Забыть оборотня за 24 часа (СИ)

5. Привет из прошлого

Знаете, так бывает. Живешь себе, живешь. Пьешь, ешь, дышишь отравленным газами кислородом, пытаешься работать и чувствовать себя достойным человеком, а потом просыпаешься… на автобусной остановке, прислонившись виском к стеклянному ограждению. Голова заполнена туманом до краев черепной коробки, а перед глазами — расплывается пустота. И все бы ничего, но до полной кучи происходящего дерьма ты нисколько (от слова совсем) не помнишь, как оказался в этом месте и где твой любимый мини купер. Тина сейчас ощущает именно это — состояние удушающего непонимания. Боли нет, кровь не капает на пыльный асфальт, значит не избили, не попала в аварию. Она должна бы радоваться, но не выходит. Потому что всё гораздо хуже, чем кажется на первый взгляд. Проблема не снаружи — проблема внутри. И это пугает. Причина страха как на ладони: когда пробуждаешься ото сна, хочется видеть свою комнату со старыми плакатами и россыпью фотографий на стенах, а не проезжающие мимо машины, пиликающий светофор и несколько лающих собак. А еще хочется хотя бы слегка понимать, во что ты вляпалась на этот раз. Обморок? Последствия сотрясения? Незнакомые симптомы СДВГ? Любой из вопросов может иметь положительный ответ.

Паника уже за спиной: подкрадывается на цыпочках и легонько проводит холодной ладонью по спине. Смеется над ней. Каково людям, которые забывают мгновения, но помнят всё остальное? Им хреново, а еще страшно и одиноко. Словно ты принадлежишь себе только наполовину. Словно ты потерялся в собственной голове.

— Тина? — возле обочины останавливается шикарная машина, из которой показывается знакомое лицо. Финн умеет появляться в нужный момент, как плохой персонаж какой — нибудь романтической бредятины. — Ты чего здесь расселась? Все в порядке?

Беспокойство Финна напрягает еще больше, чем вся ситуация. Тина садится прямо, растирает пальцами виски и сильно зажмуривается, пытаясь совладать с памятью. Вот и очередной проигрыш: память не подчиняется, выдавая то четкие картины, то расплывчатые обрывки с яркими вспышками света. Словно играя с ней. Словно издеваясь.

— Эй! — повторяет Финн. — Ты в порядке?

— Если бы я только знала… — шепчет Тина, рассеянно поглядывая на свои пальцы. Она переводит испуганный взгляд на Финна и ощущает новый, смертельный прилив волнения. — Господи, Уиттмор, я реально не помню, как тут оказалась. Потеряла сознание, наверное. Или… Черт возьми, я не знаю!

— Поднимай свою задницу, я отвезу тебя в госпиталь, — Финн наклоняется через сидение и открывает пассажирскую дверь.

— Твоя машина уже достаточно сделала для меня, я в нее не сяду. У нас с ней взаимная неприязнь, это я прекрасно помню, — Тина морщится, качает головой и щурится от неприятных покалываний в районе шейных позвонков. Она заводит руку назад, ощупывает кожу, но ничего не находит: ни раны, ни царапины, ничего. Только фантомное чувство вмешательства. — Серьезно, Финн, я лучше пешком пройдусь.

— Твою мать, Тина, садись уже в эту чертову машину, — Финн не унимается, сверкая надменным, но встревоженным взглядом. — Или хочешь порадовать своего отца? Я могу позвонить ему прямо сейчас.

Тина обреченно вздыхает: расстраивать отца раньше времени совсем не хочется. Вдруг она просто перегрелась на солнце? Или упала и снова ударилась головой, а незначительные провалы в памяти — это лишь мимолетные последствия? Нет. Тина точно не будет волновать Джона, когда от прежнего «почти мини — инфаркта» прошло чуть больше недели.

Она поднимается с лавочки, слегка покачивается от легкого головокружения, но постепенно ловит равновесие. Садится в Порше и, захлопнув дверь, расслабленно откидывается на мягкое сидение. Внутри пахнет дорогой кожей, ароматизатором с нотами дорогого парфюма, а кондиционер обдувает разгоряченную на солнце кожу. Не сравнить с её стареньким мини купером, конечно, но преданность своей малютке у неё никто не отнимет. Даже роскошный Порше со своими роскошными внутренностями.

