Выжигаю имена в сердце своем (СИ)

Глава 1

Часть I

Нарим, юго-восток Пансо.

В солнечном Нариме царило вечное лето, и только смутные проблески краткой зимы в конце ноября и начале декабря навещали жаркие земли. Именно в это время, для многих олицетворяющее грусть и тоску, наримцы чувствовали себя наиболее счастливыми. На улице с утра пораньше звучал громкий детский смех, из пекарен доносился сладкий аромат запечённых яблок.

Улицы были сплошь завешаны маленькими красными фонариками, озарявшими вечерние узкие улочки тёплым светом. На площади жители оживлённого городка устраивали затягивавшиеся допоздна посиделки, кутаясь в тёплые одежды и грея руки о горячие жестяные кружки. Дымок, поднимавшийся от травяного напитка, не столько согревал продрогшие от непривычного холода тела, сколько дарил атмосферу уюта и комфорта собравшимся гостям.

Охмелевшие родственники рассказывали весёлые истории со свадьбы младшего племянника двоюродной бабушки с маминой стороны, недавно прибывшие перемывали косточки оставшимся на малой родине, таким же родственникам, но уже своим. Но всё стихало с шестью ударами гонга, когда полное красное солнце ныряло в круглое отверстие меж двух сплетшихся деревьев на холме Собравшихся, знаменуя первый в этом году снег, как и почитаемый старшим поколением День воссоединения родных.

Каждые шесть лет жители Нарима и уже ставшие постоянными гости из соседних деревень собирались, чтобы отметить местный праздник — День Свободы, что тысячью прозрачных стрекоз проносился над утопающим в холодном свете Наримом. Не было ни одного клочка травы, на который бы ни упал отблеск маленьких жемчужных крыльев. Их мягкий серебряный свет неспешно переливался в глазах заворожённых неописуемой красотой зрителей.

Будто играясь, стрекозы летали над головами собравшихся, то и дело меняя траекторию и вызывая этим изумлённые возгласы публики. После эти крошечные существа медленно, со свойственной им грациозностью, подлетали к жителям городка и начинали своё волшебство. Кружась в воздухе, с последними лучами заходящего солнца, они приоткрывали тайную завесу утерянной магии. И в этот краткий чудный миг город погружался в приятную тишину. Весь мир в одночасье замирал, и только быстрые взмахи крыльев стрекоз оповещали об их скором исчезновении.

Накрывшая город тьма понемногу начинала захватывать метры каменных дорожек и пролёты одноэтажных домов. И только призрачная ностальгия, греющая трепыхающиеся сердца, никуда не отступала.

Вспоминалось беззаботное детство под ругань уставшей мамы, вечно хлопочущей с плетёными корзинками, до отказа наполненными белоснежными простынями. Приятно отдающий полевыми цветами запах шлейфом следовал за каждым шагом «домоправительницы», любезно названной так собственными детьми. На заднем фоне отец копошился в огороде, причитая, что этот совсем ещё юный, собственноручно разбитый огород в будущем принесёт огромные плоды, которыми можно будет не только прокормить всё семейство, но и угощать добродушных соседей в придачу. В особо неприветливых всегда можно будет пальнуть прогнившей картошкой или переспевшим помидором. Где-то на улице, за деревянным, слегка перекошенным забором, можно было увидеть младших братьев и сестёр, весело бегущих наперегонки и по пути успевающих проговаривать желанные призы по случаю победы.

Картинка за картинкой мелькали в быстром калейдоскопе воспоминания, утерянные в течение безутешной жизни. Что-то давно забытое всплывало перед глазами и нежно улыбалось. Укутывало с родительской любовью и заключало в тёплые крепкие объятия, напоминая, что они приглядывают за мятежными головами своих детей свыше. Ну, а сейчас над солнечным Наримом, в прошлом — поприще военных действий, тысячи мерцающих стрекоз взмывали к чарующей полной луне, обещая вернуться и так же ласково всех поприветствовать вновь. Не смотря на время и расстояние.

