Ящер-2 [Casual Rex]

3

Есть очень много способов добраться до Голливудского бульвара, но чтобы получить максимальный культурный шок, следует проникнуть в самое его сердце, туда, где перед вашими глазами предстанут все «прелести» Голливуда — это место пересечения Голливудского бульвара с Хайленд-авеню. Сначала, ребятки, придется проехать по Лимбургер Сентрал, воняющему как одноименный сыр, затем вы минуете бульвары Санта Моника и Сансет, лавки с уцененным киношным реквизитом и конторы, занимающиеся видеомонтажом, потихоньку сменятся магазинчиками, где все продается за один доллар. К тому времени, когда вы доедете, наконец, до Голливудского бульвара, вы ощутите себя главным участником урбанистического кошмара имени Уорхола и Эшера.[2] Конечно, вокруг полно традиционных мест скопления туристов, но платить бешеные деньги за парковку в этом городе греха стоит ради того, чтобы посмотреть на местных жителей.

Сейчас все изменилось, хотя меня это не очень-то интересует. Давно уже миновали восьмидесятые, когда на Голливудском бульваре «ирокез» был столь же популярен, как ёжик среди моряков, однако и сейчас здесь можно увидеть целый калейдоскоп разнообразных объемных причесок. Многие обитатели этого района нашли новые впечатляющие способы самовыражения — они делают пирсинг в таких частях тела, о возможности прокалывания которых медики раньше и не подозревали. Насмешка, обозначающая «ненавижу всех и вся», столь популярная пять лет назад, сейчас сменилась самодовольной ухмылочкой «я все в этой жизни уже видел(а)», она не настолько явно смущает вас, однако не перестает беспокоить. Одеваются все по-прежнему «прости, Господи»… Рваные джинсы уступили место рваным кожаным штанам, но результат тот же: потрепанный видок, не слишком чистое тело, и аура, окрашенная в темно-коричневые тона, которая замещает наклейку на бампере:[3] НЕ ТРОНЬ МЕНЯ, Я ОПАСЕН. Чертов город ангелов!

Динозавры, как правило, не слишком часто появляются в этой части города. Довольно сложно вести двойную жизнь, если не дистанцироваться от остального мира по своему собственному выбору. Хотя есть и исключения из правила. И я учуял запах нескольких сородичей среди всяких сомнительных личностей и шлюшек, тусовавшихся на позолоченных улицах. Кстати, это не просто красивое словцо. Несколько лет назад Голливудская торговая палата вынесла решение включить золотые вкрапления в асфальт самого бульвара, так что теперь действительно можно сказать, что улицы здесь позлащены. Бредовая идейка, по правде говоря, но именно поэтому я и люблю здесь бывать.

— Ненавижу здесь бывать, — сказал мне Эрни, когда мы ехали. Было где-то около трех часов, и мы только что закончили предварительное расследование по делу Стар, также известной под именем Кристины Джозефсон, шлюшки нашего дорогого Минского. Она и правда милашка — из тех милашек, которые обчистят вас подчистую. Три раза побывала в тюрьме для малолетних, дважды во взрослой. Неплохой послужной список для девятнадцатилетней девчонки.

— Да мы мигом. Раз, два и уедем, — сказал я. — Я всего лишь хочу переброситься парой слов с Джул и все. Если кто и в курсе про этих прогрессистов, так это она.

— У меня от нее мурашки по коже.

— У всех от нее мурашки по коже. Прикуси язык и постарайся не лезть к ней с поцелуями.

Мы прошли по выцветшим позолоченным звездам, на которых были высечены имена так называемых знаменитостей. Некоторые и впрямь были знамениты, другие — чуть меньше, а имена третьих можно отыскать только в Энциклопедии Никому Не Известных Личностей, но все эти звездищи, звезды и звездульки заплатили за право получить здесь уголок. Самый постыдный секрет Аллеи Славы состоит в том, что нет ничего исключительного в том, чтобы обзавестись бронзовой финтифлюшкой, кроме чести знать, что твоя студия заплатила Голливуду десять штук баксов. Все, что нужно, — это портрет финансиста Сэлмона Чейза[4] на зеленой бумажке, и на вас тоже сможет помочиться кое-кто из самых эрудированных лодырей во всей вселенной.

Мы прошли мимо звезд Дэнни Кея (он, между прочим, орнитомим) и Боба Хоупа (тоже из наших — компсогнат — единственный случай, когда я смеялся с кем-то за компанию, а не над кем-то), а также кучи других динознаменитостей, и наконец пришли к известному Голливудскому музею восковых фигур, где в режиме нон-стоп вы можете наблюдать, как воск тает при свете ультрафиолетовых ламп. Но звучит намного более захватывающе, чем есть на самом деле.

