Люси
Четыре месяца спустя…
Я стояла посреди спортивного зала средней школы Каламити в полном шоке.
Стропила, стены и даже баскетбольные кольца, казалось, приветствовали меня, когда я услышала, как в воздухе зазвенела последняя нота национального гимна. Аплодисменты были оглушительными. Трибуны содрогнулись под тяжестью сотен зрителей, стоявших на ногах. Хлопки и свист эхом отразились от блестящего желтого пола.
Как и в случае с футбольной командой, сообщество Каламити пришло поддержать баскетбольную команду, и пришло с размахом.
Это был третий раз, когда я пела гимн страны на домашнем матче, и с каждым разом зрители воодушевлялись еще больше. А может, это только мне так казалось.
Я покружилась, помахав всем на прощание, а затем направилась в конец зала, пока «Ковбои» пробегали мимо разминаясь.
— Удачи. — Я подняла руку и дала пять, когда тренер проходил мимо меня, направляясь к скамейке запасных.
— Отличная работа, Люси! — прокричал кто-то с трибун.
— Спасибо. — Мои щеки пылали, а настроение было приподнятое, когда я поднялась по ступенькам, проскользнула в свой ряд и села на свободное место рядом с Дюком.
— Ты их сегодня взбодрила. — Он поцеловал меня в щеку. — Звучало здорово.
— Выпендривалась, — поддразнила Эверли, сидевшая по другую сторону от меня.
Я рассмеялась и толкнула ее локтем, когда взяла бутылку воды, которую Дюк уже приготовил, и залпом осушила ее.
Звуки падающих баскетбольных мячей, скрип теннисных туфель и болтовня зрителей окружали нас, заставляя меня нервничать.
Я не была уверена, почему я так нервничала, но три раза подряд, когда я стояла за микрофоном, у меня сводило живот. Возможно, беспокойство было вызвано тем, что я выступала не так часто, как раньше. Или потому, что лица, улыбавшиеся мне в ответ, были знакомыми. Или потому, что я не хотела разочаровывать ни одного человека в этом сообществе, особенно детей, некачественным представлением игры.
Не говоря уже о причине, к тому времени, как я допила свою бутылку воды и прозвучал звуковой сигнал, возвещающий о начале игры, мои ноги больше не подпрыгивали, а руки обрели твердость.
Был конец февраля, и «Ковбои» были готовы к выходу в плей-офф чемпионата штата в классе С. До начала турнира оставалось всего две домашние игры, и они были отмечены в домашнем календаре. В этом сезоне мы с Дюком побывали на каждой домашней игре. Если «Ковбои» примут участие в чемпионате, мы вместе с остальными болельщиками Каламити поедем в Бозмен, чтобы посмотреть финальную игру.
— Хочешь что-нибудь из киосков? — спросил Дюк.
— Начос и сырную пиццу, пожалуйста.
Эверли наклонилась вперед.
— Мне хот-дог, который она очень хочет, но не может съесть.
— Соплячка. — Я снова пихнула ее локтем.
— Скоро вернусь. — Дюк поцеловал меня в губы и встал, отвечая на взмахи и рукопожатия, после чего спустился по лестнице и исчез, чтобы принести нам еду.
Я потерла живот, не уверенная, то ли это все еще от нервов, то ли от гормонов. Утренняя тошнота, похоже, сильнее всего мучила меня по вечерам, поди разберись. Но на десятой неделе беременности мой врач заверил меня, что тошнота скоро начнет проходить.
В то же время я жаждала продуктов и напитков, которые не могла есть. Хот-доги. Кофе. Сэндвич с холодной ветчиной и индейкой. И суши, хотя, к большому разочарованию Эверли, в Каламити не было суши-бара.
— О, а вот и Керриган. — Она указала на пять рядов ниже нашего, где Керриган махала нам со своего места рядом с родителями.
Она поднесла пальцы — большой к уху, мизинец к губам — и одними губами произнесла:
— Позвоните мне.
Мы с Эверли кивнули.
За последние четыре месяца мы трое стали хорошими друзьями. Керриган проявила невероятное понимание после инцидента на ферме — и того факта, что я солгала ей о том, кто я такая, — и расторгла договор аренды.
