Захрепиха

Глава 8

Прошлый раз Фина не пустила Раису дальше сеней, продержав почти на пороге, сразу отправила к Тае. Теперь же все прошли внутрь — в единственную комнату с четырьмя окнами да печью.

Странное это было место — неуютное, необжитое. Словно Фина изредка заходила сюда, чтобы принять клиентов и провести очередной обряд.

Посреди комнаты стоял ладный чурбачок — крепенький и невысокий, размером с пятилетнего ребёнка. Спил ещё не успел растрескаться — древесина казалась мягкой.

— Вишь, какой справный сладила! — похвалилась старуха, похлопав по гладкой коре. — Сам осинушку выбрал, сам повалил. Хорошая выйдет захряпка.

Мельком взглянув на Раису с Натэлой, Фина ткнула пальцем в дальний угол.

— Туда станьте. Да не суйтесь ко мне! Если хоть слово скажете — провалите дело.

— Ничего не скажем! — Раису колотила дрожь. — Будем молчать! Только верните дочь! Верните Дашулю!

— Вернём, а как же! — улыбка Игнатовны напоминала оскал. — Фина по этому делу первая мастерица!

— Мы не будем… вмешиваться, — чётко и медленно сказала Натэла. — Спасибо, что разрешили присутствовать.

— Чего ж не разрешить. — скривилась старуха. — Только всё одно ничего не поймёшь, не пытайся даже.

Помолчав, она вдруг прикрикнула недовольно:

— Званые в доме, а незваные — прочь пошли!

Не повернув головы, она лишь повела плечом, и старая дверь в сенцы захлопнулась с жалобным стоном. Люська, Николай и Наташа остались с той стороны, без возможности увидеть хоть что-то.

Тая с Игнатовной присели на пол, чуть в отдалении от стоящего чурбака.

Сняв чёрный платок, распустила Фина длинную седую косу. Выдрав несколько волосин, быстро сплела что-то вроде жгута. Следом перевязала чурбак и зашептала что-то…

Раиса ничего не разобрала, вместо слов слышался ей шелест листвы да унылый протяжный плач осеннего ветра.

Фина то возвышала голос, то понижала его, а комната легонько плыла, раскачивалась в такт напеву.

Черпнув из ведёрка чего-то тёмного, бабка принялась размазывать массу по чурбаку, и на Раису пахнуло гнильём — сопревшими травами, протухшей водой.

— Каждому по малости, каждому — своё… своё! — пронзительно выкрикнула старуха, и Тая с Игнатовной подхватили за ней. — Своё… своё… И нам тоже!

В комнате завис то ли туман, то ли дым. Предметы смазались. Гнилостный запах встал поперёк горла.

Раиса невольно дёрнулась, попробовала откашляться, и сразу же почувствовала мягкое пожатие — Натэла пыталась успокоить её, удержать возле себя.

Налетел ветер. Забегало, застучало что-то по крыше. И в комнате стало как будто тесней. Казалось Раисе — вьётся, движется вокруг Фины толпа, топочет суетливо, подвывает в такт.

— Каждому по малости, каждому — своё… своё! — вновь крикнула старуха, и, выхватив из грязного узла горсть земли, насыпала ту сверху на светлый спил.

И стало тихо. Лишь слышался где-то далеко едва различимый то ли плач, то ли скулёж.

В комнатушке враз потемнело. Напрасно Раиса таращила глаза, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. Лишь блёклое светлое пятно привиделось ей у печи, медленно стало перемещаться сквозь черноту.

— Нарекаю тебя Дарьей! — громко провозгласила Фина и провыла следом пронзительно. — Прими-отдай! Прими-отдай! Прими-отдай!

Товарки в разнобой поддержали её, заверещали визгливо:

— Прими-отдай! Прими-отдай! Прими-отдай!..

Мгла вокруг задрожала, подхватила беззвучно и жадно этот призыв.

— Прими-отдай! Прими-отдай! Прими-отдай! — стучало у Раисы во лбу, билось в висках, ввинчивалось затылок. Она пыталась вздохнуть, да противный комок всё мешал, распирал горло. Возможно, поэтому и не заметила сразу, как осталась одна — Натэла куда-то отступила.

Постепенно комната наполнилась светом. А после раздался крик — Фина загородила обряженный в платье чурбак, закрыла собой от Натэлы.

— Сказано было не лезь! Ведь пожалеешь! Теперь — пожалеешь!

Размахнувшись, бросилась она землёй, и ахнула Натэла, пригнулась, схватившись за глаза.

— Земля родная, погостная… — забормотала старуха. — . Укрой чужачку! Сгноби-и-и!

Тая с Игнатовной подхватили Натэлу, потащили из комнатушки прочь.

— Что вы с ней сделали? — обрела голос Раиса. — Куда повели??

— Не лезь! — прикрикнула Фина. — До Тайки беги, девчонка твоя скоро будет.

— Дашуля? Придёт?? — Раиса не смогла сдержать радости, заторопилась из дома прочь.

