Явка с повинной

Глава четырнадцатая

Наступление на Крошина вели медленно. Очень медленно. Турилин решил создать у убийцы убеждение, что уголовный розыск не подозревает никого конкретно. Весь четверг, затем пятницу в управление вызывались завсегдатаи ипподрома, опрашивались люди, близко либо отдаленно знавшие наездника Логинова. В пятницу Турилина пригласил к себе начальник управления и сделал выговор. Город только и говорит об убийстве, о преступнике, которого ловят на ипподроме. Даже в обкоме об этом расспрашивали. Нельзя ли работать поаккуратнее? Турилин объяснил начальнику ситуацию, сказал, что придется еще несколько дней потерпеть. Генерал сам работал когда-то оперативником, понимающе кивнул, но предупредил, что если после такого шума преступника все-таки упустят, в обкоме придется отвечать вместе.

— Я работаю в розыске почти сорок лет, — ответил Турилин. — Не задержим — ответим.

На том и расстались.

Днем группа Ломакина собралась в кабинете полковника. Обсуждался один вопрос: работать в субботу и воскресенье или нет? Давать Крошину передышку или не давать?

Не давать, планомерно давить, убеждали Птицыны, Ломакин отмалчивался. Лева считал, что на субботу и воскресенье надо сделать перерыв. Константин Константинович поддержал Леву, но добавил:

— Пригласите-ка сюда сейчас официанта, который обслуживал Логинова и Крошина. Трофим Васильевич, — обратился он к Ломакину, — опроси товарища поподробнее. О чем хочешь беседуй с ним, только он этот разговор должен надолго запомнить и всем рассказать.

— Понял, Константин Константинович, — Ломакин встал. — Разрешите идти?

— Минуточку, — Турилин тоже встал. — Идея понятна?

— Понятна, товарищ полковник, — хором ответили Птицыны. — Официанта пригласить нам?

— Да, — Турилин кивнул. — А вы, Лев Иванович, поезжайте в ложу Крошина.

Братья высадили из машины Леву за два квартала до ипподрома, а сами с шиком остановились у центральной колоннады.

По расчетам Константина Константиновича, вызов в управление официанта ресторана должен стать первым ударом непосредственно по преступнику. До этого, с точки зрения убийцы, опрашивались люди, не имеющие к Крошину никакого отношения, уголовный розыск шел на ощупь, впотьмах. Официант назовет Крошина. Преступник, безусловно, сложит логическую цепь: официант рассказал, что я беседовал с Логиновым в субботу, я близко знаком с Куниным. Конюх рассказал или может рассказать, что он был у меня вечером в понедельник. Чья кровь на пиджаке Кунина и откуда она взялась? Почему бы не проверить группу крови Крошина? Так начнет рассуждать убийца, узнав о вызове официанта в уголовный розыск.

Братья прошлись по трибунам, сухо отвечали на приветствия.

Многие из присутствующих уже знали, что двойняшки — старшие инспектора Управления уголовного розыска. Одни раскланивались с ними, так как были знакомы, другие — на всякий случай, из почтения.

Лева не торопился. Вчера Наташа звонила четыре раза. Действительно беспокоится о прописке или это давление Крошина? Скорее последнее, так как сегодня утром позвонила Аня и назначила ему свидание. Здесь уж точно приложил руку Крошин.

Крошин сидел на своем излюбленном месте. Аня с Наташей сзади грызли орехи, «телохранители» пили пиво. Валек, стоя за барьером, ждал указаний. Все, как всегда. Крошин просмотрел программку, следил за разминкой, поставить не решался. Ему казалось, что теперь ставки стали означать не выигрыш или проигрыш денег, а значительно большее. Они превратились в символы: угадал или не угадал? Правильно рассчитал или неправильно? Раньше он ставил решительно, шутя, сейчас он не мог себе позволить подобную роскошь. Ерунда, это все нервы, убеждал он себя, понимал, что все ерунда, но пересилить себя не мог. Он становился мнительным.

«Телохранители» узнали Леву, пропустили в ложу без звука, просто не обратили на него внимания. Упрям Крошин, подумал Лева, пора бы ему от всей экзотики отказаться, самое время. Упирается. Хорошо это или плохо?

— Здравствуйте, — громко сказал он.

