Дело близилось к вечеру, когда я с тарелкой печенья постучалась в дверь кабинета Ридриха и по привычке потянула за ручку раньше, чем получила дозволение войти.
Хотя мы с отцом вернулись пару часов назад, и по докладу слуг мой злодей был во дворце, я не пошла к нему сразу. Мне нужно было привести мысли в порядок, и я не нашла способа лучше, чем заняться готовкой. Кухарки на кухне, лишь завидев меня, тут же приготовили все необходимые ингредиенты и посуду, но при этом едва дышали от страха и вздрагивали, каждый раз, стоило мне лишь бросить на них взгляд.
Им в какой-то степени можно было посочувствовать. Наверное, они ждут-недождутся того дня, когда мы с Ридрихом, наконец, покинем Иргейс. И я, признаться честно - тоже была в нетерпении.
Я немного скучала по нашему столичному имению. И по столице. И даже по Регори.
Но все эти ненужные мысли тут же вылетели из моей головы, когда я перешагнула порог и увидела своего любимого мужчину. Что удивительно, он не был занят изучением какого-то невероятно важного отчета.
Ридрих сидел, откинувшись на спинку кресла и запрокинув голову. Его глаза были закрыты, и он настолько сильно погрузился в свои мысли, что даже не услышал, как я вошла.
Что ж… Пожалуй, он мог проявлять подобную вольность. Вряд ли нашелся бы хоть один самоубийца, который без спроса вошел бы в кабинет к сейру Абенаж. Посетитель скорее бы иссох перед порогом, дожидаясь позволения войти, чем решился бы потревожить эрцгерцога.
На какое-то время я застыла на пороге, впитывая в себя столь редкую картину. Я хотела, чтобы образ Ридриха, каждая черточка его лица, каждая клеточка тела были выжжены клеймом на обратной стороне моих век.
Если часто смотреть на что-то невероятно красивое, то красота меркнет с каждым новым разом, пока не превращается в обыденность. Но для меня это было совершенно не так. Ридрих, его внешность, запах, голос - весь он в каждую нашу встречу был для меня словно ударом обухом по голове. Так что звездочки начинали плясать перед глазами.
Он был удивительным открытием, сколько бы раз я на него не смотрела. Говорят, что можно вечно смотреть на то, как горит огонь или океан танцует приливами и отливами. Так вот, Ридрих был для меня и огнем, и океаном. Все вместе.
Продолжая его разглядывать, впитывая в себя его образ, наполняясь им до краев, я тихо пошла к мужчине, по пути оставляя тарелку с печеньем на его столе, и успела сделать еще лишь один шаг, как он вдруг поймал меня за руку и притянул к себе на колени. И не успела я опомнится, как уже оказалась в ловушке его черных глаз.
— Здравствуй, хороший мой, — прошептала я, ощущая, как ширится и растягивается внутри сердце, чтобы вместить в себя все те чувства, которые я испытывала к своему злодею.
Его рука легла мне на щеку, большой палец прошелся по скуле в мимолетной ласке, а затем мне подарили головокружительный поцелуй, от которого ослабели ноги, и если бы я не сидела у него на коленях, то точно пришлось бы искать себе опору.
Видимо все то, что касалось его самого, относилось и к его поцелуям. Потому что каждый раз, я думала, что это предел - быть лучше уже не может, и каждый раз он сносил мне крышу к чертовой матери.
— Здравствуй, — хрипло произнес он, отрываясь от меня и встречая мой взгляд.
О, Боже… Если он каждый раз так меня будет приветствовать, у меня разовьется зависимость.
Я улыбнулась и, обняв его лицо ладонями, чмокнула в кончик носа, потом в щеку, в скулу… Я целовала его везде, куда попадали мои губы. Потому что… Боги, как вообще можно было удержаться и не целовать его? Я не знала. Но если кто-нибудь узнает рецепт, сообщите мне, и я его уничтожу. Потому что такая ограничивающая мерзость не должна существовать в этом мире.
— Я нашла, — прошептала я. — Нашла, как нам призвать Бога.
Ридрих ничего не сказал в ответ. Его большой палец снова прошелся по моей скуле, а сам он молча скользил взглядом по моему лицу. И лишь спустя бесконечные минуты мужчина спросил:
— Но?
Я накрыла его ладонь своей и опустила взгляд куда-то в зону нижних пуговиц его рубашки.
