, поставил ограду Старо-Голутвина монастыря. Эта затейливая ограда с красно-белыми башенками-минаретами отлично видна с моста через Оку, когда вы едете на поезде или машине. Ансамбль, с его поздними постройками, нисколько не похож на крепостной.

А ведь был-то он «сторожей» Коломны, как велел князь Дмитрий Иванович, чьим словом основал монастырь в 1374 году на покрытом тогда лесом правобережье близ устья реки Москвы Сергий Радонежский.

С именем Донского связан и старинный бывший Бобренев монастырь, что на левом берегу Москвы-реки, в селе Хорошове, «в приятной равнине между пахотными полями, со всех сторон в виду и на много верст». Закончилась великой победой Куликовская битва. Одним из ее героев был соименник князя воевода Дмитрий Волынец, по прозвищу Боброк. Местное предание гласит, что именно в честь прославленного воеводы получил пригородный коломенский монастырь наименование Бобренев…

Но 29 августа 1380 года еще никто не знал, чем завершится сеча с Мамаем. Была вера в победу, были знамения, было благословение на битву Сергия Радонежского. Но бой еще только предстоял.

На городской пристани, буквально под стенами Коломенского кремля, можно сесть на катер и доплыть до причала Колычеве. Раздольное поле близ местного поселка называют в народе Девичьим. Утром 29 августа князь Дмитрий дал здесь генеральный смотр своему покуда стопятидесятитысячному войску. Тысячу ратников составляли коломенцы. По слову древнего автора, гремели «удальцы русские золочеными доспехами и червлеными щитами».

Отсюда, через Оку, разведка направилась к верховьям Дона, где по-прежнему терпеливо кочевал Мамай, а основные силы в тот же день двинулись вдоль левобережья, чтобы у подходящей переправы соединиться с другими русскими дружинами.

«Трубите сбор, братья!» - так воскликнул князь Дмитрий, выступая из Коломны навстречу врагу.

Позади было почти полтораста лет плача под татарами одинокой нашей земли…


3. Рати великие собирались

Солнца древнего из сизой тучи

Пристален и нежен долгий взгляд.


А. А. Ахматова


Можно частью повторить путь войска Дмитрия Ивановича. Недолгий маршрут ведет из Коломны к приокскому же городу Кашире. Где катером, где пешком - по луговой пойме, по исчерченным соснами дюнам или белым от горячего солнца песчаным пляжам… На пути этом река изумительно хороша.

Несется Ока мимо песчаных островков и бесчисленных отмелей. На высоком левобережье - разбитые дятлами сосновые боры, напротив же - покосы, разрезаемые синими копьями перелесков.

Помнится всякий час, подаренный тебе Окой… Колдовская сила поэзии заключена в очаровании этой далеко не могучей, «обобранной» поливными машинами реки. Отчего-то язык ее, милое лопотанье о старине, похож на теплый и долгий закат, когда утихает человеческая душа, насквозь согретая благостным настоем ромашковых полей. О дачных окрестностях Коломны писала в переломную годину войны Анна Ахматова:


…Где на четырех высоких лапах

Колокольни звонкие бока

Поднялись, где в поле мятный запах,

И гуляют маки в красных шляпах,

И течет московская река, -

Все бревенчато, дощато, гнуто…


Полноценно цедится минута

На часах песочных. Этот сад

Всех садов и всех лесов дремучей,

И над ним, как над бездонной кручей,

Солнца древнего из сизой тучи

Пристален и нежен долгий взгляд.


Памятны редкие поневоле часы свиданий с Окой…

Как-то на майские дни, едва растаяла последняя упрямая льдинка, приплыли мы катером в приречную деревню Тарбушево, что на пути от Коломны к древней Кашире. Устроившись у хозяев, на другой день утром подошли к берегу Оки. В ивовой рощице чуть нарождалась листва. Отчаянно гомонили птахи, вспоминая опасные подробности недавнего тысячекилометрового перелета домой. В еще прозрачном березняке попадались сиреневые тюльпаны (сон-трава), и после долгих поисков удалось даже собрать немного сморчков. Речная вода покуда держалась в высыхающих озерках, ребятня без устали вылавливала последних заблудших на собственные поминки рыбешек.

В тех же местах, на Оке, один из авторов этого очерка оказался однажды и летом. На заре малиновое небо появлялось за правобережным леском. Туман над рекой пропадал, открывались светло-рыжие пятна отмелей и островков. Там, на островах, налаживали свои удочки рыболовы. Плотвицы пускали в заводях пузыри. Стадо тянулось на приречный выгон, щелкал щеголеватый кнут конного пастуха-подростка, короткое эхо тонуло в реке. Позже причаливал к пристани катер, появлялись лодки с дачниками. Рыбаки, недовольные многолюдьем, шли кто домой, кто к палаткам, разбитым у каждого куста ивняка. Ввечеру вновь наползала тишина, удильщики занимали желанные свои владения. Пологи сумерек накрывали Оку, как и во времена Дмитрия…

И совсем недавно побывали мы в этих же местах… Осенью, в начале ноября. Рядом с Тарбушевом построены новые здравницы, у реки стало совсем людно. Но отойдешь немного - и в березовых и сосновых рощах та же долгожданная первозданность, целебная для горожанина тишина. У деревни Комарово, что от Тарбу-шева в сторону города Озёры, в саженой молодой сосновой рощице увидели мы неправдоподобно много поздних грибов. Они походили на лисички, только были чуть бурые. К этим горьким, с молоком на изломе грибам местные жители относятся с недоверием, но мы, дабы поесть грибов с бывшей Засечной черты, трижды их отварили и зажарили… Ничего, живы остались. Зато грибы-то эти, последние для Подмосковья, были не откуда-нибудь, а с «Окского берегового разряда»… Ну как же! Ведь теми же грибами, благо была осень, могли пообедать воины князя Дмитрия: кормить-то такую огромную рать чем-то надо было…

