Ящер-2 [Casual Rex]

13

Похмелье я могу пережить. Онемевший отекший рот, вкус такой, словно я съел побитый молью ковер. Но это ничего, нормально. В ушах и голове звенит, челюсти болят, и все тело трясется на три балла по шкале Рихтера. Но и это не смертельно. Где-то в глубине желудка притаилась тошнота, а в кишках резвится стая веселых хомячков. Ничего хорошего, но терпимо.

Но вот без потери памяти желательно было бы и обойтись.

— Ты что, даже не помнишь, спал ты с ней или нет? — ворчал на меня Эрни, пока мы катили наши чемоданы по пристани к катеру, который отвезет нас на Остров Прогрессистов. Мы немного опаздывали, ну, по моим часам на полчасика, поскольку я не смог очнуться к полудню и встретиться с Эрни. Из-за этой бешеной гонки я готов был уже распрощаться с легким завтраком, который смог запихать в себя, пока бежал к выходу из отеля.

На заметку: пои[15] — не самая лучшая жратва, когда тебя мучает похмелье.

— Ты имеешь в виду сам половой акт? Нет, не помню.

— Это уже входит у тебя в привычку, малыш.

— Не надо читать мне нотаций, а не то меня вырвет прямо на тебя. Слушай, я помню прелюдию. Ну, и то, что было после… почти помню. Только то, что было между, словно в легком тумане.

Честно говоря, в легком тумане было все: и ласки до и разговоры после, но то, что собственно сам половой акт сейчас напрочь отсутствовал в моих воспоминаниях, — это правда. Такое и раньше со мной бывало, но всего однажды… или раз двенадцать, в основном после того, как я всю ночь веселился и кутил. Уверен, что в каком-то ином измерении существует хранилище всех воспоминаний, утраченных мной за годы, но, вероятно, оно заполнено скорее математическими формулами, чем сексуальными отношениями.

— Ну и кто она?

— В каком смысле?

— В прямом и единственном, — сказал Эрни. — Карнотавр, раптор или еще кто?

— Я… я не помню…

— Ну, конечно. А ты рассказал ей, зачем ты на Гавайях?

— Уверен, что не рассказывал.

— Уверен? — переспросил Эрни.

— Разумеется, уверен. Уверен.

Я ни за что не мог выложить ей мое имя, звание, личный номер и любимое блюдо на завтрак, по крайней мере, я так думаю. Но в одном уверен точно — утром, когда я проснулся, Калы уже не было. Возможно, это и к лучшему.

— Эта девочка просто нечто, — сказал я. — По-настоящему горячая штучка.

— Насколько ты помнишь.

Мы пришли к причалу номер семнадцать всего на тридцать девять минут позже назначенного времени отплытия, и остальные пассажиры не слишком-то волновались по поводу нашего отсутствия. Базз и Уэндл, так и не переодевшиеся со вчерашнего вечера (если только они не приволокли с собой второй экземпляр таких же ужасных тряпок), устроили целое шоу: они нетерпеливо постукивали ногами и смотрели на часы. Но эти близняшки были так благодарны за то, что мы с ними дружим, что мы просто не могли на них по-настоящему злиться.

— Мы заставили катер подождать вас, — сообщил Базз, как только рабочий на причале отдал швартовые и мы приготовились к отплытию. — Они уже хотели уезжать, но мы сказали, что сейчас должны еще прийти наши друзья.

— Ага, мы так и сказали. Именно так.

Так прошли следующие два часа. Базз и Уэндл развлекали нас байками о том, как они героически удерживали катер у причала. Уверен, эта история заняла времени как минимум в три раза больше, чем само событие, легшее в ее основу, но мы с Эрни воспользовались случаем, чтобы выключить мозги и просто присмотреться к окружающим нас динозаврам, которые тоже решили жить в соответствии с Прогрессом.

Человеческие личины не обнаруживали внешних признаков психической нестабильности. Волосы в основном вымыты, причесаны. Лишь некоторые что-то бессвязно лепетали. Запахи на борту катера, хотя сливались и перемешивались друг с другом, были довольно сильны, и не чувствовалось острого послевкусия, с которым обычно ассоциируются больницы для умалишенных. Однажды мы с Эрни выслеживали одного настолько безумного динозавра, что его обычный запах булочек со сливками стал таким зловонным, что чувствовался за двадцать кварталов. Слава Богу, он хоть сам не чувствовал своей вони, а не то у бедняги еще больше бы крыша поехала.