* * *

— Мам, как думаешь, был ли прадедушка Лев рад победе? — частое шмыганье носом разбавляло зыбкую тишину. Пшеничного цвета волосы слабо колыхались на ветру, создавая в воздухе тысячи маленьких паутинок. Девочка-подросток тонкими пальчиками крепко обхватила жилистую руку матери, с каждым дуновением ветерка стискивая её всё крепче. — Бабушка всё чаще вспоминает его в последнее время.

Гуляющие по вечернему городу семьи медленно разбредались по домам, оживлённо перешёптываясь с домочадцами и пересказывая, какое видение им передали маленькие стрекозы. Для кого-то это были картинки, для кого-то — звуки. Для менее удачливых — нелестные выкрикивания и дальнейшие причитания.

— Не знаю, — после небольшой паузы ответил низкий выразительный голос, — но в одном я уверена точно. Он будет грустить, если мы не сможем сохранить этот хрупкий мир, который достался им с таким трудом. Дедушка многое сделал для нас. Благодаря ему мы свободно покупаем, продаём, производим, строим дома и города, не боясь, что у нас это отнимут. За эту возможность он отдал жизнь, как и сотни таких же смелых солдат.

Выдохнув тёплый клубок пара, миссис Башазаг порылась в глубоком кармане тёмного плаща и извлекла оттуда вязанные жёлтые варежки, всегда лежавшие там на случай подобных чрезвычайных ситуаций. Миропия озорно улыбнулась, протягивая женщине свои трясущиеся ручки, на что Ярослава насмешливо фыркнула.

— Что до бабушки, с каждым днем её память всё больше напоминает маленькое сито. Чем больше хочешь вместить, тем больше вываливается за края, а слишком мелкие крупинки и вовсе перетираются между собой и, измельчаясь, пропадают. Поэтому редкая возможность вновь пересмотреть моменты юношества и молодости представляет особенную ценность.

Тепло улыбнувшись, Ярослава наклонилась к дочери и легко поцеловала ту в лоб. Улучив момент, невысокая женщина щёлкнула Миру по носу, после чего резко рванула вперёд.

— Не время грустить в такой прекрасный день. Если вы не помните, то дома куча вкусной еды и ещё больше немытой посуды после буйного застолья, — хитрая улыбка окрасила румяное от холода лицо. — Кто последний, тот и будет завтра наводить в доме порядок.

Показав всем язык, Ярослава развернулась к семье спиной и с диким хохотом побежала вперёд что есть мочи. С недовольными криками Мира, второй по сообразительности — и наглости — член слегка безумной семейки, побежала вслед за оживлённой дамой.

— И ты называешь этого человека главой нашего семейства, — юноша непроизвольно покачал головой и с усмешкой перевел взгляд с матушки на младшую сестру, которая в погоне за второе место сражалась в ожесточённой битве с бугристой дорогой и предательскими ботинками, что явно были ей велики.

Неудачно ступив на круглый камень, непонятно откуда возникнувший на дороге, что ещё вчера сияла прекрасной первозданной пустотой, Мира опасно накренилась вбок, порываясь и вовсе поклониться перед лицом неизвестным за их непомерный труд. Лицезрея шаманские пляски малышки, мужчины семейства старательно прикрывали кулаками рты, чтобы с их подлых губ не сорвался безобидный смешок. Обида Миры могла обернуться омрачающей их желудки трагедией. От её стряпни, увы, никто не оправлялся. Во всяком случае, до конца.

— И я не отрекаюсь от этих слов и по сей день, — после того как потенциальная опасность миновала, Назар мягко приобнял сына за плечо и неспешной походкой направился домой, зачарованно глядя на родные улицы.

* * *

— Как думаешь, идея отправить нас на Базар Чуд и Чарок и повесить групповой проект на двоих было их задачей с самого начала? — Уфир раздражённо цыкнул.

