Урок двадцать третий: Провожают по уму

В какой момент это всё перестало быть ложью? Ника до последнего была решительно настроена обманывать и проучить этих двоих за невызывающее доверие поведение, и даже когда сказала «да», согласившись пойти с Костей, всё ещё думала о том, что водит его за нос. Но вдруг, внезапно, в течение этого замечательного вечера, она по частям отказалась от всех своих планов, как откидывающая ступени при запуске ракета, чтобы проще взмыть ввысь, возможно именно из-за встречи с бывшим. Прошлое обухом ударило её по голове, заставив прийти в себя. «Будь собой, Ника, хватит!» — крикнуло оно, подсказав, что опускаться до уровня ничтожеств не пристало умной и добросовестной женщине, а именно таковой она и была, если бы на иное поведение не вынуждали обстоятельства. Но закончилось всё звонком ректора, и теперь вообще становилось не понятно, что стоит делать, а что нет. Ника так и не смогла уснуть, даже не осознавая удачи, что на следующий день выходной, поэтому обессилить себя позволить можно. Вся оставшаяся ночь ушла на поиски ответов.

Что бы она ни выбрала для себя — это касается и Кости. Если выбрать карьеру и подниматься дальше по служебной лестнице, то это коснется его в меньшей степени, но всё-таки заденет краешком, а если она решит остаться с ним, то это непосредственно грозит проблемами и ему. А нужны ли ему проблемы из-за неё? Всё, что пока делал он, никак не касалось его жизни, ведь они залезли на её территорию, и на ней паразитировали. Становилось ясно, что не спросив Костю, определяться невозможно.

Ника взялась за телефон. Забыла включить звук! Там был ещё один непринятый от Тимура. Сейчас совсем не до него, а тому, видно, очень уж приспичило поговорить, раз впервые звонит с утра. Нужно позвонить Косте… и как начать, что сказать? Выбирай, учеба или я? Как страшно, он ведь не выберет её, наверняка не выберет, а какой женщине приятно слышать, что она на втором месте после чего-то? Нет, не надо думать за него, наперед, да и, что бы он ни сказал, хочется смотреть в этот момент в его глаза, и это не телефонный разговор. А если он в ответ спросит, что же она выбрала? Или, как любят мужчины снимать с себя ответственность, скажет «как ты, так и я», что она сделает? Глупо сидеть тут и воображаемо грызть ногти и кусать локти, нужно действовать, ехать к нему и увидеться, там и поговорить. Костя вчера сказал, когда провожал её, что с обеда будет на съёмках, в телевизионной студии. И они вновь сочиняли, как провести какой-нибудь следующий вечер. Так что можно поехать туда, в студию, и бросить карты на стол. В такой ситуации, даже если была какая-то теневая сторона поступков, Костя не сможет вихлять дальше. На кону стоит его будущее, либо с ней, либо без неё, и если человека обмануть можно, то работу, университет и деньги не обманешь. Наверное, поэтому последние десять лет Ника предпочитала иметь дело лишь с неодушевленными предметами — они не способны к интригам, в отличие от людей, в которых иногда кажется, души вроде бы тоже нет.

Узнать адрес места съёмок заняло некоторое время. Благо, существует интернет и в нем можно найти фактически всю требующуюся информацию. Ника не считала, что грядущим свиданием нарушит обещание, данное начальству — не встречаться со студентом до окончательного разбора их положения. Она ведь и не на романтическую прогулку едет, а именно для того, чтобы всё выяснить. Позвонить ли Косте и предупредить его? Зачем? Нет, фраза в трубку «нам нужно серьёзно поговорить, я еду» напряжет очень сильно и, возможно, неоправданно.

