Закатиглазка

Глава 8

Солнце зависло в зените и казалось вдвое больше обычного, от жары над землёй стояла испарина, а на фоне побелевшего неба, двигались две фигурки, одна — человеческая, а другая, была непонятного происхождения, и едва достигала первой до пояса.

Первая фигура была Закатиглазка, вторая — Заяц и Кобольд, состовлявщие единый силуэт. Как им это удавалось? А очень просто, Заяц шёл на четвереньках, а у него на спине, гордо восседал Кобольд, а, ещё, в руках у Гнома, был мешок с провиантом, коий был им выдан мэром города Великие Руины, Закатиглазка, тоже, получила такой же набор, но употребила его сразу же и, теперь, шла налегке. Зная об отменном аппетите Принцессы, Кобольд привязал свой мешок верёвкой за запястье, да и слишком близко к Заатиглазке не подъезжал.

Второй день, как они вошли во владения дракона, мёртвые земли, ни деревца, ни кустика, ни, даже, травинки. За всё время пути им не попалась ни одной птицы, о животных, уж, и говорить нечего, если не считать встреченный этим утром скелет какого-то парнокопытного.

Местность была, более чем пересечённая, словно сама земля, страдая и мучаясь, вертелась, пытаясь стряхнуть с себя впившегося пресмыкающегося гада. Невозможно было сделать и трёх шагов, не попав в трещину или ямку, кои имелись в огромнейшем множестве, от совсем маленьких, до гигантских оврагов и расселин. Всю картину дополнял вездесущий запах серы.

— Ой тяжко мне, — пожаловался Кобольд и намочил водой из фляги носовой платок, которым покрывал голову — Что же ты тощий такой? — обратился он к Зайцу — Ты ж меня, эдак, пополам перережешь. Как я буду на тебе в министерство ездить?

— А вы бы меня подкормили, — вывалив язык прохрипел Заяц — я бы поправился, и вам бы легче было.

— Каков хитрец! — Кобольд похлопал Зайца по крупу — Знает мою доброту, знает что не откажу, — он порылся в мешке, выташил краснобокое пахучее яблоко, обтёр о жилет — Вот тебе лакомство, — Гном быстро обгрыз яблоко и сунул огрызок Зайцу в рот, а тот проглотил угощение не жуя.

— Что нужно сказать? — спросил Кобольд.

— Спасибо, начальнику, за счастливую старость! — пропыхтел Заяц.

— Эх, Косой, — вздохнул Гном — злоупотребляешь ты моей добротой.

— Это ж Зайчик получается, сейчас, у вас, верблюд — корабль пустыни, — подметила Принцесса — а верблюды могут и колючками питаться.

— И то верно! — хлопнол себя по лбу гном — Чего же это я на тебя провиант трачу, когда вокруг колючек вволю.

Действительно, иссохщиеся, покрытые длинными колючками, кустарники, то и дело встречались путникам, особо густо разростаясь среди руин зданий. К одному, такому кусту Кобольд и направил Зайца и, когда, тот уткнулся в куст самой мордой, приказал:

— Жри колючки!

— Не извольте беспокоиться, — поморщился Заяц, осматривая предлагаемое угощение — я, пока, от вашего огрызка сыт.

— Не перечь! — прикрикнул Кобольд — Я тебе больше человеческую еду вскармливать не намерен, но не хочу, что бы ты у меня пал посреди путыни, на чём же я тогда ехать буду? Так что, давай, жри — насыщайся.

Заяц попытался укусить стебель, но больно уколов губы, фыркнул и одёрнул морду.

— Я — крепкий, — начал уверять он — я пустыню и натощак перейду.

— Ты что, супротив линии начальственной переть вздумал? — выразил предположение Кобольд.

— Никогда! — отверг порочное предположение Заяц и, распахнув пасть, впился в сухой стебель.

Длинные, острые шипы растения больно кололи слюнявые губы Зайца, вонзались в ему щёки, слёзы выступили на глазах у Зайца, но он продолжал есть колючку, раздиравшую до крови язык и нёбо. Жевать было невозможно, и Заяц, судорожным движением горла проглотил стебель целиком.

— Надеюсь переварится, — подумал он — а то, ведь, на выходе проблемно будет.

— Хватит! Фу! — одёрнул Заца гном — Ишь пристрастился как! А по-началу не хотел, глупый. Но переедать не стоит, ты и так еле тащишься, а с полным брюхом, вообще, до черепашьего ходу замедлишься. Но ты не печалься. Я, когда стану министром, каждый день тебя колючками кормить буду.

Заяц поблагодарил гнома за заботу, поцеловал милостиво подставленную руку начальника и они поехали дальше.

Перед путниками, как из раззвёрзнутой пасти, из земли торчал фундамент — остов некогда величественного строянеия, уничтоженого драконом.

Обходить фундамент заняло бы больше часа, и Принцесса решила его перелазить, она ухватившись руками за край, легко перескочила преграду.

— Э не, — сказал Кобольд — я так сигать не буду, иначе на что у меня подчинённый в наличии? Ну — ка, косой, давай с разбегу!

Гном вцепился Зайцу в уши, и пришпорил его пятками под худые бока. Заяц вздыбился, рванул, сделал три больших прыжка, и возле самого фундамета, рухнул на бок и захрипел.

— Эдак мы через преграду не переберёмся! — надул щёки Кобольд, продолжая сидеть на Зайце — Поднимайся, скотина, сколько можно прохлаждаться.

