(Разум Джирайи. Яманака Иноичи.)
Сопротивления нет, двери не заперты, никаких защитных техник также не наблюдается. Всё просто, доступно и понятно. Быстро разберусь, посмотрю, расскажу руководству деревни о результатах и могу быть свободен. Хорошо что Жабий Саннин не выделывается. Хотя, неосознанно он должен сопротивляться. Всё таки вторжение в разум, дело неприятное, несмотря на то, что совершенно безболезненное. Интересно, как именно выглядит разум целого Саннина? Крепость, замок, пещера? Или…
Тьма развеивается, понимаю что стою на зелёной поляне. Вокруг необычные растения, мелкие жабы прыгают. Передо мной статуя гигантской жабы, на животе которой приоткрытая дверь.
Наверное так выглядит Мьёбокузан. Хотя не уверен, я там не был. Однако, обычно, разум пытаются защитить, а тут… Дверь открыта. Ладно это не моё дело. Но за такое облегчение работы, огромное спасибо. Ладно…
Подхожу к статуе открываю дверь и оказываюсь в огромной библиотеке. Ровные ряды стеллажей, аккуратно расставленные книги. Вот это память. Судя по идеальному порядку, Джирайя помнит всё практически с рождения. Моё уважение. Обычно в разуме такой бардак творится, а тут… Даже завидую. Не знал бы кто он, подумал бы что из нашего клана. Потрясающая работа с памятью. Видимо, не брезгует засесть в медитацию и поразбираться. Не время. Работать надо. С чего бы начать? Тонкая работа с детальным просмотром отдельных воспоминаний или быстрая, но поверхностная. Начну с тонкой, если будет что-нибудь подозрительное, сразу замечу.
Подхожу к стеллажу, прикасаюсь к книге и… Мир мигает. Сквозь пелену в глазах вижу неясный образ женщины. Черты лица разобрать не получается. Однако… Белые волосы, красные полосы на щеках. Мать. Да! Точно. Ох, слишком рано. Но зато я теперь точно знаю, это именно Джирайя, а не кто-то другой, как подозревала Кохару. Конечно, воспоминания и образы можно подделать, но чувства сопровождающие их однозначно нет.
Прохожу дальше, прикасаюсь к следующей книге. Воспоминание. Детство, мне лет двенадцать. Я стою на поляне и смотрю на товарищей. Злобную Цунаде и ничего не понимающего Орочимару.
— Цу-тян, а может мы с тобой сегодня встретимся? Я мороженого принесу. Давай, через час, на берегу.
— Отвали, кретин.
— Но я…
— Я сказала отвали! — кричит Сенджу, подскакивает ко мне и бьёт в челюсть.
Страшная боль, хруст, улетая вверх провожаю взглядом брызги крови, смотрю вниз и вижу её. Она стоит и глядя на меня улыбается.
Воспоминание обрывается. Падаю на пол и выплёвывая кровь пытаюсь придти в себя. Что сложно, удар был реально страшным. Однако, кровь мне только показалась. Фух… Жёстко. Не хватало ещё загнуться в чужом разуме.
— Двинутая, он же ничего такого не сказал. Ох… Надо осторожнее, так и сдохнуть можно.
Шатаясь и придерживаясь рукой за стеллаж, прохожу дальше. Осторожно тяну руку, прикасаюсь к книге…
Жёлтая поросшая сухой травой равнина. Я сижу на камне, держу в руках блокнот и смотрю на… Жирафа? Да, это именно жираф, но какой-то не то больной, не то раненый. В общем странный. Стоит широко расставив ноги, голова опущена к земле и он…
— Б-б-б-бы-ы-ы, — закатив глаза не то блеет не то мычит жираф.
Психоделика какая-то. Что вообще происходит? Как… Что делает жираф? Что?!
Проходит час, второй, третий, четвёртый. А я, то есть Джирайя, сидит на камне и смотрит на зверя. Держит блокнот, макает в тушь кисточку и… Наконец-то жираф мотает головой, выпрямляется и пошатываясь уходит.