Там, где река Каширка впадает в Оку, ранее находилась Кашира. Крепостица была известна еще в княжение юного Дмитрия Ивановича. Сохранилось небольшое, но очень красноречивое городище - поросшие травой мощные валы. Ни единого деревца нет на этих насыпях. Старую Каширу сожгли в 1571 году крымцы. После этого Каширу перенесли на правобережье Оки…

Каширская крепость встретила войско Дмитрия Ивановича скромной музыкой небольшого колокола, что висел на деревянной колоколенке поодаль единственного въезда внутрь крепостицы. Тявкнули на передних коней сторожевые ленивые псы. Основная часть дружины повалилась отдыхать прямо на траву перед земляной насыпью. Князя же под руки провели в церковку на службу.

Помнит Ока эту недолгую стоянку русского войска. Кроме нее, некому рассказать нам о ратниках Дмитрия: никаких памятников тех лет не сохранилось. Даже многоглавые церкви бывшего Белопесоцкого монастыря, что доныне уцелели напротив современной Каширы, не видели рати великого князя, эти монастырские постройки принадлежат XVI и более поздним векам.

Последуем дальше по пути войска Дмитрия Ивановича - как раз мимо многоглавия Белопесоцкого монастыря. По приречным дюнам (на них бывает сухо даже в середине апреля), по левобережью Оки, покрытому лесом, - километров двадцать пять до устья Лопасни, известной московским байдарочникам реки. Недалеко от деревни Прилуки - лучший в Подмосковье песчаный пляж. Огромный лоскут пляжа отгорожен от леса дюнами, увенчанными колоннами сосен. Здесь-то, у Прилук, присоединился к Дмитрию его двоюродный брат Владимир Серпуховской с остальными полками…

У неширокого устья Лопасни переправились через Оку русские дружины. Князь Дмитрий шел навстречу славе Донского.

За Окой были окраины Рязанского княжества…


4. Славься, славься, наш русский народ!

Опять над полем Куликовым

Взошла и расточилась мгла…


А. А. Блок


Победа над врагами в 1380 году была тем более знаменательна, что одержана она была на земле княжества, не пославшего своей дружины против Мамая. Жители Рязани, героически сражавшиеся с татарами еще во времена Батыева нашествия, в Куликовской битве не участвовали из-за изменнической политики своего князя Олега. В результате поражения от войск Дмитрия в 1371 году Олег отказался от активной борьбы против Москвы, но продолжал представлять немалую угрозу. В грамоте Мамаю Олег жаловался на Дмитрия Ивановича: «И еще, господин царь, он отнял у меня град мой Коломну». Олег звал Мамая на Русь.

В памяти народа остался этот князь черным изменником. Что сталось бы с землей нашей, если одолел бы Мамай? Петля татарской неволи могла бы насмерть задушить молодое государство Русское. А Москва уже могла считаться общерусским государством.

Перед Куликовской битвой князь Дмитрий смог преодолеть серьезные трудности в политическом положении своего княжества. Дважды было отбито нападение литовского полководца Ольгерда, доходившего с войной до Москвы. После успешного похода в 1372 году на Любутск, литовскую крепость на Оке, Дмитрий заключил с Ольгердом мир. На Мамая вместе с русскими дружинами шли даже сыновья Ольгерда - Андрей Полоцкий и Дмитрий Брянский. Дмитрий Иванович пресек попытку тверского князя закрепить за собой ярлык на великое княжение, полученный в Золотой орде. Кроме того, Москва провела успешную «пробу сил» на реке Воже.

На Куликово поле русское войско шло под водительством опытного политика и талантливого полководца.

Едва ли есть смысл сейчас идти лесостепью, от Оки до верховьев Дона и реки Непрядвы, - по следам дружин князя Дмитрия. Памятников той эпохи мы не найдем, да и сам этот путь, напрямик к Куликову полю, для «чистого» туризма скучноват, поля да поля, сплошь распаханные, всхолмия, речушки, почти безлесье. Тут высматривала противника разведка русских.

Въезд на Куликово поле неожиданен, хотя обозначен воротами. Сразу отмечаешь, что поля-то, собственно, нынче нет. Когда-то действительно было поле среди лесов. Но леса вырубили в незапамятные времена, и теперь поле - до горизонта…

Подъезжаем к церкви во имя Сергия Радонежского, начатой постройкой незадолго до первой мировой войны по проекту известного архитектора А. В. Щусева. И на сей раз зодчий прибегнул к стилизации форм: церковь была задумана им как древнерусский храм с двумя почти боевыми башнями, однако из-за войны так и осталась незавершенной. Нашему вкусу и в нынешнем своем виде щусевская церковь показалась интересной. Она используется теперь как музей. Поодаль от церкви взметнулась почти на тридцать метров вверх чугунная колонна. Ее - по чертежам архитектора А. П. Брюллова - поставили в 1849 году на холмике, где, по преданию, находился во время битвы Мамай, окруженный телохранителями, наемниками-генуэзцами.

Мамай настолько уверен был в успехе, что не принимал участия, как Дмитрий, в сражении. Когда татары побежали, темник-мусульманин спасся благодаря генуэзцам: те не потеряли присутствия духа и вывезли своего хозяина из-под русских мечей. В Крыму, где находились тогда колонии генуэзцев, Мамай был впоследствии убит…

От триумфальной колонны Дон в семи километрах. Это-то пространство и есть поле русской славы. «…Нельзя было вместиться на том поле Куликовом: место то между Доном и Мечею было тесным», - говорит древний автор. В лишении татар оперативного простора и состоял маневр Дмитрия.