— Не, не. могу, — прошептал Заяц — мне нужно чуть — чуть отдохнуть.

Кобольд с недовольным видом слез с Зайца и проворчал через плечо:

— Ты у меня доиграешься, сокращу к такой-то матери, мне такие сотрудники не нужны.

Гном, нуклюже переставляя занемевшие, от долгого сидения ноги, подобрался к фундаменту.

— Давай руку! — Закатиглазка присела на фундамете и потянулась к Кобольду.

Он поднял над головой ручки и Принцесса, легко, как пушинку подняла его наверх, и перенесла на другую сторону, попутно ловко стащила верёвку с запястья Гнома, и обрела провиантный мешок.

— Нет! — заверещал Кобольд — Отдай! Это моё!

Но Принцесса не обращала никакого внимания на беснующегося у подножья Гнома. Она быстренько уничтожила всё съестное, что нашла в мешке, потом вывернула его наизнанку, проверяя нет ли там потайных карманов, и один, действительно нашёлся, там была фляга с водой.

— Воду-то, хоть, отдай! — взмолился Кобольд.

Бесполезно. Принцесса опорожнила флягу одним глотком, и бросила её гному, вслед за флягой был выброшен и мешок. Затем она перетащила обессилевщего Зайца, и сбросила его Кобольду под ноги.

— Смотри, что Из-за тебя случилось, слюнявый подонок! — Кобольд тряс перед мордой Зайца пустым мешком и флягой — А я тебя, ещё, баловал! Вот и разбаловался ты! Но ничего, я тебя приструню!.

— Прекращайте спорить, — попросила Принцесса — нужно идти, или вы хотите погибнуть тут от жажды?

— А тебе-то обезвоживание, теперь, не грозит, — огрызнулся гном.

— Ага, у меня запасик сделан, — кивнула Принцесса и погладила себя по животу.

Кобольд принялся поднимтать Зайца, сопровождая это дело пинками и зуботычинами. Наконец, измучаное животное встало на четыре лапы и Кобольд, кряхтя и ругаясь взобрался ему на спину.

— За мной! — вскомандовал он Закатиглазке и, задав Зайцу шенкелей, тронулся с места.

И, вновь, поплыл мимо путников унылый безжизненный пейзаж, разбавляемый встречающимися руинами строений древних зодчих, иногда это были огрызки, когда-то непреступных стен, иногда, засыпанные песком и камнями, глубоководные резервуары, им встретился, даже, целый монумент, сброшенный с постамента, он беспомощно лежал на боку, уже наполовину рассыпавшийся, жалобно тараща, лишённые зрачков, глаза, а ветры совершенно источили черты лица изваяния, сделав его идеально гладким и неузнаваемым.

— Что-то скучно едем, — Кобольд облизнул пересохщие губы — хоть бы радио послушать, что бы время быстрее шло.

— Может вам, ещё, центральное телевидение подать? — Принцесса задрав подол перскочила через груду кирпичей.

— Не надо, — отказался Кобольд — там всё одно и то же показывают, о том как нам сейчас хорошо, а завтра сделается ещё лучше, нудотина. А, вот, бы музычку какую весёлую послушать, это в самый раз.

— Боюсь, здесь, и сигнала-то нет, — предположила Принцесса.

— Пожалуй, — согласился гном, и вдруг радостно подпрыгнул — Косой, а — ну ка, спой нам что-нибудь задорное!

— Я не смогу, — жалобно простонал оседланный Заяц — в горле совсем пересохло.

— Не понял? — изумился Кобольд — Отказываешь в требовании вышестоящего руководителя, так что — ли?

Заяц натужно прокашлялся и затянул:

— Молодец! — подпрыгивая в такт песне, похвалил Зайца гном — Вот это мы культурно едем. Ты, главное, пой погромче, тренеруйся, — он погладил Зайца по голове — когда я буду на тебе по городу ездить все должны слышать, что у какого-то мудака музыка на всю орёт, а значит большая шишка!

И Заяц орал, что есть мочи, прорезая горячий воздух, фальшивым мотивом

Но нестерпимая дневная жара была не самым страшным испытанием в драконьих владениях, гораздо страшнее был, приходящий ей на смену, ночной холод, когда суховей сменялся ледяным ветром, пронизывающим до самых костей, а под утро, даже у Зайца на подбородке замерзали слюни. Потому как только, огромный солнечный диск наполовину спрятался за западным горизонтом, путешественники начали искать овраг поглубже, что бы, хоть как-то минимизировать ночной холод.

Как на зло попадались, только, мелкие ямки, а траншея, показавшаяся сначала пригодной для ночёвки, оказалась наполнена камнями, кирпичами и другим строительным мусаром.

— Смотрите, смотрите! — пропищал Заяц — Дым!

Действительно, шагах в двухстах, впереди, в небо поднималась тоненькая струйка сизого дыма, ярко выделявщегося в сумеречном небе.

— Дыма без огня не бывает, — Кобольд подул на озябшие руки, потом пришпорил Зайца и с криком — пошёл, залётный! — поскакал по ухабам, стремясь поскорее добраться до источника дыма.

— Ты бы так не спешил, — попыталась остановить гнома Принцесса — мы же не знаем кто там, вдруг это какие-то бандиты, или хуже того — милиция.

