Юлия, дочь Цезаря

Глава 24

Цепион провёл больше месяца в горах, скрываясь в альбанском поместье отца. Он бежал из Рима тотчас после неудачного покушения на Помпея, решив не играть с судьбой. Узнал ли его кто-то в толпе? успел ли сам Помпей разглядеть его лицо?.. Порой ему казалось, что, если бы задуманное им свершилось, он сам отдал бы себя в руки правосудия — так, по крайней мере, все узнали бы, что Помпей стал жертвой собственной подлости. Теперь же ему нужно было выждать какое-то время, чтобы, во-первых, понять, подозревают ли его в покушении, а, во-вторых, придумать новый план. И, готовясь к возвращению в Рим, он внушал себе, что права на ошибку у него больше нет. Он знал, что должен остаться верным ненависти к тому, кто заслуживает лишь ненависти…

Квинт лежал в полумраке, в бессильной злобе сгибая и разгибая пальцы рук. Здесь, в деревенской глуши, никто не видел его искажённого ненавистью и страданием лица. И тем более никто не мог заглянуть в его гибнущую душу…

Тянулись унылые дни. Но однажды ранним утром без стука распахнулась дверь, и вошёл Клодий. Он бодро приветствовал Квинта и тоном, не терпящим возражений, заявил:

— Хватит забиваться в горные ущелья, точно таракан в щели! Укладывай вещи — поедешь со мной в Рим! Нас снова ждут великие дела на благо родины и подвиги, которые немеркнущей славой покроют наши скромные имена!

Клодий явился, такой же разодетый и самоуверенный, как и в прошлый раз, когда Квинт был с ним на Форуме. Как будто всё было вчера…

— Как ты меня нашёл? — обеспокоенно спросил Квинт; он настолько растерялся, увидев Клодия, что в первую минуту подумал, будто тот приехал, чтобы арестовать его.

— А что, разве ты в самом деле прятался? — удивился Клодий, вытаращив на него свои нахальные удивительно синие глаза.

Что-то удержало Квинта назвать гостя неумелым притворщиком.

В нём вдруг поднялась бешеная ненависть к Клодию, ибо всё пошло не так, всё пошло наперекор. Все те узы, которые, как он думал, напрочь связали его с этим решительным и дерзким человеком, были разорваны. Клодий больше не соответствовал образу спасителя, или, вернее, он им никогда и не был. Квинт больше не смотрел в глаза Клодию, страстно ища в них то, что придало бы ему силы. Готовое прорваться наружу негодование и столь же сильное желание дать себе волю и разоблачить Клодия в трусости сменились холодным презрением.

— Послушай, ради тебя я проделал долгий и утомительный путь, — беспечно продолжал Клодий, не замечая перемены в настроении собеседника. — Возможно, у тебя есть недурное вино. Как насчёт того, чтобы смочить горло, дружище?..

Они выпили, и Квинт постепенно стал возвращаться к жизни, беспокойно осматриваясь и мотая головой. Наконец он обратился к Клодию:

— Так зачем ты приехал за мной? — В его голосе больше не было подозрения, он задал свой вопрос лишь из любопытства.

— Друг мой, — начал Клодий, подавшись вперёд, — я принёс тебе весть, которой предстоит изрядно взволновать по меньшей мере два уважаемых семейства: твоя бывшая жена, Помпея, в тягости. Фавст на радостях уже велел украсить свой дом как будто наступили Матралии[84].

— Рад за Помпею, — сухо ответил Квинт. В нём снова поднялась волна злости: отчего Клодий тянет? отчего не скажет напрямик, что ему нужно?

— Надеюсь, Фавст выразит тебе свою благодарность, — подхватил Клодий, — ведь это тебе он обязан своим теперешним счастьем. Если бы ты не выставил Помпею из своего дома, не думаю, чтобы она когда-нибудь согласилась стать женой Фавста…

Не успел он закончить фразу, как Квинт судорожно схватил глиняную бутыль и разбил её о стол; остатки великолепного цекубского смешались с черепками.

— Не смей смеяться надо мной!

Мгновение Клодий сидел поражённый неожиданной вспышкой ярости. Он повидал многих людей, вспыльчивых, неудержимых, порывистых. Но молодой Цепион пугал его своим неуравновешенным и, главное, совершенно не контролируемым нравом.

— Тогда… на Форуме… было нападение на Помпея, помнишь? — хриплым голосом спросил Квинт, приблизив к Клодию своё бледное, усеянное каплями пота лицо.

— Ещё бы, — осторожно ответил Клодий, с опаской поглядывая на руку Цепиона, которая, как ему показалось, нащупывает под туникой нож. — С Помпея как с гуся вода, а тот бедняга, что закрыл его собой, истёк кровью от удара ножом и отправился прямиком к старику Харону. Убийцу не нашли: ведь там была такая свалка; я не досчитался многих своих людей…

— А свидетели? — Квинт всё ещё не верил своей удаче. — Никто ничего не видел? И никаких подозрений?

— Кое-кто из моих врагов пытался обвинить меня в организации покушения на Помпея, но они не сумели предоставить неоспоримые доказательства, — ответил Клодий со своей обычной кривой ухмылкой.

Квинта ещё больше разозлила эта бравада, и он не сдержался:

— Но ты был бы только рад присвоить себе имя убийцы Помпея Магна, не так ли?

Какое-то время оба молчали, глядя в глаза друг другу.

— Стало быть, это был ты, — наконец проговорил Клодий негромко.

