Я на Марсе

Глава XII. Честь выпадает мне

— Ты гляди, какая история! — сказал дядя Хаф и нервно поправил сдвинувшийся парик. — Светлячки между Фобосом и Деймосом были пущены только для отвода глаз, чтобы отвлечь мое внимание. А тем временем Вивави невидимой ракетой прилетел на Марс!

— И заварил ужасную кашу! — поморщился Крум.

— Которую теперь надо расхлебывать нам, — добавил я.

Инженер посмотрел на меня успокаивающе:

— Не вам расхлебывать, милые мальчики. Вы гости. Вот и гостите себе на здоровье, а эту неприятную работу оставьте местным жителям.

— Ну! — высказались одновременно мы с Крумом.

Потом я пояснил это высказывание самостоятельно:

— Раз вы лишаете нас этого приключения, значит, хотите добиться одного — чтобы ноги нашей здесь больше не было!

Хлея убавила силу своего хныканья, чтобы не пропустить ни одного моего слова… На дядю Хафа тоже произвела сильное впечатление моя решительность. По-видимому, марсианские молодые люди не были самыми смелыми в космосе.

— Согласен с Сашей, — поддержал меня Крум. — Готов к выполнению любой возложенной на меня задачи!

Я несколько удивился. Не потому, что мой друг трусоват, а потому, что он лентяй. Но я ничего ему не сказал. Наша решительность должна была сочетаться с познаниями инженера, чтобы мы смогли общими усилиями вызволить отца Хлеи из неприятельского лагеря.

Дядя Хаф закурил новую сигарету и начал делать круги по обсерватории. Я попытался следить за его орбитой, но вскоре отказался от этого намерения, потому что чуть не вывихнул себе шею. После девятого круга он остановился и сказал:

— Один из нас должен полететь на Фобос!

Первой подняла руку Хлея, потому что речь шла о ее отце, но она же первой была сброшена со счетов.

— Только мужчина мог бы справиться с такой трудной и ответственной задачей, — деликатно заявил инженер.

В зале обсерватории нас, мужчин, было трое.

— Дядю Хафа заменить нельзя, — сказал я. — Он должен оставаться здесь, чтобы с помощью телескопа следить за полетом спасателя и вообще — руководить операцией в целом. Назначим его главнокомандующим!

— Саша прав, — поддержала меня Хлея.

Молчание инженера было достаточным знаком согласия.

— Крум тоже не подходит для авангарда, — продолжал я развивать свою мысль. — Он храбр почти так же, как я, но малоподвижен, и голова у него более хрупкая, чем у меня. Предлагаю оставить его в резерве.

— Не хочу оставаться в тылу! — энергично заупрямился резервист.

К моему большому удивлению, на этот раз Хлея оказалась на стороне Крума.

— Не отрицаю Сашиных качеств, — улыбнулась она, насколько это было возможно в ее трагичном положении. — Саша ловок и смел, даже больше, чем надо. И все же у него есть один важный недостаток: он слишком самонадеян. Постоянно говорит: «Я, я, я». Такой человек не годится для коллективной работы. А работа наша будет коллективной, хотя тот, кого мы пошлем, будет много важного решать и самостоятельно. Как Саша выполнит общий план, если будет заботиться лишь о том, чтобы оказаться впереди других?

Меня подмывало вскочить и взорваться от гнева и обиды, но я мудро воздержался. Иначе только подтвердил бы ее слова. Я предпочел дождаться мнения главнокомандующего.

— Все-таки Саша из нас троих наиболее подходит, — авторитетно заявил инженер. — Он пообещает не увлекаться, и я уверен, что слово свое сдержит, потому что уважает моего несчастного брата.

— Очень даже уважаю! — воскликнул я. — За него готов передраться с тысячами вивавивцев!

Главнокомандующий усмехнулся:

— А готов ли ты слушаться одного-единственного дядю Хафа?

— Что за вопрос!

— Тогда нашим авангардом будешь ты.

Значит, остался только один настоящий мужчина — Александр Александров Александров. Мне было очень приятно, но внешне я сохранял спокойствие, как индейский разведчик.

План был прост, ясен и вполне осуществим: я вылечу маленькой ракетой из бокового помещения обсерватории. Ракетой будет управлять по радио инженер Хаф. Вероятно, в данный момент она не будет выслежена Вивави, потому что он озабочен прежде всего тем, чтобы спрятать своего пленника.