— Заключение, — записывая бормочет Джирайя. — Пьяные жирафы, блевать не могут. Доказано опытным путём. Хм-м-м, теперь можно идти.
Псих… Четыре часа смотрел на жирафа, которого сам же и напоил. О-о-о-о-о… Дальше.
Решив побыстрее закончить и выбраться отсюда прохожу дальше, прикасаюсь ещё к одной книге и вижу… Источники. Повиснув на заборе и хихикая смотрю на купающихся девушек. Как вдруг, истошный визг. Девушки прикрываются руками, одна из них хватает деревянное ведро и бросает в меня. Боль, треск, падение, вокруг падают щепки.
Точно псих. Пока я сам не двинулся, надо заканчивать. Да чтоб вас всех. Пока не доберусь до последних воспоминаний и не узнаю почему он так изменился, мне возвращаться нельзя.
С трудом собираюсь, концентрируюсь и бегло просматриваю сразу все воспоминания. Начинаю с детства, но особо ни на чём не зацикливаюсь. Чтобы не свихнуться. И тут… Чего тут только нет. Радости, печали, разочарования, безграничная любовь к Цунаде. Страх, боль, расстройство. Горе от потери… Вгоняя меня в ужас поток воспоминаний ускоряется и вдруг замирает. Я на причале. Сижу и смотрю на рыбацкий корабль. Рыбаки тянут сеть, в которой бьётся огромный осьминог. Вскидывает щупальца, хватает рыбака и…
— Веслом его! — вцепившись в верёвку верещит рыбак. — Он меня сожрёт!
— А вот и сюжет! — восклицает Джирайя. — Надо это записать. У-у-у-у, вот это книга получится. Эй, на корабле! Больше страсти!
— А-а-а-а-а! — одной рукой держась за верёвку другой пытаясь удержать стягивыемые осьминогом штаны орёт рыбак. — Шиноби-сан, помоги!
— Ага, иду. Минутку.
Осьминог хватает второго рыбака. Джирайя увлечённо записывает. Рыбаки кричат как девки.
Воспоминания снова набирают ход. И там, в них, я отчётливо вижу причину. Джирайя, он просто устал гоняться за Цунаде. Ему надоело унижаться перед ней. Просто, в один прекрасный момент, он сел посмотрел на свою жизнь под другим углом. А потом встал и ушёл. В случае же с Наруто, его банально замучила совесть. Одинокий, уставший от жизни, он решил найти хоть какой-то смысл. И нашёл, здесь. А ещё он девственник. Ха! Ха-ха-ха! Пора возвращаться. А что? Дело сделано, никакого вмешательства в разум Саннина нет и не было. Но то что он… Только не ржать.
Выхожу из библиотеки и…
— Ну как, нашёл что-нибудь, — спрашивает сидящий на траве Саннин и жестом приглашает меня присесть рядом.
— Много чего, — садясь улыбаюсь ему. — Вопросов уйма.
— Например?
— Зачем ты напоил жирафа?
— Ты же рылся в моей памяти, сам всё знаешь.
— Ну да, знаю, посмотреть хотел. Но кое-чего всё же не понимаю. Твой разум, почему ты даже не пытался скрыть воспоминания? Всё таки, тут полно таких моментов, о которых не распространяются. Твоя девственность, Цунаде и крапива.
— Вот про крапиву молчи, — недовольно ворчит Джирайя. — Если ляпнешь кому-нибудь, то я расстроюсь и убью тебя. Нельзя портить репутацию Пятой Хокаге. В остальном же… Мне скрывать нечего. Ты, Иноичи, человек очень умный и знаешь о том, что я всегда был за Коноху. За Коноху, за Цунаде, Хирузена, теперь вот за Наруто, за всех жителей… В общем, я за своих.
— Похвально, я тоже. Но…
— Тут творится странная хрень. Коноха трещит по швам. Хирузен хоть и воспрял, но ничего уже не сделает. Иноичи, пока не случилось непоправимое, помоги мне.
