Я знаю все твои мысли

Время на исходе

Наступили настоящие холода. В следующий после родительского дня четверг Гидеон с Николасом идут на спортивную площадку, и утренний холод, поднимаясь от окаменевшей земли, морозит им ноги. Светлеет медленно. Серый туман поднимается от земли и упрямо зависает на верхушках деревьев.

Гид бежит и думает о Молли. На этой неделе они перебросились парой слов, но всегда по делу, и она была сдержанна.

— Черт, — выдыхает он, схватившись за бок, который резануло от боли.

— Продолжай бежать, и все пройдет, — говорит Николас и набирает скорость.

Гид сильнее хватается за бок, скрючившись от боли.

— Издеваешься? — говорит он, но умудряется переставлять ноги. Что поразительно, Молли вела себя сдержанно, но не холодно — чем не повод извиниться? Даже на репетициях она сказала, что у нее простуда на губе, поэтому она не может целоваться. Простуда у нее правда вскочила. Хотя, может, она нарисовала ее сценическим гримом, думает Гид. Он замедляет бег. Ему не хочется бежать, а хочется поразмыслить о том, как… как…

Он даже не знает, как завершить эту фразу. «Как выиграть пари»? Или «как задобрить Молли после то- го, как он бросил ее на лестнице, чтобы поговорить с Пилар?»

— Не останавливайся, — приказывает Николас. — Обещаю, тебе станет лучше.

Постепенно боль утихает, потом проходит совсем. Они переходят на разминочную ходьбу, и Гид смотрит через поле на шоссе, идущее через лес к нижнему краю спортивной площадки. Из тумана появляется двухдверный спортивный автомобиль начала 1970-х — белый, с покрышками с голубой каймой. Гид видел эту машину на вечеринке, на подъездной дорожке. Она останавливается, открывается пассажирская дверь, и оттуда выпрыгивает Пилар.

Это машина Денниса.

На ней голубой спортивный костюм с розовой отделкой. Гиду нравится, когда Пилар носит спортивные костюмы. На голове два хвостика. Гиду кажется, что эту прическу изобрела она. Жаль, что я не могу сказать ему, что это не так: ведь тогда он уже не будет очарован ею до глубины души. Но некоторые вещи все-таки лучше узнавать самому.

— Думай о Пилар как о боли в боку, — приходит на помощь Николас. — Не останавливайся, беги дальше.

Ну почему я до этого не додумалась?

Машина быстро разворачивается, трижды скрипнув тормозами, и уносится прочь. Пилар поднимается по лесистому холму за общежитием «Уайт», проскальзывает меж деревьев и исчезает из виду.

Гид посылает ей телепатическое сообщение через утренний туман: я всегда буду любить тебя. Далеко ты или близко — всегда. Ему это не кажется сентиментальным, ему не стыдно и даже не грустно. Это ощущение… как сказал бы Николас, он чувствует, как в него проникает вселенская истина.

Ну и что, что он не может извиниться перед Молли. Ничего страшного. Все равно он еще успеет переспать с ней до назначенного срока и выиграть пари. Это единственное, что имеет значение, так? Он все время вспоминает ту пустую ступеньку. Что, если он действительно нравится ей? Что, если он ее обидит? Или уже обидел?

И не глупо ли думать, что у него все получится? Позднее он заходит в комнату для писем и видит Молли. Она бледна и хмурится, глаза потемнели. Она во мне разочарована, думает Гид. Из-за меня эти губы больше не улыбаются.

Ему кажется, что он испытывает лишь угрызения совести, но я-то знаю, что вместе с тем ему приятно это видеть. Он имеет над ней власть. С этими эмоциями трудно совладать. И это вовсе не злорадство. Просто… просто если тебя вырастил такой скупой на эмоции отец, невольно будешь гордиться своим умением чувствовать.

— Извини, — выпаливает Гид, не успев сообразить, что же он такое говорит. — Я… не надо было мне сбегать от тебя, чтобы поговорить с Пилар. Это было не- красиво. — Он так стремительно и с таким искренним чувством приближается к ней, что ему кажется, будто он парит.

Молли… мне не хочется ее обижать, но порой у нее такой вид, будто ей тридцать. Она выглядит совсем взрослой.

— Я удивлена, что ты решил извиниться, — говорит она.

Гид понимает, что в этой ситуации нужно действовать осторожно. Потому что дело не просто в том, что он оставил одну девочку, чтобы поговорить с другой. Ведь Молли наверняка осознает, что Пилар Бенитес- Джонс не просто какая-то там «обычная девочка». И он не хочет, чтобы его извинения заставили Молли почувствовать себя обычной.

— Я рада, что ты хоть что-то мне сказал, — говорит Молли. У нее низкий, грудной голос, от которого Гида словно пронизывает электротоком.

Это ощущение похоже на алкогольное опьянение, на укол адреналина.

— Так, значит… — осторожно заговаривает Гид. Ему не хочется спрашивать: «Ты на меня сердишься?» Ведь это бы значило, что Молли слабая, что она…

Она стоит так, что ее глаза на одном уровне с его почтовым ящиком. Ее пальчик касается стеклянной перегородки.

— Кажется, тебе записка от Даниэль, — говорит она. — Этот цвет в ее стиле.