Но что могло бы привлечь столь разношерстную компанию во всем остальном нормальных динозавров в такую полуоккультную организацию, вешающую по полной программе лапшу на уши, как секта прогрессистов? Дух товарищества? Уважение к предшествующим поколениям? Или же сама идея, что они каким-то образом могут воссоединиться с их внутренним «я» и снова стать больше динозаврами, чем людьми?

— Не могу дождаться, когда же мы разденемся, — хихикнул Базз.

— И я, — сказал Уэндл. — Это просто супер.

И впрямь, как только мы прибыли на остров, все тут же начали вертеться и сбрасывать с себя одежды, дергать за застежки и молнии, как взбесившиеся нудисты. Я неуклюже возился со своим облачением и понял, что у меня очень мало практики, а прогрессисты, напротив, очень даже преуспели в умении скидывать с себя одеяния. Пока я боролся с потайной застежкой на человеческой груди, довольно мускулистой, но не накачанной, несмотря на настоятельный совет Джул увеличить мускулатуру с помощью нового полимера, который она заказала в Корее, откуда-то из толпы вылетела застежка для хвоста и стукнула меня по башке. Через пару секунд мне пришлось пригнуться, чтобы избежать удара хвостом. Да, они тут не особенно аккуратно обращаются со своими масками, разбрасывают человеческую кожу вокруг словно кучу старого тряпья. Мамаши-динозавры славятся тем, что учат своих деток беречь одежду. Ты хотя бы представляешь, сколько это стоит? Ты знаешь, как много приходится работать твоему папе, чтобы каждый год покупать тебе новые ножки? Но, по-видимому, на этих ребят подобное капанье на мозги действия не возымело.

Мы с Эрни спокойнее всех высвобождались из наших маскировочных костюмов и одежды, но вскоре уже стояли голые и свободные рядом с остальными, готовые сойти на берег и начать наше путешествие по пути Прогресса. Незначительная часть меня (которая съеживается с каждым годом работы в паре с Эрни) без остановки перечисляла целый список причин, по которым нам не следовало здесь находиться, и объясняла, почему нам лучше всего повернуться, одеться, сесть на катер и поехать обратно на Мауи, а там пожевать еще свежих банановых листочков. В качестве доводов приводились легенды: пророк Даниил, брошенный на съедение львам, Каин, убивший своего брата Авеля. И вообще, как говорится, не стоит наступать бешеной собаке на хвост. Но я знал, чем мы рискуем и что можем получить в награду, и я здесь, чтобы сделать все от меня зависящее для выполнения задания.

— Ты готов явиться в эту компашку незваным гостем? — пробормотал я, обращаясь к своему напарнику, по опыту прошлых лет зная, каким будет ответ.

— Если только мне не нужно будет напяливать на себя выходной костюм.

— Не беспокойся, — заверил его я. — Мы придем без галстуков.

Поездка на грузовом «хаммере» в самое сердце острова Прогрессистов прошла без происшествий, если только не считать многочисленных деревьев, в которые мы едва не врезались на скорости, чуть ли не побившей рекорды самых скоростных гонок «Наскар». Колонна военных грузовиков прокладывала себе дорогу по джунглям, широкие корпуса машин с трудом пролезали в свободные пространства между деревьями. Сэмюель, без костюма, зато сильно пахнущий, сидел за рулем нашего десантного грузовика, рассчитанного на шестерых пассажиров. Его изогнутая изумрудная нога давила на педаль газа, а когти пронзали пол. Хотя я всю свою жизнь провел среди динозавров, но никогда не видел, чтобы они голышом водили машину. Мне пришлось заставлять себя пялиться на что-нибудь другое, чтобы у парня не сложилось обо мне неверное впечатление.

Пока мы с грохотом мчались по едва видной дороге, я заметил тропинку, которая ответвлялась от основной и уходила куда-то влево. Пока мы ехали, прогрессисты не смотрели по сторонам, словно нарочно направив свой взгляд прямо и только прямо. Это странный знак, хоть я и не знаю, к чему бы это. Скорость грузовика снизилась до сорока пяти миль в час, я посмотрел вниз. Я заметил, что дорога здесь поросла густой растительностью, а тропинка вскоре исчезла за деревьями. Но что-то в конце загадочной тропки зацепило мой взгляд, мой мозг и раздразнило настолько, что я снова заговорил с Сэмюелем.

— А что там? — спросил я.

— Ничего. Просто джунгли.

