Глава 20

— Мне нужны карты, резиновый утёнок и три козла.

— Позволь спросить, зачем тебе карты?

— Перемешивать, для спокойствия.

— Больше вопросов нет. — Фикус записал мой наказы на листочек и вышел из комнаты.

Мы находились в трактире Гусь. Чтобы вновь здесь поселится, нам пришлось вернуть ушлому владельцу заведения одолженные ложки и отплатить обиженному полицейскому славным поддельным рублём.

День обещал быть просто замечательным — стояло дивное утро, на небе не было ни облачка, а под окном с переливами щебетали пичужки... В дверь постучались. Это был явный признак того, что кто-то очень хочет нарушить мой покой.

— Занято!

Сие остроумное утверждение, насылающее на мысль об общественном туалете, не угомонило стучащего незнакомца: наоборот, оно его раззадорило и он начал бить в дверь с удвоенной силой.

— Знайте, это не барабан, а дверь! И за ней сидят и пьют чай... С баранками!

Неизвестный негодник не перестал стучать по двери. Это вызвало у меня чувство праведного негодования.

Я встал, поправил украденный халат (второй), подошёл к двери и резко раскрыл её. Ненавистный источник шума не удержал равновесие и свалился на половицы. Я его узнал.

— Свинья! Пришёл вернуть долг?

Молодой человек встал, отряхнулся и взглянул мне прямо в глаза.

— Я — банкрот, и отец выгнал меня из дома!

— Поздравляю. Обмойте на досуге... — я попытался закрыть дверь, но шулер не дал мне этого делать.

— Представляете, мой бывший подель... Друг решил, что мы больше с ним не дружим, и выписал на меня гончий лист. Теперь полиция ищет меня по всему городу.

— Завидую. Такое внимание власть имущих — редкость. Наверное, вы в чём-то порадовали господа или его жену. Или любовницу. Или две любовницы. Или...

— Хватит ёрничать! — юноша покраснел. — Я прекрасно знаю, что поступил подло, но и вы ничем не лучше: обдурили меня и выманили последние деньги!

— Они сами вылезли из вашего шулерского кармана, и мне даже не понадобилось их выманивать. Научили бы ваши деньги не раскрываться перед незнакомцами, я бы их и не взял.

Габдулин схватился за голову.

— Вы не понимаете, теперь я без гроша в кармане и вне закона! И всё из-за вас и вашей треклятой магии!

Я изобразил вид оскорблённого честного человека. Да, я так умею. Всем советую.

— Я выиграл честно, а получил — хохлому и труселя. По идее, это я должен просить у вас денег, но я так не делаю: у меня есть чувство собственного достоинства. Желаю заиметь его и вам. Прощайте...

— Стойте! — надоедливый негодяй просунул ботинок в дверной проём, и я знатно прищемил его ногу дверью. Парень заревел. — Ах, бляха, как больно!!!

Юноша свалился на пол, и мне не осталось ничего иного, кроме как поругаться и закрыть дверь прямо перед его носом... Только по прошествии минуты я понял, что так и не спросил, зачем же он пришёл.

Впрочем, судьба дала мне второй шанс: как только я вернулся к чаепитию, в дверь постучали снова. На этот раз — более тихо, правда, всё же явно достаточно, чтобы вывести меня из себя.

Я ругнулся, направился к двери и раскрыл её настежь. Лоренц Гелен повалился на половицы с сломанным носом.

— И чего тебе здесь надо, любитель заключать устные, никому не нужные договоры? Следишь за исполнением?

Иностранец хмыкнул.

— Не поможете встать?

Я протянул торговцу руку и поднял его с пола. Мужчина поправил опухший нос и загундосил:

— Да, вы оказались правы, я и вправду слежу за исполнением возложенных на вас обязанностей... И пока не вижу, что вы работаете в паре с графиней... — Лоренц выглянул у меня из-за спины и посмотрел на расположившиеся на столе плюшки. — И что вы вообще работаете...

— У меня есть неделя, так?

— Так. — был вынужден согласиться Гелен.

— И никто не заставлял меня работать в паре, верно?

— Верно. — торговец вздохнул.

— И что это значит? М-м? Не просветите? Вы же такой умный.