— Но на это потребуется пару лет, — произнесла я едва слышно. Сглотнув, я вновь вскинула на него глаза, всматриваясь в выражение его лица. — Это ведь немного. Ты сможешь подождать еще два года?
— Ты боишься, — произнес Ридрих, разглядывая меня. — Но не хочешь этого показывать.
— Я не знаю, как влияет на тебя тьма, и… Есть ли у нас эти два года… — голос стал едва слышен. Мне самой стало жутко от произнесенных мной слов.
— Тебе не нужно об этом переживать, — произнес он. — Я не сдамся так просто.
— Правда?
Мужчина прошелся по моему лицу внимательным взглядом и кивнул.
— Правда.
— Ты понимаешь, что теперь тебе не отвертеться от своих слов? — серьезно спросила я его. — Неси ответственность.
И тогда это снова произошло. Губы Ридриха сложились в маленькую улыбку, которая метко выстрелила прямо в мое сердце и уютно свернулась на новой покоренной территории.
Серьезно, хороший мой, ты хоть понимаешь, что ты - оружие массового поражения? В моем сердце скоро не будет и крошечного кусочка, не заполненного тобой.
— Ты невероятна, — пробормотал он, вновь притягивая меня для поцелуя, но я с ним была несогласна.
— Это ты невероятен, — прошептала я ему в губы, закидывая руки на плечи и прижимаясь к нему грудью. — Мой подарок.
Но вскоре мне стало не до разговоров. Потому что то, как он целовал меня, как его язык вторгался в мой рот, устанавливая свой контроль, как его губы с безумной жадностью и голодом ласкали мои, как его горьковатый запах громил любую мысль в моей голове, действуя похлеще любого наркотика - все это не оставляло ни малейшей возможности сосредоточиться на чем-либо, кроме Ридриха.
Оторвались друг от друга мы с большим трудом. Моя грудь вздымалась и опадала от тяжелого дыхания, губы раскраснелись и опухли. И все внутри меня ныло и кричало от желания притянуть мужчину назад в свои объятья. Это было больше, чем желание, это была потребность из разряда необходимости.
И его взгляд… Благослови Господь, чтобы Ридрих смотрел на меня так почаще…
В черных омутах я читала обожание вперемешку с крышесносящим желанием такой силы, что даже устраивающие вакханалии черти смутились бы и робко прикрыли личики платочками.
Словно не в силах находиться от меня на расстоянии больше нескольких сантиметров, он подался вперед, и я ощутила его обжигающее горячее дыхание на своем лице.
— Ты с ума меня сводишь, — опасно низким голосом проговорил он, очерчивая пальцами овал моего лица и спускаясь ниже к чувствительной коже шеи. — Мой контроль летит в бездну.
Его руки сместились мне на талию и стиснули почти до боли, до безумия приятной боли, так что с губ сорвался стон, и он тут же поймал его своим ртом, а затем сместился дорожкой поцелуев к челюсти. И я снова почти потерялась во всех этих ощущениях, как вдруг разум воскрес из мертвых и выдал: «Контроль?! Какой еще контроль?! Долой его!».
И правда… Какой к черту, контроль, Ридрих… Если ты все еще думал о контроле, значит, я что-то делала не так. И эту оплошность нужно было срочно исправлять. Срочно!
Обняв его за шею и подавшись вперед, я выдохнула прямо ему в ухо:
— Сделай меня своей.
Бах.
Ураган Катрин или извержение Везувия не сравнятся по своей разрушительной силе с тем, как темная аура вдруг хлынула от Ридриха во все стороны. Я не успела ничего понять, а уже в следующее мгновение оказалась прижата к стене, встречаясь с кромешно-черными глазами мужчины.
Его пальцы подцепили мой подбородок, заставляя смотреть исключительно на него. И скажу я честно, настало то самое время для учащенного дыхания и плотно сведенных коленочек, потому что видеть Ридриха таким - стоящим на самом краю безумия было нечто наркотика, что вызывает привыкание после после первого употребления.
Я забыла, как дышать. Серьезно. Воздух застрял где-то между легкими и гортанью. А мой злодей, словно и не ведая, что со мной творил одним своим видом, склонился к моему лицу и угрожающе низко спросил, не отрывая от меня взгляда:
— И кто научил тебя такому, Азалия?
Ох…
Ну, как тебе сказать…
— Ты, — прошептала я ему в губы с улыбкой. — Ты учишь быть меня такой. Желанной. Для тебя.
И перехватывая инициативу в свои руки, я прильнула к нему и коснулась губами уголка его рта.