Я все равно заплатила ей по истечении срока действия нашего соглашения, несмотря на то, что переехала к Дюку до свадьбы. И хотя фермерский дом в данный момент пустовал — возможно, на нем лежало проклятие, — у Керриган появился новый арендатор в другом из ее владений. Эверли.
Керриган убралась в квартире-студии над помещением, которое она переоборудовала под женский тренажерный зал, а Эверли как раз нуждалась в новом адресе.
Мы с моей лучшей подругой жили вместе всю жизнь. И это не изменится.
Наша жизнь в Нэшвилле закончилась. Эверли даже не вернулась, чтобы собрать свои вещи. Наши вещи были отправлены в Каламити за счет лейбла. Они целовали нам задницы последние несколько месяцев, с тех пор как Блейк узнал о поведении Скотта.
При одной мысли об имени этого мудака у меня раздувались ноздри.
Возможно, если бы он признался, мы бы узнали о Дженнифер до того, как ситуация зашла так далеко. Возможно, мы могли бы предотвратить смерть Меган. Но он использовал Дженнифер и вывел ее хрупкий рассудок из равновесия.
Учитывая все, через что она заставила меня пройти, жалость к ней была странным чувством. Поэтому я старалась изо всех сил не думать о том, как все могло бы быть по-другому, и сосредоточилась на том, чтобы извлечь максимум пользы из этой ужасной ситуации.
Когда я узнала о поведении Скотта с моими бэк-вокалистками, я позвонила генеральному директору «Сансаунд». Я сказала ему, что, если со мной не расторгнут контракт без каких-либо штрафных санкций, я передам информацию о Скотте прессе — в каждое утреннее, вечернее и ежевечернее новостное шоу, которое мне позволит, — и разнесу его имя и имя лейбла в пух и прах.
Он сразу же согласился, уволил Скотта — жена которого, как я узнала, была в процессе развода и забирала у него все до последнего пенни, — а затем предложил нам с Эверли контракт на выпуск альбома.
Эверли отказалась. Какое бы желание у нее ни было стать профессиональной певицей, оно исчезло. Всякий раз, когда я спрашивала ее об этом, она меняла тему. Всякий раз, когда я приглашала ее спеть со мной и группой в «Джейн», она придумывала противоречивые отговорки.
Но я могла понять ее чувства. Я тоже на какое-то время отключилась от музыки, и, может быть, со временем и к ней она вернется.
Возможно, ей просто нужен был кто-то, кто вдохновил бы ее снова петь, как Дюк вдохновил меня.
Я тоже ушла из «Сансаунд» и попала в объятия их главного конкурента. На прошлой неделе я подписала контракт на выпуск двух альбомов с одним из ведущих кантри-лейблов страны, и на этот раз контракт был на моих условиях. Мои песни с моими аранжировками будут записаны в моей новой студии, которую мы с Дюком пристроили к дому.
У меня не было ни крайних сроков, ни необходимости писать. Когда я была готова, я записывалась. Никаких турне. Никакой прессы. Только я и музыка. Все средства, которые они зарезервировали бы для концертного тура, будут потрачены на маркетинг.
Если несколько моих хитов попадут на радио, я назову это успехом. Слава и блеск развлечений потеряли для меня свою привлекательность, как и для Эверли, но я не была готова отказаться от музыки.
Единственные концерты, которые я буду давать, будут здесь, в Каламити. По крайней мере, до тех пор, пока не родится ребенок.
Дюк шагал по залу, нагруженный едой. При каждом шаге его выцветшие джинсы обтягивали мускулистые бедра. Рукава были натянуты бицепсами. В животе у меня заурчало, и я облизнула губы — из-за мужчины и еды.
Мой аппетит к нему, казалось, никогда не был удовлетворен, и, вероятно, именно поэтому я забеременела меньше чем через месяц после того, как мы поженились в здании городского суда.
Эверли была моей подружкой невесты. Трэвис был шафером Дюка. На мне было белое атласное платье без рукавов, гладкое, сексуальное, элегантное и в то же время простое. Вырез спереди доходил мне до ключиц, но на спине был глубокий вырез, открывавший всю длину моей спины. Дюк был великолепен в костюме цвета древесного угля, который я заказала у портного в Бозмене. Я без угрызений совести сорвала этот костюм с Дюка через несколько часов после того, как судья объявил нас мужем и женой.