Саннин просит меня о помощи? Да, я уже глава клана, но чтобы так… А почему нет? Джирайя будет очень хорошим союзником. Тем более, если следовать его воспоминаниям, он может заставить Сенджу заткнуться одним лишь взглядом, а она без пяти минут Каге. Это будет очень выгодно. Конечно, мне бы для начала с Шикаку и Чоузой посовещаться. Но… От такой выгоды для наших кланов ни Нара, ни Акимичи точно не откажутся. Три клана и Жабий Саннин. Решено.
— Значит так. Информации много, очень много. Есть подтверждённые и проверенные факты, а есть и слухи. Но, по версии Шикаку Нара, мы в заднице. Хирузен просто чучело занимающее кабинет и толкающее политику возвышения бесклановых. Толком он ничего не решает. Вся власть сосредоточена в руках Старейшин, которые в рот заглядывают Данзо. И вот этот Данзо, и является нашей главной головной болью. Убийства, похищения, тёмные делишки. Развязывание войн.
— Третья мировая.
— Да, Джирайя, именно она. Доказательств нет, но Нара считает что это дело рук Корня.
— Серьёзно.
— Серьёзно? Джирайя, это катастрофа! Кланы, основную силу Конохи, ущемляют во всём. Учиха, после событий четырёхлетней давности вообще затравили.
— А они то тут причём?
— В глазах девятихвостого, в ночь его нападения, отражался шаринган. Биджу держали под контролем и направляли. Это всё одна большая подстава. Они, эти уроды, собираются уничтожить кланы. Видят в них угрозу для себя. Понимаешь?
— Понимаю, — мрачно тянет Джирайя. — Этого допускать нельзя. Сила Конохи действительно в кланах. Иноичи, мне нужно кое-что узнать. Если точнее, то что именно произошло в ночь нападения.
— Чушь какая-то произошла. Толком ничего непонятно. Одни вопросы и все как у тебя. Всё что мы знаем, на уровне домыслов. Однако все мы склоняемся к самой неприятной версии. Биджу выпустили. Не знаю с какой целью, уничтожить Коноху, или натравить всю деревню на клан Учиха, или может быть убрать Минато, всё-таки при нём Старейшины и Данзо не высовывались. С этим надо разбираться, пока не стало слишком поздно.
— И мы разберёмся, — улыбается Джирайя. — Слушай план. Сейчас, ты…
(Кабинет Хокаге. Сенджу Цунаде.)
Цирк… Спектакль уродов. Один хуже другого. Дебильные Старейшины, идиотские Анбу. Старая мартышка Хирузен. Джирайя, наглая противная жаба. Иноичи этот, сопляк. Ну и Данзо. Сидит, лыбу давит, но я вижу, что он внимательно наблюдает за Джирайей. Он ждёт… А чего он ждёт? Иноичи ведёт себя более чем странно. То улыбается, то корчится от боли. На его лице, эмоции сменяют одна другую. Удивление, непонимание, веселье, страх, сочувствие, понимание. А сейчас, он просто стоит закрыв глаза и гаденько хихикает. К чему бы это?
— Кажется, Джирайя не так прост, — ехидно тянет Кохару и бросает на Сарутоби полный превосходства взгляд. — Да?
— Нет, — отрезает Хирузен. — Насколько я помню, техниками клана Яманака ты не обладаешь. Поэтому сиди молча и не делай поспешных выводов.
— Хирузен! — восклицает старуха.
— Что? Мнимая власть голову вскружила?
— Я забочусь о процветании и безопасности деревни.
— Ты, старая метёлка, — срывается Хирузен. — Не говори мне о заботе. Думаешь я не знаю, что вы с Хамурой воруете деньги. Знаю, и кормушку вам обоим перекрою. Перед уходом. О пенсии даже не мечтайте. И скажите спасибо, что проведетё остаток своих дней дома, а не в сырой тёмной камере.
— Хирузен, не горячись, — косясь на меня бормочет Митокадо. — Это слухи, мы ничего не брали. Люди, они ведь всякое болтают.