Девушки поздоровались, а Крошин, придвигая Леве стул, спросил:

— Куда запропали?

— Дела, — коротко ответил Лева.

Он никак не мог представить, вернее, окончательно уяснить, что рядом сидит убийца. Этот обаятельный, остроумный человек — хладнокровный убийца? Лева знал, точно знал, однако смотрел на Крошина без ужаса, отвращения, ненависти. Он легко выдержал взгляд Крошина, даже улыбнулся ему. Преступник тоже улыбнулся, похлопал Леву по плечу.

— Лева, вы на работе еще или закончили? — спросил Крошин.

— Слава богу, почти двое суток вкалывал, — ответил Лева. Он действительно «вкалывал», проспал чуть ли не восемнадцать часов подряд.

— Прекрасно, — Крошин повернулся к девушкам. — Ната, будь другом, пошарь в своей сумке, в горле пересохло.

Наташа взяла стоявшую у ее ног сумку, извлекла из нее бутылку коньяка, боржом, бутерброды и два стакана. Девушки пить отказались. Крошин уговаривать не стал, налил Леве и себе.

— За нас? — и он вновь посмотрел Леве в глаза.

— За нас, — Лева подмигнул и выпил.

«Этот мозгляк не артист, не умеет он врать», — думал Крошин.

«Вполне нормальный человек, умный, образованный, почему он стал преступником? Как он мог убить?» — подумал Лева.

Они синхронно поставили на стул стаканы и улыбнулись друг другу.

Перегнувшись через барьер, стакан взял Валек. Крошин пожал плечами. Что делается? Как посмел? Вслух Крошин сказал:

— Сходи в буфет, — и положил перед подручным рубль.

— Я тоже человек, — голос мужичонки чуть дрожал, однако деньги он не брал, протягивал пустой стакан.

— Свобода. Равенство. Братство. — Крошин вздохнул, налил. — И убирайся.

Тот выпил, поставил стакан на место, вытер ладонью губы.

— Спасибо. А обижать не надо. Я уйду.

Крошин шепотом выругался.

— Вот, дай человеку палец, — он сплюнул и снова выругался.

— Человеку надо протягивать либо руку, либо ничего, — сказал Лева.

— Если у вас столько свободных рук, вы и давайте, — резко ответил Крошин.

Лева поднялся, Крошин испугался, что тот уйдет. Молодой человек почувствовал испуг преступника и подумал: «Изменились вы, гражданин Крошин, очень, изменились».

— Обиделись? — Крошин хотел улыбнуться. — Совершенно зря.

Лева не ответил.

— Анна, что вы мне собирались сообщить? Такое важное-важное? — он взял девушку под руку, вывел из ложи.

— Зачем при всех? — спросила Анна, когда они отошли в сторону.

— Кто не знает о вашем звонке ко мне? — Лева взял ее за плечо. — Кто?

— Только вы и я.

— Я спросил: кто не знает? — Лева слегка встряхнул девушку. — Кто? Крошин, который попросил вас позвонить? Чем вы ему обязаны?

— Ничем, — Анна хотела освободиться, Лева не отпускал ее.

— Даже самые отпетые лгуны изредка говорят правду. Для разнообразия. — У Левы была блестящая позиция, он решил до конца использовать ее. — Так чем вы обязаны ему?

— Он, между прочим, неплохой человек. — Анна с вызовом посмотрела на Леву. — Крошин помогает людям, не то что…

— Неплохой, согласен. — Лева кивнул. — Вам он, кажется, помог поступить в университет? Вот освобожусь немного и разберусь с этим вопросом.

— Лишь бы напакостить! — вспылила девушка. — Помочь Наташе вы не хотите, испортить жизнь мне — с удовольствием. Вы далеко пойдете.

— Не стоит разговаривать в таком тоне, — быстро ответил Лева. — Николаю Кунину, к слову, помог я. Не так ли?

Лева выяснил, что именно Крошин попросил Аню позвонить и что он действительно помог ей поступить в университет.

— Вы чувствуете себя обязанной Крошину? — спросил Лева.

— За добро надо платить добром, — ответила Анна.

— Верно, — согласился Лева, — и вы названивали мне в кабинет, ходили в редакцию, сегодня пригласили сюда.