Великий князь, остановившийся 7 сентября на левобережье Дона, все-таки переправил свои силы через реку, чуть ниже устья Непрядвы, небольшого притока Дона. Сейчас-то я сам «батюшка-Дон» здесь обмелел, но течет он по довольно широкому старому руслу. Шесть веков назад «великий и быстрый» Дон был, видимо, гораздо полноводнее.

Поле, выбранное Дмитрием Ивановичем для сражения, показалось ему подходящим, чтобы удачно расставить свои войска. И Дон и Непрядва прикрывали русский тыл, а глубокие лесистые овраги, разрезавшие поле, не давали татарской коннице возможности ударить русским во фланги. Еще одно важное соображение заставило великого князя иметь за своей спиной реки: это мешало соединению орд Мамая и литовского князя Ягайло, а тот двигался на помощь татарам (узнав о поражении союзника, Ягайло повернул назад).

Впрочем, был и недостаток в позиции русских - отступать было бы крайне трудно. Дмитрий Иванович, правда, не помышлял об отходе. Вечный призыв борцов за свободу: «Победа или смерть» - определял настроение русского войска.

Сразу от переправы отправил Дмитрий в лес (давно исчезла эта знаменитая Зеленая дубрава) сильный засадный полк во главе с князем Владимиром Серпуховским и боярином Д. М. Боброк-Волынским.

Кроме них в боевой порядок русских войск входили полк правой руки под началом коломенского воеводы Микулы Васильевича, затем - большой полк и перед ним - передовой полк. Резерв конницы разместился за спиной большого полка.

Татаро-монголы стали развернутым фронтом, без резерва.

Там, где встречали врага передовой и большой русские полки, на нынешнем Куликовом поле плодоносит мирная нива. Между передовым полком и памятником на месте стана Мамая и разместился фронт татар, за ним была генуэзская пехота.

Забрезжило утро 8 сентября 1380 года. День начинался сухой и теплый, хотя на исходе ночи в ковылях дымился туман.

И загудела земля. Тысячи лошадиных морд выросли перед русской пехотой. Завертелись над головами всадников сабли.

Татарская конница атаковала передовой полк. Страшен был этот первый удар врага, но выдержать его надо было обязательно, ибо дрогнуть - означало погубить все войско. Русский авангард держался до последнего ратника.

После этого боя вражеская конница перенесла удар на большой полк. Но прорвать центр русской обороны татарам не удалось. Инициатива еще сохранялась на их стороне, однако потери были огромны. Кони не могли скакать, вспоминал современник, «а в крови по колени бродили».

Когда Мамай перенес удар на полк левой руки, тот стал отходить. Перед спрятанным в дубраве засадным полком, о котором противник не подозревал, открылся фланг и тыл татар. В этот решающий момент полк серпуховчан, которых с трудом удерживал от преждевременного выступления Боброк-Волынский, и вклинился в противника. Внезапность натиска и самоотверженность воинов засадного полка склонили чашу весов. Разгром врага был полным. Русская конница еще полсотни километров, пока не запалились кони, гналась за остатками полчищ Мамая. В сумерках преследователи возвращались назад, к своим.

Русские воины, потеряв из каждых десяти человек восемь, оставались на поле брани еще с неделю, хороня убитых товарищей и сжигая трупы противника. «Стоял князь великий за Доном на костях восемь дней», - горестно повествовал средневековый писатель.

А спустя много веков Белинский с гордостью откликнулся на великий подвиг народа: «Дмитрий Донской мечом, а не смирением предсказал татарам конец их владычества над Русью».


5. Засечный Серпухов

Оказавшись в Серпухове, не сразу разглядишь в этом большом индустриальном городе черты героической древней истории. Памятников архитектуры про-шловековья, даже послепетровских десятилетий, в Серпухове достаточно, а вот от времен борьбы с татарскими ханами остались лишь развалины белокаменного кремля у пересекающей город речки Нары, бывшие монастырские хроники, да все та же Ока, как встарь, несущая светлые воды свои вблизи древнего русского града.

Подобно Коломне, Серпухов являлся важной крепостью в системе засечных укреплений. В местном историко-художественном музее подробно рассказано о городе-воине. Известен он с 1328 года, по духовной грамоте московского князя Ивана Калиты. Владел городом дядя Дмитрия Донского - князь Андрей Иванович, был

Серпухов и под началом двоюродного брата Дмитрия - Владимира Андреевича Храброго. Хоть и считался Серпухов до середины XV века центром самостоятельного княжества, но тянулся к Москве, был ей верным союзником.

Владимир Храбрый, «укрепив ум свой силой», ходил на Куликово, командовал засадным полком. «Сорок бояринов серпуховских» пали тогда в сече с Мамаем. И город свой укрепил князь перед тем: в 1374 году выстроил дубовый кремль. А подступы к нему охраняли два подгородных монастыря. Монахам было предписано в минуту нападения не спасаться бегством в кремль, а защищаться самим.

