Глава 17. Делить на ноль нельзя!

Я открываю первую упаковку презервативов.

— Как раз пять и осталось. Здесь всё стандартно, — пробегаю глазами инструкцию. — Рекомендованы для вагинального секса и так далее и тому подобное. Таблица размеров. А это уже интересно. Есть S, M, L, XL, XXL.

— Два последних размера по длине не отличаются, лишь по обхвату. Для этой марки, — подсказывает Кирилл.

Я переворачиваю коробку. На ней указан XL. От комментариев воздерживаюсь и беру следующую.

— Размер тот же, но более толстая стенка. Ладно. Как нужно определять, когда более тонкими, а когда такими?

Заглядываю внутрь. Должно быть двенадцать штук. Имеется восемь.

— Определять не нужно. Они используются для анального секса, — терпеливо объясняет мужчина.

— О…, - я поспешно забрасываю коробку в пакет. Но срабатывает привычка думать не про себя, а вслух. — С таким размером, да ещё туда…

— Ну, не одним же маломерным сантехникам хочется, — обижается Кирилл.

— Не княжеское это дело, по попам, — не могу не смолчать я.

— Даже спрашивать не стоит, было ли это у тебя, — не остаётся в долгу Воронцов.

— Не стоит. Не было! — и пока он не предложил свои дружеские услуги, поспешно добавляю. — И не хочется.

— Облом. Я уже по-дружески…

— Спасибо. Не нужно. Не воспользуюсь. Даже с княжеского плеча, вернее, не плеча, а…

Мужчина ржёт, а я стоически беру в руки последнюю упаковку.

— Размер тот же. Клубничные, — заглядываю внутрь. Вместо двенадцати — шесть штук.

— Для орального секса, — елейным голосом подсказывает Кирилл. — Рассказать, как им занимаются?

— Не надо, не такая же я тёмная! Но использовать защиту! У тебя, что — аллергия на слюну? Или княжеский… гм… жезл не сунут куда попало?

— Конечно, ты хочешь услышать последнее, — хмыкает мужчина. — Если отбросить шутки в сторону, то при таком виде вполне реально заразиться всем тем, что и при стандартном сексе. Мне кажется, что процентов девяносто людей этого почему-то не знают. Я не настаиваю, если женщина против. Я вообще ни на чём не настаиваю в сексе. Не хочу казаться мудаком, но с безопасностью в интимном плане я никогда не шучу. И думаю не только о себе, но и о следующей партнёрше. Как минимум. Некоторые инфекции, ты и сама это знаешь, не имеют симптомов годами.

Я уже достаточно хорошо знаю этого мужчину, чтобы уловить за стандартными фразами скрытую горечь.

— У тебя что-то случилось? Что-то личное?

— В студенчестве у нас была очень дружная компания. Иногда до того дружная, что парни делили одну девушку на нескольких и не заморачивались этими самыми изделиями. Двое из этой компании узнали о ВИЧ-инфекции очень поздно. Один лишь тогда, когда женился, и его жена забеременела. Чуда не произошло. Он не только заразил жену, у которой был первым и которую очень сильно любил, но и ребёнок родился с инфекцией. Жена простила. А он себя — нет. Ребёнок умер в годик. Они — спустя полгода. Как раз началась эпидемия коронавируса. Ещё толком не знали, чем лечить, да и обратились к медикам поздно. Вот так вот ушли, не дожив до тридцати. А будущее у них могло быть таким ярким и счастливым. Но…. Второй парень также узнал о болезни на запущенном сроке. Умер в первую волну коронавируса. Организм не справился с такой нагрузкой. На самом деле таких случаев много. И о смертельных инфекциях говорят на каждом углу. Но недостаточно. Или мы привыкли и не допонимаем серьёзности. Я согласен, умереть можно и от свалившегося на голову кирпича. Тоже никто не застрахован. Смерти единичные, но освещаются на всю страну. А те, кто умирают от ВИЧ, как правило, уходят тихо.

Я засовываю в пакет третью упаковку.

— Ты не мудак, Кирилл. Ты очень ответственный. Мы с тобой, конечно, ещё мало знакомы, но я бы пошла с тобой в разведку.

