ЮнМи. Сны о чём-то лучшем. Книга вторая

(서른두번째꿈) Сон тридцать второй. Прекрасная страна — 2

Сон Серёги Юркина

Олимпийский стадион в Пхёнчхане. Девять часов вечера.

Вот чего я никак не ожидал увидеть у входа в гримёрную, так это драку. Молчаливую, яростную и беспощадную женскую драку. На поле боя, коим являлся довольно узкий коридор, сошлись три девицы. И отнюдь не айдолы, не стаффы и даже не телохранительницы, а личности совершенно левые и мне незнакомые. Две из них, одетые поприличнее, нападали на третью, всю в чёрном и с низко надвинутой на глаза бейсболкой. А в стороне стояла ГаБи и за всем этим безобразием с интересом наблюдала. Когда я, крайне удивлённый происходящим, подошёл поближе, драка уже завершилась ожидаемой победой большинства. Две девушки крепко держали противницу, ловко заломив ей руки за спину. Жертва молча брыкалась, дёргалась и сопела, не оставляя безуспешных попыток вырваться. Ей было на первый взгляд лет где-то около двадцати пяти, одета она была нарочито неряшливо, в почти байкерском стиле, и я сразу почуствовал к ней невольную неприязнь, возможно, из-за злобных взгдядов, которые она бросала на меня.

— Анньён всем! — сказал я. — ГаБи, ты как здесь очутилась? И что вообще происходит?

— Преступницу поймали, госпожа Агдан, — пояснила ГаБи, при посторонних всегда обращающаяся ко мне так официально. Сдёрнув бейсболку с головы злобно рычащей девицы, она ловко охлопала карманы её куртки. — Пробралась сюда по пожарной лестнице, дождалась, когда ваши сонбе переоденутся и уйдут, и попыталась в гардеробную проникнуть. Не знала, что у нас все помещения под двойной охраной… А с собой у неё посмотрите что: баллончики с краской, нож, ножницы, сразу три тюбика с суперклеем… Зачем тебе это, а, подруга? Не отвечаешь? Да и без того понятно. Планировала испортить все сценические костюмы и даже, может быть, облить краской саму ЮнМи-сии. Что, разве я не права?

— Ничего не скажу! — почти выплюнула злоумышленница, зло глядя на нас сквозь растрёпанные волосы. — Вам всё равно придётся меня отпустить. Не имеете никакого права задерживать. И никуда я не пыталась проникнуть. Просто шла мимо. А вы всё равно ничего не докажете, нет у вас против меня ничего, понятно!

В общем нет у нас "методов против Кости Сапрыкина", тут она была права. Однако ГаБи это, как видно, ничуть не смущало. Президент моего фан-клуба достала телефон и сделала несколько снимков. Девица попыталась отвернуться, но ей не позволили.

Тем временем и местные охранники подоспели. ГаБи отошла в сторону и что-то прошептала старшему смены. Тот кивнул в ответ. Охранники приняли уже уставшую брыкаться девицу и удалились.

— Есть у нас подозрение, что именно она была за рулём той машины, что в вас врезалась, — пояснила ГаБи. — Правда, даже если это и подтвердится, она отделается либо штрафом, либо лишением прав на какое-то время. Но зато мы теперь можем узнать, кто она и откуда. Этих гадов ведь главное на свет вытащить, тогда они не так опасны.

— Погоди, ты хочешь сказать, что авария была не случайная? Подстроенная?

— Так и есть. Видели бы вы, ЮнМи-сии, ту машину. С виду неказистая, а на самом деле — бронированный зверь. Один усиленный бампер чего стоит. Вашу вон как покорёжило, а у неё только краску кое-где содрало и зеркало заднего вида снесло.

— Ну и дела… А как вы её нашли?

— Так она на стоянке стоит. Мы её по камерам вычислили, когда байкерша эта нам на глаза попалась. Ходила тут, вынюхивала, подходы искала.

— И всё-таки, как вы здесь оказались-то? Ты мне так и не ответила.

— Да как и все. Приехали ещё вчера на поезде. ХоСан, вы же его знаете, раздобыл инфу о готовящемся покушении. Вот мы и сорвались сюда. Как видите, не зря.

— ГаБи, девушки, спасибо вам всем огромное. Даже не представляю, что бы я без вас делала… Но знаете, чего я понять не могу. Вот эта краска, ножницы, испорченные костюмы… Несерьёзно же всё как-то, по-детски.