Захватив свои документы с научными регалиями, чтобы пропустили в закрома мощной крепости телевизионщиков, Ника попыталась отключиться под начитку работ Макса Вебера в наушниках. Но экономические дебри, формирование капитализма и дух реформаторской философии, послуживший началом перемены средневековой Европы, казались откровенной чушью сейчас и не шли на ум, не ложились в те отделы мозга, которые следовало. Боже, что волновало и волнует ученых! Нищие души, подумать только, копаться в проблемах мира, истории и политики, при этом не умея устроить собственную жизнь, а многие и вовсе были больны на голову. Костя был прав на самой первой лекции, когда полез в биографию Огюста Конта. Шизофреники и параноики, от одиночества и несчастий, комплексов и их компенсации, лезут в науку, чтобы самоутвердиться хоть как-то, найти себя, выглядеть умными, не будучи таковыми, что доказывают их нескладывающиеся судьбы. Не только в науку, но и политику, и в бизнес, и в искусство. Чем больше у человека амбиций и претензий в собственной сфере, тем больше понятно, что он не умеет быть счастливым и не умеет любить, а хочет только, чтобы любили его, хочет внимания, обожания, славы, власти, денег. И ведь Ника была такой ещё несколько дней назад! Занималась всей этой же дребеденью, верила, что напишет такую докторскую, которая «обличит», «изменит», «повлияет». Боже мой! И это притом, что она в себе не могла до конца разобраться, трусливо забившись в пыльные кабинеты и архивы с библиотеками, не понимая, какова настоящая жизнь и её ценности. Что в ней существует столько всего прекрасного, что на самом деле можно выйти замуж, завести ребенка или нескольких, заниматься СВОЕЙ жизнью, делая общество немного гармоничнее собственной обустроенностью. Это ли не лучший вклад? Оставить в веках своё имя на корешке книги, чтобы тебя читали неблагодарные потомки, наполовину не понимающие твоих истинных переживаний и целей, или прожить свой век, но честно, счастливо и даря настоящую себя, а не закрытую семью печатями за мудреными словами и рассуждениями. Одна или две главы аудиокниги оказались прослушанными, и Ника тряхнула головой, осознав, что ничего не уловила из неуслышанного. Зато, подъезжая к нужной станции, она уже четче понимала, что же скажет, если её спросят о выборе.

Показав охране удостоверение доцента, Ника прошла внутрь, и её взялся сопроводить кто-то из администрации, она не спросила занимаемой здесь должности. Под предлогом того, что её послали из университета, она откровенно назвала имя Константина и ей верили, видимо совершенно не зная, что у того есть какой-то роман или хотя бы его зачатки. Обычно женщин ущемляет, когда выясняется, что об их существовании в жизни возлюбленного неизвестно, но Ника не придала этому значения. Поднявшись на лифте, её довели до двери и, отворив кодовые замки, запустили внутрь, позвав кого-нибудь из присутствующих. Кости ещё нет, и она могла бы подождать немного, он скоро будет. Представившийся молодой человек перенял её у мужчины из администрации, который ушел обратно.

— Вы можете присесть в холле, — указал ей коллега того, к кому она приехала. Ника уже наметилась на диван, когда услышала вдалеке, где-то в раздевалке или, может быть, в гардеробной, голос Тимура. Она и забыла, что он тоже обитает тут! Его не хватало ещё сейчас! Что же делать? Нет, она решительно не хочет его видеть в этот час.

— А можно подождать в гримерной Константина? Чтобы никому не мешать, — поинтересовалась женщина, скользнув за угол из коридора, чтобы её не мог увидеть Баскаев, если высунется из какой-либо комнаты, — у него она есть?

— Да, пожалуйста… — парень сдвинулся и указал на дверь, за которой стояла тишина, — можете побыть там.

— Спасибо, — вежливо улыбнувшись, Ника поспешила исчезнуть с просматриваемого пространства. Нырнув в гримёрную на несколько человек, судя по четырём стульям напротив четырёх зеркал, она прикрыла за собой и спокойно выдохнула.

Во всей обстановке одного из столиков просматривался Костя, что-то было такое, разоблачающее хозяина. С любопытством и приятной завороженностью, преподавательница пересекла комнату от края до края, ничего не трогая, но внимательно рассматривая. Книги по социологии и психологии, тетради, стопка дисков и пустая бутылка из-под вина у одного из столов, очень оригинально. Что-то одновременно очень молодое и в то же время взрослое совмещалось и перекрещивалось на каждом сантиметре пространства. Неизвестно, сам ли Костя занимался приведением своего места в порядок, но даже оно подходили под его характер. Ника встала перед выбором, куда присесть и, отругав себя за крамольные поползновения, отошла к другому стулу, явно Косте не принадлежавшему, на который опустилась. Говорят, что поклонниц и посторонних сюда не пускают, так ли это? И вот она, чтобы занять себя чем-нибудь, представляет, как он тут сидит, один, с закрытыми глазами, уставший после лекций, с легкой деревянностью головы после выпитого с вечера. Ника отвернулась к черной пустоте голых стен. Как скоро приедет Костя? Изучая его вещи и предметы, которыми он пользовался ежедневно, она почти забыла с какой целью приехала. Если бы можно было забыть об этой цели вовсе!

Время неумолимо бежало, но Ника, положив руки на сумочку, лежавшую на коленях, застыла, недвижимая, прислушиваясь к звукам извне. Где же ты, Костя? Наверное, на репетиции… он говорил про занятия по вокалу. О! Хлопнула входная дверь. Женщина с первого раза запомнила её звук и узнала безошибочно. А вот и шаги, негромкие — наверняка его, — и вот, дверная ручка была взята с той стороны и стала поворачиваться. Ника поднялась.

