Из-за репетиций и прямых обязанностей артиста, Костя пропустил следующую лекцию по социологии, о чем думал в тот момент, когда она шла в университете, а он находился в совсем другом месте. И думал он об этом со злорадством. Так-то, не всё ему привлекать к себе внимание самостоятельно. Отсутствие иногда говорит ярче присутствия. Однако он не собирался портить себе студенческую репутацию и намеревался быстренько нагнать пропущенное.
Позвонив на факультет, Костя узнал, когда Черненко Вероника будет в кабинете (который у неё был отдельный, за дверью, находящейся в конце проходного зала деканата). Он мог бы уточнить всё требующееся и у кого-нибудь из однокурсников, с которыми обменялся координатами, на всякий случай (а это были два единственных заслуживших доверия парня), но ведь заявить о себе напрямую Нике — это поможет и в другом его деле.
После своего побега-недоразумения, Костя принял в съёмной квартире душ, с самоутверждением посмотрел на шрамы на своём животе, полученные от давней аварии, оделся в чистое, свежее и светлое, сел со сборником стихов Бодлера «Цветы зла» и, почитывая их, ощутил себя не героем, но антагонистом, пожившим и видавшим, успокоившимся и недостижимым для мирских страстей. Вскоре заложенные страницы пришли к некоему подобию сонета, озаглавленному на латыни «Дуэль». Ушедшее вдаль от Ники мышление вновь вернулось к ней из-за пары строк.
— Сердца, что позднею любовью глубоки, не ведают границ безумья и отваги… — пробормотал он вслух. Их спор с Тимуром на любовь теперь всегда при слове «любовь» заставлял думать об их духовном поединке. Да и поздняя любовь — это будто про Нику, ведь влюбиться в тридцать пять (или сколько там ей?) лет совсем не просто. Он ненароком выбрал очень трудную мишень. Любила ли она когда-то? Способна ли на такое? А если нет? Костя дочитал стих до конца: — с тобой, проклятая, мы скатимся туда, чтоб наша ненависть осталась навсегда.
Заключенное пари заставляло сражаться не только с соперником, но и ломать преграды той, которую следовало завоевать. Таким образом и она становилась соперницей. С какой же стороны зайти? Не беря пример со старшего друга, Костя решил выстроить тактику и не делать впредь ничего не обдуманного заранее. В названное ему время, он отправился покорять худосочную крепость в очках, обозначив операцию кодовым названием «Зачёт».
В дверь тихого и узкого кабинета постучали и Ника, ещё не выйдя из попытки поудачнее завернуть предложение — нужные слова вертелись на языке — разрешила войти. Образовавшийся проём выдал ей Константина. Поправив очки указательным пальцем, прижимающим к среднему автоматический карандаш, Ника поздоровалась, не выразив на лице ни удивления, ни растерянности. Парню показалось, что в глазах всё ещё стояла какая-то цитата, и она силилась её не потерять. И всё же он осмелился:
— Можно войти?
— Конечно, прошу, — она указала на стул у входа. Достаточно далекий от неё. Костя предпочел не сесть, но подойти к столу, за которым она восседала, грызя гранит науки. Кажется, у неё не было вопросов по поводу его прогула. Неужто не заметила? Да что ж за железная леди!
— Я не смог посетить последнюю лекцию… — напомнил Костя сам. Ника, утратив надежду собраться с мыслью и продолжать своё дело, опустила руку с карандашом и прищурилась сквозь очки. Да, она вспомнила, что не видела его и теперь думала об этом. — По уважительной причине, разумеется.
— Я не сомневаюсь, — без тени насмешки кивнула она, — это не школа, я не требую записок от родителей. Главное, как вы потом покажете себя на зачете и экзамене, вот и всё.
— Да-да, само собой, — Костя подготовился основательно, имея, как минимум, пять запасных ходов, — мне сказали, что в конце лекции писался короткий тест, по закреплению материала…
— Да, но он был интерактивным, поэтому я не могу дать вам его с собой. Дома вы ведь просто спишите с учебника.
— Но он ведь небольшой? — повторил молодой человек, — могу я прямо сейчас его написать? Перед вами?
Ника с жалостью посмотрела на груду листов перед собой, потом на экран компьютера. Пальцами одной руки она быстро пробарабанила по чистой странице и, надумав что-то, утомленно выдохнула.
— Хорошо, — поднявшись, она подошла к книжному шкафу у стены, в котором книги напополам размежевались папками с документами и студенческими отчетностями, — сейчас дам вам… посидите и напишите.
— Я тихо, вам не помешаю. — Пока Ника возилась на полках, Костя заглянул туда, куда до этого смотрела она, на чехарду бесконечных записей, печатных и от руки, на выписки, пометки, закладки, стикеры, прилепленные к рамке монитора. Хаос и бардак из знаний и трудов. Открытый файл имел длинное название. Пока женщина шуршала за его спиной, он прошептал вслух: — патриархальная система нравственности в условиях деморализованного общества… ну надо же, какая любопытная работа! Чья это?
— Моя, — обернулась Ника и призналась, когда вытянула, наконец, нужное, опознав корешок. Брови Кости приподнялись. — Я пишу докторскую, как видите… пытаюсь писать.