— Вот тебе маленький радиопередатчик и одновременно приемник, — сказал дядя Хаф. — Благодаря ему нам будет понятно, где ты и что с тобой. Продолжительность передачи — около двух минут. После этого связь прекращается и прибор надо снова привести в действие, иначе мы ничего не услышим.

Я смотрел ему прямо в руки, но не видел никакого прибора, хотя бы отдаленно похожего на радиоприемник. Он держал всего лишь какую-то белесую пуговку диаметром около сантиметра.

— Пришей-ка ему на рубашку, — сказал инженер Хаф Хлее. — Я подобрал как раз под цвет его пуговиц.

— Ага! — засмеялся я, потому что сразу все понял.

Хлея собралась оторвать у меня пуговицу, чтобы пришить на ее место радиопередатчик, но увидела, что ничего отрывать не надо — я всегда успеваю потерять какую-нибудь сразу же, как только надену рубашку. Так что достаточно было пришить прибор на пустующее место.

— Включается обыкновенным надавливанием, — объяснила мне Хлея. — Но не дави очень сильно, а то сплющишь.

— Не бойся, — успокоил я ее, — буду нежен и внимателен.

В это время дядя Хаф принес космонавтский костюм оранжевого цвета, с прозрачным колпаком для головы. Он принес и пару больших, тяжелых ботинок.

— Там не так, как здесь, мой мальчик. Поскольку спутники малы, они не задержали на своей поверхности никакой атмосферы. Кроме того, ночью там царит лютый холод, а днем — невыносимая жара. Мешок, в который запихнули моего брата, сделан из такой же материи, как и этот костюм. Иначе при переноске его от ракеты Вивави до космической станций на Фобосе мой брат превратился бы в сосульку или испекся бы, как в электрической печке. Эта одежда играет и другую, тоже очень важную, роль: уравновешивает кровяное давление искусственным давлением на тело. Здесь и на Земле эту работу выполняет атмосфера, а на Фобосе она отсутствует.

— Знаю, — сказал я. — Если давление извне и изнутри не уравновешено, могут произойти разные неприятности. Несколько месяцев назад я читал в одной газете, что со дна Черного моря поднимали глубоководных рыб. Они привыкли к большому давлению под водой и, когда появились на поверхности, лопнули как мыльные пузыри.

Пока мы говорили, меня облачили в костюм.

— Ух ты, какой красивый! — восхитился Крум.

Мне захотелось посмотреться в какое-нибудь зеркальце.

Крум добавил:

— Оранжевый! Гладкий!

Оказывается, красив не я, а костюм. Желание смотреться в зеркало сразу испарилось.

Обули меня в ботинки. Никогда до того времени не носил я обуви тяжелее их! Даже папины туристские по сравнению с ними были как перышки. Мне объяснили, что это нарочно: из-за слабого притяжения на Фобосе я рискую кувыркаться через голову после каждого шага.

— Что ж тут такого? — выпрямился я. — По прыжкам в бассейн я первый в отряде!

— Не хвастай! — осекла меня Хлея.

А Крум углубил это замечание:

— Бассейны Земли наполнены водой, а на Фобосе нет ни капельки!

За это он был награжден одобрительными взорами. Кроме моего, разумеется, потому что я не люблю, когда мне делают замечания начинающие астрономы.

— Пошли! — сказал дядя Хаф.

Я заковылял вслед за ним к взлетной площадке. Она представляла собой обыкновенный пол с обыкновенным покрытием, подобным тому, что на крыше стадиона «Басил Левеки» в Софии. Над нами было звездное марсианское небо. На площадке стояла ракета, по форме и размерам напоминавшая гоночный автомобиль.

— Передвигается по любой местности, — пояснил инженер. — И летает в космосе. Употребляется для рейсов на близкие расстояния. Скоро каждый марсианин будет располагать таким ракетоавтомобилем. Наши заводы усиленно над этим работают.

— А может он управляться самим пассажиром?

— Может, но ты им не управляй, пока не достигнешь поверхности спутника. Иначе есть опасение, что ты заблудишься в космосе и мы не сможем тебя разыскать!

Я влез в ракету. Крум смотрел на меня с завистью, Хлея — с надеждой. Дядя Хаф сказал мне напутственное слово:

— Не забывай, что отправляешься спасать человека, который рожден быть служителем науки, а не пленником какого-то бандита. Смотри в оба! Опустишься вблизи космической станции.