Но Кобольд не слушал Принцессу, а только сильнее пришпоривал Зайца, и тот летел со всех ног, Зайцу было абсолютно безразлично кто там у огня, главное было, что там его наконец расседлают, и можно будет забыться сном.

Солнце блеснуло последним алым лучом и скрылось, когда Заяц, потратив остаток сил, выбрался из очередного кратера, и они оказались на вытоптанной площадке, посреди которой, трепетал огонёк, но не просто так, а в старой — престарой печи — буржуйке, покрытой ржавчиной и сажей, из трубы печи валил тот самый дым, который и привёл их, а на печи стоял, закипая, чайник.

— Пррр!!! — осадил Кобольд своего скакуна, затем Заяц лёг на живот, что бы гному было не высоко спешиваться. Кобольд слез, щёлкнул Зайца по носу, и не теряя времени направился к печи.

Внезапно, гном заметил, что слева от печи, в низком деревянном кресле, сидит человек, заслонка печи была открыта, выупаская свет пламени, и кобольд хорошо разглядел незнакомца, у того было лицо бледно — воскового цвета, недельная щитина и задумчивый, обращённый в пустоту, взгляд. Ветер трепал длинные, нечёсанные кудри незнакомца, на затылке заткнутые под длинный шарф, трижды обмотанный вокруг худой шеи, и ниспадавший на острые торчащие колени, накрытые ветхим, дырявым как решето, пледом.

— Должно быть его печка, — подумал Кобольд, на секундочку притормозив, и понимая, что просто так подходить невежливо, сказал:

— Я — начальник! — и принялся растирать у, открытого окошка печи, озябщие руки.

На земле стояли две эмалированных кружки, обе с отбитым ушком. Кобольд взял одну из кружек, снял с печи чайник и стал наливать себе кипяток, а дабы оставаться в рамках приличия, опять сказал бессловестному хозяину:

— Я, начальник, мне всё можно.

Крутой кипяток мгновенно раскалил кружку и Кобольд, обжегшись, выпустил её из рук и иссохшая земля сразу впитала воду. Гном психанул и зашвырнул чайник в темноту.

— Чего же это вы чайниками бросаетесь? — к печи вышла Закатиглазка, она наблюдала за тем как примут Кобольда, и поняв, что опасности нет, появилась сама — Могли бы и чайку попить, а, теперь, где мы в потьмах чайник искать будем?

— Найдём, — сказал Кобольд и пнул носком растянувшегося у печи Зайца — Косой, иди чайник ищи.

Заяц, от усталости, мгновенно впавший в сонное забытье, одбрыкнулся и, было, перевернулся на другой бок, но Кобольд прошипел лишь одно слово:

— Сокращу.

Заяц, как ужаленный, подскочил и бросился в темноту на поиски чайника.

— А это кто? — Принцесса вздрогнула, заметив сидящего в кресле человека.

— Местный, наверное, — предположил Кобольд — я ему, уже, сказал, что я начальник, так что можешь делать что хочешь.

— Надо, хотя бы, с ним поздороваться, — Принцесса подошла к незнакомцу и, сделав лёгкий реверанс, представилась — я - Принцесса Закатиглазка, а, эти двое — Заяц и Кобольд.

— Какой, ещё, Кобольд? — возмутился, всё ещё греющий руки у огня гном — Я, для него, в первую очередь, господин начальник.

Ситуация показалась Принцессе не очень красивой, она смущённо пожала плечами и продолжила разговор с незнакомцем:

— Вы не подумайте, что мы через чур уж наглые, просто мы очень долго шли и сильно устали, и продрогли до костей.

— Отсуствие стыда у других, — внезапно перебил Принцессу незнакомец — удивляет, только, тех у кого он есть.

— Ловко подмечено, — согласилась Принцесса — а вы сам-то кто будите?

— Я — мудрец, — ответил незнакомец, почёсывая небритую щёку — и философ по призванию.

— Вот уж не знала, что философы живут в пустынях, — удивилась Принцесса.

— Если бы у них были деньги, они бы жили во дворцах, — парировал Философ.

— Ага, то есть вы безденежный философ, — усмехнулась Закатиглазка — чего же вы такой умный и при этом такой бедный?

— Ещё, старик Талейран, любил говаривать, — растягивая каждое слово произнёс Философ — что бы иметь много денег не нужно иметь много ума, а нужно, абсолютно, не иметь стыда.

— Опять вы о стыде, — Принцесса уселась напротив Философа в позе лотоса, и тепло буржуйки приятно ласкало ей спину — сами вы, что ли безгрешны?

— Я ум, честь, и совесть эпохи, — скромно охарактеризовал себя Философ.

— Жаль, что сама эпоха не знает, как ей с вами повезло, — с притворной грустью сказала Принцесса.

— Ты не знаешь о полезных бактериях живущих у тебя в кишечнике, — Философ принялся неспешно перебирать дырочки в пледе — но тебе повезло, что они у тебя есть.

— Эй! — крикнул, обращаясь к Принцессе, Кобольд, которому Заец поднёс найденный чайник — скажи этому треплу, пусть нам воды даст, для кипятка. А лучше водочки!

Философ взглядом указал подбежавшему с чайником Зайцу на жестяное ведро, рядом с кучей угля, до половины наполненное, грязноватого цвета, водой, и Заяц зачерпнул от туда полный чайник.

— Если у вас есть что-либо спиртное, — сказала Философу Принцесса — лучше отдайте по-хорошему, тогда он, — она покосилась на гнома — напьётся и уснёт, к вашему же спокойствию.