— Но деревья какие-то… странные…

— Обман зрения, — ответил Сэмюель и замолчал, что означало, что тема закрыта.

Вскоре «хаммер» замедлил ход, Сэмюель протянул руку и нажал на кнопку какой-то штуковины, напоминающей пульт дистанционного управления, прикрепленной к противосолнечному козырьку. Где-то поблизости в шум разнородных звуков джунглей влилось тоненькое поскрипывание. Как только мы въехали на участок утрамбованной почвы, амортизаторы перестали работать в интенсивном режиме.

— Это что такое? — спросил я.

— Что именно?

— Поскрипывание.

— Животные.

— Скрипящие животные?

— Гавайи — страна чудес.

После еще нескольких минут дикой гонки с игуанодоном за рулем мы выехали на ровную террасу, и перед нами раскинулся во всей своей красе — пожалуй, это не самое подходящее определение — лагерь прогрессистов. Я не думал, что мне стоит ожидать еще одну роскошную райскую долину Занаду,[16] подобную комплексу сооружений на Голливудских Холмах. Хорошо уже то, что ребята выколотили деньжат и смогли прикупить островок в Тихом океане, так что я не могу ругать прогрессистов за то, что жилье они обустроили без особых претензий, но путешествия «назад к природе» и проживание в тяжелых условиях меня никогда особенно не вдохновляли. Детали в наступившей гавайской тьме различить было трудно, но фары широкой колонны грузовиков освещали наш лагерь, и меня не очень-то порадовало то, что выдавалось за «условия проживания»: простые деревянные хижины на каком-то пустыре, редкие пучки травы пробивались из-под толстенного ковра сорняков.

— У вас тут… мило, — сказал я, когда грузовик въехал в самый центр лагеря, подняв облако пыли, из-за которой ужасно заболели глаза и я закашлялся.

— Да, у нас все по-простому, — ответил Сэмюель. — Приближено к тому, как мы должны были бы жить.

— Ага. То есть ты хочешь сказать, без домов вообще и без «хаммеров» в частности.

— …Да.

Полагаю, в конце концов Сэмюель меня возненавидит. Ну, в этом не было бы ничего необычного.

Мы повыпрыгивали из машин, и Сэмюель отвел нас с Эрни к самой большой хижине. Деревянные двери даже не скрипели, они просто жаловались на жизнь, и я вдруг понял, что тщательно изучаю стены домика, чтобы понять, надежно ли сконструировано это ветхое сооружение и не обвалится ли оно на нас в один прекрасный день. Внутри было много бамбука и высушенных пальмовых листьев, и, хотя места было вполне достаточно, чтобы приютить всех героев сериала «Остров Гиллигана», я не слишком верил, что этот так называемый дом сможет защитить нас от чего-то посильнее легкого бриза, который со свистом проносился по лагерю.

— А есть какие-нибудь другие… хм… номера? — спросил я.

— В смысле?

— Ну, что-нибудь… получше.

Сэмюель наклонил голову набок.

— Типа люкса?

Ага, наконец-то речь зашла о люксах.

— Точно. Именно это я имел в виду.

— Нет.

На полу нашего жилища были раскиданы какие-то ветки, листочки и прутики.

— А это для чего? — спросил я, поднимая одну из веток, чтобы оценить ее вес. — Привнесем природу в каждый дом?

— Это твоя кровать, — объяснил Сэмюель. Причем интонация была более рациональна, чем слова.

Я покачал головой.

— Вообще-то я типа фанат матрасов.

— Матрасы и кровати — это человеческие конструкции, изготовленные для человеческих тел, — объяснил он. — А вам нужно будет гнездо, как когда-то вашим предкам, когда они жили в естественных условиях.

Ага, теперь-то я на все сто уверен, что популярная ныне среди людей теория о том, что динозавры в процессе эволюции стали птицами и по типу тела и плотности скелета мы скорее ближе к современным птицам, чем к ящерицам и им подобным, — это полная чепуха. Более того, это ведь даже не диноцентрическая теория. Большую часть времени грязную работу за нас делают специальные палеонтологические институты, которые запускают то одну теорию, то другую, но эта «птичья» концепция целиком и полностью принадлежит людям. Не могу поверить, что Сэмюель просто бессмысленно повторяет подобный вздор.

— У вас есть два часа, — продолжил Сэмюель, — затем нам подадут ужин. Цирцея приглашает сегодня вас поужинать у нее, а затем вы присоединитесь к ней во время ринга.