Неловкая тишина заполняет пространство. Тина с интересом осматривает салон, а Финн сильнее сжимает руль, буквально до побелевших пальцев. Оба делают вид, что всё нормально, что ситуация не должна вызывать удивления, но она вызывает. Тина, устав от этого напряжения, дергает уголком губ в попытке улыбнуться, и быстро соображает, что же делать дальше. Нужно бы заговорить, поздороваться для приличия, и плевать, что момент давно упущен. Нужно как — то заполнить эту тишину, пока она не задушила их обоих.

— Слушай, Финн, это может прозвучать нелепо и пугающе, но я все — таки спрошу, — Тина поворачивается к нему и, прищурившись, спрашивает: — Ты знаешь, почему я оказалась на дороге в ночь аварии?

— Пиздец, это просто полный и беспросветный пиздец. — Финн настолько красноречив, что даже Тина не удерживается от смешка. Вырулив на проезжую часть, он недоуменно интересуется: — С каких пор у тебя провалы в памяти?

— Нет, ты не понимаешь. Я помню, как выбежала на проезжую часть, и удар помню, хотя лучше бы забыла, конечно, — Тина замолкает, пытаясь уловить в голове размытую картинку, но та ускользает сквозь пальцы. — Но я совершенно не помню, что делала тогда в той части города. Обычно я смотрю по сторонам, когда перебе… перехожу дорогу. Я ведь дочь офицера полиции, помнишь? Я соблюдаю правила, ну… или хотя бы стараюсь. Как так вышло вообще?

— Ты должна рассказать об этом врачу. Дословно, Тина, тебе понятно? — Финн смотрит на неё обеспокоенным взглядом. — Если понадобится, я могу показать тебя нашему семейному врачу, все — таки я тоже виноват в случившимся, так что…

— Это необязательно, — отмахивается Тина, тщетно копаясь в памяти. — Мистер Данбар отличный врач и выписывает мне Аддерол по льготам. Он очень расстроится, если я променяю его на кого — то другого.

Финн ухмыляется и качает головой, но не перечит — бессмысленно. Между ними снова повисает неловкое молчание, которое, что странно, совсем не хочется нарушать. Только сейчас Тина замечает, что паническая атака сбавила обороты и развернулась вспять. Больше нет страха, режущего изнутри, лишь немного волнения и странное чувство безопасности, приправленное неожиданным спокойствием.

Светофор загорается красным, поток машин останавливается на безмолвный приказ и принимается выжидать ровно пятьдесят четыре секунды до начала движения. Тина поворачивает голову вправо и встречается взглядом с незнакомцем, внимательно рассматривающим её сквозь стекло черного «БМВ». Он красив, его глаза глубокого зеленого цвета, а на лице отросшая щетина. Тина отворачивается, ждет несколько коротких мгновений и поворачивается вновь. Водитель всё ещё продолжает сверлить её опустошенным взглядом, в котором плещется вся горечь мира, перемешанная с обидой. Взор настолько тяжелый, болезненный, что хочется удавиться. Если бы Тина была с ним знакома, то непременно подумала, что тот ревнует, ощущает предательство. Беспощадное. Смертельное для души.

Но Тина видит его впервые, поэтому:

— Твой знакомый? — спрашивает она у Финна, кивая на соседа по проезжей части. — Я не уверена, но мне кажется, что за такие взгляды надо штрафовать. А если он меня проклянет ненароком?

Финн прослеживает направление кивка и замирает; смотрит на каждого из них по очереди, показывая на своем лице весь спектр эмоций. Тина окончательно впадает в ступор. Кто здесь стукнулся головой? Она или окружающие?

— Ты точно в порядке? — на этот раз вопрос звучит от Тины. — Хреново выглядишь.

— Я — то в порядке, а вот ты действительно в полной жопе, раз не помнишь Ноа Васкеса, — выпаливает Финн и нажимает на газ, когда светофор загорается зеленым.

Тина смотрит в зеркало заднего вида и замечает, что «БМВ» даже не сдвинулась с места, выслушивая грозные гудки позади себя.

— Тебе точно надо к врачу, — бубнит Финн, внимательно следя за дорогой. — Отец убьет меня, если с твоей башкой окажется что — то не так. Он меня просто закопает, нахрен, на заднем дворе.

Тина все еще смотрит в зеркало. «БМВ» всё еще стоит на месте. Гудки сигналящих машин слышны до тех пор, пока Финн не выворачивает руль влево на следующем перекрестке, но Тина не зацикливается на произошедшем, почти сразу отбрасывая странные ощущения тоски. Это её не касается. Тина не знает Ноа Васкеса. Не помнит. И она могла бы принести за это извинения, однако не чувствует своей вины.