— А как бы ты поступил на моём месте? — вскинулся на него Квинт. — Ну-ну, не прикидывайся простачком! И не вздумай уверять, что не одобряешь моего поступка! Если бы не тот случайный прохожий, возомнивший себя спасителем великого человека, с Помпеем было бы покончено раз и навсегда!

— Рано или поздно, это всё равно произойдёт, — отозвался Клодий. — Только за тебя это сделает кто-то другой.

Стиснув зубы, Квинт схватил его за руку.

— Это должен сделать я. Слышишь? Право мести принадлежит мне. Слышишь?

— В таком случае, — спокойно отозвался Клодий, мягко освобождаясь от вцепившихся в его руку пальцев, — тебе следовало бы поторопиться с возвращением в Рим. Пока ты прятался в горах, там произошли значительные перемены. Из изгнания возвратился Цицерон, и первое, что он сделал, — примирил Помпея с сенатом. Дальше — больше. Выступив в сенате в пользу хлебного закона, он снова дал Помпею титул владыки всех земель и морей, принадлежащих Риму. Отныне власти и надзору Помпея подчинены гавани, торговые центры, продажа зерна — одним словом, вся деятельность мореходов и земледельцев. Срок моих трибунских полномочий истёк, и, хотя народ по-прежнему поддерживает меня, мой голос в сенате звучит очень слабо…

Клодий на мгновение остановился и насупился, будто собственное признание невероятно огорчило его: горластому буяну было нелегко смириться с поражением, хотя он не терял надежды укрепить свои позиции у власти.

— Таким образом, получив в сенате большинство голосов, Помпей встал во главе снабжения хлебом и теперь собирается отплыть в Сицилию, Сардинию и Африку за зерном, — продолжил Клодий, и по его тону, выражению его лица было ясно, что он испытывает к противнику ещё больше зависти и злобы, чем прежде. — Если ты, мой друг, уверен, что тебе по силам избавить Рим от Помпея, я не стану удерживать твою карающую руку…

Спустя какое-то время Цепион, сопровождаемый треском скатывающегося гравия, достиг подножия горы. Клодий, верхом на поджарой лошади, спускался следом за ним.

— Ах, да, чуть не забыл! — крикнул он Квинту в спину. — Тогда, на Форуме, Помпей избежал смерти, а вот его ребёнок погиб…

Квинт резко остановил коня и обернулся.

— А Юлия? Она жива?! — вскричал он. Он чувствовал, как у него подёргиваются мускулы лица.

— Приходит в себя от потрясения…

Хлестнув по боку коня, Квинт помчался вперёд. Выехав на проезжую дорогу, Клодий галопом понёсся следом за ним…

Добравшись до дверей дома Помпея, Квинт остановился и, пройдя вверх и вниз по улице, снова замер у порога, вызвав недоумение привратника. Он уже готов был сделать тот ложный шаг, которого поклялся никогда не делать, — войти в дом, с которым было связано столько мрачных воспоминаний, но ему помешала… Помпея.

— Для чего ты здесь? — Она стояла у Квинта за спиной — узнаваемая и в то же время не знакомая, более настоящая, чем он сам, потерявшийся среди теней прошлого, утративший вкус жизни, не способный прощать.

Квинт не удивился бы, встреть он её в другом месте и при других обстоятельствах. Но оттого, что Помпея оказалась здесь в то же время, что и он, оттого, что голос её прозвучал непривычно грозно, Квинт совсем растерялся. В замешательстве он пробормотал, что зашёл мимоходом, и отвёл от Помпеи глаза.

— Я слышала, тебя долго не было в Риме… Ты уже знаешь о том, какое горе случилось в семье моего отца?

Квинт промолчал, и тогда Помпея рассказала ему о том страшном дне, когда на Помпея напали на Форуме. Кто-то увидел кровь на одежде Помпея и решил, что триумвир смертельно ранен. Слух об этом достиг дома Помпея раньше, чем он туда вернулся. Когда Юлии сказали об окровавленной тоге мужа, она неистово закричала и лишилась чувств. И все, кто был с нею рядом, поняли, что ей не доносить ребёнка до положенного срока…

Квинт содрогнулся от рассказа Помпеи, он не мог говорить. То, что он услышал, казалось гораздо более тяжёлым, чем он мог бы представить. Он почувствовал себя запятнанным кровью невинной жертвы, ребёнка, которому было не суждено появиться на свет только из-за его слепой ненависти и жажды мести. Теперь он мечтал об одном — навеки изгладить тот день из своей памяти, притвориться, будто ничего не случилось. Он и думать не хотел о том, что стал причиной такой трагедии…

— Все мы несчастные создания, — сказала Помпея с грустью. — Несчастные и одинокие… Отказываясь от любви к тебе, выжигая её в своём сердце, я испытала самую глубокую горечь, какую жизнь мне когда-либо уготовила. В Фавсте я тоже вижу своё одиночество, но в нём, в отличие от тебя, есть лёгкость и простота. Болезненные переживания чужды ему. Он способен дать мне любовь, ради которой стоит жить. Но, странное дело, с ним я чувствую себя ещё более несчастной и одинокой, чем в своих воспоминаниях о тебе…

Помпея зарделась (как знакомо ему было это её смущённое, немного виноватое выражение лица!) и, окинув Квинта прощальным взглядом, прошествовала мимо него в дом своего отца. Цепион, с поникшими плечами, сгорбленный, точно вдруг состарился на несколько лет, побрёл прочь.