Забытый чародей. Лабиринт воспоминаний

Часть 11

Я «показала» чародею всё. Разрешила вторгнуться и в воспоминания о лабиринте, и в видение, организованное Мирой. Гнев отступил, отошел на второй план. Нет, я не забыла инициацию, проведенную без разрешения. Непременно однажды отплачу. По полной программе. Но не сейчас. Не теперь, когда Аля разрушает меня изнутри. Я даже злиться опасалась. Вдруг ускорю переход на «темную сторону».

- Вы в порядке? - спросила я Алексея Даниловича с легкой опаской.

Он пять минут молча ходил туда-сюда по собственному кабинету. Останавливался, бессознательным движением поглаживал затылок и вновь принимался мерить медленными шагами комнату, вновь поменявшую антураж. Стены стали пепельно-серыми, печальными, без единой картины или некогда висевших на них светильников. Зато белый потолок покрылся бежевыми узорами с задорными завитушками.

- Что? - переспросил чародей рассеянно.

Жозефина-Симона, устроившаяся на мягком черном диване, закатила глаза. Она не хотела сюда перемещаться. Тем более, магическим путем. Но её мнения не спросили, и теперь нахалка демонстрировала характер: выпускала когти, калеча обивку мебели.

- Ах, да! - спохватился Устинов. - В порядке. Почти.

Я его понимала. Мне нелегко далась правда о Насте. А каково узнать, что последняя из рода Дементьевых - последняя и неучтенная - росла под боком, и умерла в нелепой аварии, не реализовав потенциал. Он проворонил девочку. Не защитил, не спас. Счет увеличился не в его пользу. Чародей нес ответственность за покалеченные судьбы не двух представительниц магического рода, как всегда считал, а за трех.

- С происхождением ваших способностей теперь всё ясно, - проговорил Алексей Данилович, вырывая себя из тяжких дум. - Неожиданно. Но логично. Дар всегда проявлял чудеса изобретательности во имя собственной сохранности. Ваша общая связь с Алей настораживает. Но нет смысла паниковать. Будем разбираться. Может, эта крепкая «нить» работает в обе стороны.

Меня передернуло. Увольте! Не дам я использовать себя во имя возвращения гадюки в ряды добрых магов. Она достигла точки невозврата. Перешла все грани. Тянуло объявить чародею, что он видит в Але не смертельного врага, а девочку, которую однажды потерял. Но я усмирила бесенка внутри и спросила:

- Не безопасней ли разорвать связь? Чтобы Алевтина не могла влиять на Миру, а через нее на меня?

В изумрудных глазах сверкнуло изумление.

- Дар назвал вам своё имя?

- Нет. Татьяна сказала.

О, да! С таким выражением лица проваливаются в пропасть, разверзшуюся под ногами посреди центральной площади города.

Чародей не видел последнюю ученицу в моих воспоминаниях. НЕ УВИДЕЛ!

Так решила она. Иного объяснения нет.

- Девушка - та, что прогнала черного пса и завела меня в карманную вселенную - Татьяна Дементьева. Она встретилась со мной снова. Пришла, едва зеркало показало аварию...

Я говорила медленно, спокойно, не желая ранить острыми, как скальпель, осколками. Но они резали, нанося невидимые, но глубокие раны.

…Она рассказала о Насте, о том, как Мира годами пыталась до нее достучаться, но не могла. О самой Мире. Немного. Вкратце.

Алексей Данилович молчал. Холеное лицо посерело, почти как стены преобразившегося кабинета. Легкие морщинки не стали глубже, но я увидела печать прожитых лет. Печать всех горестей, ошибок и сожалений.

- Татьяна... - она запнулся и откашлялась. Имя резануло горло. - Она говорила обо мне?

Мне бы не хватило смелости спросить о таком. Но чародей слишком долго задавал этот вопрос себе. Желал получить ответ. Какой угодно.

- Только не лгите, - добавил он. - Нет смысла приукрашивать истину. Это нечестно по отношению к ней.

Жозефина-Симона поднялась на диване и от волнения переминалась с лапы на лапу. Ей категорически не нравилось, куда зашел разговор.

Я вздохнула, смиряясь с неизбежным.

- Она не испытывает ненависти. Но и простить не может. Пока не может.

Алексей Данилович отвернулся к окну, пряча взгляд. Но магическое чутье подсказало, что он испытал облегчение. Отсутствие ненависти в его случае уже не мало...

****

Домой мы с питомицей доехали на такси. Чародей распрощался, пообещав принять меня в ближайшие дни и подробно обсудить положение дел. Посоветовал попить успокоительные средства и на прощание почесал за ухом Жозефину-Симону, извиняясь за внеплановое приключение. Но кошь не остыла. Наградила огнеопасным взглядом и когтями предупредительно заиграла, чтоб в следующий раз неповадно было.