***

Лечащий врач задает слишком много вопросов. Так много, что хочется послать его ко всем чертям и молча свалить, прихватив с собой полный список собственных проблем и парочку рецептурных бланков. Мистер Данбар спрашивает о прошлом, о настоящем, о семье и работе, о личных отношениях и школьных годах. Спрашивает обо всех мелочах, что произошли с ней за короткий период её существования, а Тина отвечает. На все вопросы, кроме одного.

— Расскажи о последнем годе своей жизни.

Стандартный вопрос для найденышей с проблемами памяти.

— Эм — м — м, сейчас, секундочку. Дайте мне одну лишь…

Проблема в том, что именно здесь начинается противное сопротивление и война с внутренним жестким диском. Провалы возвращаются, как по звонку. Тина собирается с мыслями и говорит доктору со всей серьезностью во взгляде, что помнит подарок отцу на последнее Рождество, но не как его дарила. Помнит учебу в колледже, но забывает, что делала по вечерам после. Снова вспышка, снова головная боль и яркая картинка, размытая акварельными красками, на которые пролили несколько капель воды. Снова пугающая пустота, как по заказу. За что она отыгрывается? Неужели в прошлой жизни натворила столько бед, что вынуждена в этой испытывать на прочность свои нервы? То всплывать на поверхность, то погружаться вглубь мутной воды, но уже гораздо ниже, чем прежде.

Мистер Данбар внимательно осматривает Тину и приходит к выводу, что физические повреждения, помимо старых синяков и ушибов, всё же отсутствуют. Это радует. По крайней мере, отца, которого врач вызвал по собственному желанию, не спросив разрешения у Тины. Она понятия не имеет, насколько это законно, ведь ей уже не шестнадцать, но предпочитает не спорить, хотя бы пока Джон с упоением выслушивает все предположения доктора. Их несколько: последствия травмы головы на затылке во время аварии; непредвиденная остановка сердца или сотрясение мозга, которое вылилось в проблемы с долговременной памятью. Короче, вариантов оказывается столько, что разбегаются глаза — не знаешь, который из них ловить и вытряхивать всю дурь в поисках правды. Тина — умная девочка. Она поняла, что дело дрянь еще в тот самый момент, когда проснулась на автобусной остановке. Хорошо хоть имя свое помнит, и отца, и маму. Особенно маму.

Затем случается то, чего Тина боялась больше всего: мистер Данбар тактично выводит отца из палаты, чтобы поговорить наедине. Официальная версия закончена. Озвучена. Теперь можно сказать на ухо самые страшные вещи, которые пациенту знать необязательно. Тина предполагала, что это произойдет. Тина этого ждала.

Она сжимает в кулаке пузырек с Аддеролом и прислушивается к невнятному шепоту за дверями, но улавливает только отдельные звуки: избирательные провалы, резкое помутнение, амнезия. Вроде ничего нового. Тогда почему так паршиво?

Спустя несколько долгих минут, что поедают мозг своими острыми зубами, Джон заходит в палату, закрывая за собой дверь; смотрит в пол, устало потирает щеку и о чем — то думает. Кажется, приятного в его мыслях мало, потому что выражение лица попадает под категорию «рука — табельное — смерть». Тина очень не любит сочетание этих слов на его лице.

— Что ты делала рядом со зданием «Амнезии», дочка? Помнишь, почему утром ушла из дома без машины? — отец осторожно подбирает каждое слово, словно боится спугнуть преступника на чистосердечном признании. — Ты вообще хоть знаешь о существовании этой компании или… о существовании некоего… эм — м, Ноа Васкеса, например?

— Второй раз за день. Господи, да сдался вам он, не помню я никакого Ноа. Что в нем такого важного, раз даже Финн нервничает при упоминании этого парня? — Тина спрыгивает с койки, на которой её осматривал врач, и убирает пузырек с таблетками в карман клетчатой рубашки. Она разминает затекшие мышцы на спине и морщится, вспоминая о сломанных ребрах, которые практически перестали о себе напоминать. — К слову, я прекрасно себя чувствую, серьезно. Доктор сказал, что память постепенно восстановится, значит можно идти домой и…

— Эта не восстановится! — злобно выкрикивает отец и зажимает рот кулаком.

Тина замолкает, прищуривается и нервно облизывает губы.

— О чем ты говоришь?