— А если Вивави меня заметит?

— Не заметит. Фобос очень мал, и ты будешь скрыт, благодаря его картофелеобразной форме. — Потом добавил, не так уверенно: — Но могут случиться и неожиданности, без них ведь было бы не так интересно, а?

— Точно, дядя Хаф!

— И не забывай о радиопередатчике. Нажимай на него легонько и говори совершенно обычным голосом. Мы тотчас услышим тебя и поймем.

— А я вас?

— И ты нас тоже, но после того как дашь нам знать, что ты один. Иначе нас услышит каждый, кто будет возле тебя.

Инженер проверил исправность оборудования ракеты, коротко объяснил мне, какой прибор для чего предназначен, дружелюбно и ободряюще похлопал меня по богатырскому плечу и плотно закрыл прозрачный колпак. Я видел, как он удалялся быстрым шагом, чтобы занять место у пульта управления в обсерватории. Крум и Хлея помахали мне руками и убежали за ним.

Я остался один. Крепко ухватился за поручни кресла и глубоко вдохнул воздух. Ожидал такого же неприятного ощущения, как при взлете «Искора-1», но ошибся. Ракета, даром что так мала, оказалась гораздо более совершенной. Я почти не заметил, как скользнул по площадке и поднялся над горами. Теперь они казались лиловыми, а низины — почти черными. Через космический костюм я легко надавил на радиопередатчик и бодро сообщил:

— Эй там, на Марсе! Привет! Чувствую себя отлично и пока что один. Как вы там поживаете?

Голос дяди Хафа я услышал как будто из телефонной трубки, повешенной мне на грудь:

— У нас тоже все в порядке. Полностью доверяем тебе!

— И Крум?

— И я! — откликнулся мой друг. — Держись, Саша!

Помолчав две-три секунды, я снова спросил, на это раз почти застенчиво:

— А Хлея?

Ее голос несколько отдавал металлом, но в данном случае не тембр был важен, а содержание.

— Саша, ты настоящий друг! Едва ли я найду достойный способ отблагодарить тебя за это!

Расцеловал бы я милую пуговку, но не было возможности: мне мешали и шлем-колпак, и костюм, и мое хорошее воспитание.

— Сосредоточься! — приказал главнокомандующий. — Ракета летит быстро, шутки в сторону!

И в самом деле: Фобос уже выглядел как картофелина, подвешенная на тонкой нитке перед самым моим носом.

— Внимание, спускаешься! Разговор прекращается, — услышал я голос дяди Хафа. — Включай передатчик в подходящий момент и говори только по делу!

Я выполнил его указание, потому что я не только смел, но и исполнителен.

На спутнике не было заметно никаких возвышенностей, никаких впадин. Тысячелетия выровняли его поверхность. Только в одном месте было небольшое вздутие — как бородавка на лбу профессора Фил Фела.

— Наверное, это кровля космической станции, — сказал я сам себе и обрадовался своей догадливости.

Спустя не более минуты состояние невесомости исчезло. Но все же я продолжал чувствовать себя каким-то особенно легким, даже когда ракетоавтомобиль бесшумно спустился и замер.

Я задумался. Ехать дальше или идти пешком? Если вылезу и поползу, Вивави меня не заметит. За пятьсот лет его зрение, конечно, ослабло, во всяком случае, оно уже не такое, как у моряка. Да и цвет моего костюма идеально сливался с цветом мелкого песка.

Я лег и быстро пополз к космической станции, купол которой был ясно виден при свете громадного Марса. Как я знал по книжкам, диаметр Марса — 6800 километров, а я находился в каких-то 9300 километрах от него. Это все равно что смотреть на футбольный мяч с расстояния в полшага.

Хорошо, что я пополз, а не пошел своей богатырской походкой! Притяжение на Фобосе было настолько слабым, что я скакал бы легко и грациозно.

Вдруг я увидел два силуэта — зеленоватый и синеватый. Я притаился, но не мог быть неподвижным: от ударов моего храброго сердца все тело колыхалось, как лодка. Кто бы это мог быть? Рассмотрел их получше. Головы и туловища имели форму цилиндра. Руки и ноги состояли из многочисленных металлических позвонков. Вы, конечно, догадываетесь? Передо мной были два робота Вивави. Их глазные отверстия не излучали никакого света — были мрачны и невыразительны.

