На белой дороге

Он поднимался по бесконечной извилистой тропе. Под ногами внахлест, как змеиная чешуя, лежали плоские беловатые камни. В просветах между ними выглядывала трава, укоренившаяся там с незапамятных времен. Она не давала идти, любовно хватая за лодыжки мириадами цепких пальчиков.

Временами он улавливал идущее откуда-то снизу бормотание, диалог двух невидимых существ. Кто-то пытался с ним заговорить, но значение слов ускользало: голова превратилась в решето, не способное ничего удержать. Он слышал только непонятные звуки странного языка, вернувшегося к своему первоначальному состоянию, к крикам протеста против жестокости богов, управлявших этой долиной.

Ибо это было царство мертвых. Где все исчезает.

Он очень устал, словно проделал уже долгий путь. А вот когда пустился в этот путь, сказать бы не смог. Хотя был уверен, что впереди кто-то идет: на поворотах тропы возникала и сразу исчезала какая-то тень. Он изо всех сил старался ее догнать, но она все время куда-то девалась, и выходило, что расстояние между ними непреодолимо.

Дорога сделала последний поворот, стала прямой как стрела и привела его к огромной пирамиде с двустворчатыми бронзовыми воротами. Теперь он наконец смог разглядеть фигуру, которая шла впереди. К воротам и дракону, охранявшему их, отважно подходил человек с благородными чертами лица.

Он торжественно поднес руку ко лбу чудовища и что-то сказал. Слова сорвались с раскрытых губ, как раскаты грома. От этого невиданного голоса земля задрожала под ногами, а пирамида заходила ходуном. Ворота зашатались на петлях и с грохотом рухнули на землю. Человек обернулся и позвал его за собой.


Пико с трудом открыл глаза и тут же зажмурился, застонав от боли. Голова кружилась. Он оперся на руки и пытался остановить вихрь, в котором неслась перед ним комната.

Он понял, что лежит на полу. По мере того как замедлялось кружение комнаты, нарастала жгучая боль в затылке. Наверное, его чем-то ударили. Шатаясь и стиснув зубы от напряжения, он попытался схватиться за край стола и подняться на ноги. Мозг силился восстановить последнее, что запомнилось: голос Менахема, который говорил… А где же сам Менахем?

В маленькое окошко проникал дневной свет. Наверное, с того момента, как Пико потерял сознание, прошло несколько часов. Света было достаточно, чтобы ориентироваться в тесной комнатке. Его тусклый луч безжалостно высветил распростертое на полу безжизненное тело. Еврей лежал совсем недалеко от Пико.

Он ушел к тем теням, которых в гордыне своей пытался вызвать. Юноша наклонился над телом и с горечью подумал, что Менахема столкнули в царство мертвых с той же жестокостью, с какой отправили туда Фульдженте и печатника. На сюртуке еврея виднелся аккуратный надрез, края которого были чуть запачканы кровью. Из него торчала рукоятка кинжала. Один быстрый, точный удар! Менахем даже крикнуть не успел, а душа уже покинула тело.

Пико огляделся вокруг в надежде обнаружить какой-нибудь след, оставленный убийцей, но ничего не нашел. Тот, кто убил, не тронул в комнате ни одного предмета. Хрупкие стеклянные баночки в безупречном порядке стояли на полках шкафа. Книги и рукописи по-прежнему ждали прикосновения рук хозяина, и их, похоже, никто не трогал. Юноша готов был поклясться, что ничего не пропало.

Ничего, кроме жизни Менахема. Видимо, она и была нужна убийце, и больше ничего. Иначе он не оставил бы все на своих местах.

У Джованни снова закружилась голова. Он опустился на землю рядом с трупом. Заострившийся профиль еврея казался высеченным из мрамора. Борясь с приступом тошноты, Пико пытался понять, за что же того убили. Людей убивают либо за то, что они сделали, либо за то, что они знали. И почему ничего не взяли? Может, причиной смерти стала тайна? Менахем знал что-то такое, о чем нельзя никому рассказывать?

Комната перестала кружиться. Только теперь Пико отдал себе отчет, в какой опасности находится сам. Один, в доме убитого. С минуты на минуту кто угодно мог что-то заподозрить и постучать в дверь. Надо было уходить, и как можно скорее.


Превозмогая дурноту, юноша высунулся в дверь, чтобы проверить, не выставлен ли там пост. Ни души. Более того, никаких следов ночного рынка с его суматохой. Он осторожно выскользнул из дома и двинулся по переулку.

Шел он с трудом, втянув голову в плечи и надеясь, что никто не обратит внимания на его плащ, запачканный речной грязью. По счастью, пройдя несколько шагов, он очутился на маленькой площади среди знакомых развалин. Теперь он знал, где находится. Рядом был Пантеон и гостиница, которая казалась ему лучшим из убежищ.