Он легко касается моих волос.

— Ты хотела поиграть, а я испортил тебе настроение.

— Я же не ребёнок, чтобы играть в игры. Я думала, что поиграть хочешь ты, так как оставил пакет на тумбочке?

— Валялся под кроватью. Видимо, горничная его положила. Я не обратил внимания. Заметил бы — убрал. Зачем мне тебя смущать?

Флакон с мазью в его руках. Уже теперь я припоминаю, что никакого пакетика нам не давали. Воронцов просто положил тюбик в карман своего пальто.

Кирилл тщательно смазывает все повреждения и ставит будильник на десять минут раньше обычного времени, чтобы успеть намазать меня ещё раз с утра. Более того, он выполняет своё обещание и ложится спать в брюках.

— Снимай, — шепчу я. — Неудобно же.

Он послушно стягивает одежду и выключает свет. Пока я раздумываю насколько близко допустимо расположить свою попку к его тёплому телу, у Воронцова начинает трезвонить мобильный телефон. Краем глаза замечаю, что уже половина одиннадцатого, а на экране высвечивается идеальное лицо Анжелики.

— Да, Анжелика, — отвечает мужчина. В его голосе нет раздражения, скорее усталость. Возможно, осадок от нашего разговора.

Так как телефон находится практически над моим ухом, я становлюсь невольной свидетельницей разговора. Мужчина не уходит из кровати, значит не собирается говорить о слишком личном. Уйти мне? Но я же не ревнивая жена или девушка, чтобы выскакивать в другую комнату. Наверное, это тоже будет выглядеть очень глупо.

— Кир, я не помешала? — голос Анжелики буквально сочится от сексуальности. Даже мне, как оказывается с почти полным отсутствием сексуального опыта, это хорошо заметно.

— Ты не разбудила меня, — мягко отвечает он, — но время позднее. Если ничего срочного, давай созвонимся в другое, более удобное время.

— Нет, ничего срочного, — томно признаётся собеседница. — Подумала, что мы могли бы встретиться завтра, после работы.

— Нет, Анжелика. Это исключено. Во-первых, я точно не могу сказать во сколько освобожусь. Как ты понимаешь, работу в другой день я доделать не смогу, а спешить, чтобы подстроиться под встречу с тобой — я так не делаю. К тому же я привык к определённому укладу и нарушать его ради секса — это создавать себе неудобства. Я точно не знаю, как пройдёт мой день, но час или два поработать перед сном мне придётся. Ты же тоже рассчитываешь не на десять минут моего внимания.

— Да, я понимаю, но я уже соскучилась.

Я не вижу лица Воронцова, но чувствую, как напряглась его рука, касающаяся моей спины.

— Анжелика, мы же с тобой говорили об этом. И не раз. Я предупреждал, что никогда не стану твоим парнем. Не только твоим. Вообще ничьим. Поговорить — пожалуйста. Когда обоим это удобно. Если что-то срочное, тоже звони в любое время дня и ночи, но это не должно быть простым «соскучилась».

— Да, я всё помню. Но нам было так хорошо вместе. Кир, я …

Воронцов обрывает девушку вначале фразы:

— Анжелика, я не занимаюсь сексом с теми, с кем мне плохо. Даже, если мне очень нравится девушка, но я вижу, что ей со мной не очень, тогда отношения тоже не складываются. Поэтому про «хорошо в сексе» — это взаимно. Большего я тебе дать не могу.

— Но ты одинок, я же вижу…

На этот раз в голосе мужчины проскальзывает заметное недовольство:

— Не надумывай себе того, чего нет. Сейчас мы с тобой разговариваем, но ты меня не слышишь. Это для меня одиночество. А то, что тебе кажется одиночеством, я называю свободой. И очень не люблю, когда на неё покушаются. Поэтому, прошу ещё раз — услышь меня.

— А я называю это эгоизмом, — не унимается девушка.

Мне понятны её чувства. Но. В этой ситуации я на стороне Кирилла. Я понимаю всё, что он ей говорит. Я бы сама сказала эти слова Аркадию, например, если бы у нас произошёл тот же секс.

