Когда закончив все свои дела, я выхожу из ванной, Кирилл уже лежит на кровати, а рядом стоит очищенная тарелка долек помело. Я присаживаюсь рядом, но мужчина притягивает меня на себя. Мы вновь долго целуемся.
— Я, что зря нам цитрус чистил? Такими темпами мы будем есть его завтра, — шепчет мужчина, засовывая руки под мою рубашку. — Голенькая. Как мне нравится.
В следующую минуту моя ночная приземляется в изножье кровати. Под ней у меня больше ничего не было.
— Кирилл!
— Я понял, — он стягивает с себя боксеры.
Этот мужчина невозможен. Хорошо, что основной свет выключил, оставив лишь прикроватный ночник.
— Так помело на завтра? — уточняю я.
— Сегодня. Буду кормить тебя голенькую, — произносит он, садясь по-турецки. — Садись напротив меня. Ну же, Софи. Смелее.
Я сажусь, раздвигая ноги и сгибая их в коленях.
— Ближе, солнышко, ещё ближе, — он сам подтягивает меня к себе почти впритык, убирая свои ноги, заключая меня в кольцо. Его руки берут сочную дольку и подносят к моим губам. Я откусываю половину, обводя языком его пальцы. Вторую он кладёт себе в рот. Мы съедаем почти всё, когда я, засмотревшись на мужчину, не прокусываю, а давлю губами очередную дольку. Сок брызжет в сторону, стекает на мою грудь. Кирилл не спешит воспользоваться бумажным полотенцем, а, наклонив голову, начинает слизывать сладкие капли с моей груди, двигаясь к соскам, пока не захватывает губами набухшие ареолы. Я выгибаюсь в его руках, чувствуя, как увлажняется лоно, наливаются складочки, горячо тяжелеет внизу живота.
— Кирилл, — капризно срывается с моих губ. Он толкает меня спиной на кровать, раздвигая и без того разведённые колени, чтобы в следующее мгновение коснуться языком чувствительного бугорка. Я выгибаюсь от слишком сильной и порочной ласки, когда к языку присоединяются губы, а два пальца резко проникают внутрь. — Кирилл.
Он ласкает всё более жадно, надавливая языком не только на бугорок, но и скользя по складочкам, посасывая и облизывая. Я вновь выгибаюсь, когда тело резко пронзает оргазм. Но он какой-то неполный, незавершённый.
— Кирилл, хочу тебя очень. Сейчас. Пожалуйста.
Он тут же оказывается сверху, проникая своим членом также резко, как недавно пальцами. Но я уже готова. И от его стремительного, мощного вторжения вновь выгибаюсь и стону под ним, обхватывая ногами его бёдра, упираясь пятками, чтобы слиться с ним ещё теснее. И, так же как утром, мне хочется продлить его удовольствие, вернуть полученное в стократном размере, прочувствовать момент его полного наслаждения. Едва он выходит, опускаюсь ниже, запрокидываю голову и, почувствовав давление его руки на затылок, вновь содрогаюсь всем телом. Мне нравится всё, что он может мне дать.
Утром я просыпаюсь первой. Лежу, уткнувшись лицом в плечо Кирилла. Утро, определённо не раннее, но вряд ли близится к обеду. Можно не вскакивать. Его дыхание спокойно. Возможно, он уже не спит, а просто дремлет. Я скольжу ладонью по его груди, играюсь с плоскими сосками, затем трогаю их языком. Если меня так ведёт, когда он меня так ласкает, может, и ему приятно? Скольжу ладонью по животу, пока не натыкаюсь на твёрдую вздыбленную плоть. Не могу удержаться и обхватываю рукой тяжёлый орган. Чувствую, как внутри меня всё наливается сладким предвкушением.
— Соскучилась? — голос мужчины хрипит, то ли от сна, то ли от возбуждения.
— Доброе утро, ваше сиятельство, — шепчу я. Не удерживаюсь и слизываю жемчужную каплю, текущую по головке. Его тело тут же вздрагивает, реагируя на прикосновение моего языка. В следующую минуту я оказываюсь на кровати, лицом в простынях, а Кирилл тяжело наваливается на меня сверху, проникая глубоко, до самого конца. Я приподнимаю попу, ещё сильнее вжимаясь в мужчину, чувствуя, как плотно обхватывает его пульсирующее лоно, стремясь поглотить, обнять, оставить в себе. Я никогда не насыщусь им.