Владычный монастырь расположился на правобережье Нары, притока Оки. Он прикрывал Серпухов с юга (город отстоит от Оки километра на четыре). Возник монастырь в 1360 году по приказу московского митрополита Алексея, поборника единения народа перед лицом монголо-татарской опасности, духовного наставника князя Дмитрия Ивановича. «Сказание о зачале Владычня монастыря, что в Серпухове» (по списку XVII века) говорит о постройке в 1362 году монастырской каменной церкви. Памятник не сохранился. Нынешние здания - более поздних эпох. Живописно выглядит группа из двух шатровых церквей (Георгия и Дмитрия), надвратная церковь и часть крепостных стен. Это все памятники XVI - XVII веков. Кирпичный, облицованный камнем Введенский собор возведен также в XVI столетии (на месте прежнего белокаменного). Активное строительство в монастыре, проводимое на исходе XVI века, объясняется благосклонностью к серпуховчанам Бориса Годунова. Ведь под стенами Владычного монастыря в 1598 году одержана была бескровная победа над крымцами. После торжества русской армии царь пожаловал монастырю значительные суммы, на которые перестроен был Введенский собор, возведены комплекс трапезной (с Георгиевской церковью) и Святые ворота с надвратной церковью. События Смутного времени прервали строительство, оно возобновилось лишь спустя несколько десятилетий - тогда-то монастырь обнесен был четырехбашенной кирпичной стеной (П. А. Раппопорт, изучавший монастырский комплекс, относит и эту ограду к годуновскому времени).

Напротив Владычного монастыря, на левом всхолмленном берегу Нары, расположился монастырь Высоцкий. Основан он в 1373 году по просьбе князя Владимира Андреевича неутомимым собирателем русских земель Сергием Радонежским. Отнесемся с удвоенным вниманием к ансамблю этого монастыря, где вот почти пятнадцать лет идут интенсивные научно-художественные поиски: реставраторы думают выявить все уцелевшие элементы первоначального строительства. «Слово о житии Афанасия Высоцкого» говорит, что по следам куликовской победы, в 1381 году, Владимир Храбрый возводит в монастыре «церковь каменну и трапезу братии с церковью теплою…». Памятники основательно перестроены - сменялись поколения зодчих, сменялись покровители монастыря. Но не исключено, что в кладке позднейших зданий сохранились основания первоначальных сооружений. Белокаменный подвал под восточной частью трапезной определенно может относиться ко временам Дмитрия Донского.

Высоцкий монастырь пользовался особым покровительством. Говорит об этом подарок из Византии: деисусные иконы для первого монастырского собора 1 [1 Интереснейший факт: игумена Высоцкого монастыря Афанасия избрали патриархом Константинопольским. Сделавшись византийским владыкой, он-то и пожаловал Серпухову деисусный чин].

Датируется подарок 1387 - 1395 годами. Шесть из семи икон ныне переданы собранию Третьяковской галереи. Наиболее выразителен «Апостол Павел». По мнению специалистов, этот шедевр древней живописи оказал заметное влияние на формирование стиля Рублева.

Серпухов отважно защищал Москву. Крымские ханы выжигали его деревянные посады и слободы, примеру татар следовали польские интервенты и отряды авантюристов Смутного времени. Но неодолимым для врагов оставался кремль - кряжистая пятибашенная крепость, выложенная из белокаменных блоков в 1556 году. Фрагменты кремлевской стены уцелели, но сейчас, глядя на эти малые остатки былой мощи, почти невозможно вообразить, что Серпуховской кремль выдержал в 1618 году штурм отрядов гетмана Сагайдачного. А вот Болотникову двенадцатью годами раньше посадский люд сам отворил городские ворота, присоединившись к восстанию.

Вернемся, однако, к Серпухову засечному…

В 1598 году, как мы упоминали, состоялась у Серпухова грандиозная демонстрация военного могущества Руси. Весной того года царь Борис получил известие о приближении к Москве огромной армии крымского хана. Годунов спешно занялся подготовкой к защите государства, отложив даже церемонию коронования (он только-только был избран на царство). Удалось собрать войско, какого на Руси не видели со времен куликовской победы.

Почти двести тысяч ратников собрались в Серпухове, где находилась ставка царя. Услыхав о приготовлениях Годунова, хан не рискнул напасть на Серпухов и отправил туда послов. Выразительно пишет об этом «визите» В. Л. Снегирев: «Послы ехали по русским владениям, как по огромному военному лагерю, всюду по пути они видели блеск оружия, встречали многочисленпые отряды прекрасно вооруженных всадников, в лесах, в засеках слышали оклики караульных и пальбу. Далеко за линией городов тянулась Засечная черта в виде рвов, валов, поваленных деревьев, кольев, вбитых в речное дно на «перелазах» (бродах). Еще дальше, в степи, постоянно сторожили приближение неприятеля небольшие конные дозоры».

Ханских посланцев остановили на лугах перед Владычным монастырем. Годунов устроил здесь впечатляющий воинский парад, сто пушек палили без передышки. Послы перетрусили не на шутку, наблюдая грозные порядки русских полков. Они заявили о вечном мире хана с Москвой, о готовности быть союзником Руси в ее войнах. На радостях Годунов дал своим воинам щедрый обед на берегу Оки.

После отъезда царя из Серпухова остались в засечных городах лишь заставы, а само войско распустили по домам…1 [1 О Серпухове П. А. Тельтевский пишет: «В отличие от уже исследованных и потому широко известных своей старинной архитектурой городов Подмосковья (Загорска, Александрова, Коломны и др.) Серпухов пока еще не привлек вполне заслуженного внимания исследователей и реставраторов. Старинный город на реке Оке сохранил многочисленные и интересные, хотя и значительно искаженные, памятники зодчества, но они пока еще слабо или совсем не изучены, ждут больших реставрационных работ, которые помогут превратить Серпухов в один из интереснейших своим архитектурным ансамблем городов Подмосковья». Верим, что так и будет].


6. Чудесная Таруса

Из мест дальнего Подмосковья окрестности Тарусы (пусть относятся они и к Калужской области) известны как один из самых поэтических уголков природы.


