Я умер и переродился шаманом-травокуром

Глава 21

Мой нос опустился до недопустимых значений. История, рассказанная достопочтенным банкиром, поставила меня в неловкое положение, если быть конкретным — неудачника. Ни разу в своей жизни я не воскрешал мёртвых людей, чтобы с ними поболтать, и вовсе не потому, что этика — моё второе имя, а единственного оттого, что за некромантию в империи любезно давали снятие кожи, варение в кипятке и, на сладкое — колесование. Данный вид магии являлся столь запретным, что даже думать о нём казалось мне одним из самых тяжких грехов.

— Сударь Ватичелли?

— Да-да? — гном изобразил на своём дурном лизоблюдском лице выражением полнейшего участия.

— Как у вас обстоят дела с некромантами?

Зрачки банкира подозрительно расширились, а верхние веки поднялись так, что стала видна так называемая склера. Чтобы не дай бог не вымолвить хоть слово, гном сомкнул челюсть и с вызовом уставился на мой персидский халат, видимо, всё же боясь смотреть мне прямо в глаза.

— Я так понимаю, отношение к некромантам у вас, как и у меня — резко негативное...

Банкир скривился, как от зубной боли, и крайне активно закивал, чуть не сломав себе шею. Я начал догадываться, что Лоренц — подлый жулик, подсунувший мне невыполнимое задание. Чтобы в этом убедиться, мне пришлось задать разбитому хозяину кабинета ещё один вопрос:

— Если вы что-то скажете, вас накажут? Так?

Молчаливый герой моих мечтаний выразительно хрюкнул.

— Понятно... А всё же, есть хоть кто-то, кто может свести меня с некромантами? Ну, вдруг у вас есть тётя, дядя...

Гном затрясся.

— ...Дядя тёти.

Банкир спрятался под стол и закрыл уши руками. Я пожелал ему здоровья и, оставив на прощание одно из украденных золотых колец, завалявшееся у меня в кармане, двинул обратно. На выходе из кабинета меня встретила стража в скромном количестве десяти человек. Они выставили арбалеты и направили их прямо мне в грудину.

— В чём проблема, господа?

Вместо ответа бессовестные карлики выпустили в меня по болту каждый. Арбалетные стрелы отскочили от моего кинетического щита и рассыпались по всему коридору.

— Это маг! Давай сеть!

— Ась?

Поперёк коридора вырос синий энергетический щит, оградивший посетителей банка и арбалетчиков от моей безобидной персоны. За этим ограждением бандиты стали готовить против меня магические наконечники, пробивающие почти любые щиты с одинарным и двойным плетением любого уровня, даже с приставкой сверх, магические доспехи, защищающие от основного боевого заклинания — огненного шара, а также колдовские, ограничивающие магию кандалы из специального сплава.

Я пожал плечами и, подняв кулак к небу, выстрелил огромным колдовским молотом в потолок. Раздалось мощное «тар-тара-бах», и каменные глыбы вылетели из веками насиженных мест, разбросались по всему третьему этажу и кое-где, судя по звукам, даже пробили стены кабинетов и влетели в уважаемых клерков.

Я не слышал, что происходит за синим энергетическим щитом, но догадывался, что представление очень понравилось моим тюремщикам: ребята активно замахали руками, начали весело кричать и хлопать друг дружку по спине. Некоторые из них, видимо, о чём-то догадавшись, смылись на третий этаж.

Помахав зрителям на прощание, я взлетел на третий этаж... И чуть не получил магический наконечник в лоб. Какой-то ловкач добрался до коридора первым и, присев, как и полагается — в позицию для стрельбы, вмазал по мне первоуровневым болтом.

Благо, у меня всегда была превосходная реакция, и даже тело Юры не смогло её испортить: я увильнул от стрелки и, вытянув руку на несколько метров с помощью магии крови, схватил бородатого негодяя алой полужидкой клешнёй. Стрелок заревел и принялся усиленно болтать ножками. Я выбросил его на приятелей, оказавшихся на лестничной клетке, а сам применил молото-бойные чары во второй раз и вновь пробил потолок. На этот раз — вместе с чердаком и крышей. Через дыру было видно голубое небо. Туда я и направился.

Вылетев, мне приспичило где-нибудь покушать, и я поплыл на рынок, для сохранности прикрывшись иллюзорным облачком.

***

— Итак, сержант Габдулин, что значит быть мужчиной?

— Курить траву и отжиматься до потери пульса!

— Громче!

— Курить траву и отжиматься до потери пульса!!

— Ещё громче!

— КУРИТЬ ТРАВУ И ОТЖИМАТЬСЯ ДО ПОТЕРИ ПУЛЬСА!!!

— Ну, не так же громко...

***

Вернувшись домой, я застал моих сожителей за крайне странным занятием — курением травы. Они использовали почти все мои папироски, оставив самому хозяину — то бишь, мне, только самые горькие.

— Что вы тут делаете, уроды?

От моего неожиданного появления Фикус подавился дымом и жутко закашлял. Чёрный Богдан и Микола стали активно махать мухобойками, пытаясь разогнать дым. Мой славный ученик лежал в полном кумаре.

— Что вы ему дали?