— Вы работаете один, и тогда, когда вам захочется...

— Верно. Можете, когда хотите. — я вернулся к чаепитию. — Не волнуйтесь, я выполню свою часть договора.

— Не сомневаюсь. — сухо ответил Лоренц и затем скрылся в коридоре, не закрыв двери.

Я взялся за рогалик и лениво побрёл к дверному проёму, как тут из него неожиданно выскочил всё тот же Гелен.

— Вы ещё не ушли? — грозно спросил я, покусывая сладость.

— Просто решил кое-что добавить. Так, на всякий случай: жену Разумовского найти будет крайне непросто. К тому же, ваш подруга уже идёт за ней по пятам...

— Она мне не подруга. — рассерженно сказал я. — У нас с ней ничего. Общего. Вам ясно?

— Яснее ясного. — иностранец улыбнулся, оставив меня гадать, что означала его улыбка — понимание, или насмешку?

Запереть дверь на семь замков мне не дали: в коридор вернулся юный искатель приключений. В этот раз — с корзинкой сладкого.

— Прошу, дайте мне пожить с вами! — юноша упал на колени. — Я очень хозяйственный и умный и вполне могу стать вашей правой рукой!

Из второй комнаты показалась длань дьявола. При виде Габдулина она с любопытством замяла пальцы.

— Как видишь, у меня уже есть правая рука. И вторая мне не к чему... — мальчишка обхватил мои ноги и зарылся в них, как в мягкие перины.

— Смилуйтесь, мастер! Только вы можете научить меня обманывать по-крупному и выжить в этом безумном мире!

— Так ты пришёл за уроками? — я задумчиво взялся за подбородок. — Понимаешь ли ты, о чём просишь? У меня ещё никогда не было ученика, да и учить — не мой конёк. К тому же, я Герган Великолепный, а не Герган мудрый...

Мальчишка не отпускал моих ног. Его упрямство было просто поразительным.

В коридоре показались чёрный Богдан и Микола. Как всегда — пьяные. Завидев злостного нарушителя субординации, они бросились на него и скрутили в морской узел. Габдулин не издал ни звука и лишь под конец, когда у него хрустнула рука, позволил себе немного поорать и заплакать.

— Господин, что с ним сделать? Отрезать голову? Намазать мёдом и засунуть в муравейник? Может, порвать гузно?

На последнем предложении сын купца лишился сознания, и Миколе пришлось удерживать его ватное тело своими медвежьими лапами.

— Нет, Богдан, сегодня мы ничьё гузно не трогаем.

Усач вздохнул.

— Опять...

— Но!

И просиял.

— Этот юноша решил, что достоин стать моим учеником. Как понимаете, это не прощается.

— Не прощается! — сказали бандиты разом и тут же с согласием замахали головами.

— А это значит, что вы должны провести испытание и проверить его!

Супостаты перестали кивать.

— Чего? Атаман, но ведь он ободрал нас до нитки!

Услышав знакомые речи, юноша проснулся и на автомате выкрикнул:

— Это карты! Кому везёт — кому нет! — только после сказанного Габдулин разлепил очи и огляделся по сторонам. Увиденное повергло его в ужас.

— Стойте! Отпустите меня! — мальчишка задёргался, как уж на вертеле.

— Ты хотел стать моим учеником, верно? — я сковал хитреца невидимой нитью, и он стал послушный, как ягнёнок. — А это означает лишь одно — испытание!

— Да!! — согласились разбойники и, выкинув купца, начали мне хлопать.

«Дилетанты...»

Затрещали ставни. В окно пролезла голова Фикуса.

— А что вы тут делаете... Ой! Это ж тот! Ну, этот! — малыш подавился невысказанным словом. — Герган, давай я его съем!

Бедолага, связанный невидимой нитью, задрожал. Мне стало его даже немного жаль.

— Нет, Фикус, вы проверите этого парня на способность стать моим учеником.

Обжора перестал облизываться.

— Ась?

— Бери его с разбойниками в охапку и валите. Испытывайте, как хотите, но чтобы к вечеру он был готов!

— Готов к чему?