Небрежная походка, расхлябанный вид, экзотический ярко-рыжий цвет волос привлекали больше ненужного, чем приятного внимания. На этом особенности юноши не заканчивались. Будучи сиротой из другого города, он пытался слиться с компанией задир-неучей, как их величала окрестная детвора, что прошло безуспешно и закончилось ещё более плачевно.

— Очевидно, — не задумываясь, ответил Ян.

— Я могу смириться с повешенной на нас работой, но наплести бред, что мы сами выдвинули свои кандидатуры? Ещё и на глазах у учителя вести себя, как стадо безобидных ягнят? — с силой пнув попавшийся на пути камень, Уфир прямиком попал по прилавку мясника, чей трудовой стаж едва ли не равнялся возрасту самого паренька. Упрямо стоя на месте, как недвижимое изваяние, рыжеволосый, словно нарывался на драку, лишь бы выместить на ком-то вспыхнувшую в нём злость. Быстро схватив приятеля за воротник, Ян затащил его в ближайший магазинчик, прежде чем разгневанный мясник сделал из них отбивные. Как по волшебству перед их глазами возникли необходимые предметы.

— Не ты ли недавно сам намеревался вступить в их ряды, — невзначай заметил Ян, беря с прилавка разноцветные мелки, пару бутылей с кислотами и индикаторную бумагу.

Уфир неотрывно следил за действиями однокурсника. Его испытующий взгляд буквально прожигал Башазану спину, от чего юноше становилось не по себе.

— У меня было к ним предложение, кто же знал, что они и на это не годятся, — с подозрением взглянув на однокурсника, Ян оставил деньги на прилавке и пошёл дальше. Вникать в заведомо провальный план, а тем более становиться сообщником, он не планировал. — Но я готов снять шляпу, даже самые законченные злодеи не поступили бы так. Поразительно слаженная работа в группе. Учитель намеренно не замечает обстановки, а жалкие людишки тихо сидят, вжав головы в плечи.

Яну нечего было ответить. Раз это заметил человек, проучившийся с ними лишь пару недель, то весь класс никак не мог этого не заметить. Как и что-либо с этим сделать.

— Меня вот что интересует. Тебя-то за что невзлюбили? Явно не за то, что со мной возишься. Кстати, благодарить не намерен, — немного погодя Уфир заливисто рассмеялся. Глаза отдавали холодом. — Или у тебя это хобби такое — помогать нищим и обездоленным? Или, может, так грехи свои будущие замаливаешь?

Только сейчас Ян заметил, что сегодня его компаньон был на удивление сговорчивым. Повлияло ли то, что вместе собрались два изгоя, и он чувствовал моральную поддержку, или он попросту не видел в Яне потенциальной угрозы? Возможны были оба варианта.

— В моей семье помощь является делом естественным и благородным. Сегодня помогаешь ты, завтра помогают тебе.

— Сегодня помогаешь ты, завтра помогают тебе, — эхом повторил Уфир, усмехаясь самому себе. — Какой же ты, однако, наивный ребёнок.

Остановившись в повисшей тишине, Ян развернулся лицом к рыжеволосому.

— Но ты не беспокойся, мне это даже нравится. Легче будет тебя использовать.

Уфир не сводил пристального взгляда с собеседника. На улице становилось жарче, что даже в прохладных местах невозможно было спастись. Шум суетливой толпы сбивал с толку. Бусинки пота скапливались у виска и, плавно стекая по скуле, падали на светлые одежды Яна. Сознание медленно расплывалось.

— И мне всё же любопытно, как такому субъекту представилась возможность носить Дар наравне со мной. С виду такой щупленький, уверен, и внутри ничего необычного.

Пока недовольный медленным развитием событий Уфир продолжал втаптывать в грязь новобранцев, что стремились к силе, Ян усилием воли пытался сохранить равновесие. Летний зной усиливал головокружение, сворачивая желудок в тугой узел.

— Если бы не Профессор, ноги бы моей здесь не было, — рыжеволосый с нескрываемой неприязнью окинул Яна взглядом. — Запомни, ты не более чем вызывающее разочарование существо, но я дам тебе шанс, как дали его мне когда-то.