— Моё материальное состояние, — Философ выставил из дырки в пледе большой палец — идентично состоянию моего здоровья.

— У него нет водки! — крикнула через плечо Закатиглазка.

Кобольд насупился, и дал хорошего леща, хлопочушему возле чайника Зайцу.

— А вы к какой философской школе принадлежите? — продолжала допрашивать Философа Принцесса — Стоицизм или патристика, а может и то и другое, как схоластика? Хотя, дайте я сама угадаю, — Принцесса взяла у Зайца поднесённую им кружку с кипятком и сделав большой глоток продолжила — судя по вашему виду и вашей обстановке, и тому, что живёте вы в пустыне, как последняя скотина, да и по вашей нищите, вам это всё нравится, иначе зачем бы вы вели такое существование? А раз вы делаете, то что нравиться, значит получаете удовольствие, из всего выходит, что вы — гедонист.

— Надо же, — удивлённо произнёс Философ.

— Я с философией столкнулась в Королевстве Многоземельном, где мой супруг трудится на посту короля, — продолжала Принцесса — проблем Из-за этого словоблудия вышло, хоть, отбавляй. У нас один вице — адмирал, стал хвастать, что Канта не читал. Ну, что Королю было с этим делать? Пришлось адмирала орденом наградить, мол, молодец, нечего всякую белиберду читать. Так у нас тогда, чуть ли не вся армия подала рапорты на вручение наград, оказалось, что там никто и имени Канта не слыхал, не то что бы читать, и, подавай, им всем по ордену. Так знаете как мой премудрый муж разрешил этот вопрос? А очень умно, когда пришёл, очередной соискатель на награду, он приказал его расстрелять! И с тех пор у нас ни о какой философии никто не вспоминает, — Принцесса вновь пригубила кружку — А вы-то, сами, как к Канту относитесь?

— Не знаком, — ответил Философ.

— Что же вы за философ, если Канта не читали? — удивилась Принцесса.

Философ подпёр подбородок кулаком и ответил:

— Философ не тот, кто изучает чужое ученье, а тот кто создаёт своё.

— Позвольте, тогда, поинтересоваться, в чём состоит ваше ученье?

— Я его, ещё, не разработал.

— Вот так — так! — возмутилась Закатиглазка — Чужих учений вы не знаете, своего, ещё, не разработали, какой же вы тогда философ?

— Разве строителем считается, только, тот кто возвёл дом? — налетевший порыв ветра чуть не сорвал плед с колен Философа — Или же, уже, тот, кто положил первый кирпич имеет право на это гордое звание?

— Какой же вы, всё — таки, нудный, — призналась Принцесса.

Философ пропустил эти слова мимо ушей, и прокашлявшись сказал:

— Вы сказали, что ваш муж — Король, а значит вы — королева?

— Нет, — покачала головой Закатиглазка — мне муж не разрешил быть королевой, что бы не зазнавалась, потому я так и остаюсь принцессой.

— Это не столь существенно, — продолжил Философ — известно ли вам, что прибавляет славы любому правлению? Это те великие мыслители, которые зародились и раскрылись, благодаря королевской воле и покровительству. Мудрым слывёт монарх приблизивший к себе философа. Вспомните, хотя бы, Вольтера, только состоящий с ним в личной переписке правитель мог претендовать на звание образованного. Наличие великого мудреца при дворе, снискает уважение соседей и почтение народа.

— О народе, мой сердечный супруг всегда печёться, — припомнила Принцесса — иные правители склоны презрительно отзываться о своих подданных, но Король Многоземельный, на общественных собраниях, постоянно восхищается, тем как наш народ умён.

— Очень подозрительны мне те, кто говорит народу, что он умён, — грустно сказал Философ, расстроенный тем, что Закатиглазка, то ли нечаянно, то ли умышленно, не заметила его намёка — но больше них, мне подозрительны, те кто обещает народу трудиться ради его блага.

Согревщий нутро кипятком, Кобольд, размереной походкой подошёл к Закатиглазке с Философоом и, тоже, вступил в диспут:

— У тебя есть что пожрать? — спросил он у пустынного мудреца, и запустив кривой толстый палец в волосатую ноздрю, добавил — Не отдашь добром, я тебя пытать буду.

— Если прожил, хоть одни, сутки, — сказал в ответ Философ — глупо всю жизнь удивляться смене дня и ночи. А если встречал грабителя, глупо надеяться, что он единственный. Ничто не ново.

— Чего?! — Кобольд схватил Философа за край шарфа и притянул к себе, злобно заглядывая налитыми кровью глазками в глаза визави.

— Я ничего не храню, — затараторил на понятном языке Философ — всё что нахожу сразу употребляю!

— Вот гад! — проворчал гном, и, ещё, сильнее натянув шарф, сказал — Вали с кресла, я в нём ночевать буду, — и резким движением вышвырнул Философа из насиженного места — Как ты, паскуда, вообще, смеешь сидеть в присутствии начальства!

Философ полетел кубарем, перевернулся через голову и растянулся на животе. Так он немного полежал, вздыхая и что-то обдумывая, потом перевернулся на спину, подложил край шарфа под голову и стал наблюдать звёзды, размышляя о непостоянстве местоприбывания личности во вселенной, неотвратимость коего процесса, он только что познал эмперическим путём.