— Придёт, придёт, — хихикнула вслед старуха. — Уже идёт, можешь встречать.

Прихватив покрепче ряженный чурбак, поволокла его на улицу — мимо растерянной Наташи, мимо хмурого Николая — прямиком к Таиному дому.

Растрёпанная и грязная, шла торжественно, не скрывая довольной улыбки.

— Ближе к крыльцу будешь, прямо под стеночкой, — пробормотала заботливо, пристраивая захряпу. — И от ветра убережёт, и не так страшно.

Огладив складочки платьица, оглядела фигурку, поправила рогожку, намотанную на спил.

— Кто это? — со страхом спросили от двери. Таша выглядывала из дома, показывала пальчиком на новую наряжуху.

— Не узнаёшь? — Фина внимательно посмотрела на девочку.

— Нет, — испуганно шепнула Таша. — А Даша скоро придёт?

— Скоро, — успокоила Фина. — Совсем скоро.

— Вы же сказали — встречай! — Раиса показалась из-за угла. — Я всё оббежала, а дочери нет!

— Хорошо ли смотрела? — усмехнулась старуха и указала на крыльцо. На первой ступени сидела потерянная Даша. Вся измазанная да грязная, но вполне настоящая. Живая!

— Дашуля! — Раиса бросилась к девочке. — Как же я тебя просмотрела?! Ты давно сидишь? Где ты была??

Она прижала дочку к груди и стала баюкать. Сверху на них навалилась обрадованная Таша. И не заметили они, как поникла новенькая захряпа, провисли складочки платья, повлажнела рогожка будто от слёз.

Люська при счастливом воссоединении не присутствовала — хлопотала возле Натэлы, бестолково суетясь.

— Уймись, Люсёк! — морщилась подруга. — Успокойся, не жужжи на ухо.

На глазах у Натэлы лежала намоченная тряпица — серая да затёртая, как и всё в доме.

— Её нужно сменить! — не отставала Люська. — Возьми мой платочек. Он хотя бы чистый.

— Не нужно! — прикрикнула Натэла. — Это особая повязка, мне уже полегчало.

Тряпица и правда была непростая. Её притащил для Натэлы Тихон, старый домовый дух.

— На-ка вот, — проскрипел сварливо на ухо, как только Тая с Игнатовной ушли. — Я её в слезах обмочил, они землицу растворят, промоют глазья.

Натэла не стала противиться, приняла заботу с благодарностью.

— Должна буду. — шепнула Тихону. — Отблагодарю за всё.

— Мне в радостю подмогнуть, — проскрипел голос. — Закис я без дела, истомился…

Люська про Тихона не знала, как только ввалилась в дом, дух успел улизнуть.

— Не нервничай, Люсь, — снова повторила Натэла. — Уже всё прошло.

Приподняв повязку, она задорно подмигнула подруге и вдруг спросила про очки.

— Я их посеяла! Наверно, забыла в том доме! И накидка, Люсёк! Посмотри, её тоже нет?

— Ни накидки, ни очков. — отрапортовала Люська, обыскав все углы. — Пойду за ними.

— Погоди. Позже заберём. Пусть они успокоятся.

— Что там было, Нати? Куда ты опять вляпалась?

— Что за словечки! — скривилась Натэла, — У меня от подобных мигрень! Ты же знаешь.

— Не заговаривай мне зубы, Натэл. Что случилось?

— Она бросила в меня землёй. — неохотно призналась Натэла. — А я прозевала, слишком увлеклась увиденным.

— Вот стерва! — вознегодовала Люська. — Надо проучить старую!

— Не получится, Люсёк. Мы здесь чужие. К тому же она очень сильна!

Отложив ненужную теперь тряпицу, Натэла поднялась и попросила сигареты.

— Свой запас ты прикончила, — хмыкнула Люська. — Могу накинуть с барского плеча.

— Сделай милость, — Натэла вытащила из пачки несколько штук и аккуратно подсунула под печь.

— Не поняла! — Люська обалдело наблюдала за ней. — Что ты творишь, мать?

— Возвращаю должок. За всё нужно платить, ты же знаешь.

— Даша нашлась! — распахнув дверь, Наташа поделилась радостной новостью. И уже после спросила Натэлу о здоровье.

— Всё в порядке. Спасибо. Откуда пришла девочка?

— Не знаю. Мы не заметили. — ответил вошедший следом Николай. — Мы на захряпу смотрели, прозевали момент.

— Так, может, она и не терялась? — предположила Люська. — Бродила поблизости, а ваши только всё усложнили.

— Это вряд ли, — не согласился Николай. — Бабки зря говорить не станут. Вы видели, что было у Фины, Натэла? Расскажете нам?

— Театр одного актёра! — нарочито беспечно отозвалась Натэла. Прикурив, с наслаждением затянулась и медленно пустилась описывать, как старуха творила обряд.

Она рассказала почти обо всём, умолчав лишь о поразившем её моменте. Не стоило пока о том говорить, следовало хорошенько всё обдумать. Слишком неправильным, слишком чудовищным оказалось увиденное в доме.