Это было специально сказано. Для меня. Сделал вид что сорвался, а сам продемонстрировал кто есть кто. Однако, Данзо он побаивается. Смотрит на него с опаской. Вот развели здесь. При Четвёртом такого безобразия не было. И Данзо не высовывался, и Старейшины не вякали. Надо брать в пример…
— Ух, всё! — пытаясь сдержать смех потирает виски Яманака. — Я закончил.
— И? — вопросительно изгибает бровь Хирузен.
— Хокаге-сама, всё в порядке. Это определённо Джирайя. Провалов в памяти нет, следов постороннего вмешательства я не нашёл. Хотя…
— Говори, — поднимает голову Данзо.
— Там очень личное. Это, конечно, странно, но к делу не относится.
— Говори! — стукнув палкой по полу повышает голос Шимура.
— Ладно, — уже не сдерживая смех, кивает Иноичи. — Джирайя… Девственник. Ха!
— По твоему это важно? — рычит Кохару.
— По моему да, — помрачнев кивает Яманака.
— И почему же? — спрашивает Митокадо. — Ну же, Иноичи, объясни нам, почему это так тебя заинтересовало?
— Джирайя пишет книги для взрослых. Очень интересные книги. Тот факт, что сочиняя такие откровенные романы, он никогда не был с женщиной, мне кажется странным. Вы довольны моим объяснением? — гневно высказывает Яманака и обращается к Хирузену. — Хокаге-сама, я свободен?
— Да, иди. Спасибо.
— Стой! Проверь его ещё раз! — кричит Кохару.
— Тебе надо ты и проверяй, — не оглядываясь ворчит Иноичи.
— Хирузен, что это?
— Заслуженное обращение, — кивает ей Сарутоби.
Джирайя, девственник. Девственник. Джирайя. Это как? Главный кобель Страны Огня, на самом деле ни с кем не был?
— Аха-ха-ха!
— Что смешного? — вставая со стула ворчит Джирайя.
— Ничего.
— Тогда я пошёл. У меня дела.
— А тебя кто-то отпускал? — явно изображая немощность встаёт Данзо.
— А меня кто-то может удержать? Чего тебе, огрызок?
— Какое хамство. Ладно, вопросы воспитания оставим на совесть твоего учителя. У меня же к тебе важный разговор. Ты пришёл, вмешался в процесс воспитания джинчурики…
— Воспитания?
— Именно воспитания, — кивает Данзо. — Джинчурики ничего не угрожало. Корень всегда присматривал за ним.
— А побои? — искренне удивляется Джирайя.
— Это должно было закалить его. Он должен был научиться, стать сильнее.
— Хм, как интересно. Ну что, проверим твою методику? — спрашивает Джирайя и просто размазывается в линию, появляется рядом с Данзо и бьёт его в живот от чего он вращаясь улетает и с грохотом пробивает спиной стену.
Анбу Корня пытаются помочь Данзо, но наши встают перед ними и не дают бросится в бой.
— Прекрати! — кричит Хирузен.
— Зачем? Мне кажется это работает! — кричит Джирайя, прыгает в пролом и за ногу притаскивает харкающего кровью Данзо. Присаживается перед ним и бьёт в лицо: — Ну как? Чувствуешь в себе силу? А? Ты, стал сильнее, Данзо? Стал? Скажи мне?
Удары сыпятся один за другим. Голова Данзо ломает доски и входит в пол. Белые как бумага Старейшины, сидят и открыв рты смотрят на избиение. Хирузен, едва заметно, но ехидно улыбается.
— А теперь… Слушай меня, мразь, — подняв Данзо над полом как зверь рычит Джирайя. — Если ты или одна из твоих шавок, приблизитесь к ребёнку… Ты у меня землю жрать будешь. Будешь плакать, к маме проситься, но это тебе не поможет. Я тебя уничтожу. Ты меня понял?