Сегодня Кирилл занят до шести. Но мы уже отзвонились Катерине, что я остаюсь. Со стоянки колледжа меня забирает белый внедорожник. Савельева предлагает начать с кофе. Я соглашаюсь. Мне нравится с ней общаться. Темы для разговора находятся легко. При этом она не ставит меня в неловкое положение говоря о том, чего я не знаю и не пытается узнать подробностей наших отношений с Воронцовым. Узнать то, что неизвестно мне самой.
Мы довольно быстро и легко подбираем мне вечернее платье. Оно длинное, насыщенного зелёного цвета, что хорошо сочетается с моими глазами, да и вообще очень гармонирует с моей внешностью. Платье не совсем прямое, с высоким разрезом сбоку, довольно закрытым лифом, но наполовину обнажённой спиной. Дизайн верха очень интересен и добавляет объёма моей груди. Руки обнажены.
— Очень интересная модель, — не может налюбоваться Катерина. — И похожих я не видела.
Она выбирает наиболее выгодный ракурс и делает фото.
— Кириллу сброшу, — поясняет на мой немой вопрос. — Ещё украшения нужно подобрать. Но с этим вы уже и без меня справитесь. Пошли рассчитываться.
Я смотрю на цену и на карточки в своём кошельке. Понятно, что изделие французского дома мод стоит соответствующе. Впрочем, денег мне хватает. И на питание я себе заработаю. Но это очередная стычка с Воронцовым.
— Чего зависла? — интересуется моя спутница. — Кирилл карточку забыл дать?
— Не забыл, — вздыхаю я, глядя на золотой кусок пластика. — Да и у меня самой хватает…
— Хочешь совет: рассчитывайся картой Кирилла и не заморачивайся. Не устраивай проблему из ничего. Этот вечер нужен ему. Ты нужна ему. Пусть платит. Это не что-то личное, не твоя просьба. Понимаешь разницу?
Я киваю и достаю золотой пластик.
— По этой карте у вас персональная скидка, — сообщает продавец. Я лишь киваю головой. Скидка, так скидка. Мне больше делать нечего, как изучать скидки на воронцовских карточках.
Мы докупаем туфли и сумочку. Выходим из салона и встречаем Кирилла. Его водитель забирает пакеты из рук водителя Катерины. К подобной картине тоже привыкнуть нужно.
— В воскресенье я заберу Софи с собой на макияж и причёску, — докладывает ему женщина. — Обо всём уже договорилась. Эй, вы меня слышите?
— Слышим, — смеётся Кирилл, отрываясь от моих губ. Он впервые поцеловал меня на людях. Это произошло так неожиданно, что я просто ответила на поцелуй. — И я рад, что субботу ты оставила для нас выходным. Софи, я всё уладил и с твоей, и с нашей стороной. Завтра тебе никуда не нужно, а в воскресенье твои коллеги довезут свои попы до Родины сами. У тебя же сегодня только поздние уроки?
— Да. С восьми до десяти.
— Ещё половина седьмого. Пошли купим украшение к платью, чтобы завтра оставить свободным.
Кириллу нравится совсем не безделушка. А такое миленькое колье с изумрудами.
— Зелёные камешки. К твоим глазам и платью подойдут, — произносит он с такой лёгкостью, словно речь идёт о крашеных фионитах.
— Сейчас колье на скидке и плюс скидка с вашей банковской карты, — поёт своё фирменное продавец-консультант.
— А его послезавтра назад вернуть можно? — говорю я, видя, как лицо девушки вытягивается и становится лошадиным.
— Ты чего? — прикасается к моему плечу Кирилл, а девушка благоразумно отходит, оставляя нас наедине.
— Ничего. Ты можешь купить это колье и подарить потом кому угодно. Если ты планируешь оставить его мне, то я такой подарок не приму. Кирилл, давай больше не будем возвращаться к этой теме. Пожалуйста.
Несколько минут он смотрит мне в лицо, затем кивает девушке-консультанту.
— Пробивайте.
Когда мы выходим из магазина, мужчина берёт мою ладонь в свою:
— Софи, я купил его для тебя. Но проблему из этого делать не будем. У тебя ещё есть время, чтобы передумать. Если не примешь, значит, оно останется в квартире.