Заяц, уже, давно спал, пуская слюни себе под щёку, Кобольд развалился в трофейном кресле, оглашая богатырским храпом окрестности, а Принцесса, улягшись на бок, открыла медальон с портретом Короля Многоземельного, поцеловала на ночь рисунок, и зажав его в кулачке смежила глаза, переживая, не сильно ли скучает по ней ненаглядный.

И переживала не зря, ненаглядный скучал неописуемо.

Далеко — далеко, в Королевстве Многоземельном, в королевском дворце, только отгремел бал, завершённый салютом из сорока орудий. Король, наплясавшийся до упаду, уже выгнал гостей, и сидел на троне, отпаривая натруженные ноги в тазу. И обводя взглядом оставшийся после празднества бедлам, тосковал по супруге. Кто же, теперь, будет приводить дворец в порядок? Кто выстрирает и повесит батистовые шторы на которых катался король, забираясь до самого карниза, и перепрыгивая с одной шторы на другую, кто починит дубовый паркет и отмоет его, кто заменит набойки на королевских сапогах? Ах, некому это сделать, и Король погрузился в уныние.

— Как она посмела уйти и бросить всё? — задало само себе вопрос Его Величество, и недолго думая решил — Как вернётся, высеку, в назидание.

Уголь в печи дотлевал, реагируя, пунцовыми отсветами, на порывы ветра, врывавщиеся в приоткрытое окошко буржуйки.

Темнота обволокла спящих и, пребывающего в высоких думах, Философа.

Принцесса стала просыпаться от того, что в глазах побелело от яркого света, сквозь сон она почувствовала, чьё-то нежное прикосновение к своему плечу, и мелодичный голос позвал:

— Закатиглазка, проснись.

Звук голоса резанул по слуху Принцессы, она узнала бы его и через сто лет, настолько отвратетелен он ей был.

Принцесса сбросила руку с плеча, и села прикрывая рукой глаза, которым было больно смотреть на яркий свет, после ночной мглы.

— Здравствуй, крестница, — сказала Фея — Крёстная.

— Шо надо! — ответила Принцесса самым вежливым тоном, делая сильный акцент на звуке Ш.

— Мир полнится слухом, что ты отправилась сразить дракона, — в этот раз Фея была в голубом платье с высоким вырезом, тонкую щиколотку обвивал золотой браслет в виде змейки с изумрудными глазами, а в белых локонах сияла бриллиантовая заколка.

— Вот корова, — подумала Закатиглазка — небось по три раза на дню наряды меняет, но вслух сказала:

— А ты больше сплетни собирай, ещё и не такого наслушаешься.

— А зачем, тогда, вы забрались в драконьи владения? — спросила удивлённая Фея.

— Я тебя, хоть раз, выспрашивала о твоих делах?! — в голосе Принцессы раздались истеричные нотки.

Но тут свет, исходивщий от Феи, разбудил Кобольда. На какую-то секунду он замер в кресле, не веря своим глазам, затем, по-молодецки, спрыгнул на землю, упёр руки в боки, выпятил грудь, деловито прищёлкнул языком.

— Всё — таки нашла меня, — Гном аж зарделся от осознания собственной притягательности — ишь не вытерпела. — он, с важным видом, подошёл к беседующим крестнице и крёстной, а так как Фея почему-то, не только, не завизжала от радости, при его приблежении, но даже, как — будто, не замечала объект своих вожделений, он дёрнул её за подол платья, а когда она опустила взгляд на него, оскалился в соблазнительной улыбке.

— Ты что делаешь?! — внезапно обозлилась на гнома Фея — Это платье стоит, десяти тысяч таких как ты! А ты его немытыми ручонками мацаешь!

Кобольд стоял как ошпаренный, не понимая отчего Фея, вместо того, что бы броситься на него с поцелуями, нагрубила, и продолжает игнорировать, столь важную персону. Но пораскинув мозгами, он догадался, что она, приняла решение скрывать свои и чувства и не давать им волю прилюдно. Что ж, пока, он согласен простить ей этот каприз.

А Фея всё продолжала безуспешные попытки добиться от крестницы ответа на свой вопрос.

— Ночью, в холод и голод, — Фея эмоционально жестикулировала — ты находишься в этих краях, не в туристических же целях?!

— Пятый раз повторяю, — как заезженную пластинку твердила Принцесса — не о каком драконе, я никогда не слыхала, соответственно, никакого золота он у меня не похищал, и никакго убийства я не планирую.

— Как же не планируешь! — изумился Кобольд, чем, наконец, привлёк к себе внимание — Ты же сама меня умоляла отвести тебя в логово дракона, ты мне за это министерскую должность посулила! Ты, ещё, божилась, что растерзаешь змеюку.

Принцесса взглянула на Кобольда с немым укором.

— Ага! — обрадованно воскликнула Фея — Значит имеешь намерение расправиться с драконом!

— Ладно, — вяло согласилась Закатиглазка — ты меня раскусила, но, даже, не надейся меня отговорить.

— Наоборот, — улыбнулась Фея — я хочу тебе помочь!

И, тут, в очередной раз, разговор крёстной с крестницей был прерван.

— Как я рад вас видеть, моя богиня! — Заяц обтирая от слюней подбородок, расшаркивался перед ночной гостьей — Смею высказать уверенность, что целью вашего, столь позднего, визита является моя особа, — он взял Фею за руку и принялся обцеловывать ей кончики пальцев, обильно перепачкивая их слюной.