Какого еще ринга? Меня так и подмывало спросить Сэмюеля, что он такое, черт побери, несет, но Эрни зациклился на гнездах:

— Ты ведь шутишь, да? Ну скажи, что за углом удобная кроватка.

Сэмюель покачал головой. Наш миссионер был вне себя от радости из-за подвернувшейся возможности прочесть проповедь язычникам.

— Все мы каждый вечер вьем гнезда и каждый день разбираем их. Так делали наши предки, и это часть нашего естественного образа жизни.

И тут, словно по сигналу, наши соседи по хижине хором заохали, заахали, как это было сегодня днем, и наперегонки рванули, чтобы отхватить себе самую лучшую кучку прутьев. Мимо пробежала пара компсогнатов, из их пастей вырвались слова на каком-то незнакомом мне языке. Я пообещал себе, что, где бы они ни решили устроить себе гнездышко на ночь, я буду спать как можно дальше.

Да, строительство гнезд мне удавалось даже хуже, чем, скажем, игра на трубе, что, в свою очередь, я умею делать еще хуже, чем показывать фокусы и выступать в качестве пожирателя огня. Достаточно будет сказать, что, как только я прекратил засовывать ветки одну под другую, сгибать их, пропихивать и утрамбовывать, моя «сегодняшняя» кровать больше всего напоминала кучу мусора, оставшуюся после того, как некогда могучее дерево было превращено в шестьсот стопок бумаги. Сучки, веточки, иголочки и остальные части растений торчали во всех направлениях и со знанием дела кололи меня именно туда, куда колоть не стоило.

Гнездо Эрни, разумеется, было безупречным. Это была настоящая кровать в виде слоеного пирога с безукоризненно закругленными краями, устланная внутри мягчайшей листвой, и подушка из какого-то материала, похожего на обрывки коры, которую Эрни скрепил виноградной лозой. Если все это лишь тест на уровень интеллекта, устроенный для нас прогрессистами, то уверен, дело кончится тем, что я вскоре окажусь в классе для отстающих.

— Хочешь, помогу? — спросил Эрни.

— Да ну на фиг, — ответил я. — Мне и так нравится.

Уэндл и Базз, что неудивительно, свили гнезда в одинаковой манере, сделав несколько треугольников с закругленными краями, которые они складывали друг на друга, пока не получилась перевернутая ацтекская пирамида. Все время, пока близнецы этим занимались, они не затыкались ни на минуту.

— Мне это нравится, — сказал Уэндл.

— Начало путешествия, — поддакнул Базз.

— Вы много раз практиковались? — спросил Эрни, нанося последние штрихи и украшая свое гнездо комочками пушистого хлопка.

— Да, да, — сказал Базз. — Тут мы каждый вечер делаем гнезда, а сюда приезжаем уже… ой, давно уже приезжаем.

— Насколько давно?

— Я не помню…

— Ну, хоть примерно, — сказал я. — Плюс-минус.

Базз и Уэндл посовещались друг с дружкой, пошептались, как сенатор и его адвокат, обсуждающие, воспользоваться ли им пятой поправкой,[17] и наконец выдали:

— Пять лет.

— Вы уже пять лет идете по пути прогресса? — спросил я. — Ну, действительно долго. Очень впечатляет.

Близнецы просияли от гордости, а я обрадовался, что направил разговор в нужное русло.

— Это единственно возможный образ жизни, — сказал Базз.

— И существования, — добавил Уэндл.

Я кивнул и прикрыл глаза, сделав вид, что впитываю ценную информацию. А затем как ни в чем не бывало сообщил:

— На самом деле я знал одного из ребят, который состоял в вашей группе в последние пять лет, возможно, и вы, мальчики, с ним знакомы.

— Сомневаюсь, — встрял Эрни, подыгрывая мне. — Не могут же они знать всех и каждого.

Базз несколько раз подпрыгнул на месте, его хвост тяжело хлопал по земле.

— Очень даже можем! Мы можем! Как его звали?

— Руперт, — сказал я. — Руперт Симмонс.

Ноль реакции. Они даже не стали советоваться друг с другом, просто пожали плечами.

— Мне кажется, его звали Гранаах, — добавил Эрни, и я был восхищен его произношением.

Ага! Теперь братишки причитали, плакали и всхлипывали, а со всех сторон доносились возгласы сочувствия. Они знали Руперта, и очень хорошо знали.