— Так ведь не от большого ума. Видимо, ничего лучше придумать эта дура не смогла. Или, что вероятнее, просто отвлекала нас от кого-то другого.

— И ты так спокойно об этом рассуждаешь?

— Мы наготове, ЮнМи-сии. И наших здесь много. Мы с утра дежурим на всех выходах и уже отловили пятерых подозрительных. Так что эта девица не первая.

Тут у неё зазвонил телефон.

— А вот и главного поймали, — сообщила она, выслушав чей-то торопливый отчёт. — Хотите посмотреть, кто это настолько вас возненавидел? Успеете до выступления?

— Думаю, успею. У меня ещё почти полчаса.

* * *

Иду вслед за ГаБи и прислушиваюсь. На сцене сейчас сама госпожа Ли поёт в дуэте с Кюхёном свою самую знаменитую песню "Fate".

Lee Sun-hee, Kyuhyun — Fate

https://www.youtube.com/watch?v=IXwx0ktpxa8

Я их слышал, конечно, на репетициях — и не раз, но что такое репетиция по сравнению с настоящим выступлением перед публикой. Во время концерта, да в присутствии десятков тысяч зрителей всё воспринимается иначе, ярче, полнее, волнительнее. Там такой накал чувств, такая ответная волна сопереживания…

Блин, из-за каких-то гадов вынужден пропускать самое интересное. Не прощу!

Вот и комната охраны.

— Он на щитовую нацелился. Видимо, рассчитывал отключить звук и свет на сцене, — пояснял смутно знакомый мне паренёк, которого я несколько раз видел на фанмитингах, устраиваемый специально для членов "Red Alert". — Вот только непонятно, как он сюда попал. Мимо наших точно не проходил. Его бы не пропустили. Наверное заранее пробрался — или вчера, или утром с техперсоналом.

— Но девица же как-то пролезла.

— Она была одна, — сказала ГаБи. — Они использовали разные маршруты в надежде, что хоть кому-то повезёт. Подстраховывались.

— Скорее всего, — согласился ИнБом. — Я попросил у охраны, чтобы их пока не выводили, подумал, что вы обязательно захотите на него посмотреть.

— Молодец, ИнБом. Всё правильно сделал, — кивнула ГаБи.

В дежурке было в прямом смысле не протолкнуться. У меня даже не получилось сразу разглядеть пойманных злоумышленников, которых разместили где-то у дальней стены.

— ЮнМи-сии, — оглянулся на меня Ю СонИль, старший сегодняшней смены телохранителей. — Хорошо, что и вы здесь. Полюбуйтесь.

Мужчины расступились.

Да уж, такого сюрприза я тоже никак не ожидал. Как говорится, шок — это по-нашему.

У стены, под стендом с инструкциями сидела та наглая девица и — кто бы мог подумать! — наш случайный спаситель Ким МинХэ. Впрочем, случайный ли? Что-то я вдруг в этом сильно засомневался. От его недавней вежливости и предупредительности не осталось и следа. Щедро украшенное кровоподтёками и ссадинами лицо было искажено тяжёлой, угрюмой злобой. И взгляд, которым он меня встретил, отнюдь не светился приязнью и добротой. Это же надо было так искусно притворяться, что мы ни разу ни в чём его не заподозрили! Вот ведь где артистические таланты пропадают!

— Почему он такой помятый? Его что, били?

— Активно сопротивлялся, — лаконично пояснил СонИль. — Пришлось успокаивать.

— Как же так, господин МинХэ? — спросил я. — Мы вам поверили, а вы…

— Наверное, не надо было верить кому попало, — криво усмехнулся он.

— Совершенно согласна. Только дело в том, что меня воспитывали иначе и я не умею всех подозревать. Скажите, за что вы так меня не любите?

— А за что тебя любить? — ответил он вопросом на вопрос. — Из-за тебя у всех вокруг одни неприятности. Стольким людям успела жизнь испортить. Жаль, что сегодня у нас ничего не получилось. Но ничего, мы ещё поквитаемся. Жизнь, она длинная.

Девица подняла голову, окинула нас не менее злым взглядом и вновь уткнулась в пол.

— Я так понимаю, что этот парень ваш знакомый? — решил прояснить для себя ситуацию начальник охраны стадиона.