Кобольд аж побагровел от гнева, его короткий крысиный хвостик захлестал по бокам, как у взбешённой пантеры.

— Что здесь делает конь? — прошипел гном, даже, не оборачивась к Зайцу, хотя, вопрос был адресован, явно, ему.

Но Зайцу было не того, он, уже, захватил вторую руку обескураженной от такой фамильярности Феи, и перебирая её пальчики, ворковал что-то романтическое.

Терпение Кобольда лопнуло, он разорвал сомкнутые руки.

— Ты, вьючное животное, что здесь делаешь? — гном задыхался от ярости.

С глаз Зайца спала амурная пелена, а вместно неё предстало безобразная рожа начальника.

— Я же это. — запинаясь, пытался оправдаться Заяц — шум услыхал, испугался, что вас разбудят, вот и прибежал сказать, что бы тишину соблюдали, когда начальник спит.

— Быстро в стойло! — через губу промолвил гном.

У Зайца от обиды аж слёзы выступили на глазах, но он утёр их, и побрёл на своё место, где в пыли, он вырыл маленькую ямку для сна.

Принцесса, уже, стояла перед крёстной во весь рост, сон у неё окончательно улетучился, и ей хотелось одного, как можно скорее спровадить незванную гостью.

— И как ты планируешь мне помогать? — Принцесса выбрала из кучи угля, три увесистых куска, и загрузила их в угасающую печь.

— А чем ты намереваешься сразить чудовище? — задала наводящий вопрос Фея.

— Мне главное с ним встретиться, — Закатиглазка раздувала огонь в печи — а там буду импровизировать. Что-то да придумаю.

— Ты затеяла серьёзное предприятие, и относится к нему нужно со всей ответственностью. Дракон — зверь опасный.

— Он не зверь, он — пресмыкающееся, — поправила крёстную Закатиглазка.

— Главное, что он очень опасен, — продолжала увещевать Фея — и негоже идти на него с голыми руками, да и облачение у тебя не то, что бы от дракона защитить.

— Ну не всем же разряжаться как кукла Барби, — Принцесса помешивала куском тонкой арматуры, служивщим кочергой, раскалённые угли в печи.

Фея тяжело вздохнула, оттолкнула Кобольда, пытавшегося приобнять её за коленку, и произнесла повелительным тоном:

— Встань, дитя!

— Чего — чего? — Закатиглазка неохотно оторвалась от печи, медлено встала, поигрывая арматурой.

Фея звонко щёлкнула пальцами, и в них оказалась коротенькая лакированная палочка с рубиновой звёздочкой, она легонько коснулась палочкой арматурины в руках Принцессы — вспышка света прорезала тьму и рассыпалась серебряными искрами, а ржавая железяка в руке Принцессы превратилась в двуручный меч — цвайхандер, с двойной гардой и длиной на голову больше самой Принцессы.

Закатиглазка потрогала лезвие меча.

— Почему он такой тупой и ржавый? — спросила она у Крёстной — Это как же я им буду дракона убивать?

— Этот скот слишком сладко жил, пусть, теперь, и помучается, — ответила Фея и сверкнула белоснежной улыбкой — но этого, ещё, не достаточно для победы. Я одариваю тебя Белым доспехом! — Фея легонько коснулась палочкой плеча Принцессы, опять дождём рассыпались серебряные искры, и Закатиглазка оказалась в полном боевом облачении, вернее от самой Закатиглазки, остались видны одни ступни в пынеступах, всё остальное было скрыто под горой блестящего металла: шлем «воробьиный клюв», наплечники, нагрудник с напузником, наручи, тяжёлые стальные рукавицы, поножи, наголенники — весь набор.

Отяжелевщей рукой Принцесса вогнала меч остриём в землю, где он несколько раз покачнувшись замер, и подняла забрало шлема.

— Чего ты от меня хочешь за это? — спросила она у Крёстной.

— Того чего и ты, смерти дракона, — Фея оглядывала Закатиглазку со всех сторон, проверяя цельность доспеха — если эту сволочь не остановить, он в конце — концов захапает всё, а что не захапает, то уничтожит, и для меня ничего не останется.

— Поняла, — Принцесса попыталась кивнуть, но шейная защита чётко фиксировала голову на месте — это у вас внутривидовой дарвинизм, кормовая база постоянно сокращается, и один из хищников должен погибнуть.

— Фи! — отмахнулась ручкой Фея — Как же вульгарно это у тебя звучит. Нет это победа прекрасного над ужасным, красоты над безобразием, прелестного над отвратительным.

— Хватит, — перебила Фею Принцесса — ишь заладила, всё цены себе не сложишь. Если, ещё, что-то надо, говори, а то до утра не далеко, а я хочу, ещё, всхрапнуть маленько.

— Да, есть ещё одна маленькая просьба, — Фея захлопала ресницами — будь так любезна, верни пынеступы, моя бедная сестра так страдает без них, и возможно, если я ей их верну, это послужит поводом к нашему примирению.

— Вот же ты дура! — Принцесса обстукивала нагрудник, наслаждаясь глухим металическим звуком — Если бы я так легко расставалась с добычей, то никогда бы мне не заполучить такого мужа как Король Многоземельный. Так что ничего я никому не отдам.

— Очень жаль, — грустно произнесла Фея-тогда придётся вернуть всё то, что я тебе дала.