А дальше понеслось по знакомому сценарию: перегорающие лампочки, бьющаяся сама по себе посуда, антидепрессанты, привезенные Ольгой, брюзжание питомицы и в срочном порядке взятый больничный. Я валялась в постели, наслаждаясь кратковременным покоем. Запрещала себе думать о магических делах-заботах. Подождут.

Родственники ходили по квартире на цыпочках, не тревожа мой покой. Но я ощущала особым чутьем, что надвигается новая буря. Мартыновна готовилась принять решение (в пользу отца и его новой семьи - это я точно знала), маман с близнецами нервничали. Оба близнеца. В реальном мире Ярослав не собирался менять мнение и не желал видеть блудного родителя ни на нашем пороге, ни на бабкином. Бурчал по вечерам с Яськой на кухне, пока мама не слышала.

Скандал разразился в среду вечером. Бабка совершила тактическую ошибку: в качестве пробного шара объявила о решении младшим внукам. Пригласила обоих в гости - на чай с пирогами. Не учла, что огнедышащие близнецы остывают долго, а новость о возвращении папаши-беглеца не осела пылью в горячих головах. Если вкратце: Яська пообещала никогда не разговаривать с Мартыновной, а Ярик - спустить родителя с лестницы, как только изволит явиться. Шум за стенкой не остался незамеченным мамой, и понеслось с утроенным рвением.

Мы с Жозефиной-Симоной благоразумно сидели в окопе, то бишь в моей комнате и симулировали недуги. Гениальных талантов не требовалось. Мой больничный и недавняя поездка в ветклинику служили отличным щитом. К нам никто не совался, но крики громом прокатывались по квартире, и мы были в курсе всех подробностей. Особенно старалась маман, грозила наложить на себя руки при малейшем намеке бывшего супруга в соседнем подъезде. Я угрозам не верила. Вероника Светлова слишком любила жизнь и себя саму. Но близнецы впечатлились.

- Зато они втроем в кое-то веке солидарны, - вставила Жозефина-Симона неизменные «пять копеек». - Вспомни, когда такое было?

Я задумалась крепко и не смогла ответить.

- Смысл вообще печалиться? - добавила кошь. - Папаша ваш не завтра приезжает. До его прибытия ещё столько неприятностей на все места насобираем.

- Типун тебе! - шикнула я.

Питомица фыркнула в усы.

- А что? Я правду говорю. Твои маги подсобят...

В четверг под предлогом поездки в поликлинику, где мне без расспросов продлили больничный, взглянув на бледную физиономию, я на мягких лапах наведалась к Мартыновне. Выглядела бабка непривычно сникшей: волосы не завиты, губы не накрашены. В квартире терпко пахло валерьянкой. Жозефина-Симона бы давно с ума сошла и устроила драку, дабы заполучить заветные капли.

- Могла сначала со мной поговорить, - попеняла я, накрывая на стол: нарезала сыр, колбасу и овощи, извлекла из недр холодильника лимонный пирог, который близнецы в порыве чувств не доели. - Я не ходячий динамит, в отличии от некоторых.

- Прогадала, - развела руками бабка, достала из кармана сигаретную пачку, но я вырвала её и швырнула на подоконник.

- Уважай чужой больничный, - шикнула я и рванула к плите на призывный свист чайника.

Разговор не заладился. Мартыновна осознавала, какие последствия грядут, но отступать не собиралась ни за какие коврижки.

- Могли бы и принять мой выбор, - припечатала она обиженно. - После всего, что я для вас сделала! Где бы вы были без меня?

- Именно! - я слепила двухэтажный бутерброд, расположив сверху сочный кусок помидорины. - Тебе не пришлось бы взваливать ответственность на плечи, если б сыночек не сделал ноги. Для нас он всегда будет виноват. Для тебя тоже. Но в твоем случае, прощение - дело наживное, в нашем - невозможное.

- Что же теперь делать?

- Либо не приглашать их жить тут, либо ждать, когда волна Светловского гнева схлынет.

- Могли бы попытаться помириться с отцом...

Тоска по единственному отпрыску, видать, достигла апогея. В здравом уме Мартыновна б не рискнула предлагать подобное.

- А твоя дражайшая подружка Адочка смогла бы простить мать-кукушку Аглаю? Случись эта напасть, ты бы приняла её решение со смирением или б пилила до бесконечности?

Я выразительно постучала ложкой по столу, и бабка махнула рукой.

- У каждого своя правда.

Я догадалась, что у Мартыновны состоялся основательный разговор с сыном. Нет, не догадалась. Почувствовала магическим чутьем. Увидела её, сидящую в кресле с телефонной трубкой у уха - печальную, обиженную, но счастливую слышать родной голос спустя столько лет.

- Какая же у него правда?