— Не совсем так, — ответил я. — По дороге сюда мы попали в аварию, которую устроила, вроде бы, вот эта девица. Ну а он нас подвёз. Проезжал мимо и великодушно предложил свои услуги. Выручил, так сказать. В благодарность за помощь мы и провели его сюда без билета… Да-да, ГаБи, получается, что мы сами помогли злоумышленнику проникнуть за вашу линию охраны. Но кто же знал!

А ведь можно, можно было догадаться. В том случае, разумеется, если бы мы изначально были нацелены на недоверие ко всем и каждому. Сейчас, припоминая, как всё произошло, раскладывая, так сказать, произошедшее по полочкам, я понимал это очень хорошо. Ну не мог он там на дороге разглядеть не то что улыбку — даже саму БоРам. Её тогда за нашими спинами и не видно было, когда он проезжал. Ещё и про концерт он якобы не знал, удивлялся, куда это все едут, при том, что весь город уже две недели оклеен рекламными плакатами. И разговор ведь, гад, так ловко выстроил, что мы сами предложили провести его без билета через посты охраны.

— Не стоит винить себя, ЮнМи-сии, — попробовал успокоить меня СонИль. — Вашей вины здесь нет. Мы тщательно отрабатываем всех посторонних, поэтому шансов у него всё равно не имелось никаких. Главное было застать его на месте преступления. Что в итоге и получилось. И вот ещё какой нюанс. Права у этого парня поддельные, телефон куплен только вчера… Так что зовут его, вероятно, совсем не МинХэ. С девицей, кстати, они из одной банды. Сам слышал, как они переговаривались.

— Ну что, надо отдать им должное: ловко придумали, — сказал я. — Она, значит, устраивает нам по дороге ДТП, а он весь из себя благородный тут как тут и помогает вовремя добраться до стадиона. Нам бы и в голову не пришло его подозревать. Да мы и не подозревали.

— Просто вы привыкли иметь дело с честными людьми, а не с подобными беспринципными негодяями, — пояснил СонИль, озвучив вовсе не очевидное, поскольку различных негодяев я в этой жизни повстречал уже даже слишком много. Но в целом его мысль была верна. — Вы не ждали подвоха, на то и был его почти оправдавшийся расчёт.

— А на то, что мы могли в аварии погибнуть, у вас тоже расчёт был? — спросил я, обращаясь к вредоносной парочке.

— Ничего бы с вами не случилось, — заявила девица. Голос у неё был препротивный, с визгливыми интонациями. — Мы же не идиоты — убийство на себя вешать. Всё было чётко просчитано. Я полностью контролировала ситуацию.

— Контролировала она. Нашлась тоже мне контролёрша, — сердито сказала ГаБи. — Парня своего сначала научись контролировать.

— Всё, я теперь знаю, кто он! — объявил слегка даже обыденно СоХан, наш компьютерный гений, отрываясь от планшета, на котором он что-то только что просматривал. — Его настоящее имя Ко ИльХен.

Он произнёс это имя так, словно его должны были знать все и вся. Наш лжеспаситель нервно передёрнул плечами и вздохнул. СоХан же, не услышав, очевидно, ожидаемой реакции, удивлённо оглядел присутствующих. Присутствующие молча смотрели на него.

— Ну Ко ИльХен же. Сын бывшего министра иностранных дел Ко СыМина, который из-за ЮнМи в отставку подал. Этот, — СоХан показал на ещё более посмурневшего злоумышленника, — вместе с папашей работал, ну и тоже вынужден был уйти. Вот вам и причина ненависти. Банально и скучно.

Блин! В который раз убеждаюсь, что за всё в этой жизни приходится платить. Особенно за всё хорошее.

— Отомстить, значит, хотел, — сказал я, глядя на парня. — Наказать за то, что из-за меня вы с отцом престижных должностей лишились. Моя вина в этом довольно спорная, но ладно, это я ещё понять могу. Не принять, а понять. Но почему ты решил вместе со мной наказать и тридцать с лишним тысяч зрителей, пришедших на сегодняшний концерт? Они-то в чём виноваты? Разве из-за них, а не из-за собственной некомпетентности вынужден был уйти со своего поста твой отец? И разве ты не знаешь, что средства, полученные от этого концерта, будут переданы в фонд помощи пострадавшим от наводнения. Выходит, ты и тех людей — уже и без того немало натерпевшихся — тоже хотел наказать? Или тебе плевать на них на всех? Личная месть дороже? И кто ты тогда после этого, сын бывшего министра? Говоришь, что из-за меня у всех вокруг одни неприятности, а сам что всем сидящим там людям собирался устроить — большую кучу приятностей?