— Да, да, — Анна наконец сняла руку Левы со своего плеча. — Мне никто не хотел помочь с университетом, а Крошин помог. Я ему благодарна.

— Хорошо, хорошо, — перешел на миролюбивый тон Лева. — В историю с пропиской Наташи вы не ввязывайтесь. После ипподрома сошлитесь на головную боль и поезжайте домой.

— Я не люблю…

— Да перестаньте вы, — перебил Лева, — слушайтесь старших.

— Подумаешь, — Анна презрительно надула губы, но было видно, что она сдалась.

В ложе Крошин оживленно разговаривал с Наташей, Анна попрощалась и ушла.

— Обидели? — спросила Наташа, глядя на Леву. — Мужчина называется.

— Сказал, чтобы не вмешивалась в чужие дела, — ответил Лева.

— В мои? — спросила Наташа.

— Нет, в мои, — ответил Лева.

Подбежал Валек. Впервые его глаза не молили о выпивке, а азартно блестели. Он обратился к Крошину, но говорил достаточно громко:

— Уголовка-то Митрича замела. Эти близнята его и забрали. Старика-то за что, он-то уж никаким краем не проходит. Сан Саныч, вы как думаете?

Крошин переиграл — явно, грубо. Он не спросил, какого Митрича. Когда и как? Не проявил естественного любопытства. Он словно и не слышал, сунул подручному деньги, назвал комбинацию и продолжал смотреть на лошадей. Он никогда не пользовался биноклем, по крайней мере, Лева этого никогда не видел, а сейчас Крошин попросил в соседней ложе бинокль. Убийца приложил бинокль к глазам, даже не пытался его настроить, смотрел куда-то вдаль, сидел абсолютно неподвижно.

«Нервы, нервы» — сидя рядом с Наташей и глядя на Крошина, думал Лева. Преступник отдал бинокль и взглянул на часы.

Невмоготу тебе сейчас, а до конца еще полтора часа, думал Лева и, беспечно улыбаясь, щурился под лучами заходящего солнца. Плюнь на все и иди домой, нечего тебе здесь делать. Тебе надо думать, думать, думать, пересматривать свои позиции. Вот сейчас, сию минуту официант рассказывает, называет твое имя. Ну, говорил в тот вечер с Логиновым, ну и что? Да ничего, но твою фамилию вносят в список, ты ведь знаешь, как это делается. Иди домой, домой, отдохни, подумай. Нельзя? Верно, никак нельзя. Ведь ты всегда сидишь до последнего заезда, должен досидеть и сегодня. Я сижу здесь, я слышал слова Валька. Если ты нарушишь обычный порядок, я могу нехорошо подумать о тебе. Нельзя волноваться, нельзя, сиди спокойно. Осталось час двадцать пять. Терпи. Интересно, пригласишь ты меня сегодня в гости или нет? Если да, то о чем же мы будем говорить?

Наташа взяла Леву за руку и, прикасаясь губами к его уху, зашептала:

— Почему у вас такое злое лицо? Что-нибудь случилось?

«Идиот, кретин», — сказал себе Лева, так же наклонился к девушке и прошептал:

— А почему шепотом?

— Не знаю, но у вас было ужасное лицо, — тихо ответила она.

— Горбатым не говорят о горбах, — громко сказал Лева.

Крошин начал поворачиваться в их сторону. Так двигается еще исправный, но давно бездействующий механизм, со скрипом и остановками. Лева от нервного напряжения рассмеялся до слез, как говорится, хохотунчик напал. Это его и выручило. Встретившись с глазами убийцы, Лева не выдал себя. Слезы застилали глаза, он вытирал их и вполне естественно отвернулся.

— Расскажите, я тоже хочу посмеяться, — сказал Крошин.

— Секрет, — выручила Леву Наташа. — Смотри, Александр, ты со своими лошадьми прозеваешь меня.

— Лева джентльмен. Я верю ему, — ответил Крошин и вновь отвернулся.