Юноша приложил ладонь козырьком ко лбу, с прищуром вглядываясь в послеполуденное солнце.

— До первого полёта птенцы живут себе припеваючи, пока не возникает необходимость овладеть новым полем боя — небом. Прежде чем научиться летать, они, неоперившиеся, покорно бегут к обрыву, не зная, выдержат ли их неокрепшие крылья собственный вес. Кто-то разбивается, кто-то взмывает вверх. Умрёшь ли ты в итоге или нет, не моя забота. Но шанс самолично сбросить неокрепшую птичку неожиданно возбуждает.

Вызывающе улыбнувшись, юноша ребячливо отсалютовал Яну и, развернувшись на пятках, скрылся в толпе. Всё это время Ян продолжал нетвердо стоять на ногах, борясь с усиливающимся притяжением. Прежде чем погрузиться в сон, Башазаг уловил ранее незамеченную им диковинную вещь.

Люди, беспорядочно сновавшие вокруг, носили в себе полупрозрачные кусочки разных цветов: зеленые, голубые, красные, белые и других тусклых оттенков. Некоторые люди не хранили ничего. И только торопливо уходящая вперёд фигура Уфира, что в миг, казалось, обернулась, была окутана непроглядной тьмой. Сплошной мрак покрывал его силуэт, и лишь мертвой белизной отдавали глаза.

Ян в последний раз устало открыл глаза и шумно свалился наземь, распугивая стоявших рядом наримцев. Не чувствуя настойчивых похлопываний по спине, юноша видел прекрасный сон.

* * *

Благоухающий миндаль широко раскинулся над необъятным полем, образуя бескрайнее море пышных бутонов. Белые, светло-розовые, лиловые гроздья, переливающиеся на солнце яркими лепестками, свисали с хрупких ветвей. Узкая тропинка, мощёная камнем, пробегала между деревьями, стараясь уделить достаточное внимание каждому из них.

Ветки доверчиво тянулись к лицу маленького Яна нежно щекотали детское лицо. Тихий заливистый смех эхом пронёсся по округе, разгоняя певчих птиц. Желтопёрая стайка стремительно вспорхнула ввысь, закружилась в пушистых облаках, весело щебеча о чём-то своем, и вновь скрылась в листве деревьев.

Издалека послышалась лёгкая поступь. Неуверенные шаги приближались, трель канареек усиливалась. В паре шагов от мальчика остановилась девочка, протягивая ему худую ручку. Блестящие светлые локоны каскадом спадали на открытые плечи, обрамляя маленькое личико. Шлейф белоснежного платья тянулся за хозяйкой, невесомой тканью касаясь шёлкового ковра зелени.

Ян неуверенно взял предложенную руку, и вместе они отправились вперёд. Девочка что-то тихо говорила, время от времени посмеиваясь про себя. Крепче стискивая маленькие ладошки, они всё дальше уходили от привычных пейзажей.

Тёплый ветерок приятно отдавал слабыми нотками мяты и розмарина. Где — то за таинственным лесом была слышна невесомая мелодия лиры, сопровождаемая аккомпанементом свирели. Народная песня, напеваемая хором женщин от мала до велика, наполняла душу непонятным ощущение лёгкости и всеобъемлющего покоя. Желание запечатлеть этот краткий миг, остаться в волшебном мире кружило голову.

Мальчик и девочка шли всё глубже в лес навстречу заходящему солнцу. Выйдя на ровную поляну, сплошь усыпанную крупными ромашками, они остановились вдохнуть цветочный аромат. Повернувшись к Яну спиной, девочка широко расправила плечи и закричала во весь голос. Протянув руки к небу, она выплескивала бурлящие в ней боль и разочарование. Как бы она крепко не жмурила глаза, жуткие картины из памяти не собирались покидать хозяйку.