Всю дорогу до дома мы не разговариваем. Дело, конечно, не в колье. Купил и купил, это его деньги. Не последние. Но лучше бы украшение осталось в магазине. Я не хочу знать, что однажды оно найдёт себе хозяйку. По возвращению я сажусь за ноутбук, который переношу в гостиную. Нечего привыкать к хозяйскому кабинету. А мои ученики как-нибудь переживут новую смену декораций. Сразу после уроков ухожу в душ. Долго стою под сильными струями воды. Кожу начинает сушить, а неприятный осадок с души всё никак не вымывается. Осадок не от дорогой, а, по сути, такой пустой драгоценности. Мысли о следующей женщине после меня соляной кислотой выедают мою душу. Намазавшись молочком, надеваю ночную рубашку и ложусь на свою половину кровати. Я слышу, как Кирилл уходит в душ, затем возвращается и матрас пружинит под весом его тела. Несколько минут он лежит, видимо прислушиваясь к моему дыханию, затем, решив, что я сплю, аккуратно притягивает меня к себе и прижимается лицом к моей спине. Можно повернуться и обнять его, но я не делаю этого. Пора привыкать к многогранному, сдобренному мёдом и обвитому розами, украшенному изумрудами, но от этого не менее ядовитому одиночеству. Я снова ухожу в него по протоптанной дорожке, ещё лежа в постели с любимым мужчиной. Из брака с Сашкой я вышла обновлённой, уверенной в себе, смело глядящей в собственное будущее. Из отношений с Кириллом, которые даже и не стали отношениями, я выползу, как выползают из разрушенных до основания руин: оглушённой, стоящей на коленях, бегущей от собственной тени.
Долго не могу уснуть. Осторожно, чтобы не разбудить Кирилла, выбираюсь из его объятий и ложусь на край кровати. Упасть не боюсь, потому что так и не засыпаю. Забываюсь в лёгкой рассветной дрёме и просыпаюсь, когда солнце начинает свой восход. Часы показывают семь. Набрасываю всё ещё лежащий на стуле халатик и спускаюсь на кухню. Долго смотрю в окно. Нет кота Васьки, даже машины Игоря. Поднявшийся ветер раскачивает верхушки деревьев парка Победы. Красивый пейзаж, но чужой. Всё здесь мне незнакомо и всему здесь я не нужна. Всё ждёт кого-то другого. Хочется убежать. Оставить вещи и купить билет на поезд, даже на самолёт. Я согласна на всё, чтобы оказаться за восемьсот километров отсюда.
— Софи, что случилось? Почему ты здесь? — Я не слышала, как Кирилл спустился, полностью уйдя в себя. Он пытается повернуть меня к себе, и я сдаюсь, переставая упрямиться. Но не смотрю ему в глаза, утыкаюсь головой в грудь. — Софи, ты же не плачешь? Что я сделал не так? Скажи, мы же друзья?
Считается, что ради дружбы можно пойти на многое. Вот и я собираю в себе все силы, чтобы улыбаться через боль, наполняю треснувший сосуд, растекаюсь и заставляю себя собираться воедино заново.
— Всё хорошо. В субботу у меня уроки рано начинаются. Проснулась по привычке и решила тебя не будить.
Боль — это тоже энергия. Я наполняю светом глаза, прежде чем поднять голову. Моё одиночество многогранно. Кириллу не уловить его суть, не распознать во мне. Он консерватор. Это я ради него меняю свои правила. Золото его глаз растекается по моим изумрудам не находя лазейки, чтобы проникнуть внутрь. Он ничего не замечает.
— Пойдём в кровать. Первый урок у тебя в одиннадцать, — хмурится он. — Я вчера заработался, а ты уснула. Почему-то думал, что ты зайдёшь ко мне после душа.
Как можно легкомысленнее пожимаю плечами:
— Я и так тебя постоянно отвлекаю. Уснула и уснула. Что здесь такого?
— Ты права. Ничего. Но теперь мы не спим, — он подхватывает меня под ягодицы и садит на пустой стол. Его губы находят мои, настойчивый язык толкается мне в рот. Искра внутри моментально разгорается ярким пожаром. Тонкий халатик бесшумно падает на пол. Мы занимаемся любовью в ярких лучах жаркого майского солнца. Страсть, бушующая в наших телах в силах испепелить всё вокруг. Но тень одиночества умна. Она стоит за спиной Кирилла, обещающе заглядывает мне в глаза и уходит в гостиную, подальше от жара наших переплетённых тел. Она подождёт. Ей некуда торопиться. Пройдёт совсем немного времени, и я окажусь в её безграничной власти.