И слава эта заслуженна. Городок рассыпался по высокому левобережью Оки, а вокруг - широколиственные леса, перелески, холмы, овраги… Многокилометровыми панорамами, похожими и все-таки в чем-то разными то изгибом рощицы, то клиньями луговин, распахнулись они перед глазом человека, будто извещая об извечной тишине земли, называемой отчим краем.

Городок на Оке полюбился художникам, поэтам, писателям. В Тарусе провел последние годы жизни крупный наш живописец начала века Борисов-Мусатов, здесь же и надгробие художника - он похоронен над самой рекой. Рядом с Тарусой, на противоположном берегу Оки, тридцать пять последних лет прожил Поленов. Дом-музей мастера знают теперь тысячи экскурсантов. В Тарусе провела детство Марина Цветаева.

На окраине городка, в Песочном, где сейчас расположен дом отдыха, еще на исходе 50-х годов был бревенчатый дом, где некогда жила семья Цветаевых. Он стоял на склоне к реке. Это место определить нетрудно: достаточно посмотреть в Тарусской картинной галерее этюд работы Борисова-Мусатова. На этюде изображен вид с балкона цветаевского дома.

Патриотом Тарусы был Паустовский. «Пожалуй, нигде поблизости от Москвы не было мест таких типично и трогательно русских по своему пейзажу, - замечал он в «Письме из Тарусы». - В течение многих лет Таруса была как бы заповедником этого удивительного по своей лирической силе, разнообразию и мягкости ландшафта».

А вот еще отрывок из «тарусской» прозы Паустовского: «Одно из неизвестных, но действительно великих мест в нашей природе находится всего в десяти километрах от бревенчатого дома, где я Живу каждое лето… То великое место, о котором я хочу рассказать, называется скромно, как и многие великолепные места в России: Ильинский омут. Для меня это название звучит не хуже, чем Бежин луг или Золотой плес около Кинешмы… Такие места наполняют нас душевной легкостью и благоговением перед красотой своей земли, перед русской красотой… Поверьте мне, - я много видел просторов под любыми широтами, но такой богатой дали, как на Ильинском омуте, больше не видел и никогда, должно быть, не увижу. Это место по своей прелести и сиянию простых полевых цветов вызывает в душе состояние глубочайшего мира и вместе с тем странное желание, - если уж суждено умереть, то только здесь, на слабом этом солнечном припеке, среди этой высокой травы… Каждый раз, собираясь в дальние поездки, я обязательно приходил на Ильинский омут. Я просто не мог уехать, не попрощавшись с ним, со знакомыми ветлами, со всероссийскими этими полями… Нет! Человеку никак нельзя жить без родины, как нельзя жить без сердца».

Могила Паустовского теперь на берегу речки Тарусы, несколько ниже Ильинского омута…

Без преувеличения, чудесны места вокруг Тарусы! Немного выше по течению Оки, на противоположном от городка берегу, прожили мы как-то несколько дней у самой воды. Берег обрывист, вдоль него тянется широкая полоса густого тальника. Река делает здесь крутую излучину, и участок правобережья, километра на три развернутый к югу, залит был солнцем. А за спиной - очень высокий, поросший лесом берег. Это был на редкость грибной год. С Оки мы перекочевали вверх по реке Тарусе к Барятину - это село удалено километров на тридцать от городка. Никогда и нигде в Подмосковье не видели мы такого обилия белых и подосиновых грибов. В Тарусе и окрестных селах были созданы даже временные грибоварни, «старатели» целыми днями таскали сюда корзины, ловя доходный момент…

В Тарусу можно прийти пешком и со станции Тарусская: у деревни Темьянь надо выйти к речке Скниж-ке и держаться вдоль ее берегов, чтобы добраться до Оки, - это километров восемнадцать на редкость приятной лесной и полевой дороги.

Каким спокойствием веет ныне от этих заокских полей и рощ! Кажется, всегда веял мир над здешней землей. Да и название города - Таруса - указывает вроде на некую ласковость, оно мелодично. А местное предание говорит, что дали-то имя городку враги. Когда один из отрядов Батыя выехал на берег Оки, всадники указывали плетками на дома, что чернели напротив через реку: «То - Русь!» Да и сколько еще всевозможных набегов даже после Куликовской битвы повидала эта земля…

Когда-то Таруса входила в Окский береговой разряд. Дружина тарусцев, ведомая князьями Федором и Мстиславом, участвовала в сражении на Куликовом поле. В Тарусе обычно «сидел» воевода правой руки этого участка берегового разряда. Затем город утратил военное значение, тарусские валы и рвы почти полностью разрушились.

Но пришлось узнать здешней земле врагов и пострашнее кочевников. На одном из кадров трофейной кинохроники, снятой немецкими кинооператорами, видим мы гитлеровского генерала Гудериана, в походной форме, довольного. С поощряющей улыбкой пожимает генерал руки своим офицерам, чьи части добрались до приокских просторов. Одерживались еще те победы, которые впоследствии Гудериан удрученно назовет «утерянными»…

В тяжелые дни октября - ноября 1941 года часть шоссе, по которой следует теперь на Куликово поле автобус, была захвачена гитлеровцами. Танковые армады Гудериана вплотную подошли к Серпухову, а Тула была почти окружена. Но выстояли и Серпухов и Тула. А вот Тарусу враги захватили…

Один из авторов этого очерка, в самом начале войны вступив в Московское народное ополчение, был в составе войск, оборонявших подступы к столице. И трудно сейчас представить себя, юного, сидящим с винтовкой в окопах в ожидании подхода немцев. А сколько могил - и отмеченных памятниками с именами павших, и безвестных, сровнявшихся с землей, осталось здесь, в Приочье, с недавних военных лет… Набредешь иной раз на могилу и подумаешь: может быть, ты видел его, лежащего вот в этой земле, да и сам ты мог бы лежать здесь… Ныне мирная, но сколько же немирного повидавшая, и давно и недавно, русская эта земля…


7. Пять веков назад

Сколько ее ни вспоминай, а все уместна и красноречива пословица: «Что ни город - то норов».