«Не заметили! — подумал я с облегчением. — А что, если я обойду их с тыла?»

Но прежде чем я сдвинулся с места, между роботами возникла еще одна фигура, почти вдвое выше их, но не с молодцеватой рыцарской выправкой, а довольно-таки сгорбленная. Глаза были пусты и темны, но смотрели пристально через прозрачный космонавтский шлем. Руки сжимали длинную, намотанную кольцом веревку. Никакого сомнения — это был Вивави!

Он меня заметил и разглядывал без особого волнения, как будто ждал, что мы непременно встретимся. Начал даже смеяться. Лицо его искривилось, тело сильно затряслось. Однако я не слышал никакого, даже самого тихого, звука. Зашевелились и роботы. Синий захлопал руками, как опытный борец. Я ожидал шума от ударов железа о железо, но даже приглушенный звон не достиг моих ушей. Неужто я оглох?! На Марсе я совершенно ясно слышал и дядю Хафа, и Крума, и Хлею, даже когда мне на голову надели шлем-колпак!

Я сильно напряг мозг и смекнул: на Фобосе нет атмосферы, которая передавала бы звуковые волны. Взорвись тут хоть бомба — все равно ухо этого не уловит!

Раз незачем уже было скрываться, я повел себя достойно и гордо.

Вивави перестал смеяться. Хотя я был один, а все же имел преимущество перед этим стариканом и его жестяными слугами. Он сказал что-то, чего я не услышал, но по движению губ догадался, что он сказал: «Фе» и «Фи». Роботы, однако, тоже не услышали и, вероятно, поэтому не могли включить в действие свои опасные лучевые взоры. Тогда бандит похлопал их по плечам и показал в мою сторону рукой. Бронированная неприятельская армия пошла мне навстречу, тяжело подпрыгивая. Я тоже прыгнул, но намного успешнее, потому что я состою не из какой-то жести, а из эластичных мускулов и суставов. Когда коснулся поверхности спутника, оказалось, что я перемахнул и через карликов, и через их главаря. Молниеносно повернувшись, я по-футбольному отвесил ему удар прямо в голень правой ноги. Для него это была большая и неприятная неожиданность, поэтому он сразу рухнул, как чурбан, подняв целый песчаный фонтан.

— Ура-а-а! — крикнул я беззвучно и наградил его еще — пинком и спину.

От этого он отлетел на несколько метров, причем его физиономия стала ужасно грустной.

Опьяненный радостью, я занялся роботами. Такую мелкоту я мог бы за две минуты раздолбать на составные части. Синий гном первым испытал это удовольствие на себе. Уже при первом моем ударе одна его нога отлетела неизвестно куда вместе со своим некачественным проволочным суставом. Помог мне и холод, сделавший железо очень хрупким. Следующий мой удар, однако, был сделан неточно — не твердым ботинком, а мягким коленом. Неприятель остался вовсе без ног, но я почувствовал такую сильную боль, что растянулся бревном у ног опомнившегося Вивави. Не успел я и глазом моргнуть, как он крепко связал мне руки своей длинной веревкой.

Разумеется, после такого драматического момента бандит мог меня лягнуть, однако не сделал этого. Он умел уважать противника. Только просунул руку под веревку и понес меня, как пустой чемодан, легко и свободно. Вслед за ним поплелся и зеленый робот. Он тащил бесшумно жестяные останки своего пострадавшего собрата и, конечно, жестоко проклинал меня своим холодным мозговым механизмом.

Я был доставлен в космическую станцию. Первое помещение, куда мы вошли, было тесным, низким и пустым коридорчиком. Виднелись лишь две трубы с большими рупорами, похожими на громкоговорители. Как только за нами плотно закрылась дверь, я услышал легкий шум и меня обдула воздушная волна из труб. Потом Вивави положил меня на пол, снял свой шлем и сказал с насмешкой:

— Добро пожаловать, безрассудный и дерзкий малец!

Ясно слышалось дребезжание роботов на твердом полу.

«Ага! — подумал я. — В прихожей уже есть воздух, поэтому все слышно!»

А вслух я сказал:

— Видел я в кино много бандитов, но такого, как ты, вижу впервые!

— Ты льстишь мне, — ответил Вивави. — Но ты прав. Если бы я походил на кого-нибудь, то лопнул бы от злости. Я всегда очень хотел быть единственным и неповторимым.