Я для тебя всегда онлайн

Глава 38. Компот, суп и котлеты

Я вылезаю из-под одеяла и ухожу на кухню. Варений у меня нету, поэтому клюквенные морсы и липовые чаи подождут до открытия магазина. Но сухофрукты в наличии имеются. Хорошо их промыв и ошпарив, я варю компот, добавив немного сахара. Не пить же Кириллу одну воду. Она, может, и самая полезная при высокой температуре, но затолкать её во взрослого мужчину едва ли проще, чем в пятилетнего сына Алины. К тому же воду нужно пить тёплой, а это ещё сложнее.

Когда компот сварен, для начала пробую его сама. Вкусно. Сладости, может и не хватает, но это не критично. Наливаю в большую кружку и ставлю в кастрюлю с холодной водой, чтобы скорее стыло. В квартире тепло и на газовой плите остывать будет долго.

— Софи, — потирая глаза в кухню заходит Кирилл. — Что ты здесь делаешь?

— Я тебя разбудила? Старалась не стучать, — произношу я. — Компот тебе варю.

— Не разбудила. В туалет захотелось. Хорошо, что ты на доктора не стала учиться. А то твои больные только бы пили и писали.

— Вот, пей, — я протягиваю ему тёплый компот. — Сама пробовала. Вкусно. И это не я себя хвалю.

Он смотрит на меня большими глазами.

— Ты в час ночи пошла варить компот?

— Тебе же нужно. Пей. Пожалуйста.

— Куда теперь денешься, — ворчит Кирилл и выпивает очередную чашку.

Мы возвращаемся в кровать. Я сбрасываю рубашку и забираюсь под пододеяльник.

— Софи, тебе одеяла жалко, что ли, — возмущается мужчина. — Мне холодно!

— Я буду тебя греть.

Рано утром термометр вновь показывает больше тридцати девяти. Таблетка снижает показания термометра на градус. Но Кирилл выглядит и чувствует себя плохо, поэтому, несмотря на его возражения, я вызываю врача из платного медицинского центра.

— Зачем, — ворчит Воронцов. — Мне больничный не нужен. Если лучше не станет, возьму отгулы.

Но врач приезжает быстро. Приятный мужчина лет пятидесяти. Он подробно осматривает капризного пациента, сообщая, как бы, между прочим, какими осложнениями грозит не долеченный вирус. Пока что доктор ничего критического не видит. Назначает моё противовирусное три раза в день по две таблетки, а мне один раз в день тоже две таблетки, если не заболею. При первых симптомах советует перенять схему лечения у Воронцова. В принципе все мои действия доктор одобряет и назначает на выходные строгий постельный режим. Если к понедельнику состояние не улучшится, врач советует вновь обратиться за медицинской помощью, так как может понадобиться назначение антибиотика. Если станет совсем плохо или появятся непонятные симптомы, сразу вызывать «Скорую». Она у нас приезжает ко всем пациентам, независимо от гражданства. С доктором прощаюсь у двери, предварительно оплатив его визит.

— На вид организм у вашего мужа крепкий, должен за выходные перебороть инфекцию, поэтому не расстраивайтесь, — успокаивает меня вежливый врач. Я решаю не уточнять, что Кирилл мне не то, что не муж, даже не молодой человек. Зачем грузить постороннего человека не нужными ему подробностями.

Температура держится целые сутки, но в переделах тридцати восьми с половиной, поэтому я даю лекарство лишь на ночь. Кирилл то засыпает, то просыпается. В этих перерывах успеваю сбегать в магазин за клюквенным джемом, чтобы приготовить из него морс. Также варю лёгкий супчик с добавлением куриного филе и мелкой вермишели, чтобы не перегружать организм.

От завтрака он отказывается полностью, но суп в обед съедает. Скорее всего боится, что я обижусь за зря проведённое время в обществе плиты на кухне.

— Вкусно, — в итоге хвалит мужчина. — Есть не хотелось, пока не начал. Всё же я проголодался. А ты сама ела?

— Сейчас поем. Хотела тебя накормить, пока ты не спишь. А я успею. У меня сейчас уроки. Полежишь один? Если хочешь, можешь перейти в другую спальню. Там есть телевизор.

— Не хочу телевизора. Я лучше здесь полежу, тебя послушаю.