Он был восхитителен, мой муж, независимо от того, был ли он одет в итальянский шелк или американскую фланель.
— Держи, Эв. — Подойдя к нашим местам, он бросил ей два хот-дога, завернутых в фольгу.
— Спасибо, малыш, — сказала я, отправляя в рот чипс, обильно политый липким сыром.
— Так вкусно, — простонала Эверли.
Я отмахнулась от ее хвастовства.
— Что ты сегодня делала?
— Ничего особенного. — Она пожала плечами. — Убралась. Перестирала кучу белья. Вышла замуж.
— Это н… — Мой мозг с визгом остановился.
Дюк наклонился вперед, в его разинутом рту виднелся кусочек пиццы.
— Что ты сказала?
— Я вышла замуж. — Она скомкала фольгу от хот-дога и встала. — Я расскажу вам обо всем позже. Спасибо за хот-дог.
— Но…
— Пока. — Она похлопала меня по плечу, проходя мимо наших колен, затем сделала то же самое с Дюком.
Он проглотил свой кусок.
— Она сказала «вышла замуж»?
— Кажется, да? — Я могла только смотреть, как темные волосы Эверли рассыпались по спине, когда она спускалась по лестнице. — Может быть, это была шутка.
Она дошла до конца нашей секции, ее взгляд блуждал, пока не остановился на ее цели. Она подняла руку и помахала трем знакомым лицам. Трэвису. Саванне.
И Хаксу.
— Я думаю, это была не шутка, — пробормотал Дюк.
Хакс поцеловал дочь в щеку, затем оставил ее и направился навстречу Эверли, взяв ее за руку и ведя к выходу.
Мой чипс чуть не выскользнул у меня из рук. Я успела подхватить его в последнюю секунду, но не успела, как капля сыра упала мне на икру джинсов.
— Это из-за Эверли, — пробормотала я, беря одну из множества салфеток, которые Дюк принес вместе с едой. — Ты же не думаешь, что… Эверли и Риз?
— Я не знаю, детка. — Он положил руку мне на бедро. — Но дай ей немного времени. Она все объяснит.
Дюк тоже заметил, как изменилась моя лучшая подруга за последние месяцы. То же терпение, которое он проявлял ко мне, он проявлял и к ней, как к почетной семье.
Этот мужчина действительно был моей мечтой. Он дал мне дом. Семью. Скоро родится ребенок. И щенка, которого мы назвали Чеддер.
Я понятия не имела, что происходит с Эверли, но, если Риз Хаксли причинит ей хоть какой-то вред, я сожгу его галерею к чертовой матери.
— Я беспокоюсь о ней, — сказала я.
— Я знаю. — Дюк обнял меня за плечи. Движения были плавными, наконец-то он избавился от скованности, вызванной выстрелом. Он быстро выздоровел, если не считать шрама, который останется у него на всю оставшуюся жизнь. Даже если бы у меня не было ежедневного напоминания о пуле Дженнифер, я сомневалась, что когда-нибудь смогла бы выбросить из головы образ его истекающего кровью тела.
Я вернулась к еде, пытаясь заглушить стресс, вызванный заявлением Эверли, калориями.
Трэвис встал, заметил нас и подошел, чтобы присоединиться к нам, заняв свободное место Эверли рядом со мной.
— Привет, ребята.
Дюк протянул ему запасной хот-дог.
— Как дела, приятель?
— Хорошо. Устроился на работу сегодня.
— У тебя получилось? — Я толкнула его плечом. — Поздравляю. Куда?
— В кинотеатр.
— Похоже, нам придется еще чаще начать ходить в кино, — сказал Дюк, доедая последний кусок пиццы.
Я протянула ему свои начос, не желая больше есть. Мой желудок все еще был не в порядке, и, учитывая, что в нем образовался комок — благодаря Эверли, — я, наверное, съем только холодные хлопья, когда мы вернемся домой.
Трэвис не поглощал еду, как обычно. Вместо этого он положил свой хот-дог себе на колени, а его взгляд скользнул к нижним рядам, где Саванна скользнула на стул рядом с парой других мальчиков. Как только она села, он поник.