Девица презрительно сплюнула на пол, как бы показывая, что ей-то точно на всё и всех плевать. Наш лжеспаситель поднял на меня взгляд, собрался было что-то ответить, но, видимо, не нашёл подходящих слов. Впрочем, никто никаких слов от него и не ждал.

Когда обоих увели, чтобы вытурить за пределы охраняемой территории, я сказал, обращаясь ко всем присутствующим:

— У меня к вам убедительная просьба. Пожалуйста, не рассказывайте про этого негодяя моим девчонкам. Пусть они думают, что нам и в самом деле помог хороший человек. Не надо их огорчать такой правдой. Хорошо?

И тут мне позвонила Ёнэ.

— ЮнМи, ты где? — закричала она так, что я чуть телефон не выронил. — У тебя скоро выход на сцену! Там уже "Red Velvet" выступление заканчивают! Потом АйЮ и ты! Бегом сюда!!!

* * *

Господи, кто бы знал, как ЁнЭ переволновалась, сколько она нервов себе сожгла с этим благотворительным концертом! Нет, дело, конечно, хорошее, но… Это же Юна, у неё ничего просто так не бывает. Обязательно во что-нибудь да вляпается. Порой на совершенно ровном месте. Сто человек спокойно пройдут, а она обязательно вляпается. Ну ладно, опять с господином СанХёном из-за новой песни поспорила. К этому уже и он сам давным-давно привык и, похоже, находит в таких спорах некое удовольствие. Но она ведь ещё умудрилась вместе со всей "Короной" чуть не погибнуть в автоаварии! У ЁнЭ, когда ей по телефону об этом сообщили, чуть сердце не остановилось. Слава богу, всё обошлось и даже никто не пострадал. Но когда ЁнЭ про эту аварию вспоминает, её опять всю колотит и руки трясутся. Ужас, просто ужас какой-то. А под конец эта безответственная пабсыта (pop-star) вообще чуть на своё сольное выступление не опоздала. И главное такая вся из себя спокойная отвечает по телефону, чё ты волнуешься, времени ещё дофига, почти десять минут. Времени у неё дофига! ЁнЭ уже впору успокоительное литрами глотать, а этой звезде хоть бы хны! Зла не хватает, честное слово. Жаль, что менеджерам нельзя своих подопечных палкой лупить, как это по слухам господин ДжуБон в школе Кирин делал. Наподдал, говорят, ей хорошенько пару раз, и она сразу танцевать научилась. Правда, он там её ещё золотистое соджу заставлял пить. Но это уже лишнее. А вот крепкая палка порой не помешала бы, честное слово. Впрочем, размышляла так ЁнЭ, конечно же, не всерьёз. Просто, чтобы пар сбросить. А сама тем временем, крепко сжимая кулачки, смотрела на такую маленькую, такую тоненькую, такую хрупкую фигурку, стоящую в свете прожекторов почти в центре огромного стадиона под взглядами тысяч и тысяч людей и десятков направленных на неё камер. Если бы саму ЁнЭ сейчас поставили туда, на всеобщее обозрение, она тут же умерла бы от страха, просто молча умерла бы и всё. Но ей простительно, она же не айдол.

Зазвучала музыка, и Юна, раскинув руки так, словно хотела обнять разом весь мир, начала петь, и сильный звонкий голос её заставил биться в унисон сердца всех находящихся на стадионе зрителей:

Ханырым параке, курымын хаяке,

Шибарандо пурова, пупурын не-маим.

Намуни-пуруке, канмульдо пуруке,

Арымдаун игосе, нэга икко нэга иннэ…

* * *

Синь высоких небес, белизна облаков,

Веет ветер, и в сердцах лишь любовь, лишь любовь.

Зелень юной листвы над лазурной рекой,

Как чудесна страна, где живём мы с тобой!

Мы с рукою в руке вместе пойдём в эти просторы,

И уйдём навсегда и надежды свои выскажем вслух!