— Он был нам как брат, — всхлипнул Уэндл, и обильный поток соленой воды потек из его глаз. — И я любил его как брата.

Базз был так же расстроен, хотя, по-видимому, он не мог состязаться с Уэндлом в производительности слезных желез.

— Он был таким хорошим. Я никогда не смогу понять, почему же он это сделал.

— В смысле убил себя?

— В смысле отказался от Прогресса, — заплакал Базз. — Он был уже так близко. Динозавр на 73 %. Уже почти готов к Рингу.

Вот опять. Снова это слово. Может, я ослышался и это не ринг, а ранг?

— А что значит «ранг», — спросил я, — это ваш приз, что ли?

— Нет, нет, Ринг — это… конечное испытание. Чтобы проверить твой прогресс.

Ага, трах-тибидох и еще раз тибидох. Не знаю, почему я ожидал чего-то другого.

— И через это должен пройти каждый?

— В конце концов да, — сказал Базз. — Но может пройти только настоящий динозавр.

Эрни обнял Уэндла, как обнимаются партнеры по гольфу в знак дружбы.

— А вы, мальчики, уже прошли этот тест?

Уэндл отскочил от Эрни как ужаленный, то ли ему не понравилось обниматься, то ли вопрос смутил, уж не знаю. Он быстро качал головой, словно смотрел теннисный матч между двумя крошечными птичками колибри.

— Господи, конечно нет! — завизжал он. — Вряд ли мы уже готовы для испытания!

— Вряд ли готовы!

— Ринг — испытание для тех, кто готов перейти на следующий уровень. А нам это не светит еще какое-то время!

— Долгое время!

Интересно. Не было ничего удивительного в том, что Базз и Уэндл, несмотря на их дружелюбие, не слишком-то высоко поднялись по лестнице Прогресса. Милые детки. Мозги не больше наперстка. Но с другой стороны, очень даже удивительно, что Руперт Симмонс смог это сделать за столь короткое время. По нашим оценкам, Руперт состоял в секте максимум три года, это значит, что он двигался вперед довольно быстрыми темпами.

— А Руперт уже многого добился, да?

— Да, он был очень продвинутый, — сказал Базз. — На самом деле он даже вел многие семинары.

Тут глаза Уэндла широко распахнулись. В них сиял полувосторг-полубезумие.

— А помнишь то занятие, ну, про людей?! — радостно завопил он. — Это было просто сказочно!

Базз повернулся ко мне и объяснил:

— Он продемонстрировал нам, что в пищевой цепочке люди занимают более низкую ступень, чем динозавры.

— Ниже, чем мы! — заорал Уэндл.

— И фактически динозавры — это доминирующий вид, хотя по численности нас и меньше.

Я щелкнул зубами. Это сложно сделать, когда у тебя зубищи острые как ножи, но я выучился после долгих лет практики.

— Насколько я понял, к людям у вас никакой любви не осталось.

— А с чего нам их любить? — спросил Базз. Обычный дружелюбный тон заметно испарился из его голоса. Он говорил по-деловому. — Они нас угнетают. И это из-за них мы не можем осознать, кто мы на самом деле.

— Это отвратительные создания, — встрял Уэндл. — И их нужно остановить.

Базз сурово посмотрел на брата, и тот сразу же опустил глаза.

— Иногда он слишком далеко заходит, — сказал Базз. — Мой брат очень легко впадает в раж.

Я хотел было продолжить, чтобы Уэндл и дальше развил свою мысль, но тут сквозь трещины на стенах и потолке до меня долетел знакомый характерный аромат. Голова тут же поплыла в полуметре от тела, а ноздри заполнились смесью из трав и специй. Аромат заплывал ко мне в нос, струился в горло, практически лишая меня возможности дышать.

— Что это? — спросил Эрни, положив мне руки на плечи. — С тобой все в порядке, малыш?

— Да, — удалось выдавить мне. — Это… это…

— Ты становишься каким-то багровым…

— Это…

Тут дверь распахнулась от легкого ветерка, словно она была сделана из тоненькой фанеры. Внезапно аромат исчез, я не мог уловить его, словно это был лишь плод моего воображения. Мои легкие снова наполнились воздухом, сердце стало нормально биться, хотя и чуть быстрее обычного, и я ощутил прилив адреналина, поскольку в дверях стояло удивительное создание.

— Добрый вечер, — прошептала Цирцея. Ее дыхание щекотало мои уши даже на расстоянии трех метров. — Я хочу показать кое-что вам двоим.