«Они шарят в потемках, — думал Крошин. — Не может быть, чтобы конюх рассказал им о том вечере. Они могут его вновь вызвать, и он расскажет. Тогда они упрутся в меня. Если у них есть пальцевые отпечатки, мне конец. Они и без конюха выйдут на меня. Рано или поздно выйдут обязательно. Ведь не все там такие, как этот голубоглазый пижон и хохотун. Турилин наверняка расчетлив и опытен, бегемот в прокуратуре тоже не подарок. Как они выскочили на официанта? Просто, конечно просто. Выяснили распорядок дня Логинова, узнали, что почти каждый вечер он пьет в местном ресторане пиво. Я это узнал, а они нет? Официант уже у них, его через пару часов отпустят, с ним надо повидаться. Снимают пальцевые отпечатки или нет? Не имеют права, закон не разрешает. Они могут снять негласно, что эти лопухи понимают? Хватаются за что попало. Надо узнать. Если они обратят на меня внимание, обязательно вспомнят мою связь с Куниным. На пиджаке конюха — неизвестно кому принадлежащая кровь. Они тут же выяснят мою группу. Тогда они займутся мной всерьез. Убрать конюха? Глупо. Ничего не даст. Главное, оставил я в конюшне свои пальцы или нет? Только это решает. Нет, они могут хоть на голову встать, доказать ничего не удастся. Да, рано или поздно они меня выловят сачком. Им еще нужно получить мои отпечатки и провести экспертизу. Без нее они не пойдут ни на задержание, ни даже на допрос. Как они будут доставать мои пальцы? Конечно, поручат этому франту. Он бывает в доме, легко может забрать стакан или бутылку. Малого необходимо притащить в дом, взглянуть, сделает он такую попытку или нет? А может, все это блеф? Нет у них отпечатков, доказывать нечем, проводят психологическую обработку? Не торопиться, не торопиться. Все выяснить, уйти я всегда успею. Сначала заняться этим парнишкой, затем официантом. Выяснить, как ведут допросы».

Крошин делал ставки не думая и выигрывал. Такой удачи он не имел еще ни разу. Валек носился к кассе и обратно. Сбегал — трешник, еще раз — второй трешник. Лева не играл, болтал с Наташей, нервное напряжение прошло, он сидел, расслабившись, и глазами стороннего наблюдателя следил за окружающим.

Чем этот Валек занимается в свободное от бегов время? Чем он занимался до того, как спился? Бегает, бегает — туда, назад. Человеку за пятьдесят, а он — Валек, мальчик на побегушках.

Начался последний заезд. Крошин облегченно вздохнул и поднялся. Он уже обрел форму, держался свободно, снисходительно улыбался.

— Ну что, покоритель сердец, — обратился он к Леве, — заедем к нам, выпьем по чашке кофе?

— Знаю я ваш кофе, — ответил Лева. — Домой, надо выспаться.

Крошин пожал плечами, но Лева перехватил его взгляд, адресованный Наташе. Выйдя с ипподрома, Лева начал прощаться. Наташа взяла его под руку.

— Вы поедете к нам, — она держала Леву крепко, вела к машине.

— Простите, Наташа, — Лева остановился.

— Мы ведь так и не поговорили…

— Ната, — перебил девушку Крошин, — человек не хочет. А может, у него свидание? — Он хлопнул Леву по спине и неожиданно повернул разговор на сто восемьдесят градусов. — А может, заедешь? Через час я тебя подброшу домой. — Крошин перешел на «ты» просто и естественно.

Наташа подталкивала Леву к машине, открыла дверцу. Он сел и вздохнул:

— Слабоволен до безобразия, а еще старший лейтенант милиции.

Все было, как обычно. Разговор шел только о Наташе, о том, как ей выйти из создавшегося положения. Лева убеждал девушку и говорил правду, что к прописке не имеет ни малейшего отношения.

— Могу попросить начальника отделения, в виде личного отношения, так сказать, — объяснял он. — Может, пойдет навстречу, а может, и нет.

— Это ты брось, Лева, — сказал молчавший до этого Крошин. — Ты работник управления, начальник районного отделения не станет тебе отказывать в подобной ерунде.

— Не знаю, не знаю, — Лева развел руками.

Разговор, абсолютно не интересовавший ни Леву, ни Крошина, продолжался. Говорили одно, думали совсем о другом.

«Есть у вас пальцевые отпечатки или нет их? — гадал Крошин. — Как бы перейти на эту тему?»