— Напав на меня, — выплёвывая выбитые зубы улыбается Данзо. — Ты напал на деревню…
— А, так значит ты считаешь деревню своей? Если ты забыл, то основали её Сенджу Хаширама и Учиха Мадара. Никакого Данзо тогда ещё не было. Много на себя берёшь, смотри, не вывезешь. Пошёл отсюда! Что бы я тебя в этом кабинете больше не видел.
С этими словами Джирайя до хруста сжимает шею Данзо и левой бьёт ему в бок. С такой силой, что Данзо не выдерживает. Лицо его искривляет гримаса ярости. Однако, после десятого удара, он начинает стонать от боли. Джирайя прекращает избиение, раскручивается и запускает Данзо в окно. Промахивается, в результате чего тело проламывает стену.
— Ну, а теперь вы, — безумно улыбаясь обращается он к Старейшинам.
Кохару, закатывает глаза и падает назад. Митокадо встаёт, пытается что-то сказать…
— Я кому-то, почему-то и за что-то, — подходя к столу говорит Джирайя.
Берёт со стола несколько бумажных папок, сворачивает их и бьёт по лицу Митокадо: — Ну как? Нравится? Сила пришла? Ты закалился? Стал сильнее? Чего молчишь? Отвечай!
— Джирайя… — закрыв голову руками стонет Старейшина. — Хватит.
Однако успокаиваться Джирайя не собирается, хватает Старейшин, подтаскивает их двери и грубо выбрасывает в коридор. Отряхнув руки возвращается и подходит к Анбу Корня. Первый получает удар в лицо и тут же вылетает из кабинета. Второй, пытается защититься, но ключевое слово здесь пытается. Потому как уже через секунду, вылетает из кабинета со сломанными руками.
— Ну, теперь можно и поговорить, — с облегчением выдыхает Хирузен. — Начнём с тебя, Цунаде. Документы практически готовы. Пара дней и ты можешь вступить в должность. К тому времени как раз кабинет восстановят. Джирайя…
— Мне нужен дом. Комната в общежитии не самое лучшее место для ребёнка.
— Что-нибудь придумаем. Нужно время.
— У нас его нет, — возражает Джирайя. — Ты сам попробуй в такой конуре пожить. Сыро, стены тонкие, соседи шумят. Воды горячей нет. В Конохе что, домов пустых не существует?
— К сожалению нет. Но… А что если вам пожить у… У Какаши?
— У меня? — указывая на себя руками спрашивает один из Анбу.
— А почему нет? Дом у тебя большой, ты там не бываешь. Решено.
— Но Хокаге-сама, я не привык к тому чтобы в доме находились посторонние.
— Так это поправимо. Научишься с людьми общаться.
— Хокаге-сама, я отказываюсь.
— Какаши, это не просьба.
— Но я…
— Приемлемо, — прекращает спор Джирайя. — Я пошёл, вещи собирать. Мы скоро будем.
Джирайя уходит, Анбу растворяются. Какаши опустив голову плетётся к выходу. Хирузен довольно улыбаясь закуривает и разваливается в кресле. Внимательно смотрит на меня, достаёт из стола бутылку.
— Я не буду. Спасибо.
— Жаль, придётся отмечать одному. Ну ладно. Цунаде, а вы хорошо смотритесь вместе.
— Ой, сенсей, не начинай. Старовата я любовь крутить. Ты лучше скажи, за что ты так с Хатаке? Он же его замучает.
— Или поможет. Сама посмотри, Джирайя изменился и теперь активно меняет других. Наруто, Шизуне, ты. Думаю, он и Какаши сможет поставить мозги на место, а то только и делает что бродит по кладбищу и вздыхает. К тому же, это вопрос безопасности. Данзо такую выходку не простит и, возможно, попытается отомстить. По этому, Какаши станет их телохранителем.
— Тогда почему его просто не убрать?
— Опасно это. У Данзо много людей. Если на него напасть, в Конохе начнётся маленькая война. К тому же, у него есть компроматы на каждого и другие рычаги влияния. Много пособников… Но, вы же с этим справитесь?
Вот обезьяна! Ладно, я тебе это припомню. Ты у меня в дом престарелых уедешь.