Я не возражаю. Мне даже так лучше. Всё время будет на глазах.

Вечером температура поднимается ещё выше, и я вновь кормлю капризного больного жаропонижающим. Всё это дело запиваем липовым чаем.

— Даже мама меня травой не поила, — ворчит мужчина.

— Это не трава, а чай, — возражаю я. — Полезный.

— Травяной, — морщится Кирилл, но пьёт.

Когда лекарство справляется с жаром, Воронцов просится в душ. Я категорически возражаю.

— Врач каждый раз напоминает, что детей с температурой купать нельзя!

— Но я же не ребёнок, Софи!

— Какая разница. Температура у всех протекает одинаково. Не надо воды, хотя бы сегодня. Тебе что, на свидание нужно идти?

— С тобой сходишь, — обратно ворчит он.

— То есть, это я тебе мешаю?

— Я же шучу, Софи, — тут же оправдывается мужчина. — Зачем мне какое-то свидание. У меня есть ты.

— Но это ничего не меняет. Мы же друзья, — как можно беззаботнее произношу я. — Раньше тебе это не мешало. А мне и говорить всё не обязательно.

— Нет, Софи, как раньше уже не будет. В этом ты была права. Но мы ничего не испортили, — поспешно добавляет мужчина. — И встречи с другими… Этого не будет. С моей стороны точно.

Неожиданно Кирилл опрокидывает меня на кровать:

— Ты же не думаешь о других мужчинах? Аркадий под дверями не топчется?

Его глаза вспыхивают опасным, незнакомым мне светом. Это даже не ревность, а что-то большее.

— Не топчется, — поспешно отвечаю я. — Мне кажется, что он всё понял ещё в Москве и решил не тратить на меня время.

— Что ж, оказался умнее, чем выглядел, — хмыкает Воронцов. — Хорошо, я не буду принимать душ, но умоюсь.

— А потом будем пить чай, — быстро закрепляю собственную победу.

— Будем, — сдаётся он.

За ночь мы просыпаемся несколько раз. Температура к утру поднимается, но не превышает тридцати восьми. Кирилл чувствует себя вполне сносно и лекарства больше решаем не пить. Организм должен бороться сам. Обрадованная, что ему стало лучше, я крепко засыпаю. Всё же последние две ночи измотали меня. Как Алина одна справляется с Владиком? За ребёнка же намного страшнее. И внимание ему уделять нужно больше. На руках успокаивать, когда плохо.

Просыпаюсь я от шума воды в ванной. Смотрю на часы. Десять утра. Кирилл всё же сбежал из-под моего контроля. Вот стоило заснуть крепче положенного! Ну что с ним делать!

Он возвращается буквально через пять минут.

— Кирилл, ты бессовестный!

— Солнышко с утра без настроения? Ну, не злись, пожалуйста. Я всего пять минут. Зато теперь чувствую себя человеком! — улыбается он. — Куда ты?

— В душ, — ворчу я.

Искупавшись, надеваю чистую рубашку и возвращаюсь в спальню. Кирилл лежит, даже не накрывшись.

— Тебе что, стало хуже? — пугаюсь я.

— Да, что-то не хорошо. Потрогай, пожалуйста, — морщится он.

Я залажу в кровать и касаюсь его лба ладонью. Очень тёплый, но не горячий. Скорее всего даже тридцати восьми не будет. Может, я после душа свою собственную температуру тела не восстановила? На всякий случай наклоняюсь ниже, и касаюсь его лба губами. Нет, не очень горячий.

— Не там трогаешь, — шепчет мне на ушко Кирилл и тянет мою руку книзу своего живота. Твёрдый член тычется в мою ладонь, выпрашивая ласку. Я сдаюсь и обхватываю его рукой.

— Кобель ты, Воронцов. Я испугалась.

— Правильно сделала, — смеётся он. — Сейчас я буду творить с тобой очень-очень страшные вещи. Настолько страшные, что ты до вечера встать не сможешь.

— Кирилл, через три, вернее два с половиной часа у меня два урока!

— Тогда слегка тебя помилуем. Но потом обязательно продолжим, — обещает он, опрокидывая меня на спину. — Я целовать тебя в губы не буду? Хорошо. Там, наверное, самая большая концентрация вируса.