— Анжелика, вспомни ещё раз о чём мы договаривались. Перечитай нашу переписку. Посмотри ещё раз на собственную страничку. Ты тоже считала себя свободной и не хотела от отношений чувств. Что изменилось теперь?

— Ты мне понравился. Очень сильно, — шепчет девушка, и я понимаю, что она сдерживается, чтобы не разреветься. Теперь мне тоже её жаль. Очень. Потому что впереди её действительно ждёт одиночество. Я совсем не знаю Анжелику, поэтому не могу точно знать намеренно ли она восторгалась собственной свободой, чтобы привлечь внимание мужчины или, как большинство женщин, считала себя свободной, а на самом деле пыталась избавиться именно от одиночества бросаясь, как в омут, в очередные отношения? Отношения, которые нужны ей, но не Кириллу. Одиночество или свобода? В то или другое время эти существительные касаются каждого из нас. И каждый из нас даёт им своё собственное определение. Как понятно из опыта Анжелики, часто ошибочное. Свобода или одиночество? Такие разные по смыслу слова, идущее всегда параллельно или всё же вместе? Из этого недолгого, обманчиво простого и в тоже время такого тяжёлого разговора — для себя я тоже выношу одну из главных истин. Чьё-то одиночество, помноженное на свободу Кирилла — это всегда ноль.

— Скажи ей что-нибудь хорошее, пожалуйста, — шепчу я на ухо мужчине. Для этого мне приходится крепко прижаться к его телу, чтобы меня услышал он, а не его собеседница. — Пожалуйста, Кирилл. Это важно.

— Анжелика. Уже поздно. У нас ещё будет время, чтобы поговорить.

— Обещаешь? — заметно оживает девушка.

— Чтобы поговорить, — напоминает он. — Услышь меня правильно. А теперь будь хорошей девочкой и ложись спать.

— Буду, Кир. Тебе тоже спокойной ночи. Целую.

— Спокойной ночи, Анжелика.

Он возвращает телефон на тумбочку и ложится на спину.

— Давай, Софи. Задавай свои вопросы. За эти десять минут у тебя, я знаю, много накопилось.

— Нет. Всего один. Кирилл, — что такое ноль?

— Если применять к человеку, то что-то очень пустое, даже ничтожное, — отвечает мужчина. — Меня имеешь в виду?

— Не совсем. Ты же математик. А у меня с математикой было очень посредственно. Когда стало ясно, что я иду на красный диплом, то мне пришлось пересдавать математику, чтобы улучшить оценку. Расскажи мне о ноле со своей позиции.

— Неожиданно, — я чувствую, как расслабляется его тело и теплеет голос. Мужчина вытягивает руку, привлекая меня в свои объятия. — Ноль в математике. Сначала нужно сказать, что мне больше нравится не ноль, а нуль.

— Не Кир, а Кирилл, — шепчу я. — Тебе не нравится, когда сокращают твоё имя.

— Не нравится. Ты, наверное, слышала, что математику всегда называют очень точной наукой. Но это не совсем так. В мире математики многие изменения возможны, если изменить правила. Но есть одно правило, которое до сих пор так никто и не смог изменить. «Нельзя делить на ноль». Если кратко и понятно, то, чтобы его изменить, нужно найти такое число, которое при умножении на ноль даст единицу. Но, всё, что мы умножаем на ноль, даёт ноль. Поэтому, на данный момент, такое число не известно. Очень долго не было такого понятия, как квадратный корень отрицательных чисел, но теперь его определили, — Кирилл рассказывает мне ещё много интересных фактов, и я понимаю, что в моей незаинтересованности математикой, виновата не математика, а профессор, который нам её преподавал. Впрочем, это не самое главное. Одиночество Кирилла — это не просто ноль, не точка отсчёта между положительными и отрицательными числами. Одиночество Кирилла — это целая система удобных ему координат. Математику можно изучить, но, как он сам только что, сказал, одно правило остаётся неизменным. Как стать тем неизвестным числом, чтобы изменить то самое нулевое составляющее — не превратившись в очередной ноль, в пустоту ненужных ему обременительных отношений? Я тоже не знаю.

Загрузка...