Джулио Леони «Закон тени»

Посвящается Анне

Смерть — это не насовсем.

Высказывание, приписываемое Пико делла Мирандоле

Наклонившись над кассой[1], человек достал из внутреннего отделения крошечную металлическую деталь, внимательно ее оглядел, поднеся к висящей над головой лампе, и аккуратно вложил в деревянное углубление. Потом посмотрел, что получилось, и взял следующую деталь[2].

Так, в полной тишине, сидел он часами над этими углублениями, повинуясь правилам только ему известного ритуала. Колеса машины за его спиной ожидали момента, чтобы вызвать к жизни историю, которая беззвучно разворачивалась на столе, и повторить ее бесконечным эхом.

Вдруг что-то его остановило. Неизвестно откуда появились две руки, потом еще две. Не в силах хоть как-то отреагировать, он почувствовал, что его куда-то волокут, голова свесилась вперед, а щека прижалась к талеру[3]. Человека обдало холодом, лоб тут же покрылся испариной. Пресс над головой со звоном пришел в движение.

— Кто вы… Что… — сипло вырвалось из горла, сдавленного пальцами нападавшего.

Человек с ужасом ощутил, как ухо больно царапнула верхняя часть печатной машины, которая зажала ему голову, не давая пошевелиться. Давление чуть ослабло. Теперь бедняга мог говорить. Но в парализованном страхом мозгу слова не складывались, и получалось только несвязное бормотание.

Его ослепило пламя факела.

— Что вы делаете… — только и смог произнести наборщик, а потом голос осекся, и слова перешли в стон.

— Ты слишком много видел, — услышал он за спиной чей-то неожиданно нежный шепот.

Может, сострадание в чужом голосе почудилось ему от страха? Он отчаянно царапал руками пресс, а в щеку ему впивались десятки острых иголок.

Механизм над головой снова взвизгнул. И когда с глухим треском ему расплющило челюсти, по телу прошла судорога. На талер изо рта хлынула кровь. В последнюю секунду ему показалось, что чей-то голос приказал: «Поджигайте!» — а потом звуки и боль слились в яркую вспышку, и все погасло.


Один из ворвавшихся в комнату воткнул факел в стопку сложенных в углу листков. Помещение на секунду погрузилось во мрак, но пламя быстро одолело бумагу и поднялось высокими языками. Человек схватил старинную рукопись, в нерешительности погладил пальцами страницы и быстро швырнул ее в огонь.

— Ступай в ад, где тебе и надлежит находиться, — прошептал он себе под нос.

Потом, сделав знак остальным, которые, ухватившись за печатный станок, пытались перевернуть его, бросил:

— Оставьте все как есть. Скоро пламя станет видно снаружи, и тут появится множество любопытных!

Он перевернул кассу, высыпал ее содержимое на пол, и, не обращая внимания на скрип шрифта под подошвами сапог, двинулся к стопке рамок. Из-под плаща он достал палаш и несколькими сильными ударами перебил державшие их веревки. В считаные мгновения тщательная работа покойного рассыпалась дождем непонятных значков, словно Господь решил снова смешать человеческие языки.

Пламя постепенно охватывало все вокруг. От жара лопнуло стекло, и в комнату хлынул поток холодного воздуха: снаружи дула трамонтана[4]. Огонь затрещал, и на стенах, судорожно дергаясь, заплясали тени. Мастерская, еще недавно тихая и пустая, теперь представляла собой фантасмагорию горящих лохмотьев, которые гнал кверху раскаленный воздух.

И на мгновение показалось, что мертвец с раздавленной прессом головой и скрюченными в агонии руками пошевелился, словно пытаясь схватить один из разбросанных вокруг листков и облечь в смысл те непостижимые для понимания слова, что шептал ему на ухо стоящий перед ним на коленях ангел отчаяния.

Загрузка...