Зачётный профессор

Урок третий: В тихом омуте не вытащишь и рыбку из пруда

Черненко Вероника Витальевна отгородилась от внешнего мира воткнутыми в уши резиновыми затычками наушников и нажала на плэй. Зазвучала вовсе не музыка, а голос актера-диктора, начитывающего аудиокнигу. Женщина не успевала проглатывать все интересующие её материалы в письменном виде, поскольку это требовало хорошего сосредоточения, а в пути из дома на работу и обратно подобное было недоступной роскошью. Приходилось пользоваться вот таким удобным инструментом, который погрузил её в труд Мэри Дуглас, ученицы великого Дюркгейма, под названием «Как думают социальные институты». Кому-то это могло показаться невозможной мутью, туманным бредом и непроходимой нудятиной, но Вероника жила своим делом, в своей специальности, в своей профессии и науке. Каждая строка очередной диссертации, или обнаруженной старой, но ещё не изученной, монографии, заставляли её сердце колотиться от радости, которую мало что помимо этого ей приносило.

Коллеги считали её сухой и дерзкой, не одаренной страстями от природы дамой, студенты награждали обидными прозвищами, о которых, как они полагали, Вероника не знала; экзаменуемые, трясясь, принимали её за чокнутую на социологии, подруги виделись с ней редко, поскольку все обзавелись семьями и жили «правильной» жизнью, а мужчины, даже если обращали ещё внимание на зрелую, но достаточно стройную и интересную особь, узнав о ней чуть больше, чем имя и номер телефона, пропадали. Нет, не только из-за разочарований в том, что им не светит уютная гавань, и никто не собирается ради них бросаться в омут борщеварения и рубахостирания сутки напролет. Некоторые просто не в силах были тягаться умом, а разве хоть какой-нибудь мужчина выдержит женщину, очевидно умнее его? Этого не признают, с этим не смирятся и, вместо того, чтобы попытаться подтянуться и соответствовать, сбегут, а то и оскорбят и унизят напоследок, чтобы не одному остаться с самоощущением отхода жизнедеятельности живого организма. Впрочем, Веронику не брали и оскорбления и, не заводившая отношений уже где-то… лет шесть, кажется, она апатичной выдержкой и флегматичным взором прима-балерины на пенсии могла вывести любого, попытавшегося бы доказать ей, что она не права в вопросах частной жизни.

Что ж, все эти теории о том, что она бесчувственная, скучная и не умеющая любить, и не знающая страсти, казались ей забавными. Как смешно и одновременно грустно слушать людей, которые с видом заядлого психоаналитика пытаются разобрать тебя по полочкам, изображая, что видят насквозь, и промазывая во всех своих сотнях предположений. Но Вероника даже не утруждала себя произносить равнодушное «не угадали». Вместо этого она презентовала свою коронную саркастичную улыбку, и с пожимом плеч изрекала: «Ну, раз вы так думаете, пусть будет так». Сколько скептиков разбилось о мостовую её бытового пофигизма! А ведь ей было бы что им рассказать, если бы они умели слушать, а не желали лишь покрасоваться своим умением выводить людей на чистую воду, исцелять от душевных ран, менять их, покорять своим мастерством доморощенных психологов, экспертов-самоучек и тому подобное. Изучающая общество и составляющие его единицы — индивидуумов, — больше пятнадцати лет, Вероника поняла одно: около девяноста девяти процентов людей смотрят для того, чтобы их увидели, слушают для того, чтобы заговорить, влюбляются для того, чтобы их любили и дают только с тем условием, что получат обратно, да побольше.