Синь высоких небес, белизна облаков

Веет ветер, и в сердцах лишь любовь, лишь любовь.

О, прекрасная страна!..

YOYOMI — Beautiful River and Mountain (Lee Sun-hee) Cover YOYOMI

https://www.youtube.com/watch?v=p9riZxnwpcg

* * *

Только что закончилась трансляция грандиозного благотворительного концерта в Пхёнчхане. ЮЧжин сидит, невидяще глядя на выключенный экран телевизора.

— И опять у меня ничего не получилось, — задумчиво произносит она. — Просто какая-то чёрная полоса в последнее время пошла. Даже как-то неуютно себя чувствую. ХванДонг куда-то пропал, и министров обиженных в запасе больше нет. Неужели этой… в самом деле Гуань Инь помогает? Может, плюнуть на неё да и забыть. Всё равно замуж за ДжуВона она не собирается. Нет, ну какая же дура! Не понимаю я её. Как можно от такой выгодной партии отказываться? Это хорошо, конечно, что она мне уже не соперница, но… А вдруг она в нем какой-то изъян разглядела, что-то такое, чего я пока не вижу? И буду потом всю жизнь мучиться… с нелюбимым. Как мама. Но с другой стороны — два миллиарда наследства. Что же мне делать?

ЮЧжин в отчаянии прижимает ладони к вискам:

— О, господи, как трудно жить!

* * *

Исправительное учреждение "Анян". Комната свиданий

Передо мной сидят двое. Незнакомый мне капитан, имя которого я сразу выбросил из головы, и довольно молодой адвокат, с почти ругательным на мой слух именем Ким У Ёп.

— Надеюсь, вы пришли сообщить мне, что все выдвинутые против меня обвинения оказались ложными, и меня выпускают из тюрьмы? — говорю, глядя только на адвоката.

— Увы, ЮнМи-сии, на подобные сообщения меня никто не уполномачивал, — состраивает тот притворно скорбную гримасу. Ну что ж, от человека с таким именем я ничего иного и не ожидал.

— Значит, вы пришли зря и мне не о чем с вами разговаривать, — развожу я руками. — И я в таком случае, пожалуй, пойду. У меня, видите ли, ещё рабочий день не закончился.

— Я бы на вашем месте, заключённая Пак, вёл себя более подобающим образом, — почти со стальным лязгом произносит капитан. — Вы не в том положении, чтобы решать, зря мы пришли или нет. Извольте, помолчать и внимательно выслушать то, что вам будет предложено.

Всё так же глядя только на У Ёпа, я говорю ему, доверительно понизив голос:

— Вы знаете, господин адвокат, здесь какой-то посторонний человек произносит очень странные слова. Не могли бы вы передать ему, что если он вдруг когда-нибудь окажется на моём месте, он может вести себя любым подобающим ему образом. Это будет только его личное дело. А вот указывать мне, как я должна себя вести, он не имеет ни малейшего права. Так что лучше пусть просто молчит. Когда у него закрыт рот, он по крайней мере выглядит умным. Несмотря на погоны.

— Что ты себе позволяешь, девчонка? — аж подскакивает капитан.

Но адвокат, тщатель но скрывая улыбку, придерживает его за плечо и заставляет сесть:

— Успокойтесь, капитан. Вы слишком эмоциональны.

— Но она…

— Капита-а-ан, — укоризненно тянет адвокат. — Мы же договаривались.

Попыхтев, слишком эмоциональный вояка всё же опускается на стул.

— Я прошу вас, ЮнМи-сии, всё же выслушать наше предложение, — вопросительно смотрит на меня адвокат.

— А от кого оно исходит, могу я узнать?

— От командования Вооружёнными Силами Республики Корея, — с готовностью поясняет он. — И в частности от генерал-майора Им ЧхеМу.

— А-а-а, — радостно тяну я. — Это тот самый Им ЧхеМу, который обманом заманил меня в армию, потом обо мне забыл, а затем и вовсе предал, бросив на съедение продажным судьям. Знаете, господин У Ёп, до этой минуты я ещё сомневалась в том, стоит ли мне слушать это предложение, а теперь точно поняла, что выслушивать его не желаю. Что хорошего может мне предложить обманщик, лгун и трус? Ничего.

— Как ты, дезертирша, смеешь оскорблять господина генерала в трусости? — вновь вскипает капитан, но я его начисто игнорирую, что взбешивает его ещё сильнее.