Джон набирает полную грудь воздуха, тяжело выдыхает через нос и прикрывает на секунду глаза.

— Знаешь, а быть может, ты права. Мои слова не имеют значения, — Джон подходит к ней и крепко обнимает, похлопывая по спине. — Поехали домой, посмотрим «Звездные войны» и выпьем кофе. Я сегодня возьму отгул.

Резкая смена настроения вводит Тину в еще больший шок.

— Кому из нас нужен доктор? — она отстраняется и прикладывает ладонь к отцовскому лбу. — Кофе и «Звездные войны»? Ты точно здоров?

Джон заметно расслабляется, словно отпускает с плеч тяжелый груз, не видимый чужому взору. Тина не хочет копаться в этом белье, потому что знает — если отец молчит, значит не скажет больше ни слова на эту тему. Возможно, ей просто показалось. Возможно, Тина ошибочно решила, что от неё скрывают важную и ценную информацию. Это ведь отец. Он не будет обманывать, верно?

***

«Чувство ненависти разъедает изнутри. Гложет, отравляет. Пропитывает собой каждый орган и заставляет заострить клыки. Это не она. Это не Тина. Кто — то другой смотрит на неё со стороны, пока она сидит на крыльце огромного деревянного особняка. Тина вызывает у этого человека злость, её хотят связать толстыми канатами и выбросить на глубину грязной, мутной реки недалеко от того самого дома. Как можно существовать с такой злостью? Как можно жить, добровольно отравляясь ядом? Дверь позади Тины открывается, и её лицо озаряется счастливой лучезарной улыбкой. Проходит секунда, и незнакомый человек оказывается возле крыльца; наблюдает, как радость исчезает, постепенно перетекая в его тело. Вампир, питающийся чужими эмоциями, получающий удовольствие от страданий всех вокруг. Видеть себя его глазами невероятно больно и неприятно, противно и отвратительно. Словно начинаешь ненавидеть вместе с ним, но не знаешь причину. Словно готова помочь ему завязать узел на собственной шее. Карие глаза растворяются в темноте. Мрак содрогается и выбрасывает её в реальность — нормальную реальность, где отсутствует ненависть и одурманивающий гнев. Реальность, где не существует незнакомца, желающего твоей смерти».

Знакомая мелодия просачивается в сознание надоедливо и неумолимо. Тина давно хочет сменить этот идиотский звонок на телефоне, но совершенно не знает, почему она до сих пор раздается из маленького динамика. Леди Гага разрывает утреннюю тишину, которая все еще дремлет под восходящим солнцем, и Тина мучительно открывает один глаз, слепо шаря по прикроватной тумбочке в поисках громко ревущего аппарата. Нащупав орудие эмоциональной пытки, она прикладывает его к уху и протирает сонные глаза.

— Я тебя разбудил? — звучит голос по ту сторону невидимого провода. — Прости, не хотел.

Этот голос принадлежит Финну. Тому самому, который Уиттмор. Тому самому Финну, который никогда не звонил Тине. По крайней мере, в её памяти эти моменты тоже отсутствуют, как и передача из рук в руки телефонного номера с несколькими цифрами, принадлежащими Тине. Они виделись двое суток назад, поэтому реакция на звонок пропитана двойной дозой удивления.

— Ничего страшного, я как раз собиралась вставать. — Тина, конечно же, нагло врет и умеет делать это просто мастерски. Она присаживается на кровати, опираясь спиной на изголовье, и ждет дальнейших слов, которые почему — то не желают произноситься. — Зачем ты мне звонишь? Что — то случилось?

— Отец попросил узнать, как ты себя чувствуешь. — У Финна неуверенный, взволнованный тон. — Как твоя память? Не восстановилась?

— С ней ничего серьезного, в основном я все помню, за исключением некоторых событий последнего года, — Тина закусывает нижнюю губу, потому что чувствует неожиданный прилив тепла в грудной клетке, напротив сердца. — В общем, твой папаша может не волноваться. Как и ты. Я и не такое переживала, справлюсь.

— Я ему обязательно передам, — Финн замолкает на пару секунд. — Ну, тогда ладно, скорейшего выздоровления.

— Я постараюсь, — Тина прерывает разговор, нажав на красную кнопку.

Слишком не к месту память выкидывает фразу доктора Данбара в госпитале Гарден Хиллс, когда на столе обнаружился букет красных роз.

Скорейшего выздоровления, значит. Окей.