— Не обещаю, но попробую, — сказал Лева Наташе. Она его чмокнула в щеку. — Взяток не беру, — пошутил он и взглянул на часы.

Уйдет, сволочь, уйдет. Крошин обхватил бутылку всей пятерней, наполнил рюмки. Идти не хотел, сейчас на часы смотрит. Не надо ему от меня ничего, не подозревает меня. Узнает показания официанта, все изменится, начальство мальчишку проинструктирует. Сейчас его надо потрошить, когда он насторожится, поздно будет.

— Как дела с кражей? Раскрыли? — спросил Крошин.

— Вроде, — неопределенно ответил Лева. — Меня снова на это убийство пристроили. До конца жизни буду искать.

Наташа забрала грязную посуду и ушла на кухню.

— Не будь пессимистом, Лев, — Крошин вел разговор осторожно. — Я ваших ребят видал, они весь ипподром взбудоражили.

— У меня теперь другая версия. По личной линии Логинова. — Лева вздохнул. — Не верю я. Доказательств никаких. Одна надежда, что какой-нибудь дурак либо слабонервный попадется, проговорится. — Он снова вздохнул.

— Кунин рассказывал, — медленно начал Крошин, — что кровь у него на пиджаке по группе не подходит ни к Логинову, ни к самому конюху. Зацепка.

— Зацепка, — усмехнулся Лева. — Эксперты отбой заиграли. То ли кровь, то ли не кровь вообще. Кунин стирал пиджак, возможно, бензином тер. Запутались эксперты.

«Врешь, — решил Крошин, — правдиво, но врешь».

— А пальцевые отпечатки на двери денника? — спросил он. — Тебе только найти, а доказать — докажешь.

Лева взглянул удивленно, настолько искренне, что Крошин обрадовался.

— Николай мне говорил, что фотографию этих отпечатков видел, — сказал Крошин.

— Трепач, каких свет не видывал, — Лева от возмущения даже задохнулся. «Вот бы сейчас покраснеть, — мечтал он. — Всегда краснею не вовремя». — Если бы, — он понял, покраснеть не удастся, и вздохнул совсем искренне.

«Правду говорит, правду, — ликовал Крошин. — Нет отпечатков, на испуг берут. Как же они парню-то о своих замыслах не сообщили? Не доверяют, считают, молод он, неопытен? Отстранили от дела, дали пустую версию? Меня не подозревают даже, иначе этому горе-сыщику сюда и ступить не разрешили бы. В отношении отпечатков пустили слушок по ипподрому и шарят впотьмах. Официант? Теперь они в мою сторону обязательно дернутся. Начнут пугать, мол, отпечатки оставили. Убили чисто, да возле трупа визитную карточку обронить изволили. Хитро придумано. Не знают начальники, что их же малый проговорился. Пусть давят». Крошин рассмеялся.

— Ты что, Александр? — спросил Лева.

— Анекдот смешной вспомнил, — Крошин махнул рукой. — Послушай, я в вашем деле профан, — сказал Крошин, уже покровительственно глядя на раскрасневшегося Леву, — но знаю: существуют вещественные доказательства и показания очевидцев. Как я понимаю, ни того, ни другого у вас нет.

— Нет? — Лева перегнулся через стол. — Нет, говоришь? А билеты тотализатора?

— Билеты не документ, кому принадлежали, не докажешь, — возразил Крошин, спохватился и спросил: — Какие билеты, где найдены?

— Какая разница? — уклонился от ответа Лева. «Болтун-то я, болтун, но и меру знать надо».

— Верно, не мое это дело, — согласился Крошин, — просто не хочу, чтобы ты в дурацкое положение попал. Если бы вы билеты у человека нашли, тогда иное дело. Такую улику против себя никто, даже последний идиот, ни таскать, ни хранить не будет. Через кассирш покупателя не установишь, билетов тысячи продают. Ты тут мал-мала поторопился. Чего молчишь? — спросил Крошин. — Или не согласен?

— Узко мыслишь, Александр, — ухмыльнулся Лева.

— А ты не так?

— Не так, — Лева встал и покачнулся. — Ты выпил, меня не отвезешь, — он зевнул.

«Как же ты-то мыслишь? Как?» — хотелось спросить Крошину.