На последних шагах к дому его снова бил сильный озноб. Зубы опять застучали, плащ ледяной коркой охватил тело, как будто на нем выросла вторая кожа. Из последних сил он поднялся по лестнице и рухнул на постель.

Джованни закрыл глаза, позволив телу качаться на волнах усталости, а сам погрузился в шумы, обрывки слов и впечатлений недавнего прошлого. Лежавшее рядом с ложем одеяло он натянул до самого подбородка в надежде хоть на миг спрятаться от окружающего мира.

По телу юноши заструилось тепло, и он почувствовал, как расслабляется и на него накатывает сон. Но хоровод мыслей не остановился, наоборот, закружился в голове еще живее. Что-то в его сознании отчаянно сопротивлялось сну, и он балансировал на грани забытья и реальности. Штурм башни, бегство по подземному ходу, остывшее тело Менахема — все эти образы мелькали перед ним, и фантазия смешивала их с другими, еще более яркими. С образами сказочного сияния красоты.

Как ни старался Пико отодвинуть на задний план видение совершенного женского тела, которым украдкой любовался в Сикстинской капелле, оно все равно всплывало в череде недавних событий. И его снова одолели сомнения: могла ли такая невероятная красота принадлежать ожившему трупу.

Тут в дверь постучали. Не успел он слова сказать, как в дверях появилась девица с накрашенным лицом. В руках она несла дымящуюся тарелку с едой.

— Отец велел принести вам поесть. Он хочет, чтобы вы были довольны нашим домом и путешествием.

Не дожидаясь ответа, девушка шагнула вперед, а за ней выглянула сестра, скромно стоявшая в тени. Младшая шла, чуть наклонившись вперед под тяжестью живота, который стал еще заметнее.

Пико прикоснулся к животу: в его теплом горбике уже угадывалось движение новой жизни, постепенно обретавшей форму. При виде этих двух несчастных девчушек ему вспомнилось противоречие между двумя великими функциями Венеры, о которых говорил еще Платон. Мощь Эроса тут была выражена драматически. Чтобы осуществить бесчисленные комбинации, необходимые для сохранения вида, природа избрала путь насилия и хаоса в желаниях. А в безупречном порядке, скрытом за стальным барьером неприступной красоты загадочной незнакомки, прятался недостижимый мир идей.

— Тебе правда ничего не хочется? — сказала старшая, взяв его руку и приложив ее к своей груди.

Пико помотал головой.

— Надо было у ведьмы травки попросить, чтобы охота вернулась, — проворчала она, и Пико рассмеялся.

Девица с разочарованным видом удалилась, таща за руку младшую.


Пико принялся за еду, рассуждая сам с собой.

Если у Альберти действительно была книга Гермеса, то кому она досталась после его смерти? Он от многих слышал о ней, но никто не знал, где она сейчас. Копия, находившаяся у Козимо, явно была не единственной. Существовала как минимум еще одна, но она погибла в доме печатника. Может, была и третья, и ею воспользовался тот, кто совершил ритуал… Джованни с силой тряхнул головой. Не иначе, лихорадка берет над ним верх, если он начал верить в эту ерунду. То, что в книге, которую Марсилио видел у Козимо, содержался именно ритуал Орфея, всего лишь предположение. И похоже, этой книгой никто не завладел. Никто даже не знает, как умер архитектор.

Пико вспомнил слова аббревиатора и захоронение в церкви Сант-Агостино. Несмотря на явные признаки лихорадки, после еды и короткого отдыха он почувствовал себя гораздо лучше. И тут ему пришла еще одна мысль. Он встал и отправился на поиски трактирщика.

Тот препирался с возчиком, который предлагал что-то купить, и цена вызвала жаркую дискуссию. Увидев подходящего Пико, трактирщик понизил голос, а возчик быстро отвернулся к стене, словно не хотел, чтобы его узнали. Пико сделал вид, что не обратил внимания на эту сцену, и спросил хозяина, где здесь церковь.

— Сант-Агостино? Недалеко. Замечательное место для укрепления духа и веры. Вы хорошо сделали, собравшись ее посетить на пути спасения, но момент выбрали неудачный.

— Почему?

— Тамошние монахи решили расширить заведение, — подмигнул трактирщик. — Они выпотрошили здание, как каплуна, и намереваются отделать его мрамором. Говорят, братья получили от Папы Сикста разрешение брать в Колизее травертин[69]. Хотите туда попасть? Перейдите Навонскую площадь вдоль, а в конце поверните направо, на улицу Тор-Сангвинья. И сразу ее увидите: там больше камнерезов, чем монахов.

Загрузка...