— Костя! — только что вошедший парень едва успел разуться и направлялся в гримёрку, чтобы скинуть рюкзак и отправиться на грим. Но его остановил голос Тимура. Пришлось остановиться на пороге и обернуться. Отпустив дверную ручку. — Я тебя ждал.

— А что случилось? — не дрогнув, уставился на него Костя. Вокруг никого не было, но старший друг всё равно подошел впритык, как дворцовый заговорщик, готовящий переворот и смену династии.

— Ты рассказал Нике? — Молодой человек поджал губы, неприятно возвращенный туда, куда ему не хотелось — в пучину обмана. Опять это пари! Он покачал головой. — Тогда почему она мне не поднимает трубку?

— А я откуда знаю?! Это не мои проблемы, — Костя дернул верхней губой, не то сдержав презрение, не то радость от того, что его соперник скатился с вершины успеха. Если вообще там был.

— И твои тоже. Мы же договорились, что ты расскажешь о споре! Или это сделаю я.

— Тимур…

— Когда ты намерен это сделать? — напирал тот.

— Я не намерен этого делать, — твердо обрубил студент.

— Как так?

— Вот так. Я не стану говорить Нике о нашем споре, даже если ты попытаешься заставить меня это сделать. И тебе рассказывать ей о нём я не дам.

— Каким образом? Ты ей что-то наговорил обо мне? Поэтому она не поднимает?

— Я не поступил бы так грязно, — Костя выдохнул, опершись на стену, — я думаю, что она не поднимает из-за тебя самого, и я тут ни при чем. Но! На самом деле, не смей ей говорить, что мы спорили на неё. Я тебе запрещаю.

— И как ты меня остановишь? Что ты сделаешь? — сдвинул брови Тимур, попытавшись принять грозный вид. Но не за того он взялся, и здесь это не срабатывало.

— Ты хотел, чтобы я оставил её на время или обидел, не так ли? Я готов. Я могу сослаться на занятость и исчезнуть на пару недель, я готов выкинуть какой-нибудь противный номер, но! Не смей. Говорить. Ей. Ничего.

— Что это с тобой случилось? Откуда такая уступчивость? В чем подвох?

— Никаких подвохов, Тимур, — Костя расправил плечи и, пожав ими, сказал, как победитель, — всё началось с игры, но я выхожу из неё. Если у тебя не хватает смелости сделать то же самое, можешь дальше играться сам с собой, а я не намерен. Хочешь признать меня проигравшим? Ладно. Но я не дам сделать проигравшей Нику. Ты подумал хоть раз, как она отреагирует, когда узнает обо всем?

— Ну… — протянул Баскаев, — естественно, она будет не рада. Но…

— Да ты понятия не имеешь, что будет с ней! Ты пытался понять её? Ты знаешь о ней хоть что-нибудь? Ничего. Ты пытался ей понравиться, но не поинтересовался, какая у неё жизнь, что она любит, как смотрит на этот мир. Ты знаешь, какую она пишет докторскую диссертацию?

— Да, она говорила… что-то там…

— «Что-то там!», — прервал Костя, посмеявшись, — она и так ненавидит таких, как мы, отвратительных мужичонок, которые не отвечают за свои поступки и не знают, чего хотят, которые совершают что-то, а потом поджимают хвост и сбегают. Если Нике будет больно из-за твоего поведения, ты что, останешься рядом с ней? Будешь успокаивать и пытаться исправить содеянное? Нет, ты только разрушать и можешь!

— А ты нет? Ты хороший? — хмыкнул Тимур.

— Я не плохой, и не хороший, я просто хочу сделать так, чтобы её не ранило то, что мы затеяли. И если для этого мне нужно провалиться хоть сквозь землю, я провалюсь. Раз тебе этого хочется. — Тимур не нашелся, чем отразить, и замолчал. Они смотрели друг на друга, умудряясь даже не распетушиться и не сопеть агрессией в сторону второго.

— Ты всё-таки влюбился? — бросил Баскаев. Теперь замолк Костя. Признаться в том, что влюбился? Окончательно потерять свой демонический образ, неприступность и непроницаемость. Признаться, что первая серьёзная любовь пришла вот так, в дуэлянтстве и нечестном поединке? Заслужить насмешки Тимура на всю оставшуюся жизнь? Нет уж, тот вообще не должен знать ничего о его личной жизни. Лучше отвертеться от него сейчас, а потом организовать всё так, чтобы об этом никто ничего не знал, не лез туда, не портил. Они с Никой будут любить друг друга, но для начала Тимур покинет их любовную лодку.