— Дык, травы. — разбойники пожали плечами. — Вы ж сами сказали...

— Я наказал подготовить его к обучению, а не прокурить моими смесями! — тяжело вздохнув, я оскорблённым широким шагом добрался до юноши и принялся вдохновенно бить его по щекам. — Вставай, неудачник!

Негодяй и не думал о том, чтобы подняться и поцеловать любимому мастеру руку.

— Подымайся, скотина, мне нужно твоё Российско-имперское мнение! — я взял мальчишку за нос и заблокировал ему доступ к воздуху. Когда он перестал дышать и широко раскрыл рот, я засунул в него отрезвляющий шарик с магическим льдом и сомкнул ему челюсти. Юноша ужасно дёрнулся и начал гудеть, как ненормальный. Благо — рот закрыт.

Чёрный Богдан достал блокнотик и начал что-то записывать. По-видимому, схватывал науку.

Прошло пару минут, но мои действия не оказали на юношу никакого эффекта — он только заплакал и замёрз. Пришлось растворить шарик и дать ему чаю. Пока же негодник приходил в себя, я допросил разбойников и Фикуса на предмет некромантии.

Как ни странно, демон ничего не смог толком мне рассказать: дескать, его только вызывали на землю, но сам он, что весьма удивительно, никогда такими гадостями не промышлял. И как я его не допрашивал, обжора так и не признался. Из нашего диалога я сделал неутешительный вывод — демон и вправду ничего такого не знает.

Микола и Богдан порадовали меня несколько больше, но всё же без особого успеха: ребята знали, что существуют такая гнилая во всех смыслах профессия — некромант, но где с ним завести знакомство и уж, тем более, как заставить его поработать, они не знали.

Пришлось дождаться Габдулина. Молодой человек кое-как восстановил голосовые связки и, не преминув пожаловаться на мои суровые средневековые методы воспитания, упомянул, что знает некого парня, который знает другого парня, что уже водит дружбу с парнем, который общается с некромантом. Меня этот круговорот парней в природе привёл в знатный ленивый шок, но поделать я ничего так и не сумел: другого варианта попросту не было...

В ту же ночь мы вместе с юношей ушли вглубь Москвы и оставили Фикуса за старшего. Габдулин вёл меня дворами, по совершенно неясной траектории, и я постепенно сроднился с мыслью, что в случае потери моего проводника мне придётся возвращаться домой по небу.

— Учитель?

— Да?

— А вы помните, как меня зовут?

«Точно... Совсем забыл, что учеников нужно звать по имени, а не „Эй, ты, соплежуй!“. Но признаваться уже поздно...»

— Я и так знаю, как тебя зовут.

Шулер врезался в чей-то забор и умудрился перепугать собак. Поднялся жуткий лай.

— Правда? И как? — подлец остановился посреди дороги и стал ждать моего ответа с полной уверенностью в том, что имени его я, конечно же, не помню.

— Хм... Хм... Угм... Сергей. — я посмотрел на юношу исподлобья.

Юный талант с удивлением принял мой ответ и повёл нас далее. Вскоре мы подошли к какой-то халупе — одноэтажной, с пристройками, в которых копошились крысы и, в меньшем количестве — аппетитные свинки.

Близ дома также стоял огород. На нём росла капуста и прочие, неизвестные мне диковинные овощи и фрукты.

— Сергей, что это?

Парень посмотрел, что лежит в моей руке, и с усмешкой ответил:

— Редиска.

Я попробовал аппетитную розовую сладость на вкус и тут же выплюнул её за забор к соседям.

— Отрава...

Юноша хмыкнул. Я окинул его строгим учительским взглядом, и тогда наглец сразу же стушевался и понуро поднялся на крыльцо. Выглядело оно неважно — пошатывающееся, в старой краске и, что уж греха таить — гнилое.

— А это точно некроманты? Может, ты случайно спутал их с обычными копателями могил?

— Терпение! — сказал Сергей и поднял руки в миролюбивом жесте. — Вы не разочаруетесь...

Следом за этим юный шулер тихонько постучал по двери и встал напротив дверного проёма. Я пристроился к нему.

В двери внезапно появилась щёлка, сквозь которую смутно проглядывался человеческий уставший глаз. Он с неохотой осмотрел крыльцо, пару раз поморгал, должно быть, запечатляя наш славный вид на память, а затем отлип от щёлки и изсчез из виду.

Забренчал замок. Бренчал он, конечно же, на струнах моей нетерпеливой души, желающей поскорее войти в дом.

Больше всего во всём этом бесславном ожидании меня удивила та длительность, с которой хозяин внимательного глаза отпирал дверь — он так скурпулёзно и долго щёлкал замками, что впору было подумать, будто их там привинтили с целый десяток...

Дверь распахнулась, чуть не задев Габдулина своим краем. На ней, как и положено всяким порядочным дверям некромантов, висел десяток замков. Из дверного проёма на нас уставился арбалет.

— Кто такие, черти?

Я скривился и махнул рукой. Арбалет свернуло в трубу, а его хозяина перекосило от жутких мышечных спазмов, и он шмякнулся на половицы.

— Мы к некромантам. — я переступил бессовестного хама и столкнулся с... Морскими волнами? Чего? Какого ***!