— Что? — спросила я.
— Ничего, — пробормотал он, наконец приступая к еде. Он расправился с хот-догом, который дал ему Дюк, а затем съел мой кусок пиццы. Когда он был рядом, мне не приходилось беспокоиться о том, что еда пропадет зря. Трэвис приходил на ужин раз в неделю, и у нас никогда ничего не оставалось, сколько бы мы с Дюком ни готовили.
После стрельбы Мелани отвела его к психологу. Сначала он ходил неохотно, как и на наши уроки испанского, но через месяц жалобы прекратились.
За исключением сегодняшнего вечера.
Трэвис что-то проворчал себе под нос. Я не обращала на это внимания, пока две минуты спустя он не сделал это снова.
— Ладно, выкладывай, — приказала я. — Что не так?
Он вздохнул.
— Я хочу пригласить Саванну на свидание.
— Разве вы еще не встречаетесь? — спросил Дюк.
— Нет. Мы просто друзья. Я думаю. Мы были. Я не знаю. С девушками все сложно.
Особенно с этой девушкой.
— Ты ей нравишься?
— Я так думаю. Она поцеловала меня на парковке, когда мы вошли, но потом захотела сесть с Джорданом Брауном.
— Может быть, она не уверена, что нравится тебе, — предположила я. — Если бы ты пригласил ее на свидание, чтобы вы делали?
— Не знаю. Наверное, сходили бы куда-нибудь перекусить. Купили чизбургеры, сыр на гриле или чизстейки.
Дюк оперся локтями о колени, глядя на Трэвиса так, словно у него выросли крылья.
— Это так оригинально.
— Ну, я не знаю. — Трэвис развел руками. — Вы, ребята, всегда говорите о сыре. Я имею в виду, ты назвала свою собаку Чеддер.
Я поджала губы, чтобы удержаться от смеха, но мой дорогой муж даже не попытался пощадить чувства мальчика.
Дюк расхохотался, наклоняясь ближе и зарываясь лицом в мои волосы.
Мои светлые волосы. После четырех месяцев тщательного осветления я почти вернула свой естественный цвет.
— Итак, ммм… — Не смейся, Люси. Не смейся. — Мы не поэтому говорим о сыре. Это просто шутка. Я расскажу тебе об этом позже.
Смех Дюка перешел в рев, становясь таким громким, что привлек внимание окружающих.
Я ткнула Дюка локтем в бок. Сильно. Это был плохой способ поддержать личную жизнь Трэвиса.
— Просто пригласи ее на ужин, — сказала я Трэвису. — Отведи ее в какое-нибудь приятное место.
— И тащи свою задницу вниз. — Дюк выпрямился, качая головой и продолжая смеяться. — Если она сидит с другим парнем, тебе лучше быть рядом с ней, чтобы она знала, что ты чувствуешь, и этот парень Джордан тоже.
Трэвис несколько секунд обдумывал этот совет, затем вскочил со своего места и, практически перепрыгнув через нас, побежал вниз по лестнице.
— Я понятия не имела, что сегодняшняя игра будет такой драматичной, — сказала я Дюку.
— Жизнь маленького городка, детка. Ты сейчас в гуще событий.
Жизнь маленького городка. Я долго ломала голову над названием своего следующего альбома, и вот оно.
— Мне это нравится. — Я прижалась к нему.
Я буду наслаждаться каждым мгновением этой простой драмы, если это будет означать, что мы проживем эту жизнь вместе, ожидая, когда ребенок в моем животе попадет в наши объятия.
Дюк наклонился и прошептал:
— Ты напеваешь.
— Хм?
— Ты напеваешь. — Он улыбнулся той красивой, сексуальной улыбкой, от которой мое сердце таяло, а тело загоралось. — Обычно это означает, что ты счастлива.
— Я счастлива. — Счастливее, чем могла себе представить в своих самых смелых мечтах. Я положила голову ему на плечо. — Люблю тебя, Шериф.
— Я тоже тебя люблю, детка.
Мы сидели там, Дюк подбадривал команду, а я напевала песню, которая в итоге стала песней Дюка.
Потому что такой человек, как Дюк Эванс, заслужил отличную песню.