Тина откидывает телефон на подушку, сканирует собственные ощущения и приходит к выводу, что все не так уж и плохо. Финн Уиттмор? Самовлюбленный засранец, который вполне может оказаться нормальным парнем, с чувствами и человеческой душой? Легкий смешок самой себе подтверждает всю абсурдность ситуации. Жизнь иногда слишком резко поворачивает, нужно пристегнуться и быть готовой к неожиданностям.

Тина пристегнулась. Тина к ним готова.

Она пару раз бьется затылком о деревянное изголовье, подскакивает на ноги, хватая чистую футболку со стула и надевая ее одним ловким движением. Открытое окошко скайпа оповещает о двух пропущенных звонках от Мартины Васкес и одном непрочитанном сообщении, в котором говорится, что она приезжает в начале следующей недели. Отлично, Тина не виделась с сестрой Ноа целую вечность и, если честно, после их последнего разговора не очень — то хочет обнулить этот счет.

Тина спускается на первый этаж, застает на кухне читающего отца и, похлопав его по плечу, открывает холодильник в поисках апельсинового сока. Сегодня прекрасное, теплое утро и ярко светящее солнце; сегодня приподнятое настроение, несмотря на очередной идиотский сон. Тина не знает, что тому виной, по — детски надеясь, что рано или поздно всё начинает налаживаться. Например, сломанные ребра постепенно срастаются и перестают так сильно болеть, головокружение становится редким гостем и не навещает каждые две — три минуты; отношения с единственным близким человеком кажутся еще крепче, если такое вообще было возможно изначально, ввиду огромной любви и взаимной заботы.

Даже вопросы, которые привычно гуляют по мыслям в поисках ответа, тоже перестают волновать так остро. Наверное, привычка свыкаться с паршивой действительностью дает о себе знать, и не важно, что эта действительность не такая уж и паршивая. Может, только слегка. В основном из — за необычных снов, где Тина наблюдает за собой со стороны и хочет придушить. Или сжечь. Или разорвать горло острыми когтями. Она, кстати, разглядела, что те самые когти имеются у ненавистника в количестве десяти штук, значит — оборотень. Значит опасен, но Тина видит эти сны уже вторую ночь и немного привыкла. Это ведь просто сны. Ничего, что способно причинить боль в жизни.

— Тина, не могла бы ты сходить к почтовому ящику и проверить доставку конверта с документами на подпись? — Джон перелистывает страницу газеты и отпивает горячий чай с ароматом мелиссы. — Я хочу сократить возраст на получение тобой трастового фонда.

Тина давится соком, стучит себя по груди и оборачивается к отцу. Утро становится все более интересным.

— Я не ослышалась? — она убирает пакет с соком обратно в холодильник, подходит к столу и присаживается рядом. — До разрешенного возраста остается всего три года. Почему ты решил внести изменения?

— Это не связано с твоим заработком. — Джон убирает в сторону чтиво и внимательно смотрит на дочь. — Я хочу, чтобы ты занялась тем, о чем давно мечтаешь. Хочу, чтобы ты была счастлива, чтобы открыла выставку и делилась с людьми своим талантом. Я уверен, что мой ребенок заслуживает нормальной, спокойной жизни, но без трастового фонда я не смогу тебе в этом помочь.

Тина молча смотрит на отца и тут же привстает с места, крепко обнимая Джона за шею. Горло сдавливают подступающие слезы, но сейчас не время показывать слабость. Сейчас время для искренней благодарности.

— Спасибо, пап, — говорит она, утыкаясь лбом в его плечо, и тут же отстраняется, чтобы посмотреть в голубые, обрамленные морщинами глаза. — Правда, спасибо.

Джон улыбается теплой и одновременно какой — то печальной улыбкой, а затем кивает ей на дверь, поторапливая. Долго ждать не приходится: спустя несколько минут, Тина уже открывает почтовый ящик и достает оттуда тонкий бумажный конверт с печатью Доверительного фонда. Следом за конвертом на асфальт падает кусочек бумаги, свернутый несколько раз в маленький четырехугольник. Тина наклоняется, поднимает листок и разворачивает прямо на месте, настороженно вчитываясь в несколько ровно написанных строк.

«Ты слишком быстро забыла. Жаль, что у меня не получается».