— Я только твоя, — прошептала я. — И ты только мо…
Но окончание предложение потонуло в стоне, сорвавшемся с губ, когда он овладел моим ртом. Это было чистое безумие. Ридрих был чистым безумием. Его губы и руки были везде, обжигая мою кожу прикосновениями и заставляя плавиться под его пальцами. А мне все было мало. Я отчаянно цеплялась за него, царапая его спину и прижимаясь к нему так тесно, словно могла стать с ним единым целым.
Мои пальцы лихорадочно расстегивали пуговицы на его рубашках, путаясь в петлях, а он просто к чертям разорвал мой корсет, и вдруг…
Вдруг он остановился.
Я сглотнула, не понимая, в чем дело, потянулась к нему, но… Ридрих оттолкнул меня от себя и буквально отлетел к противоположной стене, упираясь руками о деревянные панели и тяжело дыша.
Так. Так… Это еще что за фокусы?
Заведенная до предела, возбужденная и сбитая с толку, я подобрала лиф платья и прижала его к груди. Но не успела я и рта раскрыть, как меня вдруг парализовал страх.
Это было нечто, что я никогда не испытывала. Тот раз в таверне был цветочками по сравнению с тем, что я испытывала сейчас. Тогда у меня были силы на то, чтобы сбежать. Сейчас каждая клеточка моего тела была скована липкой паутиной ужаса, и даже вознамерься я уйти, то просто не смогла бы.
Тело не слушалось. Я могла лишь наблюдать за тем, как густая, темная аура, черными тучами окружала Ридриха, который, сцепив зубы, сражался с подступающей изнутри тьмой.
О, Боже… Какая же я дура! Вот, почему он сдерживался! Ну, конечно! Распаляя его желание, я неплохо подкормила «темную» его часть. И теперь… Теперь она хотела меня убить.
Господи-ты-боже-мой…
Мое сердце рвалось на части, пока я, одеревенев от ужаса, наблюдала за мучительной борьбой Ридриха с самим собой. И как бы отвратительно мне не было от осознания этого, но лучшее, что я сейчас могла сделать, это уйти.
Именно так велел мне поступить разум, однако…
Ноги просто не слушались. И сердце тоже отказывалось внемлить голову рассудка. Я же Святая, черт бы вас всех побрал. Почему я могла вылечить гангрену, но не могла помочь любимому человеку? Что если сила света поможет утихомирить тьму? Разве не так это должно работать?
Не прощу себе, если хотя бы не попробую.
Вновь и вновь преодолевая первобытный страх и пинками выталкивая его из тела, я обратилась к источнику силы в середине груди, но едва я коснулась его, намереваясь направить поток света в сторону Ридриха, как вдруг…
— Убирайся, — жестко приказал он, и панельная стена пошла трещинами.
Бам-с.
Я дернулась.
— Убирайся сейчас же, Азалия! Иначе завтра отправишься в империю! — процедил мужчина.
Его слова ощущались, как плевок в душу.
Я знала, что с ним творится. Знала.
В нем боролись тьма и свет. И когда первая одерживала вверх, это становилось опасно, ведь ей нужна была моя смерть. Я все это понимала, но на душе все равно стало паршиво.
Это было глупо и абсурдно. Ридрих лишь пытался защитить меня. Но чувства именно такие. Глупые и абсурдные.
Я вылетела из его кабинета, словно за мной по пятам гнался пожар. Коридоры и лестницы слились для меня в единую картину, и опомнилась я лишь тогда, когда оказалась в своей комнате.
— Святая Азалия! Что с вами?! — охнула Несси, тут же подлетая ко мне.
Я сглотнула и уставилась на узор паркета на полу.
— Все в порядке… — пробормотали мои губы.
— Ваша одежда! Боже!
Разве почти не теми же самыми словами он отослал меня после таинства? Он не хотел меня ранить. Не хотел, чтобы мне было больно. Он лишь хотел меня уберечь, но… Разве обязательно прогонять меня, как какую-то шавку?
Нет. Так не пойдет.
Я медленно выдохнула и вскинула подбородок.
— Набери мне ванну, Несси, — приказала я.
Старая горничная бросила на меня обеспокоенный взгляд, я же подошла к зеркалу, разглядывая укусы и алые отметины на коже. Сглотнула и провела пальцами по коже.
Он мог сказать: «Убирайся», слуге или своему подчиненному. Но не мне. И если он сам это еще не понял, то придется ему объяснить. Определенным способом.