Сладкий сон, что временным барьером оберегал её от ужасных видений, невозможно было продлить никакими чарами. Всему должен прийти конец, и девочка лучше, чем кто-либо, это осознавала. Слегка нагнувшись, она посмотрела на мальчика в последний раз. Нежно коснувшись руками розовых щёк, златовласка оставила на них лёгкий отпечаток колдовского тепла, медленно рассеивающийся золотым сиянием в воздухе.

Сон медленно подходил к завершению, расплываясь в водовороте лиловых лепестков миндаля. Вцепившись в руку мальчика, девочка что-то отчаянно прокричала ему. Время заканчивалось, секунды таяли на глазах. За роем цветов можно было едва разглядеть собственное тело. Сильнее сжав ладонь, девочка отчаянно, раз за разом повторяла одну и ту же фразу, пока она не поддалась чарам.

— Спустя годы, когда все четыре шестерёнки придут в движение, когда необходимость заставит покинуть родные края, когда первый оплот падёт под напором вражеских сил, девушка в красных одеждах протянет руку. Следи за знаками, и они сами приведут тебя ко мне. Непременно!

В запасе оставалась лишь пара секунд. Перекрикивая шум, девочка продолжала настойчиво проговаривать непонятные для мальчика слова. Она верила, что однажды они встретятся. И встреча эта не будет напрасна.

* * *

Реальность резко выдернула парня из оков сна, давя на сознание расплывчатыми образами. Голова отказывалась соображать, в глазах неприятно мелькало. Приподнявшись на локтях, Ян начал медленно разбираться с чехардой в голове. Мысли судорожно мелькали, размытыми образами откликаясь в сознании.

Тепло рук, горьковато-цветочный запах миндаля, прямая осанка и шуршание свежей травы под ногами. Всё было так реально, что казалось — закроешь глаза и вновь очутишься в том призрачном месте. Вспоминались мельчайшие подробности, вплоть до непрекращающегося щебета птиц.

Одно не давало покоя. Лицо девочки покрывала непроницаемая пелена. Ни цвета глаз, ни случайной родинки — ничего не осталось в его памяти; он даже не помнил её голоса. Абсолютная тишина гнездилась в голове, всё прочнее обустраиваясь в новом жилище. Стоило Яну задуматься сильнее, как голова в знак протеста отвечала пульсирующей болью в затылке. Воспоминания начали тускнеть, растворяясь в омуте более реальных событий.

Неприятное ощущение липкости пота и мягкость перьевой подушки под головой вернули его обратно в настоящее. Разум всё так же был тяжёл, а тело — неподвижно. Закинув руки за голову, Ян поудобнее устроился на кровати, погружаясь в новый сон. На этот раз в нём не было ни деревьев в цвету, ни тихих переливов струнных мелодий.

А в это время в сотнях километров от солнечного Нарима юная девушка печально смотрела в окно с высокой башни, надеясь увидеть хрупкого мальчика с глазами цвета содалита из вещего сна.

* * *

Солнечный свет неспешно пробрался сквозь тонкие занавески, которые играли скорее роль украшения, нежели выполняли предписанную им задачу — защищать от надоедливого солнца, не желающего ни на минутку уйти с насиженного поста. Птицы давно перестали щебетать нежные мелодии, уступив какофонии громких улиц.

Лениво разлепив глаза, Ян уставился в обыденно белый потолок с филигранной резьбой. Чудо умелых рук часто можно было увидеть в домах столярных дел мастеров. Ещё в далеком детстве диковинные рисунки были главной гордостью юного подмастерья Башазаг. Каждый штрих, неровность и выпуклость были частичкой общей идеи, которая с особой скрупулёзностью разрабатывалась совместными усилиями всей семьи. Но чем больше было внесено творческих изменений во время работы, тем больше результат отличался от первоначального замысла.

Переключив внимание с потолка на просторную светлую комнату, Ян заметил в ней непривычные предметы домашнего обихода, что с завидной периодичностью гостили в комнате младшей сестры.