Гид открывает ящик. Внутри светло-зеленый конверт, на котором, по иронии, марка с сердечком. Гиде- он выходит из комнаты и садится на скамейку. Открывает конверт и начинает читать.

Дорогой Гидеон!

Привет. Странно прошла наша встреча, да? Ну, хотя бы обыграла в «скрэббл» двух крутых девчонок из частной школы.

Эта фраза про «скрэббл» просто умиляет меня — и Гида.

Жаль, что у нас с тобой все так вышло. Но Молли рассказала, что ты был очень расстроен и все время говорил обо мне, и не знал, как поступить. Она объяснила, что у тебя была депрессия и ты был слишком подавлен, чтобы поговорить откровенно.

Ничего себе, думает Гид, эта Молли Макгарри из Буффало просто гений.

Я просто хотела сказать, что понимаю тебя и, если тебе захочется поговорить, я буду рядом. И еще хочу добавить, что больше на тебя не сержусь.

Для мальчишки это самые волшебные слова в мире. Потому что все мальчики мечтают вести себя неподобающим образом, но при этом избежать последствий. Если ты — парень, то в этом вся суть.

— Хочу попросить тебя кое о чем, — говорит Молли.

— Проси что угодно, — говорит Гид и показывает ей письмо. — Как ты ее уговорила?

— Можно прочесть? — спрашивает Молли и даже не скрывает восторг, когда Гид протягивает ей письмо. Девчонки просто обожают читать письма, которые им не предназначены и написаны для других глаз. Наверное, в этом есть что-то схожее с моим пребыванием в голове Гида. Но я у него в голове уже так давно, что даже не воспринимаю это как вмешательство в чужую жизнь. Я как будто все время рядом с парнем, в которого влюблена, и не надо даже ждать, пока он позвонит!

Молли читает и почти сразу начинает самодовольно улыбаться.

— Как тебе это удалось? — повторяет Гидеон.

— Ты правда хочешь знать?

Хоть он ей и благодарен, она его слегка раздражает. И разве можно его винить? Неужели обязательно постоянно и так настойчиво демонстрировать, какая ты умная? Слава богу, что он не говорит это вслух.

— Скажи, пожалуйста, — умоляет он. — Я умру, если не узнаю.

Думаю, Гид понимает, что в разговоре с женщинами любопытство может завести далеко.

— Как тут и написано, я сказала ей, что ты был очень расстроен. — Молли с притворной скромностью пожимает плечами. — Она действительно поверила, что ты не звонил по причине, не имеющей лично к ней никакого отношения. Слышал о таком: «Нам надо расстаться, потому что я слишком сильно тебя люблю?»

Гид не слышал. Но он заинтригован.

— Продолжай.

— Ну так вот, — продолжает Молли, — один парень опробовал эту стратегию на моей сестре. Он сказал, что она очень, очень ему нравится, но у него тяжелая депрессия и он не хочет тащить ее за собой в болото.

— И она ему поверила? — Гид в восторге. Он почти забыл, что у них с Молли «деловые» отношения.

Молли фыркает.

— Умоляю тебя. Моя сестра — жуткая тупица. Гид улыбается.

— Это невозможно. Она же уследила связь между вагинами и ураганами!

Молли смеется. Она такая хорошенькая. Не в том смысле, что ее как будто освещают изнутри тысяча свечей, а в смысле, что она просто хорошенькая.

— Когда я приехала сюда в прошлом году, то испытала эту технику на бывшем из Буффало. Его звали Грег Зидук. И он поверил. Купился, как и Даниэль. Итак, — она потирает ладони и вытягивает их вперед, — ты доволен и все довольны. Люди способны пережить что угодно, если будут думать, что это не их вина.

Гид задумывается.

— И что это, по-твоему, значит? Даниэль Рогал и Грег Зидук — идиоты?

Молли выпячивает губки.

— Не идиоты, — отвечает она, — а просто романтичные натуры. — И она снова принимает серьезный вид. Становится такой, как всегда. Это пари далось бы ему намного легче, если бы Молли умела всегда быть сексуальной! Хотя тогда к ней, наверное, было бы не подступиться.

— А ты романтичная натура? — спрашивает он ее. Молли грозит ему пальчиком.

— Ну уж нет, — отвечает она, — на этот вопрос я отвечать не буду.

Гид восхищен. Ему кажется, что нужно быть очень храбрым человеком, чтобы держать что-то в себе. Вот он постоянно все выбалтывает.

— О’кей, — говорит Молли, — давай обсудим День Всех Святых.

У Гида ухает сердце.

— Думаю, ты не станешь спорить, что ты у меня в долгу.

Сердце ухает еще раз.

— Я хочу пойти на эту тупую вечеринку в честь Дня Всех Святых в костюме первой колонистки с корабля

«Мэйфлауэр». А ты будешь моим сервентом.

— Дай угадаю, — говорит Гид. — Это и есть твой проект по американской истории? — Он недовольно ворчит. Он ненавидит наряжаться. Ему и в собственном-то обличье трудно казаться крутым. — А ты не можешь использовать игрушечного солдатика?

Она снова кладет ему руки на плечи.

— Зачем мне игрушечный, когда есть настоящий? Он чувствует давление ее пальцев на своих ключицах. Ему кажется, что это прикосновение что-то означает. Молли снова выглядит сексуально. Еще сексуальнее прежнего. Жаль, что они не могут стоять так до самого Дня Всех Святых.