— Нет, я просто не хочу быть подлецом, поскольку у меня есть совесть. Я не собираюсь опускаться на уровень среднестатистического повесы, которыми, по-хорошему, надо мыть полы, а не восторгаться.

— Понятно, запоздало раскаялся и решил выйти беленьким и чистеньким? — Тимур ещё раз хмыкнул. — Что ж, давай! Только я не собираюсь прекращать. Да, я не скажу Нике ничего, раз для тебя это принципиально и ты удалишься. Но я всё равно завоюю её! Она мне нужна, со спором или без, но мне нужна эта женщина, ясно?

Дверь за спиной Кости внезапно открылась и Тимур, стоявший лицом к ней, едва не принял за мираж увиденное. Его челюсть отвисла и младший товарищ механически повернулся посмотреть, что произошло, сам тут же переняв мимику первого, но быстро совладев с собой. Холодный пот прошиб спину и во рту разом пересохло. Локоть съехал по стене, стукнув о неё плечо. Ника стояла на пороге и широко улыбалась.

— Что ж, я рада, наконец, что вы озвучили всё сами, — она ступила вперед, и они невольно подвинулись, уступив ей место между ними, — мне было изначально понятно, что это не более, чем шутка, так что, зря ты, Костя, волновался, что я могу испытать боль или что-то подобное. Даже не знаю, недооценил ты меня или переоценил. Или ты подумал, что я всерьёз стала другой? — женщина жалостливо приподняла брови. — Прости, мне тоже было неприятно обманывать, но теперь, кажется, мы разобрались друг с другом? Никто не будет отпираться от сказанного, всё предельно ясно.

— Ника… — прошептал Тимур, но она показала указательным пальцем у губ, чтобы он помолчал. Костя смотрел на неё, не отводя глаз, и пытался прочитать истину происходящего. Откуда она здесь? Зачем? Чья это злая ирония? Он посмотрел на Тимура и начал захлебываться злобой.

— Это ты подстроил?

— Клянусь, я не знал, что она тут! — замотал тот головой.

— Он не знал, — подтвердила Ника, посмотрев в глаза Косте, — я приехала попрощаться, и оказалась очень вовремя.

— Попрощаться? — бледнеющими губами повторил парень. Его ноги задрожали от напряжения, пальцы стало ломить.

— Да, я уезжаю на следующей неделе, после зачета вашей группы, в Италию, — женщина улыбнулась в пол, — мне обещали блестящие перспективы, приятный климат и оплаченное проживание, а так же спокойные условия для того, чтобы дописать мою научную работу.

— Это же шутка… — спазматическим горлом выдавил Костя.

— Нет, это правда, — разведя руками, Ника печально наполовину опустила уголки рта, — всё закончилось, так что, пора расставаться. Не знаю, дал ли вам этот спор то, чего вы хотели, но меня позабавил. Это было увлекательным приключением для новой главы, которую я напишу. Спасибо, ребята, — она похлопала по плечу Тимура, но не решилась коснуться Кости, махнув ему в воздухе, — на зачет можешь не приходить, я поставлю автоматом, не беспокойся. В благодарность… за всё.

— Ника! — шагнул он за ней, пошедшей на выход, — Ника, стой!

— Можешь не провожать, — она остановилась в дверях и устремила в него холодные, ледяные глаза прикусившей себе язык кобры. В уголках глаз как будто блестели льдинки, но не было ничего более пугающего, чем её равнодушная улыбка в этот момент. — Прощайте, молодые люди!

Эта улыбка не сходила с её губ ещё несколько минут, пока она спускалась в лифте, покидала здание, шла по улице в сторону… куда же она шла? Ника остановилась за каким-то углом, интуитивно почувствовав, что там нет людей. Рухнув на корточки, она опустила ладони на асфальт, потеряв равновесие. Сумочка стукнулась о землю, сползя с плеча.

— А-а! — из горла вырвался крик, разлетевшийся по мокрому осеннему воздуху. Где-то с ветки слетело несколько птиц. Слёзы брызнули из глаз неуправляемым потоком. Ника опустила на тротуар и колени, дрожа и плача в голос в каком-то закоулке. Поверхность была влажной и брюки на коленях промокли, а ладони испачкались. Мыслей не было, в голове была лишь шумовая завеса из лжи, разочарований и боли, очередной боли, сплошной боли. Опять, опять, опять! Те же грабли, те же самые, Господи, почему она такая дура? Столько лет, столько сил потрачено, и впустую.