— Должно быть, к поеданию бубликов и пряников... — мы разом обернулись к Миколе. Здоровяк неловко хмыкнул и пояснил: — Ну, вы, стало быть, последнее время только кушаете, из чего я сделал разумный вывод, что вы будете учить юного обманщика, как правильно кушать. Я не прав?

— Не очень. — был вынужден признать я, хотя общая логика рассуждения мне крайне понравилась. — Я буду учить его, как быть мужчиной: завязывать галстук, бриться и мыться.

Юношу это утверждение в восторг не привело.

— Погодите, я думал, вы будете обучать меня игре в карты!

— Глупости, игра в карты не стоит нашего с тобой времени. Мы должны задуматься о вечном — интимных отношениях, курении травы и поддержании спортивной формы.

— Разве, это вечное? — Фикус нахмурился.

— А что можно назвать вечным? Стремление стать лучшей версией себя? Эта утопия, Фикус, и мой ученик не будет ей следовать.

— Но я ещё не ваш ученик! — радостно воскликнул Габдулин, пытаясь перекусить невидимую нитку.

— Но станешь! — обрадовал я юное дарование и приказал ребятам вынести его из комнаты.

Наказ был исполнен, и вскоре я остался совершенно один. Это означало, что никто не мог мне помешать — я спрятал сладкое и, надев новые тряпки, вышел на охоту за женой Разумовского.

Не то что бы я и вправду охотился — нюха у меня отродясь не было, а выжидать десять часов в засаде я никогда не мог: охотой я гордо именовал поиски пропавшего из виду человека.

«Если Разумовский был женат, то мне следует поискать информацию о его прошлом. Где можно найти информацию о прошлом человека?.. Конечно, в банке!»

За этим я и направился к славному сударю Ватичелли, моему лучшему другу и по совместительству — гному. Его банк находился в центре города, прямо за Тверской улицей. Он представлял собой огромную каменную глыбу с маленькими, будто бы прорезными окошками, из которых шёл тихий свет. Вход в банк венчали огромные, в два человеческих роста ворота из неизвестного металла. По разные стороны от ворот стояли двое крепких охранников — как водится, тоже гномов. Они сложили руки на груди и внимательно глядели на каждого мимо проходящего, и в особенности, если этот проходимец намеревался зайти в их банк.

Меня остановили на первой же ступеньке.

— Стойте, сударь, это банк — для аристократов и уважаемых купцов. Просим вас покинуть территорию.

Я понятливо хмыкнул.

— Мне нужен именно этот банк. У меня дело к вашему хозяину, сударю Ватичелли.

Гномы мне не поверили и попросили удалиться повторно. Тогда я щёлкнул пальцами, и с их доспехов слетели защитные амулеты третьего уровня, защищающие от аналогичных атакующих заклинаний. Бородачи пораскрывали рты.

— И что мне с вами делать?

— Охра... — я схватил крикуна за горло возникшей из пустоты фиолетовой рукой и прижал его к воротам. Второй охранник попытался убежать вглубь банка, но был схвачен ещё на пороге — я связал его невидимой нитью и перенёс в стог сена, стоящий рядом с конюшней. Стрелков в бойницах на втором этаже я предварительно усыпил.

«Вполне ожидаемо, что эти зажравшиеся карлики не захотят пустить на порог якобы уважаемого дома какого-то проходимца. Но что поделать — мне не захотелось являться в банк в украшениях — с ними на меня напали»

Я вошёл в банк. Внутреннее убранство показалось мне вполне соответствующим заявленному Ватичелли статусу: вплотную к стенам прилегали мягкие, выделанные из кожи диваны, на поул лежал выразительный, с прожилками мрамор, стены были увешаны нейтральными, богато выполненными картинами, в которых проглядывалось мастерство художников, а по углам расположились небольшие садики с вечно цветущими растениями.

На первом этаже почти не было дверей, да и самих коридоров было немного — раз-два и обчёлся. Наверняка, основная сумма денег хранилась не в этом здании.

Я присел на один из свободных диванов и поинтересовался у соседа о том, где мне модно отыскать Ватичелли. Замученный справками и документами мужчина указал мне на второй этаж, перед этим предупредив: «Сударь Ватичелли никого обычно не принимает, а если и принимает, то запутывает ещё больше. Выудить деньги из его банка почти так же сложно, как освободиться из лап инквизиции».