Капли медленно стекали по внутренней поверхности широкого таза, падая в ледяную воду. Хрустальные блики от солнца холодным светом озаряли комнату, осветляя и без того белые стены. Почти растаявшие кубики льда маленькими островками плавали на поверхности, готовые полностью раствориться в прозрачности воды. Смоченная в пахучей настойке белая ворсистая тряпка своим невыносимым запахом разрушала сонную атмосферу комнаты.

Парочка широких стеклянных стаканов с отваром ромашки громоздилась на высоком столе, отвоёвывая половину пространства у толстых справочников по травам. Как бы приятно ни было вновь очутиться в домашних покоях, маленький червячок беспокойства упрямо прогрызал себе путь, оставляя за собой туннели необъяснимой тревоги. Задумавшись, Ян вначале не заметил, как в дверь настойчиво постучали, а затем неловко присел на кровать.

— Да, войдите.

Грузная женщина твёрдой походкой приблизилась к юноше, пододвигая к пациенту трёхногий табурет. Её белоснежные одежды скрипели от стерильной чистоты, так что, казалось, грязь не смеет к ней притрагиваться. Ледяные глаза смотрели в упор, не оставляя шанса на неповиновение.

— Я — дежурный врач, Зинаида. По просьбе вашей матери была вызвана из северо-восточной окружной больницы. По словам Ярославы, вчера днём вас принесли домой в бессознательном состоянии. Недуг списали на малое количество питья, слабую физическую подготовку и чувствительность к жаркому климату, — поверх узких очков женщина скептически оглядела бледноватое лицо юноши.

Ни для кого не было секретом, что Пансо был вторым по жаре государством после Паннама. То, что Нарим находился близ границы между двумя этими державами, делало факт постоянной жары в нём ещё более неопровержимым. Яну хотелось тихо провалиться сквозь землю, ведь быть жителем Пансо и при этом не выносить высоких температур, было явлением редким. И постыдным.

— По прошествии суток, из которых большую часть вы находились в бессознательном состоянии, а остальное время пребывали в бреду, они вызвали меня, — вытащив из дорожной сумки картонную папку, врач выудила оттуда вместе с чернильным карандашом плотную тетрадь. — Теперь, когда вы, наконец, очнулись, что вас беспокоит? Головокружение, тошнота, потеря ориентации в пространстве?

В полном недоумении посмотрев на врача, Ян резко обернулся к окну. Во дворе неизменно светило солнце, прямо как на Базаре. Разве что было чуть ярче. Небо не было насыщенного голубого оттенка. Беспощадный зной ещё не успел полностью вступить в свои права, только собираясь с силами, чтобы ударить по жителям солнечного Нарима.

Вновь переключив внимание на строгую даму, Ян увидел в проёме двери маму, — она устало опиралась на дверной косяк. По залегшим под глазами теням можно было понять, что не только сын нуждался в отдыхе, и ещё, возможно, консультациях врача.

— Пациент, симптомы? — с нажимом процедила женщина. Кто знал, сколько ещё обморочных детишек ждёт её сегодня. Желание на себе проверить лимит её профессионального терпения казалось сомнительной идеей.

— Простите, — юноша хотел было выпрямиться, но завидев пугающе сверлящий взгляд, невольно опустил голову. — Я чувствую себя удовлетворительно. Разве что ощущаю лёгкое давление на глаза. Думаю, скоро это пройдёт.

— Понятно, — раскрыв амбулаторную карту на последних страницах, женщина стала быстро записывать в неё непонятные Яну символы. — Постоянный стресс, умственная нагрузка без отдыха могут повлечь за собой повышение внутриглазного давления. Чтобы решить эту проблему, необходимо заниматься спортом, а также делать несколько раз в течение дня глазную гимнастику. Для начала выпишу вам глазные капли. Капайте их каждый день перед сном в течение двух недель. Если эффекта не последует, можете обратиться в ближайшую больницу.

Незамедлительно встав и оставив на столе рецепт, врач поправила полы халата и взяла оставленную на полу сумку.