— Дочка, с тобой всё нормально? — какая-то пенсионерка нагнулась над Никой, поставив сумку с продуктами и беспокойно разглядывая сидящую женщину. Остановив всхлипы, преподавательница попыталась придать себе приличествующий вид и вернуть голос.

— Не знаю, если всё нормально со мной, то с этим миром явно что-то не так, — сквозь слезы грустно посмеялась Ника.

— Ну, что ты, обидел кто? — бабушка не намеревалась уходить, не убедившись, что оказала все меры по спасению.

— Нет, меня никто не обидел, только… — приподнимаемая заботливой прохожей, она кое-как встала на ноги. — Жизнь меня ничему не учит… я верю в хорошее, а оно заканчивается.

— Как заканчивается и плохое, — заметила старая женщина, — жизнь состоит из полос, черных и белых. Если тебе сейчас так плохо, значит, перед этим было хорошо. А коли так, то после этого хорошо снова будет.

Ника попыталась улыбнуться бабушке и её наивному, простому и доступному пониманию. Конечно же, перед этим ей было очень хорошо, потому и больно так, что потерялось то ощущение. Не она ли сама преподавала, что одно существует за счет другого, и без противоположности нет ни одной вещи на земле. Если бы она не познала горе, то не узнала бы и радости. В конце концов, жизнь продолжается, её ждет ректор, нужно подписать контракт на работу в Европе, а это новая страна, новые люди, новые заботы, новый этап, всё можно опять строить заново. Телефон в сумочке трясся так, что его пришлось достать. Костя звонил, уже не в первый раз, но она только смогла обратить внимание на что-то ещё. Она не будет поднимать ему трубку. Она никогда не должна была этого делать, начинать игру и ввязываться в неё. Но тогда не было бы вчерашнего вечера, и того вечера под дождем, и тех изумительных словесных баталий, не было бы ничего, что делало её жизнь интересной в последнее время. Не было бы наслаждения, и физического, и морального, которое она испытала вдоволь. Нужно ли огорчаться и расстраиваться теперь?

Успокаиваясь, Ника поблагодарила пенсионерку и, отряхнувшись кое-как, заметила, что Костя не прекращает звонить. Набрав в легкие воздуха, она сделала всё, чтобы интонация не выдала иссякших слез.

— Да? — подняла она, всё более уверено идя к станции метро.

— Если ты уедешь до того, как мы поговорим, то я приеду к тебе в Италию, — произнес Костя насколько же спокойно, насколько говорила она. Что-то подсказало, что он мог рвать зубами не только подушку, пока она не поднимала, но и всё, что попадалось под руки.

— О, не стоит, я слушаю тебя.

— Это не телефонный разговор.

— А у меня есть вопрос и для телефонного, — цинично, щипая себя за душу муками, Ника говорила не со сталью в голосе, но с каким-то драгоценным металлом, — можешь поведать мне подробности спора? Детали, так сказать. На что вы спорили?

— Ника, не надо…

— Ответь, пожалуйста, — мирно попросила она. Впрочем, даже атомы бывают мирные, а из них бомбы получаются.

— Ни на что, на интерес, на то, кто умнее и способнее, — процедил сквозь зубы Костя.

— Всего-то? — «А я-то подумала, что стою хотя бы какой-нибудь суммы!» — не стала озвучивать женщина.

— Да, я поспорил, что женщины влюбляются в мерзавцев, а Тимур, что в добрых и правильных. Только, Ника…

— Хм, надо же, — перебила она его, — то есть, мне предоставили две модели самцов, чтобы я запала на одну их них? И как должен был определиться победитель?

— Ты должна была сказать, что любишь, — почти совсем беззвучно выдал Костя, — но, скажи, что…

— Вот как, — упорно не давала она ему говорить о чем-либо кроме того, что волновало её. Его речи могли заставить её волноваться и о чем-нибудь дополнительно. — Что ж, тогда передай Тимуру, что он выиграл.

Тишина. Заминка. Костя непонимающе переваривает то, что услышал.

— Передашь? — заставила его очнуться Ника.

— Ты полюбила Тимура? — не веря произносимому, молодой человек прохрипел имя соперника.

— Нет, ты же сказал, что он ставил на то, что я полюблю доброго и правильного, — Ника закрыла глаза перед входом в метро, представляя лицо Кости, — я и полюбила доброго и правильного, а Баскаев, как был подлецом, так им и остался. Прощай, Костя!

Подземка заставила оборвать звонок, поглощая все сигналы и разъединяя на разных концах людей.

Загрузка...