«Умный, умный, а дурак, — надевая пиджак, думал Лева. — Турилин со следователем не знают, как приобретаются билеты и кто их покупает в таком количестве. Ты знаешь, Крошин, вот и соображай. Покупателей тех билетов найти легко. Тебе-то хорошо известно, что завсегдатаев кассирши знают в лицо. Покупатели и приведут к преступнику. Как тогда ты будешь объяснять, что купил около пятисот билетов против фаворита? И каким образом все эти билеты оказались на теле убитого? Такую мысль я тебе подсказывать не стану. Сам, сам додумайся».

«Главное, я не оставил отпечатков, — ликовал Крошин. — Все остальное — бред сивой кобылы. Ничего этот хвастун придумать не может. А если врет сопляк, тонкую игру ведет? Какой смысл? Ему, наоборот, надо убеждать меня, что есть отпечатки. А если? Попробую проверить последний раз», — решил Крошин и вышел из комнаты.

В передней висело зеркало, стоя в дверях кухни, можно было наблюдать за человеком, который сидел или стоял у стола в гостиной. Крошин занял позицию и заговорил с Наташей, чтобы Лева слышал его голос. Лева слышал, но он давно знал о зеркале. Лева взял со стола бутылку так, как это делают эксперты-криминалисты: ладонь под донышко, другую поверх горла, чтобы не испортить и не стереть отпечатки пальцев. Он приподнял бутылку, наклонил по отношению к источнику света. Взглянул, быстро поставил на место.

Крошин поперхнулся на полуслове. Значит, отпечатки у них есть. Мальчишка убеждает, что их нет, чтобы он, Крошин, не беспокоился. Зачем? Не хочет пугать или не подозревает? А зачем бутылку осмотрел? А если осмотрел, почему не забрал? Неужели он так умен и осторожен? Крошин тихо выругался. Сто раз твердил: дураков в розыске не держат. Ничего, мальчик, посчитаемся.

Лева вышел на улицу, из ближайшего автомата позвонил дежурному, просил, чтобы патрульные понаблюдали за «волгой» номер семьдесят — восемнадцать, и поплелся домой. Он именно плелся, еле переставляя ноги. «Если отец сейчас заговорит о Нине, почувствует запах коньяка и начнет пилить, мне каюк», — твердо решил Лева.

Мама, генерал и Клава сидели за обеденным столом, пили чай и не обратили на его приход ни малейшего внимания. По тому, насколько дружно они выполнили маневр, Лева понял, что его поведение обсуждалось и подверглось резкой, но справедливой критике. Там, у Крошина, Леве его поведение казалось легким и естественным. Вопрос — ответ, хвастливая, чуть пьяная болтовня, ни подтекста, ни второго плана. Вот я весь, как на ладошке. В меру прост и хитер, все непринужденно, бездумно, между прочим. И удар. Боксеры скажут: под гонг, любители скачек — под звонок.

Выйдя от Крошина, Лева решил: дойду до дома — и я герой. Казалось, он не болтал несколько часов, сидя на стуле, а копал землю или укладывал асфальт. И вот наконец все кончилось, он дома, среди самых любимых, близких и дорогих. Они молчат, но сейчас, с минуты на минуту, ему выдадут. Лева опустился на стул рядом с телефоном, тупо взглянул, качнулся. «Уверены, что я пьян», — лениво подумал он.

Родители молчали. Клава швырялась посудой.

Сейчас умру, решил Лева, снял трубку и стал набирать номер. Лева не любил показухи, но сейчас выхода не было: он звонил Константину Константиновичу. Турилин не удивился, словно звонки в двенадцатом часу ночи на квартиру — в порядке вещей.

— Лев Иванович, вы?

— Я, — признался Лева.

— Все благополучно?

— Да. — Лева не мог ничего придумать, не докладывать же по телефону. Сказать: спасите от любимых родителей?

— Вы из дома? — спросил Турилин. Около сорока лет в уголовном розыске — срок солидный, в разных ситуациях побывал полковник, без особого труда представил и Левину. — Родители дома?

— Дома, — мрачно ответил Лева, и Турилин все понял.

— Давно хотел познакомиться с вашим уважаемым папашей, можно его к телефону? — Турилин явно улыбался. — Лева, примите ванну, проглотите снотворное. Ко мне явитесь к двенадцати.