Я заплатил здоровенной бабище на входе восемь долларов.

— Разбой на большой дороге, — проворчал себе под нос Эрни.

Когда эта тетка повернулась, чтобы выдать нам билеты, я сделал глубокий вдох, обнюхивая ее шею. В результате был вознагражден мускусным ароматом забродивших дрожжей и скорлупок арахиса. Ну да, эта красотка — просто бейсболист в юбке, но, по крайней мере, я теперь знаю, что она — динозавриха.

— А Джул сегодня здесь? — спросил я, покрутившись на месте, чтобы она имела доступ к моим пахучим железам.

— Да не хочу я тебя нюхать, — рявкнула она. — И так нюхаю всех придурков, которые шляются тут день-деньской, хватит с меня!

— Просто скажите нам, на месте ли Джул, — сказал Эрни.

— Угу, тут она.

Сердитая тетка нажала маленькую кнопочку под стойкой, и дверь в музей с жужжаньем отворилась:

— В глубине.

— Я знаю, куда идти, — сказал я и повел Эрни в темноту.

Мы прошли через комнату ужаса, где обычно становится жутко, но как только мы преодолели шок от того, как же с течением времени скульптура Майкла Джексона стала похожа на изображение его сестры Латойи, то зашли в настоящий Зал Ужасов, заполненный огромными фигурами Франкенштейна, человека-оборотня и нескольких реально существовавших серийных убийц.

Мы шли вглубь музея. По дороге попалась пара-тройка туристов (все — человеческие особи). Наконец, мы добрались до гвоздя программы — диорамного павильона, в котором располагались военные медики из войсковой части 4077 — приятная компашка из сериала «Военно-полевой госпиталь» (M.A.S.H.). Ну, вы помните: никакого сюжета и корейская война в три раза длиннее, чем нужно. Ястребиный Глаз Пирс и Радар, а также остальные члены этой чудаковатой команды теперь каждый день оккупировали наш мир с помощью почти трех тонн воска и парочки пластиковых армейских палаток, с виду не слишком надежных.

— Когда я в последний раз с ней виделся, она перебралась в мастерскую за этим павильоном, — сказал я, проводя Эрни мимо частично растаявшего капитана БиДжея Ханникатта к маленькой палатке. Я несколько раз стукнул в дверь, и через несколько секунд внутри пластикового сооружения раздалось приглушенное шарканье.

— Повернитесь, — раздался скрипучий голос, в котором слышались похотливые нотки.

— Джул, это я. Винсент.

— Тогда ты знаешь правила, красавчик. Повернитесь.

Около глазка в двери открылось маленькое окошко, и я с готовностью подставил шею, прислонившись к проволочной сетке, предоставив пахучие железы для проверки. За защитным экраном раздался глубокий вдох, через мгновение я ощутил запах нашей собеседницы — он выражал удовлетворение, и еще через секунду раздался щелчок замка.

Когда дверь отворилась, то я обратил внимание, что в помещении густо разлит запах искусственного человеческого парфюма, которые практически перебивал естественный аромат Джул — аромат лимонного десерта. Должно быть, она снова выливает на себя по полбутылке «Obsession». Дурная привычка людей, от которой, по-видимому, Джул никак не избавится. Мы вошли и увидели, как Джул с важным видом возвращается в свою мастерскую, покачивая при ходьбе упругой попкой. Сегодня на ней были джинсы в обтяжку и блузка без рукавов, застегнутая всего на две пуговички. Длинные вьющиеся черные локоны доходили до тонкой талии, а ноги были идеальной формы. Для женщины она была бы просто секс-бомбой.

Увы, она — велоцираптор, а что еще хуже — самец.

— Закройте дверь, мальчики, — промурлыкал самый мой любимый динозавр-трансвестит. — Так мило снова увидеть вас.

— Меня сейчас стошнит, — проворчал мне на ухо Эрни, но я сурово посмотрел на него. Динозавры нередко бывают гомосексуалистами, но вид самца динозавра в костюме человеческой самки — двойной обман, и для большинства динозавров это уж слишком. Да, существует такая вещь, как травля гомосексуалистов, но травля травлей, однако остракизм не знает границ, когда речь заходит о динозавре, страдающем кроссгендерным расстройством, то есть, проще говоря, трансвестите. В результате Джул большую часть времени проводит в этой тесной пыльной комнатенке, подальше от общественного мнения, занимаясь восстановлением масок с помощью запатентованной методики.