И всё же Ника не родилась такой, какой была в тридцать пять лет, и не была такой ещё в двадцать с лишним и не собиралась такой становиться преднамеренно. Просто… судьба решает иначе и, если уж она развернула тебя в какую-то сторону, решив с тобой позабавиться, то лучше играй по её правилам и развлекай её, чтобы радовать и угождать, ведь у невидимого врага всё равно не выиграешь, и лучше его не сердить. И Нику кардинально развернуло прямо перед окончанием университета, так давно, что она и не помнила подробностей того времени, твердо запомнив суть и итог. А что ещё нужно было? Она была наивной и любознательной девушкой с хорошим воспитанием, которое дало ей принципы, нравственные установки и преимущества перед фривольными ровесницами, одинаковыми в своих привычках, манерах, стилях и следованию моде. Веронике было плевать на то, что на дворе двадцать первый век: она читала любовные романы, берегла девственность для принца, не пила и не курила, и не ругалась матом. Пай-девочка, гордость родителей и заноза в заднице у главных вузовских соблазнителей, негодовавших, как она до сих пор проходит мимо и не отдаётся им после пары комплиментов. А потом появился он. Ёбаный принц.

Не сложно понять, что после «принца», на деле оказавшимся смазливым мажором и маменькиным сынком, принцесса тоже отошла от идеального образа. Провстречавшийся с ней, уверенной в том, что первый мужчина — это единственный мужчина, меньше полугода, он, как она думала, по-любому оценивший, что она в такие годы дождалась его, скоро наверняка сделает ей предложение. Но он её просто бросил, сообщив, что не нагулялся. Незадолго до защиты диплома, когда, казалось, вот-вот начнется новая, взрослая и светлая жизнь… Всё пошло не так, и жизнь в один день стала черной, тусклой и никчемной. Сказки разбиты, принципы растоптаны и Ника, дрожащая в объятьях успокаивающих её подруг и кричащая по ночам в слезах в подушку, не могла поверить, что лишивший её девственности парень, не придал этому значения и, уже через неделю после расставания, стал встречаться с другой, далекой от тех достоинств, которыми обладала несчастная брошенная.

Каким-то чудесным образом она всё-таки преодолела барьер выпуска из университета, получила диплом, окончательно потеряв цели и приоритеты. Она клялась себе, что никогда не пойдет по наклонной и, если мужчина в жизни женщины должен быть один, то больше у неё никого не будет. Никого и никогда! А потом ей стали звонить друзья её «бывшего» и предлагать встретиться на ночь-другую, как выяснилось, по предложению того же «бывшего», щедро раздавшего номер и координаты «раскупоренного» объекта. В тот момент это казалось кошмаром и ужасом, неимоверным унижением, пережить которое душа Ники была не в состоянии.

Она выключила аудиокнигу, которая всё равно не лезла в мозг. Почему она вспомнила сейчас это давнее прошлое? Теперь-то и жалость к себе уже не испытывалась, и раны никакой не осталось. Так, опыт, заставивший быть мудрее и предусмотрительнее. А тогда возникали даже мысли о суициде. И из-за чего? Из-за сопливого паршивца, не стоившего её пальца и «бесчестья», ощущение которого стоило Веронике смерти миллионов нервных клеток. А сейчас она могла бы лишь сказать «спасибо» этому первопроходцу за то, что ввел её в интимную сферу, и нынче она имела ещё и сексуальный опыт, не маловажный при изучении социологии.

Идея стать ученой пришла не сразу. Сначала она две недели курила, но так и не втянулась. Потом месяц пила с подругами по всем клубам, посещая за ночь по три штуки и переставая стыдиться родителей, а им уже и всё равно было, лишь бы дочь вышла из депрессии и перестала убиваться по мерзавцу, растоптавшему её чувства. И вот после всего этого, Ника однажды проснулась с мыслью, что хочет поступить в аспирантуру. Был январь, она сидела перед компьютером, щелкая там всё подряд. Недавно пришедшая домой — на часах светилось три часа ночи, — девушка открыла бутылку ликера и, попивая его в своей спальне, слушала музыку. Заиграла рок-баллада, пронзившая её пьяные струны души до слезливого трепета и она плавно начала приходить в себя… утром Вероника больше не хотела гулять, тусоваться и опускаться на дно жизни. Она отправилась покупать книги и узнавать, какие экзамены требуется сдать для того, чтобы продолжить обучение.