Калуга известна со времени княжения Дмитрия Донского, она упомянута в духовном завещании князя, а это 1389 год. Сравнительно молодым, не дожив до сорока лет, умер герой Куликовской битвы…

Калуга, как многие приокские города, входила в грандиозную для своего времени систему укреплений Московской Руси, выполняя вплоть до XVII века роль стража русской столицы. Патриот древнерусского зодчества, профессор Прокопий Александрович Тельтев-ский по этому поводу без преувеличения заключал: «Со времени своего основания города Подмосковья вовлекались в сложную борьбу за создание централизованного русского государства, поэтому их история и развитие неотделимы от истории Москвы, в которой важное значение придавалось организации системы обороны сначала великого княжества, а позднее всего русского государства. Продуманно и последовательно была осуществлена и укреплена государственная оборонительная система, созданная московскими великими князьями. Труд многих поколений русских людей, талант зодчих и древнерусских инженеров, гений военачальников были вложены в эту грандиозную, поражающую своим масштабом и размахом, целенаправленную деятельность, результатом которой была гигантская система обороны страны, охватившая всю территорию русского государства».

Да и в беседах с нами, когда выпадала такая минута, профессор подчеркивал уникальность, даже в масштабах всей европейской истории, грандиозных оборонительных укреплений Засечной черты.

Что ни город - то норов.

Жил в Калуге Шамиль, плененный имам Дагестана и Чечни. Только в глубокой старости получил он разрешение уехать в Мекку, где и похоронен. В Калуге прожил последние свои годы вернувшийся из Сибири декабрист Е. П. Оболенский, прах которого покоится на старом городском кладбище. В Калуге читал Гоголю свои главы из «Князя Серебряного» Алексей Константинович Толстой, читал, быть может, те самые страницы, что посвящены битве русских воинов с разбойничьим татарским отрядом. На сцене калужского театра выступали Щепкин, Пров Садовский, Комиссаржевская - об этом не без гордости рассказывал нам главный режиссер нынешнего городского театра Роман Соколов. С ним же, знатоком русского классицизма и ампира, бродили мы по отлично сохранившимся кварталам Калуги рубежа XVIII - XIX столетий; эти прогулки в прошлое города на Оке неизгладимы из памяти…

Путешествия в прошлое, они многократно совершались нами на калужской земле.

Славна история края.

Вот всего два наших маршрута по местам, памятным борьбой с татарами.

Один - в Козельск, по прямой это километрах в семидесяти от Калуги. Когда-то, за исключительное мужество его немногочисленных защитников, Козельск заслужил у хана Батыя прозвище «злого города». У стен Козельска татары протоптались семь недель и при штурме понесли ощутимые потери 1. [1 В Козельске видели Гоголя, Достоевского, Льва Толстого, А. К. Толстого, Ивана Киреевского - они приезжали в город и в отстоящую в двух километрах от Козельска Оптину пустынь, архитектурные памятники которой дошли до нас и постепенно реставрируются. Оптина пустынь запечатлена Достоевским в его последнем романе «Братья Карамазовы»].


Другой маршрут - по Угре, которая впадает в Оку недалеко от Калуги.

Пять веков назад на Угре в последний раз померились силами Русь и Золотая орда…

Угра теперь одна из самых популярных байдарочных рек дальнего Подмосковья. И не случайно. Река живописна. Течет она в высоких берегах, покрытых смешанным лесом, со множеством диких лип, а в более ближнем Подмосковье эти деревья вы нечасто встретите «на свободе». В верховьях своих, до Юхнова, берега Угры почти безлюдны, да и ниже сравнительно редки деревни. Даже на безлесных берегах Угры можно устроить бивуак: почти везде найдете вы тальник, сухостой его прекрасно горит, и горячего чаю вы всегда отведаете. Нет-нет да попадаются острова, заросшие тальником, ежевикой и… крапивой.

Однажды мы провели два дня на одном из таких песчаных островов. Этот поросший высоким ивняком рай мы нашли близ села Старое Скоково, километрах в тридцати выше устья Угры, - купались, ловили пескарей, бродили по песчаному дну отмелей. На правобережье, невдалеке от реки, набрели мы на нетронутые малинники. После такой благодати всю рабочую неделю думаешь о новом походе.

Маршруты по Угре неплохо начинать от села Городок. Правда, подъезд туда только попуткой от Вязьмы, к тому же часть пути - это ненакатанный проселок, Удобнее всего плыть на байдарке от станции Угра, сюда прямой поезд из Москвы. Река в каких-то трех километрах от вокзала. Некоторые группы завершают маршрут в Юхнове, пройдя от станции Угра почти полтораста верст по реке. Но думается, выкроив еще денька три-четыре в своем «бюджете», надо пройти по Угре аж до устья. А там всего двенадцать километров до Калуги. И река ничуть не хуже, чем до Юхнова, и уехать будет просто, и Калугу посмотреть удастся.

И главное - вы будете плыть по местам, где прочитана последняя глава хроники борьбы народа нашего с золотоордынскими ханами.