Мы последовали за нашей хозяйкой, быстро миновали короткий коридор и оказались в мастерской. На деревянном полу рядком стояли большие разноцветные восковые шары. Обстановка в студии была скромной, можно сказать, спартанской: бетонные стены безо всяких украшений, сверху свисала сложная система стеллажей, прикрепленная к потолку толстыми железными зажимами. В ящиках, шкафчиках и ячейках лежали орудия труда Джул: скальпели, шприцы, шпатели, деревянные молотки. Тут же можно было увидеть и несколько образцов готовых изделий, чтобы клиенты заранее могли посмотреть, как они будут выглядеть после выполнения заказанной процедуры. На стенах висели фотографии крупным планом, демонстрирующие в деталях, как выглядел объект «до» и «после».

— Ты пришел обновить свои губки, Винсент-душка? — спросила Джул, заняв место за своим широким дубовым столом. — Ммм, мы можем сделать их чуть более пухленькими, гладенькими, чтобы их приятно было целовать.

Я улыбнулся и сказал:

— Нет, мы здесь не поэтому.

— Разумеется, вы здесь не поэтому, но ведь провести небольшую процедурку еще никому не повредило. Не только нам, девочкам, необходимы подтяжки. Десятиминутная операция, и ты в ажуре, — Джул поманила меня к себе, как всегда ее кривлянья казались мне забавными, и я покорно шагнул навстречу ее объятьям. Она слегка потянула за верхнюю губу моей маски, проведя по ней длинным красным ноготком. — Один разрез по основной линии, затем вводим имплантант, двадцать кубиков воска, снова зашиваем, разравниваем, и внезапно Винсент становится не мальчиком, а картинкой.

— Отстань от нас со своими губами. Нам нужна кое-какая информация, — выпалил Эрни.

Джул снова уселась за стол, тяжело плюхнувшись на простой деревянный стул. Ее глаза встретились с моими, в них застыли удивление и легкая обида.

— Это вовсе не потому, что мы не считаем тебя самым классным пластическим хирургом, — оправдывался я. — Мы думаем, что ты самый лучший специалист. Но у нас назначена встреча. Скоро. Просто нет времени.

— Я очень даже хороший специалист, — надула губки Джул.

— Не сомневаюсь.

Она повернулась к Эрни, слегка прищурилась, ее ресницы порхали со скоростью света, нижняя губка выпячена. Джул явно включила все свои чары.

— А ты, здоровяк, что думаешь?

Эрни посмотрел на меня, но я специально отвел глаза. Пусть не ждет от меня помощи. Эрни никогда не отличался терпимостью к представителям сексуальных меньшинств, и хотя он определенно старый пес, придется ему все-таки выучить пару новых трюков.

— Отлично, — вздохнул он. — Ты — хорошая. Самая лучшая. Может, покончим с этим?

Джул расплылась в улыбке, протянула руку и ущипнула Эрни за щеку.

— Хорошо, красавчик.

— Ты когда-нибудь слышала о прогрессистах? — спросил я.

Мокрый плевок шлепнулся на бетонный пол, я несколько обалдел и не сразу понял, что это Джул.

— А зачем вам? — проворчала она.

— Думаю, ты о них слышала, — сказал Эрни. — Что можешь рассказать?

— Вся информация не из первых рук. Я слышала кое-что от своих подруг, которые тусуются на бульваре, но они не всегда самые надежные источники в мире.

— А что может сделать их более надежными? — поинтересовался я.

— Небольшая порция базилика, небольшая понюшка львиного зева, — пропела Джул, улыбаясь. — К несчастью, наркобизнес сейчас не тот, что был пять лет назад. Ты знаешь, что в следующую секунду закрывается «Шангри-Ла»? Что самое ужасное, из этого чудного местечка сделают обычную кофейню. Да, для моих несчастных подружек настали тяжелые времена.

— Ну, они же клевые, они найдут работу.

— Они самые лучшие, а самые лучшие за спасибо не работают, дорогуша.

Джул уклонялась от темы, так она обычно делает, если ей не хочется продолжать говорить о чем-то. Но вскоре две двадцатидолларовые банкноты перекочевали из бумажника Эрни на дубовый стол, и, после того как я легонько ткнул его в бок, он положил еще одну до кучи. Джул взяла деньги, сложила банкноты пополам, и спрятала в вырез рубашки, вероятно, в лифчик, который был нам не виден.

— Вы не захотите иметь с ними дело, — начала она. — Эти ребята испортили много хороших динозавров…

— Вот поэтому мы их и ищем. Дальше.

Она вздохнула, но истинные леди знают: раз схапала деньги, придется говорить.

— Эту кашу заварил лет тридцать назад какой-то чокнутый торговец пылесосами, — начала Джул без особых формальностей. — Сначала эта организация размещалась в задней комнатке в его крошечном магазинчике в Пасадене, но за годы существования в нее вступали все новые и новые члены. Бизнесмены. Финансисты. Представители шоу-бизнеса. Все, у кого были деньги или доступ к деньгам. Все, кто искал способ вырваться из своей обыденной жизни. Насколько я слышала, сейчас у них уже отделения по всему городу.