— Вот ты какая! — сорвалась на крик Принцесса — Я так и знала! Так и знала! Но ты, опять, просчиталась! Ничего я тебе не верну! Подарки не отдарки! — Принцесса хотела скрутить скупой Крёсной фигу, но стальная рукавица не дала сложить пальцы.

Фея, ошарашенно глядела на Принцессу, не зная, что и сказать ей в ответ на столь категорический отказ. Но Закатиглазка, внезапно, сама нашла выход из ситуации, в пользу обеих сторон.

— Я могу предложить тебе кое — что получше, — Принцесса лукаво сощурилась.

— Что же это? — ранодушным голосом спросила Фея, уверенная, что ничего путнего ей не предложат.

— А вот иди сюда, — и Принцесса увлекла за собой Фею.

Они подошли к мирно спящему Философу, взявшему короткий отдых от размышлений о сущности познания. Ветер перебрасывал края его шарфа из стороны в сторону, ладони Философ спрятал подмышки, скрестив руки на груди, худые ноги, практически, скрутились в косичку, пытаясь сохранять тепло. Таким образом, даже, в спящем состоянии, этот индивид, имел вдумчивый вид, по крайней мере, на этом настаивала Закатиглазка.

— Ты посмотри каков! — нахваливала Закатиглазка спящего — Но гланое, умён, до безумства. Великий Философ. Что ему не скажи, он это со всех сторон обдумает, и выскажет какое-нибудь толкование. Может рассуждать на любые темы, даже, те в которых ничего не смыслит. Так что, бери, от сердца отрываю!

— Здался он мне? — скривилась Фея — Был у меня когда-то философ, и пока все подружки на Канарах отдыхали, да по Венеции в гондолах катались, я от него в хрущовской однушке, про расширение границ самоосознания слушала.

— Да я не тебе, — нетерпеливо разъяснила Принцесса — Это для твоей сестры будет.

— Ах, ну если не мне, — успокоилась фея-то, конечно, сгодится. Но, он-то, сам, согласится ли? Пока, что мне таких не встречалось.

— А куда он денется! — Принцесса наклонилась, гремя латами, схватила Философа за шиворот, и встряхнула как следует.

— По что тревожите мой разум, замутнённый грёзой? — прочмакал спросонья Философ.

— Послушай, Мудрец, — Закатиглазка зашептала Философу в самое ухо — ты, уже, столько сделал для развития философской мысли, что можно смело давать тебе звание величайшего мыслителя современности, но меж тем, силой мысли ход времени не остановить.

— Не остановить, — признал Философ — но замедлить, возможно, главное, абсолютно ничего не делать, ни малейшего движения, потому-то я и на роботу не спешу устраиваться, и таким образом поток времени замедляет ход, а там, вполне возможно, что при условии совершенствования понимания сознания вне материи, а времени как условности самоограничения сознания, и отвергая их, прийти к состоянию бесконечного и вездесущего Я, которое.

— Да заткнись ты! — Принцесса, ещё, раз встряхнула отшельника — Я сейчас не об этом. Я о том, что пора остепенится. Я, тут, тебе невесту подыскала, не бесприданницу, жильём обеспеченна, не капризна и не переборчива, будешь у неё как за каменной стеной, отъешься на домашних харчах, и будешь на собственной жилплощади разводить свои философии, может, какой-нибудь трактат накрапаешь, а она, невеста твоя, женщина обеспеченная, оплатит издательству, и тебя, наконец, напечатают. Ну как, готов ты жениться?

Философ, слегка щурясь перевёл взгляд на Фею, которая вся изнывала от нетерпения, ожидая ответа. Мудрец — отшельник внимательно оглядел Фею с ног до головы, повернулся, опять, к Принцессе и произнёс:

— Я полагаю промедление в этом вопросе — архипреступно!

— Вот и договорились! — Принцесса подняла Философа как котёнка и поставив на ноги, стряхнула с него пыль. Затем она подошла к стоящей в двух шагах от них Фее.

— Дело сделано, — сказала крёстной Закатиглазка — молодой согласен, осталось дело за невестой.

— Сейчас я её призову, — глаза Феи светились от радости.

Она начертила волшебной палочкой на земле пентограмму, затем подняла руки к небу и произнесла заклинание:

— Tatre rop a mis trobeen hassan sobar sum!

От звука этих слов у Философа похолодело в затылке, а Кобольд от страха, залез в кресло и с головой накрылся пледом.

Ветер задул с удесятерённой силой, переходя в пронзительный вой, свинцовые, тёмные тучи сгрудились, над лагерем.

Внезапно, из пентаграммы, в небо, вырвался столб пламени, озаривщий окрестности на много миль вокруг, а из огня, выпрыгнула Козлиная Ведьма, на голове у неё был надет убор из перьев сине — жёлтого ара, украшенный козлиным черепом с загнутыми рогами, в левой руке был зажат ритуальный кинжал для жертвоприношений, с извивающимся как змея лезвием, а в правой полупустая глиняная чашка, из которой свисала нить чайного пакетика.

— Кто дерзнул призвать меня! — прогремел раскатистый голос — Три часа ночи! Люди вы совсем охренели?! Я же вывесила график, там ясно указано, что у меня приём, исключительно, в первый вторник, третьего месяца, в високосный год!

Ведьма поправила сползший на глаза козлиный череп, и осмотревшись, первой заметила Фею.

— А, это ты! — обозлилась она — Что, опять, выгулялась до трёх ночи, а теперь решила с сестрой увидиться?

— Выслушай меня, сестрица, — Фея сложила руки как ангелочек — Мы тут.