- Не правда, - бабка не притронулась к еде, медленно потягивала фруктовый чай. - Оправдания одни. Я понимаю, рано они с Вероникой поженились. Не сложилась семейная жизнь. Но можно ж было по-другому... Не бежать без оглядки. От всех...

Я не могла это слышать. Рано поженились... Нагуляли меня... Сложись всё иначе...

Нет, это выше моих сил.

- Давай закроем тему, - предложила я настойчиво. - Тошнит. Лучше скажи, твоя подруга Ада рассказывала о тетке? Её Лида звали.

Мартыновна подарила изумленный взгляд и чуть не опрокинула чашку.

- Не спрашивай, откуда знаю. Миллионный город, а сплошная деревня. Все здесь так или иначе пересекаются. Говори. Ты мне должна. За истрепанные нервы.

Я рисковала, заговаривая с бабкой о Лиде Арсеньевой. Ни к чему лишние подозрения. Её обожаемая Адочка меня и так ведьмой считает. Но расспрашивать Ольгу о личной жизни отца странно и неуместно, а говорить с самим чародеем не комфортно. Но я хотела знать историю куклы, взгляд фарфоровых глаз которой не забуду до самой смерти. Нужно собирать кусочки мозаики. Рано или поздно придется столкнуться с проблемой лицом к лицу.

- Я и сама долго не знала, что у Ады тетка была, - бабка закашлялась и залпом глотнула остатки чая. - В выпускном классе мы учились, разбирали дома у Арсеньевых фотографии. Родственников из других городов, да учеников разных лет. И вдруг снимок попался - красавицы с русой косой. Этакой барышни из русской народной сказки, но не волшебницы Василисы, а обычной деревенской девицы - красоты чистой и светлой. Адочка, как увидела фото, заволновалась. А тут отец её вошел, в лице переменился. Белый стал, как школьный мел. Я, грешным делом, решила - Аглая. Не видела ж ее ни разу. Но Ада потом рассказала, что тетка это погибшая - сестренка отца.

Что-то подобное говорил и чародей.

«Слишком чиста для меня...»

- Почему существование Лиды скрывали? Вряд ли она совершила что-то хуже Аглаи.

Мартыновна закатила глаза.

- Точно не лучше. Утопилась она.

- Уто... что?

Вот уж точно - сюрприз! Неужели, Литвинов заставил девицу наложить на себя руки? Или это история для родни, чтобы скрыть правду пострашнее?

- Случилось это после исчезновения Аглаи. Мы тогда с Адой вместе учились, но они с отцом никогда не упоминали Лиду. С мужчиной она жила, старше ее. Вне брака. Старший брат был против, но Лида ушла и разорвала отношения. Потом, видать, разладилось у них с любовником, вот и пошла молодая дурочка на реку. Скандал мог страшный разразиться для Сергея Арсеньева. Мало того, что жена бросила, сбежала неизвестно к кому, так ещё сестра блудницей и самоубийцей оказалась. По тем временам и в учительской среда, сама понимаешь. Но не узнал никто. Прикрыл мой отец - директор школы - тылы друга-педагога.

- Блудницей? - удивилась я, зная свободолюбивый бабкин характер. - Ты будто осуждаешь Лиду за роман. Он нарушал общественные устои, но...

- Я? Вот ещё! - фыркнула Мартыновна. - Пусть бы хоть десять любовников заводила. Но коли семье уже досталось, осторожничать надо, не подставлять близких. За мной до сих пор кавалеры табунами ходят, но разве я позволяю подозревать себя в чем-то непристойном? А Лида... Все равно ничего путного дуреха не добилась. Канула, и даже могилы не осталось.

Я подперла рукой подбородок и вопросительно уставилась на Мартыновну, вертящую в руке пустую чашку.

- С этого момента поподробнее.

- Нечего рассказывать. Люди увидели, как она в реку заходит и пропадает с головой. Кинулись за ней, да не нашли. Унесло, видать, течением. Только клочки платья за корягу зацепились. Судьба у нее такая была, покоя в земле не найти. Не зря говорят: самоубийство - грех.

Домой я вернулась в состоянии тягостной меланхолии. Что ж, шавка Аглая не ошиблась, говоря, что чародей не приносит счастья. Особенно тем, кого любит. Устинов не уберег Лиду. Ни от судьбы, ни от молвы. Она не убивала себя, это точно. Но даже память о ней осквернена, словно покрылась плесенью или гнилью. Бедняжка жестоко заплатила за любовь. И, судя по моим полустертым воспоминаниям, платила до сих пор.

Я думала о Лиде до вечера. И о странном отношении чародея к любимой женщине. Он сам сказал, что никого так не любил. Ни до, по после. Почему же позволил сплетникам злословить? Проблему было не сложно решить, и даже не магическим путем. Или брак с обычным человеком ниже чародейского достоинства?

Наверное, я никогда не пойму этого мага…