— Спасибо, товарищ полковник, — Лева повернулся к столу и сказал: — Отец, тебя. Мой начальник, его зовут Константин Константинович.

Лева хотел добавить, дескать, вот я попросил полковника объяснить вам, родителям, что Лева Гуров сегодня арифметику не прогулял и вообще парень ничего, школу изредка посещает. Но на юмор нужен мешок сил. Откуда?

Генерал удивленно хмыкнул, поднялся из-за стола и недоуменно пожал плечами. Лева потащился в ванную.

Крошин приехал в ресторан «Ипподром», сел за столик, обслуживаемый Митричем. Официанта, как и рассчитывал Крошин, давно отпустили. Ресторан уже закрыли, кухня не работала. Крошину, как постоянному клиенту, подали холодную закуску. Посетителей не было, в одном углу догуливала подвыпившая компания, в противоположном, у сцены, ужинали закончившие свою программу оркестранты. Официанты убирали приборы, снимали скатерти. Крошин наполнил две большие рюмки, жестом подозвал лысого Митрича. Официант благодарно кивнул, стыдливо закрываясь ладошкой, выпил, взял корочку хлеба.

— Таблетки от головной боли не найдешь? — спросил Крошин. — Лучше две.

— Имеется, завсегда имеется, — Митрич порылся в кармане форменной тужурки, достал лекарство. — Тоже глотну, все нервы вытянули сегодня.

— Что так? — Крошин положил в рот две таблетки, запил коньяком, снова налил официанту, указал на стул.

Митрич благодарно кивнул и присел. Он в красках рассказывал, как пришли сегодня двое, друг от друга не отличишь, взяли его, старого, под руки и в машину. В кабинете другой сидит, солидный, видно, начальник. Расспрашивал подробно, все больше о покойном Логинове. О том, где он в субботу сидел да что пил и ел, с кем беседовал.

Крошин слушал равнодушно, не перебивал, вопросов не задавал, поддакивал изредка.

Официант повинился, пришлось сказать начальникам, что в ту субботу Крошин присаживался к покойному. Какой смысл скрывать-то, все одно докопаются. Не серчай, Александр, но не миновать тебе того кабинета. Крошин ответил, что Митрич поступил верно, врать в таких вопросах не следует. Вызовут так вызовут, скрывать ему, Крошину, нечего. Я так и рассудил, поддакнул Митрич. Крошин налил ему снова и спросил:

— Там-то от страха небось в горле пересохло?

— Не говори, — Митрич прихлопнул третью рюмку, повеселел. — Вроде и не виновен и мужик культурненько расспрашивает, все одно оторопь, пить страсть как хочется.

— Пить давали? — задал свой главный вопрос Крошин.

— Обязательно. Обходительный начальник, сам налил, стакан на блюдечке, чистый, сверкает аж, видно прислуга классная у них, так протереть уметь надо.

Крошин откинулся на спинку стула, выдохнул, словно тяжесть какую тащил и теперь опустил. Отпечатки снимают, точно, вопроса нет.

— Апосля меня Сеньку вызвали, — Митрич показал на молодого официанта. — Он в тот вечер покойного обслуживал.

Крошин схватился за соломинку.

— Позови его, — он уже не думал о том, что его заинтересованность может стать известна уголовному розыску. Плевать. Снимают отпечатки или не снимают?

Митрич подвел к столу худенького юношу и деликатно удалился. Крошин, отбросив осторожность, быстро задал несколько вопросов.

Молоденький официант рассказал, что ему тоже давали пить, подносили стакан тоже на блюдечке. Сеня рассказал даже больше. Во время его допроса в кабинет зашел какой-то мужчина с подносом, но на официанта не похож. Начальник, который допрашивал Сеню, сказал вошедшему: «Убери грязную посуду». Сеня еще удивился, так как стаканы были такие чистые, каких в ресторане и в начале смены не бывает.

Среди подгулявшей компании, которая шумно спорила с официантом по поводу счета, находились капитан Свиридов, лейтенанты Люся Калинина и Виктор Болтянский. Завтра фотографии беседующего с официантами преступника окажутся на столе начальства. Сначала разговор хотели записать на пленку, затем отказались. Действеннее заново допросить официантов. Свидетельские показания в суде всего эффективнее.