Метро привезло женщину до нужного места, от которого до дома пешком было пять минут. Стоявшая погода вызывала улыбку. Вдали от суеты кафедры можно расслабиться. На кухне ждет кофеварка, плед, заворачиваясь в который чувствуешь себя старушкой, и книга, заложенная на нужной странице этикеткой от купленного перед началом учебного года блейзера. Одинокой даме не нужно мучиться с ужином. Готовь себе, что хочешь, а нет сил и желания — не готовь ничего! Хотя, пожилые родители всё равно заставят поесть, не понимая современного ритма, когда легко обходишься йогуртом на завтрак, пончиком на обед и салатом перед сном. По их мнению есть надо в три блюда.

Вероника остановилась перед домофонной дверью, решив подышать немного прохладным воздухом улицы. Пока она вытягивала ключи со дна сумочки, на глаза ей попался ежедневник и она, уточняя расписание, открыла его. Что там завтра за лекции? Ага, всё, как обычно. А сегодняшние новички когда вновь будут? На следующей неделе. Ох уж этот Константин! Не понятно пока, подарок или наказание. И почему лицо его кажется ей таким знакомым? Где она его могла видеть? Нет, этот курс определенно у неё впервые. Не второгодник же он, с таким багажом знаний? Ему в пору в вундеркинды и знаменитые социологи… знаменитые… не знаменитость ли он? Ника не смотрела телевизора, ей было некогда этого делать. Она не интересовалась светской жизнью и эстрадой, шоу и сериалами, поэтому что там творилось — было не в её компетенции. К тому же, у них на факультетах учились дети членов правительства, сыновья и дочери важных чиновников, звезд сцены, выдающихся спортсменов, деятелей искусства. Ей было не привыкать сталкиваться то и дело с кем-то, кто был известен, властен и богат. Для неё это всё были привычные рабочие моменты. Да и, любимая шутка преподавателей перед зачетами и экзаменами «за нашими автографами тоже гоняется много людей», относилась и к ней. От росчерков пера доцентов и профессоров зависело чьё-то успешное будущее.

Убрав записную книжку обратно, Вероника застегнула сумочку и подняла голову. Напротив подъезда, через дорогу, стоял огромный билборд, регулярно сменявший свою начинку, а порой до того часто, что женщина не могла бы сказать, остаётся ли рисунок в течение дня одним и тем же. Однако сейчас рекламная афиша грозила отложиться в её памяти. На растянутом экране изображался ряд мужчин, героев популярного в этом сезоне сериала, о которых, конечно же, нельзя было не знать совсем. Ника прищурилась и, безошибочно опознав знакомое лицо, выдохнула. Ну, здравствуй, Константин, ещё раз! Приятно познакомиться снова. Вот, значит, кто ты такой… Знаменитость, привыкшая к вниманию и обожествлению со стороны фанаток. Что ж, тогда эрудированность делает ему честь, он не только, стало быть, поёт, сценарии читает и пляшет.

Ника повела взглядом дальше. Эх, жаль, что из этой компании именно он её студент, вон, там покрасивее есть, помужественнее. Один вообще брутальный мужчина, хорош собой. Другой эффектно смотрит даже с картинки. Третий… впрочем, о чем это она? Соответственно этикету, никаких отношений между преподавателем и студентом всё равно не могло бы быть. Именно из-за того, что это повлияло бы на её репутацию и, скомпрометировав, подорвало бы научную карьеру, где и так среди самцов слабой леди было тяжко, трудно и одиноко. А так-то, конечно, Вероника монашкой не была. Не заладилось у неё как-то с благочестием, несмотря на все даваемые себе в юности обещания, что либо один, либо никого. Очень даже кого, да не одного, но только тихо, и чтобы не знали по месту жительства. Как говорится, не воруй, где живешь. Так вот: не трахайся, где живешь тоже. «И, если без утайки, — вздохнула женщина перед тем, как войти в дом, — затрахалась я прилично, так что соблазны молодыми студентами меня не прельщают уже последние года три, или четыре. Все мужчины, по сути, одинаковы. Весь секс, в принципе, однообразен. Хорошая книга, под хорошую композицию, да с тостом, намазанным чем-нибудь сладким — это куда лучше, чем пустая беготня по свиданиям». Дверь в подъезд за ней со скрипом прикрылась. Закат отразился красными огоньками в глазах портрета Кости на билборде, намекая на то, что он готов поспорить с невысказанными мыслями Ники.