— Почему ты не отвечаешь на мои вопросы? Почему ведёшь себя так, словно меня здесь нет?

— Потому что во время судебного фарса меня тоже никто не замечал и никто даже и не подумал отвечать на мои вопросы. Бумеранг вернулся, капитан, так что сидите молча и не возмущайтесь. А если кто-нибудь из присутствующих ещё раз назовёт меня дезертиром, я просто уйду.

— Кто же ты, если… — капитан замялся на секунду, но всё же сумел вывернуться, — если не та, кем тебя признали по решению суда?

— Я молодая девушка, которую непонятно за каким хреном упаковали сначала в военную форму, а затем в эту вот тюремную робу.

— Но ты же ведь не явилась в часть по тревоге.

— И что? Кто-то от этого умер? Враги прорвали нашу оборону? Северяне оттяпали часть нашей территории?

— Закон есть закон. А устав есть устав. И его выполнение обязательно для всех, кто носит погоны.

"А устав для солдата…" — тут же вспоминаю я фразу из фильма "А зори здесь тихие". Только вот этот лощёный штабной дрищ ни в какое сравнение не идёт со старшиной Васковым. Масштаб не тот.

— Совершенно с вами согласна, — киваю я довольно. — Закон есть закон. И по тому закону, на который вы ссылаетесь, меня вообще не имели право мобилизовывать. Однако, мобилизовали. Тем самым совершив должностное преступление.

— Но ты же не была против.

— А меня спросили? Знай я изначально, что меня в итоге засадят в тюрьму, я бы сразу послала вашего хитромудрого генерала дальним лесом. И вообще, что это у вас за логика такая странная — не была против? То есть, по вашему, с тем, кто не против, можно совершенно безнаказанно совершать любые противозаконные действия?

— Я этого не говорил.

— Но почему-то я именно это и услышала. Искренне советую вам, капитан, взять несколько уроков правильной речи. Вам будет полезно. Нау́читесь точнее выражать свои мысли. Если, конечно, они в вашей голове имеются.

— Да уж, теперь я понимаю, какую страшную ошибку сделал генерал Им ЧхеМу, мобилизовав тебя в армию, — только и сумел выдавить капитан. — А вот АйЮ, например, служит в полиции и всё у неё прекрасно. Потому что она настоящая патриотка.

Во как! Безупречную во всех отношениях АйЮ вспомнил. Положительным примером меня, такую плохую, решил уязвить.

— Ну надо же! — восклицаю я. — АйЮ у нас, оказывается, служит! Ну-ка, напомните мне, сколько раз она являлась в полицейский участок по тревоге? Много ли вооружённых преступников лично задержала? Скольких наркоманов выявила? Сколько краж расследовала? Сколько раз стояла в оцеплении во время антиправительственных демонстраций? Ответ: никогда, нисколько и ни разу. Может, её тоже в тюрьму на пару лет посадить? Для профилактики.

— Ей не для того дали звание, чтобы ловить преступников. Она выполняет другие функции.

— Функции красивого манекена для демонстрации полицейской формы?

— Я знаю, что у вас с госпожой АйЮ непростые отношения, но попросил бы не отзываться о ней столь неуважительно.

— Плевать на АйЮ. Лучше скажите для выполнения каких функций мобилизовали в армию меня? По северянам из пушки стрелять? Нарушителей границы выслеживать? Не слишком ли вы отважны, капитан, если всерьёз полагаете, что вместо вас на войну должна была отправиться молоденькая девочка-айдол?

— Я тебя на войну не отправлял.

— О, какая знакомая фраза! А медаль за ранение я где получила? В глубоком тылу, что ли? Или на сцене "Токио Дом"? Вот у вас такая медаль есть? Нету. А в тюрьме почему-то сижу я.

— Я не нарушал устав.

— С чем вас и поздравляю. Знаете, капитан, от разговора с вами я устаю сильнее, чем от нескольких месяцев общения с уголовницами. Воинский устав — вещь, несомненно, полезная, но не в том случае, если она заменяет человеку мозги… Господин адвокат, ответьте мне пожалуйста на несколько простых и, возможно, очень наивных вопросов. Скажите, может ли считаться дезертиром несовершеннолетняя девушка, мобилизованная в армию для чисто рекламных целей? И может ли она считаться дезертиром, если её вообще не имели права направлять в действующие войска даже в случае настоящей войны?