— Да, мы справимся. Я пойду. Пока время есть, отдохну и подумаю.
Хирузен весело улыбаясь машет рукой. Выхожу из разгромленного кабинета, перешагиваю через Старейшин, помогать которым никто не спешит и спускаюсь вниз.
Да, Джирайя изменился. Причём сильно. Но… Я ему не нужна. От чего даже обидно. Слишком сильно я привыкла к его кривляниям и подкатам. Стыдно признаться, но мне эти его глупые сопровождаемые ужимками попытки, даже нравились. Я чувствовала себя нужной, необходимой. Теперь как-то одиноко и тоскливо. Но мы же не пара. Я и он, у нас, конечно, много общего. Но чтобы перейти к чему-то серьёзному. Фу! Никогда. Кобель… Ах да. Он же… Никогда бы не подумала. Джирайя и вдруг… К чёрту. Или нет? Ну почему всё так? Он что, не мог продолжать подкатывать ко мне? Мне бы весело было. А он? Почему я думаю только о себе? Почему мне наплевать на чувства друга? Потому что! Он… Мне надо подумать.
Выхожу из здания и вижу их. Какаши, хоть и в маске, но я уверена что сейчас он кривится и закатывает глаза. И Джирайя, который рассказывает ему какую-то невероятную историю.
Ладно, сволочь. Сейчас ты получишь.
— Э, сорокалетний девственник! — громко кричу ему. — Какие планы на сегодня? Будешь хранить целомудрие?
— Ой как подколола, — наиграно сокрушается Джирайя. — Ой не могу. Куда деваться? Какаши?
— Я тут не причём, — поднимает руки Хатаке. — Не втягивайте меня в это.
Ну, недолго тебе смеяться, извращенец-девственник. Сейчас я тебя до слёз доведу.
— Какая ирония, да, Джирайя? Самый великий писатель порно романов, на самом деле женского тела не касался. Интересно почему? Ты не можешь? Мужскую силу потерял? Бедняжка. А хочешь…
— А хочешь покажу? — хихикая спрашивает Джирайя, и начинает снимать с себя штаны.
— Нет, придурок. Ты чо?
— А что? Ты же сомневаешься. Вот сейчас и увидишь. Работает как часы. Гвозди заколачивать можно.
— Джирайя! Нет! — кричу на него и закрываю глаза руками. — Перестань, люди кругом.
— А что это мы так стесняемся? Открой глаза, Цунаде.
— Нет.
— Посмотри.
— Не буду.
— Двадцать семь сантиметров.
— Хватит!
— Цунаде! Он поднимается! А-а-а-а! Что делать? Какаши, помогай! Ты куда побежал? Я что теперь делать буду! Я же не знаю что дальше! — орёт на всю улицу Джирайя, вдруг резко замолкает и шёпотом говорит. — Сенджу, он пульсирует. И горячий. Да он просто огнём горит! Потрогай!
— Нет!
Тут же меня хватают за руку и вкладывают в ладонь что-то огромное, длинное и горячее. И я понимаю что это… И от этого…
— Отстань! Ненавижу тебя! А-а-а-а-а!
Резко разворачиваюсь, срываюсь с места и бегу по улице. С разбега запрыгиваю на крышу, перепрыгиваю на другую. И так до самой окраины деревни. Сердце бешено стучит где-то в висках. От обиды и такого унизительного обращения по щекам текут слёзы.
Спрыгиваю вниз, ныряю в кусты. Сажусь на траву и пытаюсь прийти в себя. Это же надо… Это же надо охренеть до такой степени! Сунул мне в руку свой… Ах…
Понимаю, что в кулаке что-то есть. Что-то, чего там быть совсем не должно. В ужасе, подозревая совсем нехорошее вытягиваю руку, переворачиваю её. С трудом разжимаю пальцы, поворачиваю голову и смотрю на лежащую на ладони сосиску.
— Снова развёл… Снова! Вот сволочь!
Довела называется. Теперь… Он же этого не забудет. Вот я попала…