— Кто мы?! — Ведьма резко обернулась и увидела Принцессу, поначалу она замешкалась, но разглядев на ногах Закатиглазки пынеступы узнала вражину — Ага! Так вы решили вдвоём против меня! Ну давайте попробуйте! — и она швырнула чашку с недопитым чаем в Принцессу, но та успела захлопнуть забрало шлема, о которое и разбилась чашка, обрызгав доспехи чаем с бергамотом.

— Что ты, возлюбленная моя сестрица, — принялась успокаивать Ведьму Фея — не на смертный бой мы тебя позвали, нет! Всё наоборот! Радость пришла откуда не ждали!

— Из Пхеньяна что — ли? — предположила, теперь уже, заинтригованая Ведьма.

— Жених к тебе сватается! — Фея взяла сестру за руку и указала ей на Философа — Руки твоей добивается!

— Прямо таки и добивается? — проборматала обескураженная Ведьма.

— Просто алчет, — подтвердила Закатиглазка, и взглянув на перепуганого отшельника, стоявщего с выпученными глазами и отвисшей челюстью, добавила — Вожделеет!

— Это какая-то ошибка, — еле слышно сказал Философ, от стараха у него свело гортань, и на более громкий звук он был не способен.

— Что он сказал? — спросила, не разобравшая ни слова Ведьма.

— Говорит, что так влюблён в тебя, — озвучила Философа Закатиглазка — что боится до свадьбы не дотерпит, мол, доведёшь ты его до греха.

— Это ничего страшного, — хихикнула Ведьма — мы люди современные, без предрассудков. Так что нечего ему бояться.

— Видишь как всё удачно сложилось, — сказала принцесса Философу — ну давай, иди поцелуй молодую, не робей.

Философ, только, беззвучно открывал рот, как рыба вытащенная на берег. А потом, издал носом свист и рухнул как подкошенный лишившись чувств.

— Перевозбудился, — констатировала Принцесса.

— Скорее забирай своего жениха, — подсказала сестре Фея — пока кто-нибудь другой не подобрал.

Ведьма подхватила Философа на руки и посмотрела на него.

У отшельника вывалился на бок язык, небритое лицо было в грязи и пыли, нос, разбитый при падении, забился, от чего протяжно хрюкал при выдохе.

— Какой красавчик! — восхитилась Ведьма.

Молодая, неся своего жениха, вернулась в центр пентограммы.

— Жду тебя на свадьбе, — улыбнулась Ведьма Фее, а та обняла сестру и поцеловала в дряблую щёку.

— Я могу считать, что пынеступы тебе больше не нужны? — спросила у Ведьмы Принцесса.

— Можешь себе оставить. Дарю. Они волшебные, лечат скалиоз и плоскостопие, — Ведьма никак не могла налюбоваться на своего суженного — а я, теперь, с козлиной магией завяжу наглухо. Мне некогда теперь, мне за мужем следить надо будет. Что бы не пил, не курил, не бездельничал, что бы носки стирал и посуду мыл, — она взмахнула головой и сбросила козлиный череп на землю.

Из пентограммы, где стояла Ведьма, вырвался сноп пламени, и тот час же исчез, а с ним исчезли и молодые, испарилась и сама пентограмма.

— Надеюсь больше я тебе ничего за подарки не должна? — спросила у Феи Принцесса.

— Наоборот, — Фея была на седьмом небе от радости — ты так меня осчастливила, что и сравнить не с чем! Разве что когда мне подарили Бентли кабриолет. Тогда, конечно, поприятней было. Сама понимаешь.

— Если честно, я тебя совсем не понимаю, — созналась Принцесса.

— Это потому, что ты, ещё, слишком юна. Хотя эти прописные истины нужно с отрочества знать, — с материнской нежностью отметила Фея — Но, как бы то ни было, я хочу сделать тебе ещё один подарок.

— Надеюсь в этот раз, без каких либо дополнительных условий?

— Разве, только, с тем, что ты обязательно убьёшь дракона, — рассмеялась Фея — отсечёшь ему голову и отдашь мне, хочу её в гостиной на стену повесить, рядом с головой первого мужа. Второго, третьего и четвёртого.

— Знатная у тебя коллекция, — похвалила крёстную Принцесса.

— Сначала занимательно, — согласилась Фея — но, уже, после тридцатой головы, это занятие наскучивает, хотя, надо же как-то развлекаться.

Фея взяла левую руку Принцессы закованную в железную рукавицу своими нежными, унизанными перстнями, пальчиками коснулась палочкой металла, и на руке Зактиглазки материализовался щит миндалевидной формы, обтянутый кожей и стянутый стальными полосами, на внешней стороне был изображён пышный бутон белой розы на алом поле.

— Это мой герб, — Фея провела отполированным ноготком по выпуклому лепестку нарисованной розы — гордо неси его в бою!

— Афигеть не встать! — Принцесса развернула щит гербом к себе — Прямо, только, об этом и мечтала, с твоим гербом носится.

— Прощай, дитя, — Фея помахала крестнице ажурным батистовым платочком, сжатым меж кончиков длинных, расписанных дивным узором, нарощенных ноготков — успехов тебе на ратном поприще. Лёгкой победы. — и Фея исчезла, а на её месте остались, кружащиеся, как снежные хлопья, лепестки белых роз.

— Иди ты в пень!. — пожелала напоследок крёстной Принцесса.