Я предпочёл не спорить со скептиком и поднялся на второй этаж. Очередь на нём была изрядная, я бы даже сказал — слишком.

Не имея такой дурной привычки как следование общепринятым нормам и ожиданиям, я притворился слепым и внаглую побрёл к нужному мне кабинету. Выходило очень славно — я мастерски натыкался на людей и сбивал их с ног. Правда, одному благородному мужчине, в соболиной шубе, это не очень понравилось, поэтому он схватил меня за халат и начал ожесточённо трясти, приговаривая: «А ну, в конец очереди, холоп! Перед тобой сам Князь Питербургск-ой!».

У меня не было никакого желания спорить, поэтому я признал титул уважаемого человека и, как и все слепые — свернул ему руку.

— Проклятье! Мои пальцы, ах, мои пальцы! — актёришка свалился на пол и начал во всю махать искривлённой ручкой. Люди вокруг нас расступились, и проход к кабинету оказался открытым. Я единым махом покрыл многометровое расстояние и оказался у двери Ватичелли.

— Стойте, ирод! Я уже жду три дня!

— Вы не имеете права!

— Свинья!

— Иуда!

Я посчитал, что мы обмениваемся оскорблениями, и в свою очередь прокричал:

— Уроды! Негодяи! Воры! — после чего настежь отворил дверь раздора и праздно вошёл в кабинет.

За столом из слоновой кости и морёного дуба сидел всеми почитаемый банкир. Напротив него восседал грузный старик с кипой бумажек.

— Вы задержались. — я стащил нерадивого посетителя со стула и под осудительные охи толпы выкинул его за пределы кабинета. Богач распластался на паркете и тихо застонал.

Ватичелли потерял дар речи и вцепился в своё матово-бежевое кресло. Он почти не дышал — словно боялся навлечь на себя гнев Богов.

— Ах, забыл! — я забрал многочисленные бумаги и выкинул их куда-то в коридор — авось, тот толстяк их когда-нибудь соберёт. После этого я любезно прикрыл за собой дверь и аккуратно присел на освободившееся место.

— Здраствуйте.

Гном сглотнул подступивший к горлу ком и прощебетал — дрожащим, заунывным голосом:

— Это... Это... Это был генерал-майор...

Я поспешил его успокоить:

— Нет, это обычный старый брюзга в растянутой одежде. Вы, должно быть, приняли его не за того.

Ватичелли смиренно закивал, прикрываясь какими-то бланками.

— Да-да, не за того, не за того... Простите меня за всё! — и, вдруг, зарыдал...

Я не знал, что делать, поэтому достал из кармана гнома платочек, и всучил эту ткань ему же в руки. Бедолага смачно высморкался и, не помня себя от горя, принялся свистеть, хрюкать и молить о прощении.

Я поспешил уверить господина гнома, что пришёл сугубо по деловому вопросу, но он ещё долго продолжал хныкать и не верить мне, и лишь моё благородное поведение убедило его в обратном: я заварил чай с помощью огня на пальцах и развёл в камине огонь с помощью молний, чтобы нам было тепло.

— Итак, сударь Ватичелли: мне нужна информация.

— Всё, что угодно! — хозяин банка склонился в уважительном поклоне. Правда вот, сквозь треск поленьев из камина я всё же расслышал, как он после этого пробурчал под нос что-то на подобии: «Треклятый сукин сын».

Левитирующий чайник над моим указательным пальцем засвистел, и я приказал ему разлить нам двоим по кружечке чаю.

— Вы знаете Разумовского?

Бородая кукла задумалась.

— Пожалуй. А вам нужно что-то конкретное? — и, подув на чай, разом выхлебала полкружки. Наверное, от нервов.

— Кто этот граф такой? И его дружок, Лоренц.

— Насчёт Лоренца не знаю, я о нём раньше никогда не слышал... Но вот про Разумовского могу рассказать, если вам интересно.

— Валяй.

И тут сударь Ватичелли поведал мне красочную историю милой любви и великого позора...

Загрузка...