«Стояние на Угре» - так названа в истории эта глава. На правобережье Угры маневрировали кочевники, на левом берегу стояли русские рати. Пять месяцев стояли…

В 1476 году Иван III, при котором в основном завершился процесс образования единого Русского государства, прекратил уплату дани, «послал татарам шиш», по образному слову А. К. Толстого. Момент был благоприятный: Золотая орда уже не та была, она распадалась, ссорилась с крымской ордой. Когда ордынские послы явились в Москву, Иван III изорвал ханскую басму, прогнал послов с напутствием Ахмат-хану не присылать к нему, великому государю Московскому, никого. Ахмат, не помня себя от ярости, собрал все войска, какие мог, и в 1480 году двинулся на Москву.

20 июня армия Ивана III вышла из столицы и заняла оборонительные позиции от Серпухова вниз и вверх по Оке до впадения Угры и далее вверх но Угре. Сам великий князь остановился в Коломне.

Узнав, что побережье Оки охраняется русскими воинами, Ахмат пошел к Угре, вступил в литовские владения - граница их проходила тогда в среднем течении Угры - и стал на правом берегу реки. Хан надеялся на поддержку Литвы и не решался на переправу через Угру. Наступила осень. Татары мерзли и голодали. 8 октября они открыли стрельбу из луков, но выстрелы русских пищалей отрезвили их. Вскоре Ахмат попытался под Опаковым городищем перебраться на другой берег Оки, но потерпел неудачу.

Иван III не торопился. Он подтягивал повые силы, даже начал переговоры с ханом. Ахмат ободрился, полагая, что русские струсили. «Пусть придет он сам, пусть станет у моего стремени и молит о милости», - потребовал хан. Спустя время Ахмат соглашался, чтобы пришел поклониться ему хоть сын князя, или брат, или какой-нибудь знатный вельможа. Но Иван прервал переговоры.

Время работало против врага. Наступили морозы. Угра сковалась льдом. Иван отвел часть войск к Боровску, надеясь, что Ахмат кинется вдогонку и на боровских равнинах будет легко татар разбить. Но Ахмат был побежден без битвы. Он понял, что его заманивают. Да тут еще пришло известие о разорении русским союзником ногайцем Нордулатом Сарая - столицы Золотой орды. Ахмат бежал с берегов Угры, и даже не к себе, в разоренный Сарай, а на запад.

«Действиями Ивана навеки исчезла Золотая Саранская орда, - отмечал русский историк Полевой. - Не взятием Казани при Иване Грозном, но… походом на Угру в 1480 году был положен предел власти ордынцев…» Добавим к этому лишь следующее: свержение монголо-татарского ига было подготовлено всем ходом освободительной борьбы русского народа и объединением русских земель вокруг Москвы.

…А Засечная черта, отодвигаясь от правобережья Оки, продолжала укрепляться. И тогда, когда дошла она примерно до широты Куликова поля, отпала и надобность в ней: русский народ окончательно разгромил своих вековечных врагов - татарских ханов.


8. Большая черта

И Куликовской битвой веют склоны

Могучей, победительной земли.


А. А. Ахматова


Заведомо известно: больше всего видишь тогда, когда идешь пешком или плывешь в лодке. Но кого уговоришь в наш век повальной машинизации брести пешком там, где можно проехать? Мы к «пешему строю» и не призываем, ибо сами попадали на великое Поле не только многодневными (зато интересными) путями, но и на машине. Перед нами, садящимися за руль в Москве, три дороги: Тульская, Каширская и Рязанская. Каждая ведет к цели, у каждой свои преимущества.

Велико было войско русское, не из одних ворот вышло оно из Кремля и не но одной дороге покинуло Москву погожим днем начала августа 1380 года. У знакомого нам села Беседы собралась основная часть великой рати и далее, до Коломны, шла, не отрываясь значительно от поймы реки Москвы. Этим последним обстоятельством определяется и наш выбор маршрута: ближе к исторической дороге, коей двигался князь Дмитрий.

Путь хорош не только тем, что ближе всего повториет поход русской рати, но и потому, что предоставляет возможность повидать сохранившиеся остатки Большой Засечной черты - созданной против тех же татар грандиозной оборонительной системы. Время возведения этой черты - XVI - XVII столетия, то есть значительно позже куликовской победы и «стояния на Угре», когда граница теперь не Московского, а единого Русского государства отодвинулась на юг.

На полтысячи километров, от Брянских до Мещерских лесов, протянулась Большая черта: она шла через Козельск, Одоев, Тулу, Венев на Рязань. А старая Засечная черта по левобережью Оки сделалась второй линией обороны. Засеки в лесах, разумеется, не сохранились. А вот земляные укрепления, созданные когда-то на безлесных участках, кое-где можно найти.

В начале мая, когда только появляется первая зелень березок, мы вырвались наконец из столицы, и надежный «Запорожец» покатил к окским берегам.

Ока… В начальные майские недели она полноводна, бурлива и будто взлохмачена. Пляжи сплошь залиты коричневатой после буйства паводка водой, еще река подбирается к дюнам, подошвы верб лижет невысокая волна.

А за Окой - сразу степь. Очень уж мало уцелело здесь рощиц. Когда этой землей шла дружина Дмитрия, лесам не было счета, золото ранней осени встречало воинов. Из окна машины видны неторопливые подъемы и спуски всхолмий, мягкие очертания скатов, речушки с кувшинками и лилиями (этим цветкам еще предстоит дождаться летнего солнца), с ивами и тальником по низким берегам. Тургеневский пейзаж…

Войско Дмитрия шло споро, готовое немедля развернуться для боя. 4 сентября в дружину влилось последнее подкрепление: семьдесят тысяч ратников Дмитрия Брянского и Андрея Полоцкого, Ольгердовичей, кои, оставив Литву, выступили в общерусском походе. Больше войско не пополнялось, ему предстояли, напротив, тяжкие потери. Произошло последнее соединение полков в урочище Березуй, сейчас это, скорее всего, село Березово Веневского района. Несколько севернее, у пересечения шоссе мелководным Осетром, покинем машину, дабы взглянуть на Большую Засечную черту.