— И туда тоже не нужно, — стону я через десяток минут, когда его голова оказывается между моих разведённых бёдер. — Это же слизистая. Вирусы проникают через слизистую!

Кирилл утыкается лицом мне в ногу и давится от смеха:

— Софи, ты так сказала, словно героиня из какого-нибудь фильма про апокалипсис.

Я и сама понимаю, как смешно прозвучали мои слова. И это в такой интимный момент. Не сдерживаюсь и сама смеюсь. Моя спальня залита ярким солнечным светом. Лежу перед мужчиной с широко раздвинутыми ногами, бесстыдно выставившаяся его глазам и ржу. Разве такое бывает? Бывает. Именно с этим человеком. Возможно, когда-нибудь, очень-очень нескоро, вырвавшись из цепких рук притаившегося в углу одиночества, я смогу кого-то впустить в свою жизнь. Возможно, его прикосновения будут терпимы. Но так, как с этим человеком, у меня не будет ни где и ни с кем. Он единственный. Это я знаю точно.

Кирилл тоже перестаёт смеяться и возвращается к моим бёдрам. Его горячее дыхание возбуждающим жаром охватывает весь низ моего живота.

— Я не буду целовать тебя ниже, — обещает он. — Но оставить без внимания эту маленькую сладенькую кнопочку просто не могу. Я о ней каждую ночь думал.

Кирилл подтверждает каждое сказанное слово действиями, и я понимаю, как же сильно он думал. Так думал, что терпеть больше у меня нет сил.

— Кирилл, пожалуйста, хватит. О-о-о, только не останавливайся.

— Так хватит или не останавливаться, — уточняет он, но говорить мне совсем не хочется. Обхватываю рукой тяжёлый член и приставляю к заждавшемуся лону.

— Подожди, — тормозит он меня. — Презерватив.

А я совсем про него забыла.

— Кирилл, ну что ты возишься, — хнычу я, когда у него не получается открыть пакетик из фольги с первого движения. Выхватываю, открываю и второпях, естественно, прохожусь ногтем по тонкому латексу.

— Выбрасывай, толку от него теперь, — говорит мужчина, смахивая с кровати остатки пакетика. — Давай так, всё равно я на тебя надышал, может, не заболеешь?

— Я забеременеть боюсь, Кирилл. И аборт делать я потом не буду!

— И не делай. Кто тебя туда отправляет? Сама же говорила, что в нашем возрасте давно пора иметь ребёнка. Как-нибудь прокормим.

— Дурацкие у тебя шутки, Кирилл.

— Так я и не шучу.

Словно в подтверждении этого, он проникает в меня одним движением, даже не став открывать второй пакетик. Я вскрикиваю от сильного взрыва эмоций, вызванного его резким и полным проникновением. Как же хорошо:

— Кирилл, мне никогда за тобой не угнаться.

— А зачем ты гонишься? Просто расслабься, — советует он.

В понедельник вечером мы выходим прогуляться. Погода очень тёплая, у Кирилла больше нет температуры, и он просится на улицу.

— Ты завтра улетаешь? — спрашиваю я.

— Нет. Состояние какое-то непонятное, словно я всю неделю мешки таскал. Доктор твой тоже страхов наговорил. Ты же в четверг уходишь на целый день на работу?

— Да.

— Вот и иди. А я полечу на утреннем рейсе. Буду в Москве в восемь. И к десяти успею на работу. Поеду сразу с аэропорта. Там у меня есть во что переодеться.

— У тебя что, личная гардеробная посреди банка?

Он пожимает плечами.

— Бывает несколько важных встреч друг за другом. Пьёшь на ходу кофе или руки моешь, обольёшься. Выручает запасная рубашка и костюм.

— А то, что у тебя больничного не будет, ничего?

— Я сообщил, что заболел. Ноутбук у меня с собой. Завтра решу важные вопросы. Ты чего?

Я останавливаюсь и оглядываюсь. Мы бесцельно прошли половину проспекта и рядом с нами идёт много людей. Но меня преследует ощущение, что кто-то целенаправленно смотрит мне в спину. С каким-то очень нехорошим чувством. Невольно я прижимаюсь поближе к Воронцову, и он тут же обнимает меня за плечи.

— Такое ощущение, что на меня кто-то смотрит, — признаюсь я.