— Извините, что мешаюсь тут. Но ведь, каждый хочет делать своё дело, правда? Вам важно это, а мне — это, — перенял он у неё протянутый листок с вопросами и вариантами ответов и помахал им. — Вы пишете о современности?
— Да, конечно, — Ника села обратно, уже не кидаясь к возобновлению работы, а ожидая, когда беседа подойдет к логическому завершению.
— Вы считаете наше общество деморализованным?
— А вы нет? — поддев, улыбнулась преподавательница.
— Не исключаю подобного, но с чем сравнивать? Я раньше не жил и, возможно, оно таким было всегда.
— Это демагогия, — одернула она, сегодня явно будучи не в настроении и, похоже, из-за того, что ей не давали тишины, покоя и одиночества, — понятие морали безвременно, это константа. При её отсутствии наступает разложение. Вот и всё. Было ли таким общество в прошлом имеет значение при одном условии: бывало ли оно другим? По каким причинам стало иным и бывали ли прецеденты по улучшению обстановки.
— А что за патриархальная система нравственности? Я не встречался с таким понятием, — законно любопытствовал Костя, давя на то, что Нике должен быть приятен интерес к её интересу. И она, в самом деле, чуть-чуть оттаяла.
— Это моя формулировка. Я пишу о том, что мировоззрение мужчин, их понимание нравственности дуально, эгоистично и губительным образом влияет на социум. Деморализует его, особенно женскую часть.
— А вы знаете, что побеждающую армию невозможно деморализовать? — ехидно расплылся Костя. Глаза Ники вспыхнули, зажегшись небольшим открытием или пойманной идеей. — Если противник деморализуется, значит, он так и так проигрывает. Если бы женщины были строже и неприступнее, то о какой подвергающейся воздействию нравственности бы мы говорили?
— Строже и неприступнее они бы были, если бы мужчины вели себя, как мужчины, имели собственный стержень, ценили нравственность и за собой бы следили, как подобает… Я уж не говорю, чтобы подавали пример…
— А я подаю, — расплылся Костя, — вот лично я строг и неприступен, и терпеть не могу дешевых девушек.
— Ну, один вы погоды в мире не делаете, — расслабилась немного Вероника, слегка выговорившись. Но надо бы и делом заняться… — К тому же, вы молоды и неопытны, неизвестно, что вы скажете через несколько лет. У меня есть много знакомых мужчин, которые заявляли своим идеалом одно, а женились на совершенно других дамах. Искали блондинок — находили брюнеток, мечтали о верной — обожествляли гулящих, страдали по тихой семейной жизни, а оказываясь в браке начинали гулять напропалую. Мужчины понятия не имеют, чего хотят. А приписывают это, прошу прощения, свинство, женщинам. Вот вам и патриархальная нравственность. Она навязчивая, несправедливая и вездесущая.
— И, конечно же, вы напишите, что мы козлы и обманщики, — ещё даже не взглянул на вопросы Костя, положив листок под локти. Ника пока не спешила ему напоминать о причине его появления здесь.
— Это непрофессионально. Я напишу, что вы девианты с эдиповым комплексом, маргиналы и подвал под пирамидой Маслоу[5], — они улыбнулись друг другу, и парень сделал это изящно, как будто бы дерзко, но умиляясь. Что-то вечно каверзное было в его повадках, словно Люцифер, упав с небес от гордыни, одумался и теперь старался заслужить прощение и пропуск обратно, но задержаться на земле для шалостей тоже хотелось.
— Тогда будьте честны, напишите, что женщины — истерички, с параноидальным пограничным синдромом между нимфоманией и фригидностью, демаркированными до уровня среднестатистической домохозяйки, мечтающей даже не о еде, воде и размножении, а айфоне, шмотках и езде на дорогих тачках. И кто после этого подвал пирамиды Маслоу? Шерше ля фам! — поставил шах Нике Костя.
— Вы слишком привыкли этой фразой снимать ответственность со своих плеч, — спрятала короля за спины менее значимых фигур женщина, — кстати, безответственность мужская тоже не знает границ…
— Почему вы решили писать докторскую именно на эту тему? — досуже воззрился на гуру социологии парень.
— А почему бы нет? — Ника пожала плечами, не отводя глаз и не боясь наводящих вопросов с тех пор, как переспала со вторым любовником в своей жизни. Он спросил, сколько у неё до него было мужчин и она, цокнув языком, сказала, что мужчин у неё ещё не было. С тех пор так ни одного и не возникло, а любовников сменилось не меньше десятка.
— Просто так ведь ничего не бывает… Это вас очень характеризует, — подытожил Костя.
— Если что — я не феминистка, — мерцая белоснежным располагающим оскалом, сложила перед собой руки Ника.
— Я не об этом, — молодой человек чуть повернул голову, чтобы стекла её очков не отражали свет монитора, а демонстрировали ему карие очи, — кто вас обидел, Вероника Витальевна?
Ника собрала улыбку так, что она померкла, как стремительно закатившийся закат. Сдерживая последние её отсветы насилу, она нервно дернула щекой и, окончательно взяв себя в руки и выставив щит против проницательности своего, похоже, самого умного студента, женщина взяла в руки ручку, возвращаясь к работе.
— Пишите тест, Константин. Пишите!