Хорошо различимо Мохринское городище. Всего в полукилометре от шоссе, при впадении речонки Веркуши в Осетр, - кольцеобразный земляной городок, обнесенный рвами. Но основная цель нашей поездки другая: мы решили осмотреть укрепления так называемых Грабороновых ворот, они были в XVII веке важной частью Веневского участка Засечной черты. Нашим «поводырем» была содержательная брошюра архитектора В. Н. Уклеина «От Оки до Куликова поля», теперь весьма редкая: она издана десять лет назад тульским издательством и небольшим тиражом.

Километров через двенадцать машина свернула налево, на Венев, пересекла железнодорожную ветку и, проехав по вполне сносной, доступной не только «Запорожцу» дороге, замерла в небольшом селе Коломенская слобода. Примерно в двух километрах от села, если идти на восток, где в речку Веневку впадает текущий в глубоком овраге ручей Сухой Осетрик (летом-то он и впрямь пересыхает), есть невысокий обрыв, подошва которого укрыта раскидистыми липами. Бьют здесь студеные родники, названные народом Двенадцать ключей. По преданию, похоронены тут, у этих древних родников, двенадцать русских воинов, геройски павших в бою. Ведь сильно поредевшая рать Дмитрия Донского, возвращаясь с Куликова, шла - вплоть до Оки - по чужой земле. Вот разбойничьи и, нападали на усталых и раненых русских ратников литовцы и рязанские изменники.

Поднявшись на левый берег Осетрика, увидели мы уходящую к северу четкую прямую линию: земляной вал Грабороновых укреплений. В отличие от других участков черты, Веневская линия тянется в меридиальном направлении, этим как бы дублируя часть Тульской и Каширской оборонительных линий. Мы прошли весь этот хорошо сохранившийся участок укреплений - примерно четыре километра. Весна была в разгаре, вокруг кипела работа природы: молодой мир зеленел, благословляя долгожданное тепло, хлопотали птицы.

На северной оконечности участка, у Грабороновых ворот, - крепость, она охраняла ход в Засечной черте. Уцелел вал, окруженный широким и довольно глубоким, в рост человека, рвом. Говорят, в старину ров был даже глубже. При набегах татарских отрядов жители окрестных деревень сбегались под защиту крепости (размеры ее 400 на 200 метров). Еще две крепостицы находятся в южной части участка - по обе стороны Осетра. Устьинский городок на правобережье и крепость у Звойских выселок на левом берегу реки. Они стерегли переправу через Осетр, перехватывали на реке вражеские лодки.

Менаду крепостями на Осетре и у Грабороновых высот тянется насыпной, в полтора-два метра, вал с тремя редутами. Были они оснащены артиллерией, караулили у пушек служилые люди. Три с половиной века миновали, как созданы были все эти укрепления, но удалось им выдержать и удары вражеских полчищ, и еще более разрушительных неприятелей - времени и людского небрежения к уникальным историческим памятникам.

Сейчас здесь царит вечность. Владимир Николаевич Уклеин отмечал, что непуганые лисицы вырыли прямо в поросшем кустарником валу свои норы. Побывав в этих же местах через десять лет, нор мы не обнаружили. Видимо, чаще появляются тут экскурсанты.

В Большую Засечную черту входили города и монастыри. Города мы называли, а что до монастырей, то на пути нашем будет Венев-Никольская обитель, основанная при потомках Дмитрия Донского в начале XV столетия. Монастырские постройки датируются более поздним временем, зато сохранились они достаточно полно.

Через индустриальный Новомосковск, через Богородицк (с превосходно восстановленным жителями города - без предписания «сверху» и без централизованного финансирования строительства - дворцом графов Бобринских 1) ведет нас путь к великому Полю… [1 Богородицкий дворец обрисован Львом Толстым как дом Вронского, где Вронский жил с Анной Карениной. В центральном зале дворца произошло то объяснение, после которого Анна и приняла свое роковое решение].


Этой же примерно дорогой возвращалось после победы войско Дмитрия, названного народом Донским. Оно не видело, разумеется, ни Грабороновых укреплений, ни Бобринского дворца, ни веневских засек. Но подвиг их определил будущее этой тульской земли…

Каким бы путем ни возвращаться нам в столицу, до самой Оки дорога будет идти по местам, видевшим еще одно, самое страшное нашествие - гитлеровское. Осенью сорок первого года войска вермахта вплотную подступили к полю Куликову. Они захватили Богородицк и поселок Епифань. Но Красная Армия не пустила фашистов на поле славы русской. А в декабре того же года бойцы 10-й армии генерала Ф. И. Голикова, прорвав линию немецкой обороны в верховьях Дона, погнали гитлеровские дивизии, как некогда предки солдат наших гнали остатки орд Мамая.

И фашистские завоеватели разделили судьбу тех, кто вторгся на землю нашу шесть веков назад… Кто поднимал на Россию меч, от меча и погибал.

…Недалеко от Московского Кремля, на Кулишках (теперь это площадь Ногина), Дмитрий Донской поставил церковь Всех Святых - в память не вернувшихся с Куликова поля. Тех, кто в жесточайшей сече решал грядущие судьбы Руси.



Загрузка...