— Конечно, смотрят. Видишь, сколько рядом народа?

— Нет, ты не понимаешь. Вот прямо на меня. И так нехорошо. Кирилл, за тобой по всей Москве таскался охранник. У тебя точно нет проблем?

— У меня нет. Но со мной у кого-то может и есть, — непонятно отвечает он. — Но я не думаю, что моё устранение поможет их решить. Здесь камеры повсюду. Никто нас не тронет. Не бойся. Сейчас же не девяностые. Подождут более удобного случая.

— Кому я нужна? Мне за тебя страшно. Кирилл, ты сказал, что я постоянно комкаю наше общение по телефону. Но мне кажется, что ты сам о чём-то со мной не договариваешь?

Вместо ответа он целует меня в губы прямо посреди проспекта. Люди недовольно обходят нас стороной. Компания молодёжи поднимает вверх большие пальцы, явно одобряя.

— Не подростки уже целоваться на людной улице, — ворчит тётенька с двумя сумками.

— Может, жена дома, — отвечает ей мужчина, обходя нас с другой стороны. — Я бы такую не то, что посреди улицы, посреди собственной квартиры, на глазах у тёщи, поцеловал.

Кирилл подмигивает ему, и мы сходим в сторону. Доходим до знакомого кафе и Воронцов предлагает зайти внутрь.

— Хочешь кушать? — спрашиваю я.

— Нет. Если что-нибудь лёгкое. Но ты поужинаешь и дома не нужно будет ничего готовить, — он наклоняется, чтобы снова поцеловать и понижает голос до шёпота. — Я знаю, чем нам заняться в свободное время.

Когда я просыпаюсь утром, Кирилл крепко спит. Всё же ослабленный вирусом организм требует более длительного восстановления. А мы половину ночи занимались любовью. Я тихо встаю, иду в душ, затем привожу себя в порядок. Заглядываю в спальню, но мужчина по-прежнему спит, поэтому возвращаюсь на кухню. Несколько минут бесцельно гляжу в окно. Машины Игоря нет, и кота Васьки тоже не видно. Но их отсутствие сегодня не занимает мои мысли. Что же такого вкусненького и лёгкого приготовить на завтрак Кириллу? Да, давно я не озадачивалась подобными вопросами. Не скажу, что бывший муж был привередлив в еде, но постоянная готовка казалась мне настоящей каторгой. Для Кирилла я не то, что компот каждую ночь согласна варить, но и котлеты каждый обед жарить. Я всё больше и больше наполняю себя Воронцовым. Впускаю не только в сердце и душу, но в привычные мысли, действия, ритуалы. Всё больше и больше его, и всё меньше и меньше собственной свободы.

Вчера мы так и не зашли в магазин. Но холодильник почти пуст, и я решаю сходить в супермаркет. Без Кирилла. Непонятный взгляд в спину очень сильно испугал меня. Даже сегодня я чувствую противную липкость на спине. Нет, Кириллу лучше остаться в квартире. Безопаснее для него. Пусть лучше я буду параноиком, только бы с ним ничего не случилось.

Звонок с его телефона застаёт меня на ступеньках дома. Поставив на скамейку два тяжёлых пакета, я отвечаю:

— Да.

— Ты где? — спрашивает Кирилл. В голосе тревога. — Что-то случилось?

— Ничего. В магазин ходила. Если посмотришь в окно на кухне, то увидишь меня.

Тюль он не отодвигает, поэтому мне снизу не разобрать его силуэт на четвёртом этаже. Зато ему видно хорошо.

— И сама тащила эти пакеты? — возмущается он. — Подожди. Я сейчас спущусь.

— Хорошо. Только оденься и не торопись, — прошу я.

И снова этот липкий взгляд в спину. Придерживая для Кирилла дверь, я обвожу глазами двор. Ни одного человека, ни одной фигуры, лишь окна соседних домов и несколько припаркованных машин.

Кирилл уезжает в пять утра четверга, вызвав себе такси. Я в половину восьмого выхожу из дома и иду к метро. Невольно оборачиваюсь и внимательно осматриваюсь по сторонам. Людей на проспекте очень много, но сегодня мне ничего не давит на спину. Может, мне всё почудилось? Я просто переволновалась за Воронцова и волнение так на мне сказалось?