— А как звали того парня?

— Не помню. Да это и неважно, дорогуша, потому что он уже помер. Подхватил какой-то вирус и откинул копыта около десяти лет назад.

— Вот блин, а то можно было бы начать с него.

— Если хочешь начать с чего-то, сладенький, то пойди и запишись к ним. У прогрессистов есть отделение здесь неподалеку, на углу Голливудского бульвара и Вайн-стрит, — сообщила Джул. — Как мне говорили друзья, они все дела ведут именно оттуда.

Я покачал головой.

— Не может быть. Я проезжал мимо этого места десятки раз, но никогда не видел их штаб-квартиры.

— Ну, если ты скажешь людям, что тут никакой не музей восковых фигур, а только прикрытие для нелегальных мастерских по ремонту и обновлению масок, как ты думаешь, как скоро они вызовут за твоей сладкой задницей бригаду из психушки?

— Продолжай.

— Снаружи их офис замаскирован под магазин, торгующий всякой фигней для туристов. Три футболки за десять долларов, пластиковые значки с видами Голливуда, фальшивые калифорнийские номерные знаки с твоим именем. Эта белиберда продается вдоль всего бульвара, но в этом магазинчике есть и еще кое-что, чего там быть не должно.

Эрни не смог удержаться.

— Клянусь, ты это и сама отлично знаешь, а не только по рассказам подружек.

Но Джул была не прочь пустить шпильку в его адрес. Она послала ему смачный воздушный поцелуй, ее язычок качнулся в воздухе, как у тяжело дышащей собаки.

— А твой приятель сегодня не в духе, Винсент, — сказала она. — Это мне нравится в мужчинах.

Я пропустил ее замечание мимо ушей, незачем было усугублять обстановку, и без того напряженную.

— Представим, что нам нужно поговорить с кем-то из этих прогрессистов и выяснить побольше об их организации. Мы заходим в сувенирную лавку и… что? Есть какой-то пароль?

— Ой, ты слишком долго проработал сыщиком, Винсент. Нету никакого пароля. На самом деле тебе даже не нужно туда входить. Эти кошки все время подкарауливают новых мышек. Они дежурят перед магазином и нюхают прохожих, нет ли среди них кого-то из наших. Как только учуют в вас динозавра, то пригласят войти, вот тут-то и начинается самое веселое.

— Веселое, говоришь?

— Лучше если у вас будет потерянный вид.

— Может, нам стоит купить карту?

— Да нет же. Духовно потерянный. Эмоционально потерянный. Притворитесь, что у вас нет работы и вы лишились дома. Или любимая собачка сбежала и пропала. Или жена вас бросила.

При этих словах Эрни повернулся и потопал к двери.

— Пошли, Винсент. Мы узнали то, за чем приходили.

— Эрни, постой, она… она же не хотела…

— Проехали, — рявкнул он. — Я уже сыт по горло этим дерьмом. Пошли.

— Встретимся снаружи, — крикнул я ему вслед в надежде, что он меня услышит, хотя он уже был за дверью, в помещении музея, и направлялся к выходу.

— Я что-то не то сказала? — спросила Джул.

— Ну ты же не знала… Просто его жена… Он сейчас очень раздражительный. Не обижайся на него.

— Не буду. Ну… как дела, милый? Занес каких-нибудь горячих цыпочек в свой послужной список?

Я покачал головой:

— Тебе никто и в подметки не годится, Джул. Слушай, я говорил с твоим отцом, как ты меня просила.

— Ох.

Она принялась вертеть в руках инструменты, лежащие на столе, рассеянно катать шарик воска по его поверхности, отводя глаза, как будто таким образом сможет спрятаться от правды.

— И что?

— И… то же самое.

— Он не хочет меня видеть, — сказала она, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— Не хочет.

Джул игриво пожала плечиками и перекинула роскошные волосы за спину.

— Ему же хуже, правильно?

— Правильно.

Я не слишком хорошо умею утешать. Наверное, мне стоило сейчас взять ее за руку. Или приобнять за плечи. По крайней мере, я должен был принести извинения за то, что не смог убедить ее сурового отца в том, что его единственный сын не ошибка природы, а просто делает то, что считает нужным в этом странном мире, где не только мужики переодеваются в баб, но и мы, динозавры, не можем ходить, высунув хвост. Но, увы, я стоял молча и ждал, когда Джул позволит мне выйти из этой неловкой ситуации.

— Иди, Винсент, — тихо сказала она. — Иди, вступай в свою секту.