Пальцы начинают дрожать, глаза еще раз пробегают по буквам, но понять смысл написанного так и не удается. Она оглядывается по сторонам — пусто. Как и внутри. Нет ни боли, ни обиды — сплошная неясность, туманная и расплывчатая. Будто реакция на два предложения застряла где — то на половине пути, пытаясь прорваться сквозь бетонную стену, но без результата. Утро вторника, мимо проезжают машины, здороваются прохожие, которые кажутся знакомыми и абсолютно безразличными, а Тина до сих пор стоит на месте, рассматривая в округе возможного отправителя. Попытки бессмысленны, наверное. Тот, кто подкинул послание, вряд ли хотел быть замеченным. Мысли в голове начинают кружиться, словно пчелиный рой, потому что в крови отсутствует очередная доза Аддерола, и это нужно исправить, иначе последует взрыв. Маленький, но катастрофичный.

Тина сминает в кулаке записку и медленным шагом возвращается в дом. Она постоянно оборачивается, словно опасаясь угрозы, а когда заходит на кухню — бросает на стол принесенный конверт. Тина сомневается, нужно ли рассказывать отцу о странном клочке бумаги в правой ладони или приравнять это к оставшимся пунктам загадочной реальности. Например, ко снам, к черной “БМВ”, которая подозрительно часто мелькает перед глазами, к призрачному Ноа Васкесу. Нет, однозначно и категорично Тина решает, что пора бы воспользоваться своим давним, очень действенным правилом: игнорировать проблему, пока она не исчезнет сама.

Методика работает, как слаженный механизм. Записка летит в мусорное ведро, а вопросительные мысли — на замок. На несколько толстых цепей и в черный список. Чтобы не думать; чтобы жить спокойно, как жила до того самого пробуждения на автобусной остановке: размеренно, занимаясь любимым делом. А еще пора бы воплотить давнюю идею, которая по неизвестным причинам канула в бездну.

— Кстати, скоро заедет юрист за документами, и я хотел бы поговорить с ним наедине. Есть парочка личных вопросов, — Джон поднимается со стула, убирает стакан в посудомоечную машину и проходит мимо Тины, направляясь в гостиную. — У меня нет возможности поговорить с ним в участке, а разговор будет длинным. Сможешь не высовываться из комнаты полчаса?

Тина кивает и улыбается отцу в знак согласия, а через минуту — быстро быстро набирает запрос в поисковике. Первое объявление удовлетворяет запросы.

“Сдается свободная квартира на Лейтон Стрит, с приемлемой ценой и спокойными соседями в тихом переулке”.

То что нужно. Забираем.

***

Этим же вечером, когда комната наполняется тусклым светом ночника, а редкие капли дождя стучатся в закрытое окно, на мобильный телефон приходит сообщение, лишающее сна. Тина полулежит на кровати с ноутбуком на коленях и пролистывает электронный почтовый ящик, принимая заказы. Девять новых заявок от «Гарден Пост» и две старых. Теперь на них снова наплевать, потому что сообщение перед глазами заставляет отставить в сторону все дела.

«В пятницу, 19–00. Кафе «Монако». Поужинаем?»

Отправитель кажется ей знакомым. “1451” — последние цифры номера, с которого ей звонил Финн. В животе скручивается тугая пружина, она убирает компьютер и садится поудобнее, снова перечитывая самое настоящее приглашение на свидание. Приглашение от Финна Уиттмора.

Черт, значит не показалось. Значит, Тина действительно знает этого парня слишком поверхностно. Обычно информация сочилась из каждого угла, из каждого открытого рта в старшей школе. Даже ходили слухи, что он бросил королеву выпускного бала, Бренду, ради кудрявого пацана по имени Стив, но дальше слухов это так и не ушло. Никто не решался говорить слова «Бренда» и «бросил» в одном предложении дольше одного дня.

«У них очень вкусный лимонный пирог», — отвечает она и нервно поглядывает на экран.

Зачем она отвечает ему?

«Это значит да?», — телефон оповещает о новом сообщении.

«Это значит, что ты покупаешь мне лимонный пирог», — Тина улыбается, нажимает на кнопку блокировки экрана и укладывается поудобней на подушку.

Этой ночью двое людей не могли заснуть практически до самого утра, утопая в собственных мыслях, переживаниях, догадках. Этой ночью Тина думала о Финне, а Финн еще днем забыл свой телефон в автомобиле, что припаркован возле огромного особняка. Последние четыре цифры номера Финна заканчиваются на «1432».

Совпадение? Судьба? Скорее всего, параллели, которые стремятся к пересечению, вопреки установленным правилам и законам. Параллели, которым лучше бы не пересекаться.