— Спасибо и извините за беспокойство.

— Желаю скорейшего выздоровления.

— Благодарю, — Ярослава поклонилась на прощание и проводила взглядом уходящую женщину. После того как послышался глухой хлопок закрывшейся двери, глава семейства устало выдохнула. — А теперь, молодой человек, потрудитесь объяснить, что это вы вчера учудили. Всю семью перепугал. Бедняжка Мира себе места не находила. Винила себя, что выпила последний стакан сока из раисовских яблок, тем самым лишив тебя всей энергии.

Лёгкое негодование на бессмысленные душевные метания дочери, лишённые какой-либо логики, отразилось на лице матери глубокими морщинками, залегшими между бровей.

— После этого мне, вместо того, чтобы самой приходить в себя, надо было её отпаивать отваром ромашки. Потому что яблочный сок теперь под запретом. Для всех, кроме тебя. Так что, приготовься: ближайшие месяца два ты буквально будешь жить на этих яблоках.

Для других это могло прозвучать как безобидная шутка, но наученный горьким опытом старший сын понимал, что эти слова следует воспринимать буквально. Для своего же блага.

Однажды у семейства Башазаг выдался рекордный урожай мясистых помидоров. Большую часть они благополучно продали на овощных рынках в виде солений, тонких сушеных пластов, домашних соусов и томатных соков с солью или сахаром. На пороге отчаяния они придумали томатное варенье и сорбет, но и это не спасло их от участи оказаться в плену у своего же детища, которое продолжало день ото дня набираться мощью от солнца и воды. И только Ванабавл знал, сколько мучений кроваво-красные плоды принесли их семье. Они нередко навещали во снах своих создателей, заманивая в зыбучие пески тёмно-бордового цвета.

— Спасибо, — Ян громко сглотнул вязкую слюну в ожидании яблочной тюрьмы. Главное, что не помидоры.

— Должен будешь, — пропела Ярослава со смешинкой, после чего вернулась к насущным вопросам. — Так что это было?

— Самому любопытно.

Расплывчатые очертания проявлялись отдельными отрывками, как высохшие на солнце картинки. С неохотой представая перед глазами и вновь прячась в бездонных закромах памяти, события ушедшего дня блокировались раздражающим жужжанием в голове. Лишь туманный голос Уфира, что, казалось, доносился из глубин стоячего озера, заросшего иссохшим камышом и пропахшего вязким илом, глухими ударами отдавался в гудящей голове.

— Со мной был однокурсник, — неожиданно для него самого, вырвалось у Яна. — Рыжая шевелюра и родинки по всему лицу. О нём ничего не было слышно?

— Когда соседские мальчишки принесли тебя домой бездыханного, мне было далеко не до их внешности. Да и после никто не объявлялся.

Погрузившись в беспокойные думы, Ян не заметил, как прохладная ладонь легла на его напряжённое плечо.

— Ты сам как? Уверен, что чувствуешь себя нормально? — в глазах матери плескалось беспокойство. — Хоть врачу ты сказал одно, мамино сердце чувствует, что ты что-то не договариваешь.

Присев на опустевший табурет, Ярослава нежно провела рукой по спутавшейся прядке волос сына.

— Если тебя что-то беспокоит, ты можешь открыто с нами об этом поговорить. Хоть мы с Назаром не образец для подражания, и на нашем фоне ты кажешься взрослее, чем мы сами, всё же мы всегда готовы тебя выслушать. Поддержать и помочь, чем это возможно.

— От тебя ничего не скроешь, — Ян выдавил страдальческую улыбку. Пальцы сами потянулись к вискам, чтобы хоть как-то усмирить разыгравшееся давление. — Сам поход на Базар Чуд и Чарок вспоминается с трудом, как и то, что я там делал, но вот момент перед падением всё же немного помню. Я мало различал тела прохожих. Во что они одеты или как двигаются. Вместо этого я видел цвета и формы. Как будто их раскрасили карандашами, но забыли придать человеческие очертания.