Адвокат в явном затруднении.

— Это непростые вопросы, ЮнМи-сии. Мне трудно ответить на них однозначно.

— Да что вы говорите! — всплескиваю я руками. — Трудно вам, бедняжке, ответить, однозначности, видите ли, нет. Правду вам сказать страшно, вот язык и не поворачивается. А правда такова: я невиновна, и меня засудили потому, что кто-то наверху отдал судьям недвусмысленный приказ: Агдан должна сесть. Вот мне даже интересно стало, кто у нас может отдавать такие приказы? Кто этот могущественный нехороший человек? Кто у нас самое сильное звено? Уж не госпожа ли Пак КынХе? Надеюсь вы не станете сейчас убеждать меня в том, что мы живём в действительно демократическом государстве, в котором свято соблюдаются права человека?

Лица у обоих моих собеседников кривятся, словно их заставили раскусить лимон.

— ЮнМи-сии, давайте всё же я озвучу то, что мне поручено, а дискуссию о демократии мы… пока отложим.

— Ладно, озвучивайте, что с вами поделаешь. Ведь не отцепитесь же. Я вся внимание.

Адвокат ожидающе смотрит на капитана. Капитан долго молчит, затем через силу выдавливает из себя следующие несколько фраз:

— Если вы, заключённая Пак, согласитесь написать прошение о помиловании на имя госпожи президента, существует очень большая вероятность того, что ваше дело будет в ближайшее время пересмотрено в суде в вашу пользу и вы сможете выйти на свободу.

— Вот как! А с какого это перепуга возникла у генерала такая странная, не побоюсь этого слова, идея?

— Он озабочен судьбой своего бывшего подчинённого, попавшего в сложную жизненную ситуацию.

— А то, что в эту сложную ситуацию я попала всецело по его вине, его до сих пор никак не заботило? Несколько месяцев обо мне не вспоминал, а тут вдруг спохватился. Дайте-ка я угадаю, в чём причина. Видимо, слишком много людей стало задаваться вопросом, кто и за что засадил в тюрягу молодую и ни в чём не виновную девушку? А ответить-то генералу и нечего. Кресло под ним зашаталось, да? Неудобно стало сидеть? Вот и придумал вывернуться за мой счёт. Я прошу о помиловании, меня выпускают, всем хорошо, все довольны, все в шоколаде. А то, что на моей репутации останется несмываемое пятно, так это мелочь. Агдан утрётся, да? Пусть уже хотя бы тому радуется, что из тюрьмы вышла… Так вот что я вам скажу, господа внезапно озабоченные. Никакого прошения я писать не буду, даже и не надейтесь. Невиновные люди о помиловании не просят. А если у вас там в вашей прогнившей армии что-то очень сильно зачесалось, то сами и расхлёбывайте. Раньше надо было думать.

— Госпожа Пак, я бы всё же настоятельно рекомендовал вам прислушаться к вышеизложенной просьбе.

— Капитан, вы можете рекомендовать что угодно и кому угодно. Это ваши и только ваши проблемы. А я свою позицию уже высказала вполне определённо. И она не изменится.

— Вы совершаете серьёзную ошибку…

— Боже мой, какая ирония судьбы, вы не находите? Вот ваши командиры сделали однажды большую подлость и теперь лихорадочно вынуждены расхлёбывать последствия. В тюрьме сижу я, а плохо почему-то вам. Вы думаете, это мне дали пять лет? Нет, это вам дали пять лет. И я уверена, что виновные за всё заплатят сполна. А кто-то, возможно, и в самом деле сядет. Вместо меня. До свидания, господа. Не печальтесь. В тюрьме тоже можно жить. Я знаю — успела убедиться на своём печальном опыте. И вот что я ещё хочу сказать вам напоследок. У нас прекрасная страна. В самом деле прекрасная. И если отправить в отставку хотя бы часть идиотов, занимающих по какому-то недоразумению руководящие должности, она станет ещё прекраснее. Так и передайте вашему генералу. Анньён!

Капитан с адвокатом недовольно смотрят на уходящую ЮнМи и слышат, как она негромко напевает:

Ханырым параке, курымын хаяке,

Шибарандо пурова, пупурын не-маим…