Прикрыв глаза, Ян мысленно вернулся к этому моменту. Только небо, земля и души. Словно мир, что потерял оболочку и оставил после себя лишь таящиеся в тени внутренности.

— Это прозвучит довольно странно, но по-другому объяснить не могу. Меня до сих пор преследует ощущение, что где-то внутри меня одним махом сбили заржавевшую гайку, и труба, не выдержав нагрузки, полетела вниз со всем её содержимым. По телу что-то непонятно разливается и чувство, признаюсь, не из приятных.

Изредка поглядывая на лицо матери, Ян комкал до хруста чистые простыни. Сам бы не поверил, не произойди это с ним. Юноша мог проигнорировать случившееся, объяснив свои видения игрой воображения, но крепко отпечатавшийся в памяти необъяснимый страх не давал покоя. Внутреннее чутье, присущее каждому представителю рода Башазаг, не позволяло спокойно закрыть на это глаза.

Ярослава со свойственной ей серьёзностью впитывала слова сына. В её взгляде не было ни недоверия, ни предубеждения, лишь смутная тревога, ибо сбылись, наконец, слова, сказанные много лет назад случайной встречной.

Взглянув в глаза сына, такие же ярко-голубые, как её собственные, мать увидела в них своё отражение. Отражение женщины, что всеми фибрами души не желала такой судьбы для Яна, но не боялась за него, потому что была уверена, что справится он с этим лучше, чем кто-нибудь другой.

— Пока у нас недостаточно сведений, но это легко выяснить, — заговорщически улыбнувшись, Ярослава деловито положила ногу на ногу и подперла кулаком подбородок. — Что ж, думаю, настал момент использовать связи.

Усмехнувшись про себя, Ян вопросительно посмотрел на сидящую перед ним женщину, которая изо всех сил, правда, немного неумело, старалась принять таинственный вид.

— Дай мне немного времени. Один из моих старых приятелей, возможно, сможет нам помочь. В кои-то веки именно наша ситуация находится в пределах его полномочий.

— Старые приятели? И чем же они занимаются? Надеюсь, они не промышляют подпольной деятельностью? — отшутился Ян, с опаской посматривая на дерзкую ухмылку.

— А что? Думаешь, в университете я только на лекции ходила, книжки да справочники читала? И заканчивай с этим удивлённо-недоверчивым выражением. Молодой человек, вы многого обо мне не знаете, — с гордостью заявила миссис Башазаг.

Ян устало вздохнул.

— Наступит день, когда я выведаю все секреты великой и ужасной Ярославы Башазаг, и ей нечем больше будет похвастаться.

— Немного хвастовства никому ещё не навредило, мне так и подавно, — напоследок потрепав сына по голове, Ярослава пружинистой походкой направилась к двери. — Как соберёшься, спускайся. Тебя ждёт порция свежей ботвиньи и гречневые блинчики. Твоя любимая младшая сестра приготовила их лично для тебя, так что даже если тебе не понравится, ты всё равно должен будешь всё съесть до последнего кусочка.

— Мама, — послышался обиженный девичий крик, — они действительно вкусные, я попробовала!

— Конечно-конечно, милая, я не сомневаюсь, — на ходу подтвердила мама будущего повара, который своими умопомрачительными кулинарными способностями будет сражать наповал всех дегустаторов. И хорошо бы только фигурально. Перекрестившись дважды для лучшего эффекта, Ярослава с сомнением вспомнила последнее творение младшей Башазаг и тихо проговорила: — Знали бы мы в прошлый раз, что у твоей еды есть долго проявляющийся эффект, спасли бы не только себя, но и соседей.

— Но ты мне тоже тогда помогала! — подметила всё не унимающаяся дочь, перейдя в нападение. — Так что мы обе виноваты в произошедшем!

— Боюсь, мои гены слишком хорошо тебе передались. При том, не самые лучшие. Как бы я хотела, чтоб ты больше походила на отца.